Толерантность

      Согласно науке, мир построен на неоспоримых фактах. Вода течет, огонь горячий, а гравитация это херь, которую придумал Ньютон. И один из этих фактов, Картман уверен, Кайл — гей.       Эрик всегда прав в своих суждениях, (просто иногда весь остальной мир ошибается) особенно в отношении закомплексованного в своей ориентации из-за убивающего его своими стереотипами и гомофобией общества. Эрик вообще всегда имел очень вескую, громадную социальную позицию (такую же огромную, как его член, если кто не знает!). И ему было искренне жаль своего внушаемого друга, слишком нежного и ранимого (жалкого еврея), чтобы, как он, Эрик Картман, смело плюнуть или даже насрать под дверь всем несогласным. Потому-то священной миссией Картмана было помочь Кайлу совершить первые шаги и принять свое пидорство. — Посмотрите на педика! — громко кричит Картман медленно идущему на баскетбольное поле, чтобы начать игру, Кайлу. Тот мгновенно теряет спокойствие и скалится в его сторону в чистейшей ярости, но это первые шаги к принятию. — Вырядился как пидор! — кричит Эрик снова, радостный реакции еврейчика. Конечно, тот был одет в спортивную форму команды, общую для всех ее участников, но типа… Ну Кайл педик, вот и все.       Картман, просидевший весь урок на скамейке из-за внезапно начавшихся месячных и обвинения в трансфобности ошарашенного из-за такого заявления физрука, первым незаметно смывается из зала для занятий и сразу пробирается к шкафчикам в раздевалке. Он прекрасно помнит, которых из них кайловский — еврейством от него веет, что ли. Используя свои непревзайденные навыки взломщика, еще более крутые со стороны из-за запущенной Эриком на телефоне знаменитой темы «Миссия невыполнима», он ловко вскрывает шкафчик с жидовской одеждой. «Джекпот», — с улыбкой комментирует Картман, рассматривая черную школьную футболку у себя в руках. Он подносит ее к носу и смачно затягивается, вдыхая чистое нефильтрованное пропотевшее еврейство. Отрывается от одежды, с лисьей улыбкой любуясь, а потом тянется к ножницам. — Какого хера тут играет музыка из «Миссия невыполнима»? — вопросительно гнусавит Крэйг, обращаясь в принцепе ко всем в помещении. Никого, кроме Эрика, одним быстрым движением сунувшего ком чужой одежды внутрь и захлопнувшего шкафчик, в раздевалке не оказывается, а потому Крэйг внимательно оценивает взглядом Картмана, изображающего саму невинность в облакачивании о шкафчик Брофловски. В конце концов он показывает Эрику средний палец. Тот хмурится и шлет жестом в ответ, не подозрительно выходя из раздевалки.       Он выжидает Кайла с каким-то чрезмерным возбуждением, представляя его пидорское лицо, смущенно покрасневшее, потому что из-за двух новых аккуратных вырезов на футболке всем вокруг видно два его розовых миленьких соска, таких чувствительных, что их владелец бы высоко, по-девчачьи (или по гейски) простонал от любого к ним прикосновения. (Конечно, соски Кайла выглядели иначе и Эрик понятия не имел, насколько они чувствительны, но в таком раскладе Кайл выглядел более жалким педиком, так что так круче). Кайл бы шел по корридору и краснел, сжав кулаки, пока куча мужчин, включая Эрика, прожигали его взглядом, а Кайл в душе наслаждался тем, насколько по-шлюшьи он выглядит и буквально тек, скрывая это за агрессией.       