empeiriarationale

Торжество было в самом разгаре Громкоговоритель оповещал о начале церемонии открытия. Средь величественных павильонов сновали нервные художники, скульпторы и актёры, пытавшеся довести до идеала свои проекты. В этом году Бьеннале обосновалась в архитектурном центре Тейвата — Фонтейне. Каждые два года весь мир искусства окутывало необычайное предвкушение праздника и торжества. Одни могли представить своё новое, революционное видение проблемы, другие же возыметь представление о «высоком». Путь лежал через массивные ворота, колонны которых украшали пышные, слегка вычурные отутюженные ленты. Гостей приветствовал сам Гидро-дракон, оказывая почтение каждому. Дамы и господа отдавали пригласительные, стремясь обмолвиться с месье Невиллетом хоть парой словечек. В этом году Тейватская Бьеннале вызвала небывалый ажиотаж не только у ценителей искусства, но и у многих знаменитых учёных. Куратор торжества сообщил, что одной из самых главных тем современности можно назвать защиту и охрану артерий земли. Тема не оставила творцов равнодушными. На огромной площади расположились пять павильонов. Каждый регион подготовил невероятные представления. Здесь пять направлений искусства тесно переплетались с друг другом. Слева — артисты из Ли Юэ репетируют финальную версию танца. Танцоры облачились в национальные костюмы, дополняя представление игрой на бамбуковой флейте и барабанах. Напротив же расположился павильон Инадзумы, впервые за долгое время участвовавшей в выставке. Вход в павильон украшали цветы сакуры, рассыпанные вдоль красных дорог. По середине высилось полотно необычайных размеров. Художники терпеливо осматривали каждый сантиметр. Не осыпалась ли золотая поталь, не поехала ли краска от столь стремительных передвижений. — Восхитительно… — прошептал, вдохновленный Кавех на ухо Альбедо. — Дорогой мой, можешь мне не верить, но я сейчас на седьмом небе от счастья. Слышишь? Даже воздух здесь особенный! Проникает под кожу флюидами настоящей мудрости. Милый Альбедо, ты даже не представляешь, насколько я счастлив разделять с тобой это миг! Ты даже не представляешь, насколько я… — У тебя на лице буквально написано, что ты сейчас от радости рассыпешься на мириады частиц и отправишься гулять по планете в поисках смысла жизни, — смеётся Альбедо, из-за чего получает толчок локтем в бок. Негоже такие праздные разговоры вести на выставке мирового масштаба. — Где твои манеры Альбедо? Тебя выбрали в качестве одного из художников-представителей целой страны! Страны! Я уже в тысячный раз сообщаю тебе, насколько сильно мне хочется быть на твоём месте, а не в качестве группы поддержки. Но вот увидишь, сегодня я обязательно поинтересуюсь у кого-то из достопочтенных умов, чем им так не приглянулся мой проект! О, а там Мондштат и Сумеру, пойдем посмотрим! Павильон прославленного города свободы занимал, пожалуй, самую маленькую площадь, но это не делало его менее привлекательным для гостей. На импровизированной сцене артисты сидели в одном большом кругу, рассказывая друг другу истории, пока до них не доходила очередь исполнить арию. Мондштат был одним из тех регионов, который не стеснялся пробовать себя в новых жанрах. И им это удавалось. Трудолюбие людей — главная ценность государства. Артисты сидели вокруг голубого шара, олицетворявшего нить артерии земли. В один миг он становился красным, мелодия принимала тревожный оборот, арии становились тише, грустнее… В другой момент шар распылялся золотым цветом, а артисты дружным хором просили людей заботиться о природе. — А ведь вы могли бы и выиграть, — сказал Кавех. — Почему же могли, мы верно идём к победе! — запротестовал Альбедо — Дорогой мой, — сощурился Кавех, — представление по правде сделано на славу, но это не уровень Бьеннале. Не уровень. На выставках никто не рассматривает настоящее искусство кроме самих гостей. Жюри либо слишком субъективно, либо заранее оговоренный приз уже не изменишь. Мне уже ясно об этом сказали… День назад… Кавех неторопливо прогуливался по улицам Кур-де-Фонтейна. Люди, архитектура, мода… Если бы не обучение в академии, он бы точно согласился на переезд к матери. После засушливого воздуха и влажного климата, Фонтейн ощущался новым свежим глотком. Не зря гидро-регион. Горожане оглядывались на его «вычурный» наряд. Кто-то не сдерживал восхищения, кто-то не обращал внимания, но удивление выказывал. Кавех даже успел обговорить детали его костюма с несколькими модными домами, мимо коих лежал его путь. «Обязательно порекомендую вам моего