ERROR 404

Мика никогда не слушала музыку с целью расслабиться или отдохнуть, и она очень удивилась тому, что услышала с колонок. Шепчущее гитарное соло интриговало, завлекало, а звуки тамбурина с флейтой гармонично сочетались со струнами. Мрачная обыденность, к которой Мика давным-давно привыкла, вдруг наполнилась очень странной и неизвестной ностальгией. Что-то цепляло за душу, заставляя внимательно слушать. Перед глазами – тьма, но мысли плывут в мягком потоке, не пуская реальность. Волшебство – такое чужеродное слово, такое… глупое и непривычное, учитывая, что сейчас все забыли о чудесах. Его просто не существует. Никакой магии нет, нет ничего, кроме дерьмовой жизни. Но то, что Мика слышит, отдаленно напоминает то самое волшебство, которое когда-то согревало, которое… что-то значило, что-то пробуждало. Мика не замечает, как дыхание чуточку сбилось, как ладони, сложенные замком на груди, крепче схватились друг за дружку. Кадык дергается, пульс лишь слегка ускоряется, но она не чувствует напряжения, страха… ничего нет. Мика ощущает легкость, воздушность, возвышенность… как будто стоит на тех самых ступеньках в рай. Юнги молчит. Он ничего не говорит, лежит рядом и так же внимательно слушает. Их разделяет обыкновенный проигрыватель. Казалось, после того, что произошло, Мике не стоило бы приближаться к нему на столь опасное расстояние, но… вот, она растянулась на полу в своей квартире, с убийцей, который вызывает смешанные и… не самые правильные чувства. Непривычные мурашки ползут по спине, когда мелодия наращивает темп, когда что-то, схожее со взрывом вот-вот настигнет. Хочется дослушать до конца, не хочется нарушать момент, не хочется вставать… хочется просто лежать и впитывать. Мика сглатывает, понимая, что… присутствие Юнги добавляет что-то… чего она избегает. Он успокаивает, позволяет насладиться музыкой. Мика знает, что он никого не подпустит, пока они оба столь уязвимы и открыты. Он дает время. На какую-то долю секунды в голову врывается тревожное чувство, что она вновь под властью чьей-то реальности, слишком прекрасной и мягкой. Не может же быть так хорошо, ну не может… разве какая-то музыка сильнее никотина или алкоголя? Разве обыкновенные звуки инструментов способны так влиять на человеческий мозг и чувства? Юнги знал. Юнги знал и решил поделиться. Решил показать Мике, что есть и другие способы забыться. Как давно он вот так лежал и слушал музыку, будучи обыкновенным парнем? Затихающий вокал неожиданно возвращает обратно на землю. Мика открывает глаза, замечая, что она задержала дыхание. Наступает тишина. Первая сторона пластинки подошла к концу. Винил всё еще крутится. Мика не двигается, но ощутимо дергается, когда хриплый голос Юнги заполняет её квартиру. — Мэй… я очень сожалею, что не смог контролировать себя. Сожалею, что не успел уловить тот момент, когда в мою голову кто-то проник. Я поддался, я оступился. Я подверг тебя и Кролика опасности… я…, — он еле слышимо сглатывает. — Я чуть не убил тебя. Мика хмурится, несколько раз моргает. — Ты… помнишь? — Запись. В моих глазах всё время работала камера, — горько ухмыляется D. — Твой испуганный взгляд, твои попытки отбиться, твою кровь… то, как я наносил удары, как я безжалостно наносил удары, снова и снова. То, как я вонзал в тебя клинки, как рассек тебе глаз, как… душил тебя… Мика не хочет в это верить, но она слышит искреннее сожаление. Она слышит, как D сложно говорить то, что он говорит, как он обдумывал случившееся все три дня. Поэтому он сбежал, поэтому он не отписывал… потому что знал, что допустил огромную ошибку и чуть не убил Мику. — Кролик хотел тебе голову прострелить. Передал, что жалеет, что не нажал на курок. Юнги фыркает. — Он дурак, что не решился. — Я отговорила его. Попросила не… не убивать тебя. — Почему? — резко, с нажимом, с возмущением спрашивает Юнги. — Почему ты меня спасла? Не знает. Не знает. Не знает. — Потому что так меня учили мои родители. — Ты уже дважды меня спасла. В первый раз я могу понять, но… но ты впихнула в мой мозг частичку себя. Ты готова была умереть от моих рук, лишь бы Кролик не стрелял. Ты… — Что ты хочешь услышать от меня, Юнги? — грубо обрывает, понимая, что пульс