Картман еще некоторое время ждет, делая вид, что ему очень интересен блокировочный экран телефона и он не готов взорваться на месте от жажды наконец-то увидеть злющее лицо бешенного еврея. Терпеливые минуты окупаются и он наконец видит за открывшейся дверью выходящего из раздевалки Кайла. Его брови нахмурены, а сам вид напоминает жалкого, страдающего от того, что не может чихнуть чихуахуа, а еще на нем его обычная оранжевая куртка и та самая черная футболка, надетая задом наперед. — Тебе точно удобно? — спрашивает его вышедший следом Кенни. — Типа, я про горловину, — кидает он взгляд на стискивающую чужую шею ткань. — Может снова оденешь футболку для физры? — Да не, она вся пропотела, — брезгливо мотает головой Кайл, а потом наконец-то замечает с бесконечно полной удовлетворения улыбкой (даже если план и не совсем сработал) пялящегося на него Эрика. Губы дрогнули в раздражении, а рыжеватые (вот же ублюдский цвет) брови нахмурились намного сильнее.       Кажется, реакцию Кайла приметил не только расплывшийся в удовлетворении и уже готовый громко сраться с жидом Эрик, но и Кенни, положивший руку на чужое плечо: — Да Господи, забей ты, — советует он.       И Кайл тяжело вздыхает и забивает, удаляясь дальше по коридору. Это выбешивает Эрика полностью. Он, оскорбленный, пялится вслед жидяре и гребанному бомжу, сопливому эмпату или кем тот себя возомнил. Весь идеальный по своей задумке план просто полетел в огромную пизду и увяз внутри в зыбучем песке вагины. Ебучий случай, какого ж хера?!       Прожигающий чужую исчезнувшую за поворотом спину Эрик даже не заметил того, как Крэйг подошел к нему. — Мда уж, — гнусавит тот, будто его педиковского мнения кто-то спрашивал. — Ты такой жалкий.       Картман поворачивается и даже не знает, что ответить, потому что из-за редкости общения до конца не понимает, на какие точки давить этому безэмоциональному социапату. Он думает о чужой ориентации, членах и с ухмылкой выдает: — Что, Твик кабенится и не дает, поэтому злой нормальных людей доебываешь?       Крэйг не реагирует совершенно, продолжив мысль: — Не можешь принять, что Кайлу нравятся девушки и смириться наконец и со своими чувствами и с его ориентацией.       Крэйг на прощание показывает ему средний палец, а Эрика прошибает током от этих слов, он разевает рот, оскорбленный до глубины души. Какие чувства у него могут быть к ничтожной еврейской уродливой истеричке? А ориентация… Картман не думал, что пидорас-Крэйг настолько слеп, чтобы не увидеть помешанность Кайла на членах. Эта шлюха бы отдал все, чтобы в него вставили большой налитый кровью хер (а у Эрика, кстати, если вы забыли, очень огромный член, типа, тотально огромный!). Но бедного Кайла в силу мнительного характера сдерживает от его объективной нужды гребанное гетеронормативное общество. Общая помешенность на вагинах убивает в Кайле личность, того единственного, что делает его им — любовь к долбеждке в зад. И в этот раз Эрик ошибся с методом, пытаясь убедить всех вокруг в чужой ориентации, выставляя ее на всеобщее обозрение. Очивидно, что все итак знали, что Кайл — гей (кроме Крэйга, которому о других парнях запретил думать его абьюзер наркоша-бойфренд) и как раз подавляли в нем его влечения к сосанию хуев, так, чтобы он со страстью закрыл глаза и провел по головке языком, а потом мужчина грубо схватил его за рыжие кудри и насадил на половой орган ртом, заставив подавиться, почти расплакаться от чужой грубости, но скрыть, как внутри ему понравилось такое. Так… А, давление общества, разумеется.       Все вокруг прекрасно видели педиковскую сторону Кайла и осуждали его, заставляя подстроиться под узурпаторские гетеронормативные устои. Поэтому достучаться до всей школы публично — не выход, только хуже будет. Нет, нужно мягко направить Кайла в тихой родной компании, напомнить ему, что хорошего есть в мире парней, что он старательно прятал от самого себя в темном шкафу. Нужно дать ему понять, что его любят и поддерживают, нужно дать ему ту самую частичку толерантности и Эрик прекрасно знает, где ее найти.       