поставщика» — отшучивался он, но в каждой шутке есть доля правды. Его приглашали быть моделью, дабы привнести «тропической свежести» в мир кринолина и жабо. Кому расскажи — не поверят, что всё это произошло за два часа. Радостный Кавех сверился с часами. Если не поторопиться — аукцион начнется без него! Аукционы — ещё одно новое хобби молодого человека. После одной прекрасной практики от профессора по истории искусств, Кавех искренне полюбил данные мероприятия. Профессор считает, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, как грызутся богатеи и аристократы за старинное добро. Конечно же, в более вежливой форме. Такие зрелища не только давали представление о предметах высокого начала, но показывали людей с разных сторон. Быть наблюдателем иногда не так уж и скучно. В большом, слегка душном зале собралась не только вся элита Фонтейна, но и купцы из заморских стран. Автор аукциона выбрал наилучший момент, нечего сказать. Кавех занял своё излюбленное место в углу. Данное место невероятно удобно. Не только видишь сцену, но и весь зрительский зал. По ощущениям, весь Фонтейн — одно большое представление, где главная фраза: «Шоу должно продолжаться!» — Дамы и господа, — начал аукционист, — Рад приветствовать вас на нашем небольшом празднике ценителей. Перейдем сразу к делу. Лот номер один… Кавех сидел со скучающим видом, наблюдая как расторопные богатеи стремятся отдать кругленькую сумму за кусок глины. Ведь они даже не понимают насколько сильно их дурят. Такому куску явно не пятьсот лет, и не родился он от рук мастера из Каэнриа’х. Максимум ему лет пять, да и обожгли его явно не аккуратно и с нетерпением. Приглашенным торговцем в этот раз выступала некая мадам Дори. Никто не знал, откуда она и кто, но по слухам сейчас она обосновалась в Сумеру и ведёт нелегальные сделки с некоторыми особенно важными персонами. Даже капсулы знаний неоднократно были в ее руках. — А по виду даже и не скажешь, — подумал Кавех. — По моему виду тоже не скажешь, что я всего лишь студент третьего курса Академии, а не знаменитая модель. Аукцион подходил к концу. Половина присутствующих, отдавших баснословные суммы за несколько безделушек, сидели с уставшим видом. Аукционист объявил последний лот. — Не может быть, — прошептал Кавех. Ему пришлось подняться с места, только бы увидеть данный предмет. На постаменте возвышалась неказистая ваза из синего фарфора, изготовленная, предположительно, в Ли Юэ. Предмет явно подвергался обработке… — Пятьсот тысяч моры — из первого ряда донёсся старческий голос. Почтенный господин, уверенный в своей безоговорочной победе уже было протянул руки к сокровищу, но… — Семьсот тысяч моры, — прервал его попытку голос из самого дальнего угла. Голос принадлежал молодому, привлекательному, но нелюдимому человеку. За весь аукцион он ни разу ещё не захотел выкупить что-либо. Словно ждал только эту вазу. Про себя Кавех похвалил его тонкий вкус и продолжил наблюдать за интересной баталией. Если ваза достанется этому старику, скупившему половину лотов, то явно будет замурована в древнем особняке. Философия Кавеха заключалась в том, что каждый человек достоин в своей жизни полюбоваться чем-то прекрасным. А прятать от людей национальное достояние просто эгоистично. Видимо, из-за этого он и отдал свою душу архитектуре. — Восемьсот тысяч моры, — старик не скрывал своего раздражения от внезапного появления столь настойчивого оппонента. Молодой господин лишь ответил на его выпад холодной улыбкой и стуком трости. — Миллион двести тысяч моры, — на это заявление старику было нечем ответить. Аукционист ударил молоточком и лот был продан. Кавех искренне радовался победе загадочного молодого человека, но в глубине души таилась коварная мысль, чтобы попросит его об одной маленькой услуге. Только бы не упустить из виду… Кавех поклонился присутствовавшим и стремительно удалился из зала, развязывая удушающий галстук. Нормы приличия лишь сковывают чувственную натуру. — Извините, господин… — окликнул молодого человека запыхавшийся Кавех. Незнакомец обернулся и с недоумением уставился на Кавеха. Столь пристальный взгляд его ничуть не смутил, и он продолжил: — Я лишь хотел узнать у вас, откуда такое чувство вкуса? Вы интересуетесь древними скульптурами и предметами? — Спешу ваш огорчить, но эта ваза… Не представляет для меня особой ценности. Я лишь хотел утереть нос тому господину, — в голове Кавеха агрессивно происходил мыслительный процесс. Отдать миллион с лишним моры за то, что не значит для покупателя ровным счётом