ускорился. — Что я тебя пожалела? Что я тебя простила? Что я не могу отомстить за своих родителей? — Нет, я… — Я спасла тебя и всё, что хочу услышать – спасибо. Юнги немного опешил, но, всё же, тихо ответил: — Спасибо. — На здоровье. Мика встает на ноги, чувствуя раздражение. Тянется за пачкой сигарет, разрывает пленку и вырывает бумагу. Она закуривает прежде, чем выйти на балкон. Слышит, как Юнги снимает пластинку с проигрывателя, как он достает что-то с сумки и ставит что-то схожее с джазом. D выходит следом, щелкает зажигалкой, выдыхает дым. Он поворачивается спиной и облокачивается о перила, закидывая голову назад. Мика отказывается смотреть на него, отказывается что-либо объяснять – она напряженно курит, делая затяжку за затяжкой. — Sting. Альбом 1987 года. “…Совсем не похоже на солнце”. Люблю его, часто слушал, когда нечего было делать. Когда-то пьяница спросил у него: “Насколько прекрасна луна?”. Он посвятил этому целую песню и… — Зачем? Зачем ты мне всё это рассказываешь? Юнги небрежно жмет плечами. — Да просто так. А что, неинтересно? — Я знаю, что ты пытаешься разрядить обстановку, но у тебя очень плохо получается, — хмурится Мика и выдыхает дым. D мычит, что-то обдумывает. Видимо, он как обычно, не слушает, зато очень любит поболтать. — Тебе понравились? Led Zeppelin? — Мика кивнула, но затем застыла. — Холли слушала со мной много альбомов, любила музыку… пока Сасаки не застрелил её, чтобы проучить меня, — Мика резко поворачивается к Юнги, который звучал слишком умиротворенно. Он смотрел перед собой невидящим взглядом. — Он узнал, что… что я не до конца выполняю поставленные задачи. Ты не единственная, кого я пожалел, но ты одна из немногих, кого он еще не нашел, — он разворачивается, делает глубокую затяжку и вдыхает густой дым. — Ему не понравилось, что я не убиваю детей, поэтому он решил показать, как это нужно делать… Мика меняется в лице, отталкивается от перил. Ответ лежит на поверхности, но она должна спросить. — Холли была… ребенком? — Для меня она всегда ребенок, и Сасаки знал это, — ухмыляется Юнги. — Холли была чуть старше тебя. Я пытался уберечь её, как мог, и… не рассказывал, чем занимаюсь. — Как у тебя вообще получилось такое скрыть? — Как-то, — он фыркает, кидая взгляд на Мику. — Сасаки знал и это. Однажды, он поручил мне очередное задание – убрать непослушного инвестора, но, когда я приехал на точку, там сидел вовсе не инвестор, а Холли, привязанная к стулу. Заклеенный рот, но открыты глаза, чтобы она видела, кто перед ней… — Только не говори, что Сасаки приказал тебе убить её? — шепотом, спрашивает Мика, но Юнги горько улыбается. — Даже если бы он отдал такой приказ, я бы не смог. Нет, он поступил несколько иначе. Вокруг Холли стояло четверо охранников, вооруженных и готовых прострелить ей голову в любой момент. По помещению ходила голограмма Сасаки, как будто он смотрел гребаное шоу по ТВ, — D бесцельно наблюдает за дымящейся сигаретой. — Он игрался со мной. Подстроил всё так, словно у меня была возможность её спасти. Я тогда не думал, что всё слишком легко, я был в ярости, и делал то, что умею делать – убивать. Я убил всех четырех охранников, но не заметил еще одного, — Юнги выкидывает бычок, наблюдая, как он падает вниз. — Если бы я был в себе… соображал нормально и трезво, то я бы заметил снайпера. Красная точка на лбу у Холли сменилась дырой в голове, и я не успел прикрыть её. Она умерла, — D глубоко выдыхает, хватается руками за перила, крепко их сжимая. — Сасаки всё это время молчал. Голограмма исчезла, когда всё закончилось. Тогда, мысли в моей голове крутились со скоростью света, и первое, что я решил сделать – отвезти к хорошему другу, который уже мертв. Он помог перенести остатки кода в питомца-помощника. Нет сознания, нет воспоминаний, но она… она привязана ко мне и лишь отдаленно напоминает мою сестру. Мика не знала, что ответить. Откровения со стороны Юнги, мягко сказать, удивили, учитывая, как он запретил вообще упоминать Холли. Мика ведь говорила, что ей плевать, она и сама так же думала, но услышать от D историю о том, как он потерял одного из самых дорогих ему людей… В очередной раз напомнило, что он тоже человек… или когда-то им был. — Ты