Дом встречает его аппетитнейшим ароматом запеченной в духовке с яблоками курочки и ласковым голосом мамы, призывающим кушать, пока не остыла. Но Эрик мужественно проглатывает слюну и кричит, поднимаясь наверх: «Я потом поем, мяяям». В своей комнате он находит какого-то кудрявого мужика лет тридцати пяти с козлиной бородкой, оперативно начавшего надевать трусы, заметив подростка. Эрик закатывает глаза: — Крылатый Я, сколько раз тебе повторять не звать своих хахалей в мою хату! — Хи-хи-хи, прости, Эрик, — сам купидон, тоже, как и обычно, обнаженный, вылезает из-под одеяла, не выглядя ни капельку сожалеющим. — Просто мы не могли сдерживать нашу любовь. Уверен, ты понимаешь, хи-хи, — Крылатый кружит прямо над головой Картмана, невероятно раздражая. — Пока, приятель, — треплет его по плечу незнакомый мужчина и выходит из комнаты. Эрик кривится, но потом берет себя в руки. — Крылатый Я, ты же помнишь моего друга Кайла? — Того кудрявого еврейчика? — с улыбкой уточняет купидон. — Разумеется помню, Эрик, он такой симпотяжка! — Он не может принять себя, свою ориентацию, потому что на него каждодневно совершается общественное давление гомофобными узурпаторами, стоящими у власти, — быстро вводит Картман в курс дела. Купидон моргает, а потом выдает многозначительное: «о-о-о». — Подари ему частичку толерантности, хорошо? Ты справишься с этим, Крылатый Я? — Разумеется, Эрик! Все ради любви! Хи-хи-хи…       На следующий день в столовой Картман сияет самой яркой звездой, наблюдая, как купидон заканчивает ссать в апельсиновый сок Кайла, жующего свой иудейский фаршмак, технику готовки которого Эрик знает от и до. Он заранее радуется за друга, наконец открывшего глаза и переставшего так бояться идиотов вокруг.       Еврей берет стакан в руку, делает глоток и мгновенно хмурится: — Этот сок на вкус как моча… — Если ты хотел сказать, что блюдо — кусок дерьма, то я согласен, — поддерживает Стэн, копающийся а макаронах. — Вообще все такое дерьмовое… Венди снова меня бросила.       Кайл закатывает глаза и даже рычит, раздраженный: — Ты можешь не ныть хоть пять гребаных минут? Ты думаешь у тебя одного был плохой день? Элизабет, ну, из театрального кружка, отказалась пойти со мной на свидание, потому что какая-то жирная жопа распространяет слухи, что я гей! — Кайл со своего хиппаря лучшего друга переводит разъяренный взгляд прямо на мило улыбнувшегося Картмана. — Боже, тебе всегда плевать, если другие чувствую себя плохо, ты такой блять эгоист, — Стэн пальцами массирует переносицу. — Я хочу сказать, что у меня тоже есть блядские чувства, даже если я и знал ее неделю! — вспыхивает Кайл, впрочем, мгновенно затихая, подавленный. Он вертит в руке стакан волшебного сока, а потом резко выпивает его в один присест, словно внутри не простой напиток, а какой-нибудь жоповыдержанный коньяк.       Эрик переглядывается с сидящим рядом Кенни, который даже не пытается влезть в новую перепалку лучших друзей. Кенни долго и внушительно смотрит ему в глаза, а потом также смотрит на нетронутый бургер на чужой тарелке. Но Эрик лишь ждал чужой реакции, как сейчас ждет и реакции Кайла, внезапно притихнувшего и переставшего хмурится. — Я был настойчив, дорогой Каель, — понимающе начинает Картман, разбирающийся в всеобщей пропаганде, как никто другой. — Сейчас я просто пытаюсь дать тебе и самому это понять, избавиться от оков, — он кивает и смотрит с теплотой. — Что, уже чувствуешь, как хочешь, чтобы тебя отымели в зад? — Че блин, чел? — откровенно начинает ржать в капюшон Кенни, но Эрик игнорирует. — Типа, вставили тебе по самые яйца? Хочешь ну, удовлетворять мужчин, так? Или там… чтобы тебе купили шампанское или какой еще бабский напиток, потому что ты баба и педик. Может… мы бы могли, ну, знаешь, пойти в ресторан и я бы сам тебе это заказал… Потому что ты алчный жидяра! — заканчивает Эрик уверенно и ждет чужого ответа.       