ничего? А что, если пойти на авантюру? — Раз она всё равно для вас ничего не значит, может дадите мне ее осмотреть? Хочу убедиться в точности своего анализа. На аукционе объявили, что это ваза из белого фарфора, но никто не заострил внимания на иллюстрациях. — Хм, что же вы можете мне рассказать об этих иллюстрациях такого, чего не понять простому обывателю? — собеседник жестом пригласил Кавеха пройти в более уединённое место. Незнакомец узнал, что молодой человек, проявивший интерес к его новой покупке, — студент третьего курса Академии Сумеру. Хмыкнув, он продолжил путь к центральному скверу со своим новым знакомым. — Данный экземпляр был связан с одним из архонтов Ли Юэ — Гуй Чжун. Она известна тем, что была последним архонтом до Великой войны. Ваза окрашена в цвет под названием «жертвенный синий». Он назван так потому, что тот же оттенок украшает части Храмов почитателей Гуй Чжун. В давние времена люди часто приходили к ней, чтобы запросить справедливого суда или же урожая. Украшения на вазе выполнены из смеси серебра и золота, на них изображены облака, журавли, веера, флейты и летучие мыши, которые ассоциируются с хорошей и долгой жизнью. — Всё это очень увлекательно, но ведь эту сухую выжимку осилит прочитать даже школьник. Может расскажите почему эта ваза откликается именно в вас? — Кавех поднимает заворожённые и немного испуганные глаза на своего собеседника. Ещё никто, кроме преподавателя истории искусств, не спрашивал почему для него важен тот или иной предмет. — Видите ли, я ощущаю особенную связь с этой вазой, как будто мне знаком ее образ. От чего-то она ассоциируется с моим детским домом близ озера, а птицы создают в ней жизнь. Можно сказать она откликнулась во мне, так как все на ней изображённое было мною исследовано и изучено с детства. Можно сказать она возвращает воспоминания… — незнакомец легко улыбнулся, но поспешил задать новый вопрос. — Признаюсь, мной неаккуратно брошенная фраза о старческих замашках лишь частично оправдана. Когда я впервые увидел вазу в моей голове возник непонятный образ, ощущение. Которое не выразить словами, оно доступно лишь на невербальном уровне. Ни один предмет ещё не вызывал во мне таких чувств. — незнакомец посмотрел на удивлённое лицо студента. Кавех покрутил вазу несколько раз, осмотрел на возможные повреждения. Убедившись в честности продавца, он торжественно вручил экземпляр владельцу. Незнакомец терпеливо ожидал пока его невольный собеседник закончит археологические раскопки походной сумки. Собеседник выудил аккуратный тубус. Внутри красовался чертеж странного, но притягательного здания. — Вы можете мне не верить, но в жизни я ещё не встречал человека, который может поставить под сомнения мои доводы. Моё виденье мира не подразумевает отличных точек зрения, но в вашей… В вашей есть что-то самобытное и понятно, что-ли? Как думаете, почему этот чертеж не приняли? — Кавех аккуратно разложил весь чертеж на витиеватой скамье. Собеседник наклонился вперёд и начал внимательно вглядываться в чертеж. Спустя несколько минут он был готов вынести заключение. — Всё очень просто. Он нереальный, — с лёгкостью ответил тот. Ошеломлению Кавеха не было предела. — Как это нереальный?! Как, по-вашему, он может быть нереальным, если я подобрал соответствующие материалы, рассчитал всего до миллиметра и предвидел несколько исходов в случае внезапных неурядиц! — Кавех всё время винит себя за излишнюю эмоциональность и восприимчивость к критике. В университете, если его работа не удостаивается соответствующей оценке, сразу же отправляется на переделку. Некоторые люди мнят себя великими критиками, притом своей критикой даже не пытаясь помочь решить задачу. — Господин, что же вы сердитесь, — улыбнулся собеседник. -Я всего лишь отвечаю на ваш вопрос. Это здание просто-напросто не практично. Несколько лет после постройки оно будет восхищать, поражать взгляды, ваше имя возможно останется на слуху у народа… Но, как вы сами перед этим упомянули о ваших чувствах и воспоминаниях, следовательно оно должно вызывать чувства, я правильно понимаю? — Кавех с каждым словом всё больше соглашался с точкой зрения этого человека, но так просто сдаваться он не хотел. — Что же мне мешает усовершенствовать его настолько, чтобы оно стало достоянием общественности? — Сама эта общность. Вы, наверное, читали, как философия обосновывает искусство? Оно либо для всех, либо только для избранных. Я с вероятностью в 98 процентов могу сказать, что ваш проект будет достоянием архитектурного