Больше ни смешно, ни больно.
Теперь он смотрел на ветви дерева за окном, слабо освещаемым лунным светом. Капли скатывались по листьям и бесконечно падали вниз. Видя все это, неизбежно возникало угнетающее ощущение чего-то, что скоро должно было свершиться. Какого-то определенного конца. Для кого - не понятно. Поэтому Рейн закрыл глаза ладонью, чтобы не видеть всего этого.И слово "свободно" в петле качается свободно.
В небольшой комнате не было ничего такого, что хоть отдаленно напоминало бы верёвку. Все провода, которые можно было бы взять, находились слишком далеко, вне его комнаты. Рейн каждый раз благодарил мысленно Папу за такое решение, но при этом каждый раз желание притащить что-нибудь из вне нарастало. Он знал, что это было не в его полномочиях. После одиннадцати все должны были разойтись по комнатам и не высовываться. Ну или просто исчезнуть с гарантией того, что завтра утром они появятся. Свобода действий не нарушалась. Можно было сидеть, стоять, лежать, ходить, дышать и заниматься прочими бесполезными непотребствами.Нам не нужно сил для жизни, нам не нужно сил для злости.
Иногда могло найти совершеноое бессилие. Былая страсть к музыке, несвойственная гулям, пропадала. Они носились по сцене только ради привлечения новых сослуживцев. Только ради того, чтобы служить Папе. Если бы Он велел им танцевать на ушах, они бы послушались. Дьюдроп бы делал это ловчее всех, привлекая внимание, Рейн старался изо всех сил, подошёл бы очень ответственно, Свисс выкинул бы что-то своё и так далее. Представив это, Рейн улыбнулся. Смеяться уже не было сил. Всё так изматывало, но спать не хотелось. Иногда Рейн злился на мир, потому что он такой экспрессивный. Как правило, злость эта была недолгой и внутренне направленной. Но и на это сил уже тоже не хватало.Надо только время отмотать чуть-чуть.
А иногда накатывали такие человеческие воспоминания, что руки судорожно тряслись, пытаясь не выронить стакан воды. Время - главный противник бесконечности. Совершенно перпендикулярные они никогда не встретятся, потому что одно бежит, а вторая расстилается гладью. Одно не щади, а второе не щадит тоже. На одно жалуются все люди, на второе никто из гулей и Рейн.Чтобы перед смертью успеть полной грудью вдохнуть.
Уже завтра. Завтра группу ждёт вердикт. Времени прошло так мало, чтобы успеть перенасытиться человеческой жизнью. Их всех расформируют? Отправят обратно? Чтобы не думать об этом, Рейн встал и подошёл к окну. Прошла гроза, кончился град. Ветер деревья в саду поломал и умолк. Стекло было очень холодным и оставляло влажные следы на пальцах, когда к нему прикоснешься. Басист поежился и приоткрыл окно. Морозный воздух ударил в нос, прогоняя сон ещё больше. Вместе с ним с улицы пришел запах травы после дождя, заглянул в гости ненароком. Рейн улыбнулся сам себе и вдохнул полной грудью. Что-то определенно было не так. Плечи его задрожали и выдох получился рваным, неестественным. Рейн зажал руками рот, чтобы из него не вырвалось ничего, что могло бы достучаться до преисподней. Надо было что-то менять. Каждая молитва ждёт утешения Рейн отошёл от от окна, впиваясь ногтями в кожу своей же руки. Каждое унижение ждёт отмщения Тяжело было видеть кошмары, но тяжелее было осознавать, что это единственное, что тебя беспокоит.Каждая ночь может стать последней
И каждый кошмар в точности повторял предыдущий.Каждая молитва ждёт утешения
И каждый раз ему было не к кому обратиться в нем.Каждое унижение ждёт отмщения
И каждый раз он просыпался в холодном поту, боясь уснуть вновь.Каждая ночь может стать последней
И с каждым разом он все больше менялся.Каждая молитва ждёт утешения
Все, что ставит в тупик, само стояло в тупике.Каждое унижение ждёт отмщения
Все, чего можно было бояться, само боялось.Каждая ночь может стать последней
Все, что было свободным от терзаний, было рядом.Каждая ночь может стать последней
Все, что убивало, давало повод жить.Каждая ночь может стать последней
***
— У меня бессонница, сыграем в шахматы? — Врешь. Покойник и волк. двое на одного. — Кто из нас волк? — Я есть я, я есть покойник. В твоих кошмарах. — Получается, волк я? —Ты пёс у ворот загробного мира. Один из них задумался, только-только восстановив дыхание, а второй не медля продолжил: — Я никуда не денусь.