Кайл, судя по отсутствующему выражению лица, либо не слышал ничего, либо пропустил мимо ушей. Он внимательно осматривает свои руки, будто видит их первый раз в жизни, а потом говорит: — У меня… такие неухоженные кутикулы. Думаю, мне бы пошел зеленый лак.       Кенни в это время начинает ржать вновь, пока Эрик со Стэном пялятся на Кайла: первый — с надеждой, второй — с непониманием.       Сам еврей поднимает глаза со своих рук и смотрит прямо в глаза лучшему другу, внимательно изучая его, пораженный и, судя по всему, восхищенный: — Чел… почему я никогда не замечал, что ты такой… ебабельный что ли? — Что блять? — поперхнулся макаронами до этого старательно обижающийся на друга Стэн. — Типа, ты такой… парень, знаешь? — он отворачивается к притихнувшему в ожидании Кенни, смотрит и на него своим поглощающим все новое взглядом. — Блин, чел… ты тоже очень горяч.       Кенни кокетливо хлопает ресницами, хихикая, а потом сдается и ржет, ударяя кулаком по столу. Наконец, Кайл переводит взгляд на почему-то вцепившегося от нервов в столешницу Эрика, моргает, ничего не говоря, и отворачивается. Картман невольно начинает кашлять, шокированный, пока еврей воодушевленно оглядывает всех людей в столовой.       К их столику подходит ПК Директор и, авторитетно кивнув всем, обращается к Кайлу: — Брофловски, мне нравится твой вид сегодня, от тебя прямо веет… толерантностью. Держи сто долларов, — вручает он ему купюру и удаляется. — Вау, спасибо! — Кайл неверяще рассматривает деньги в своих руках, счастливый, как настоящий жидяра. — Эй! Какого хера! Я тоже гей! — кричит Картман вслед директору, потом снова мечет взгляд в Кайла, который просто охерел.       Тот кажется что-то вспоминает, по его лицу бродят эмоции и он снова поднимает голову от купюры к Эрику: — Стой, ты думал проблема в моей ориентации?       Картман не понимает, о чем он. Кайл молчит некоторое время, а потом внезапно заговаривает: — Знаете, я сегодня многое понял, — устремив взгляд куда-то вперед с улыбкой начинает Кайл. — Нельзя изменить сексуальную ориентацию человека, ну, если конечно у вас нет волшебного купидона-плода вашей шизофрении или вроде того. К тому же, кроме ориентации у каждого человека есть банальные предпочтения в девушках и/или парнях.       Остальные за столиком молчат, не понимая, о чем говорит их внезапно изменившийся друг, и только Кенни смеется, затянув покрепче капюшон и постоянно зыркая на Эрика. — Блин… а Твику же нравятся парни, да, ребят? — неуверенно спрашивает Кайл, и от этого Картман буквально задыхается воздухом, попавшим в какое-то не то горло. — Нет блять он лижет пезды лошадям! — орет он с сарказмом, потому что пидорство Твика это, типа, самая яркая черта его личности. — Он такой… знаете… хрупкий что-ли… — нежно тянет Кайл, опираясь подбородком о руку и вздыхая точно также, как два дня назад вздыхал по сучке-Элизабет. — А эти синяки под глазами и милая нервозность… Я бы хотел быть рядом и стать опорой, понимаете? — Очнись, жид, это чужой мужик! — восклицает Эрик, не собираясь воспринимать происходящее. — Ах, да… — Кайл печально опускает глаза в тарелку. А потом вскакивает с места и воодушевленно улыбается. — Может, они с Крэйгом будут не против открытых отношений!       Картман с открытым от шока ртом и глазами с суповые тарелки провожает сбежавшего Кайла взглядом. Он уже и не знает, что именно пошло не так и кто виноват. — Э… это какая-то шутка? — уточняет Стэн, обращаясь, очевидно, к нему, Эрику.       Кенни кашляет и смеется уже будто бы на последнем издыхании. Он тяжело сипит, поднимает голову со стола, а потом видит убитое лицо Эрика и снова припадочно ржет. — Знаете что я понял сегодня? — раздраженно произносит Картман. — Что Кайл — алчный уродливый пидорский жид.       Он опускает полный злобы взгляд на свою тарелку и визжит: «Эй, кто стащил мой бургер?»