общества, возможно воплотит идеалы в жизнь… Но его не смогут принять все люди. О нем забудут, как о достоянии, его будут считать лишь сухим, деревянным зданием с резной крышей, балконами и резными окнами… — Кавех от осознания тривиальных вещей готов был провалиться под землю. Работа всей его жизни была раскритикована в пух и прах. — Может проблема не в здании, а в самом архитекторе? — горько усмехнулся он. — Я искренне благодарен вам за столь интересный разговор. — Кавех аккуратно свернул чертёж, расправив наровившие погнуться углы. Тубус был сложен в сумку, а сам Кавех устроился рядом со своим интересным напарником. — По вам видно, что вы очень сильно расстроены. Но это не те эмоции, которые я хотел у вас вызвать. Простите меня за столь грубые речи. — «Студент Хараватата? Скорее ребенок, обучающийся говорить», — подумалось Аль Хайтаму. — Я лишь хотел сказать вам, что идеализированное искусство ни в кой мере не плохо. Оно лишь непонятно половине, не познавший причину. Хотя… Большинство именно так и живут. — вздохнул Аль-Хайтам. Кавех сидел рядом такой поникший и задумавшийся. Хайтам не хотел заранее раскрывать молодому человеку тайну, что знает его уже два года, что тайно посещал все его защиты проектов… Нет, это другое. Сейчас ему нужно наконец высказать всё то, что так давно копилось. — Может искусство со временем изменится, может люди со временем изменятся, но никогда не изменится истинная вера и чуткое стремление человека к самопознанию. Если ваше самопознание заключается в этом изящном чертеже, почему бы не воплотить его в жизнь. Вы всегда будете сталкиваться с теми, кто будет кричать «Нелепо, вычурно, экстравагантно», пусть это не мешает вам заявлять о себе миру, — тихое «спасибо» раздалось совсем рядом. Глаза Кавеха вновь сияли тем самым блеском, который Аль-Хайтам приметил ещё год назад, когда на стенде внутри академии вывесили работы лучших студентов Кшахревара. Именно там стоял этот юноша. Именно тогда впервые Аль Хайтам понял, что ему нужна книга для самоанализа чувств. Ведь не может человек воспрять духом лишь от одного воодушевленного взгляда. — Меня Кавех зовут, давайте на ты? — юноша протягивает ему руку, и теплые пальцы сжимают его холодную ладонь. — Аль- Хайтам — отзывается второй. — Может встретимся снова? Я никогда ещё не общался с таким интересным человеком! — Обязательно! — Кавех по-детски хлопает в ладоши. Извиняется, что приходится так стремительно покидать собеседника, но лучший друг не ждёт. — До встречи..... End of flashback — После твоего рассказа должна следовать фраза: «Вот так я и встретил любовь всей своей жизни», — Альбедо откровенно смеялся с красного, как помидор, лица Кавеха. Даже агрессивные толчки локтями не смогли сдержать бурный поток эмоций. Кавех не придумал ничего лучше, как отправиться прямиком в главный павильон для оглашения результатов. Надо, чтобы Альбедо вновь пришел в себя. Подколы на ближайший месяц он как нибудь переживет, но вот полотно друга ему было откровенно жаль. Гости выставки занимали свои места в зале. Первые два ряда были отведены для выдающихся творцов современности. Альбедо соревновался с художниками Инадзумы и Фонтейна. Награда за лучший перформанс отошла к Мондштату. Артисты ликовали, уходя со статуэткой со сцены. Приз за оригинальность получили скульпторы из Сумеру. Но Кавеха увы не интересовали награды. Его интересовал юноша, сидящий в первом ряду. Вчерашний собеседник, заставший его взглянуть на жизнь под другим углом, призмой. Ему лишь нужно было ещё раз увидеть эти холодные и мудрые серебряные глаза… **** — Ох, извините пожалуйста, моя неаккуратность иногда столь надоедлива, — Кавех быстро собирает рассыпавшиеся по полу бумаги. В голове куча мыслей, под глазами вновь черные дыры, а весь он скоро станет потомком кофейного зерна. Виной всему этому — научная работа, заданная профессором. Студенты должны были объединиться со студентами других факультетов. По ее словам это отличный способ получить разносторонню критику, а может и поддержку. Ребята наперебой спешили к нему с просьбой не нужен ли ему напарник, на что Кавех вежливо отказывал. — Ничего страшного, Кавех, — Кавех не верит своим глазам. — Может мое предложение прозвучит странно, после стольких дней молчания, но не желает ли господин Аль-Хайтам помочь бедному студенту в написании совместной работы? — Не смею отказаться от такого заманчивого предложения. Говорят, противоположности притягивают друг друга, ведь без конфликта тех самых противоположностей невозможно достичь гармонии.