говорил, что три года назад умер последний человек, который знал твоё настоящее имя. Это была Холли? — Ага. Умничка, — ухмыляется Юнги и подмигивает. Всего лишь три года. Мика всё еще думает о своих родителях, на протяжении всей жизни пыталась разгадать, над чем они работали, почему их убили и, главное, кто их убил, а Юнги так легко говорит о смерти своей сестры, которую убили всего лишь три года назад. Он так быстро оправился или… Стоп. Мика хмурится, пытаясь сложить логическую цепочку. — Ты отомстил… — Ну-у-у, я бы не назвал это местью…, — кривится Юнги, пытаясь подобрать правильное слово. — Что ты сделал, что Сасаки охотится за тобой? D дергает бровями, с удивлением смотрит на Мику, но затем хитро улыбается. — Я же говорил. Кое-что, что очень ему не понравилось. — Что? Что за “кое-что”? — М-м… попроси. Мика выгибает бровь. Стоило этого ожидать. Странно, но вместо раздражения, она лишь устало вздыхает и закатывает глаза. Она пообещала себе адаптироваться, и у неё довольно хорошо получается. — Пожалуйста, расскажи, что ты сделал, — скрещивая руки на груди, просит Мика, не смотря на Юнги, но он молчит. Терпение, нужно терпение. — Пожалуйста-пожалуйста? D хихикает и с блаженством выдыхает. — Спасибо. Буду ставить себе перед сном, чтобы заснуть с улыбкой на лице. Конечно, он всё записал на камеру, ну конечно… — Не заставляй меня скинуть тебя с балкона. — Но тогда ты не узнаешь ответа на свой же вопрос, — он театрально пугается, с сожалением прикладывая ладошку к груди, но когда встречается с абсолютно безразличным взглядом Мики, в котором явно читается желание убить Юнги, он смеется. — Постой тут, я сейчас вернусь. Мика не заметила, как закончилась первая сторона пластинки. D переворачивает винил, вновь ставит иголку и, напевая себе под нос, берет два стакана виски, где лед почти растаял, и выносит на балкон, протягивая один из них Мике. Он поднимает свой стакан, они стукаются, и оба залпом выпивают. — Представь себе… самую большую коллекцию редких музейных экспонатов, которую только можешь вообразить, — облизывая губы, говорит D, размашисто жестикулируя. — Настоящая “Мона Лиза” самого Да Винчи, первое издание Библии, статуя “Давида” от Микеланджело, кости тех самых мамонтов, первые пьесы Шекспира, написанные его же рукой, первый в мире геймбой, “Книга мертвых” Древнего Египта с настоящими письменами на настоящем папирусе, кимоно из нежнейшего, тысячелетнего шелка и многое-многое другое, — Юнги выдыхает, сладко улыбается, закрывая глаза. — Так вот. Я всё это сжег к хуям. Вообще нахуй всё. Всё, что Сасаки собирал на протяжении всей своей блядской жизни. Нихера из этого ты уже не вернешь и не найдешь. Цифровая копия – пожалуйста, но физический экземпляр? У-у-ух, — он смеется, пока Мика пытается понять: гений он или сумасшедший… или и то, и другое. — Он был просто в ярости. Никогда не забуду его лицо… — То есть, ты сжег наследство всего человечества, нашу историю и… — Ага, и мне похуй, — безразлично фыркает Юнги. — Тогда, я хотел забрать у Сасаки самое дорогое, что у него есть. Он забрал у меня Холли, я забрал у него то, что было в моих силах. Естественно, он не ожидал такой подляны. Какой же гребаный лох. Интересно, скольких своих подопечных он убил, будучи в состоянии бешеного пса? Мика задумчиво отводит взгляд на ночной город. В принципе, ей тоже всё равно на утраченные экспонаты. К тому же, Юнги прав – сейчас нет проблем отыскать 3D-модель в натуральную величину любого музейного экспоната, будь то стародавние монетки или громадный сфинкс. Само понятие музея давно изменилось, как и культурное наследие. Обычному человеку важнее выжить, чем собрать коллекцию величайших предметов искусства. Мика чинит очень много раритетных вещей, к ней постоянно приходят люди, в надежде восстановить аппаратуру, которая тоже несет в себе историю… но немного другую. Она важнее, дороже, несет в себе куда больше ценности для человека, чем первое в мире колесо. Почему-то взгляд цепляется за проигрыватель. — Если честно, я думала, что ты убил кого-то, кто был очень дорог Сасаки, — Мика жмет плечами, локтем облокачиваясь о перила. — Дочь, важная ему женщина или… Юнги так громко смеется, что перекрикивает музыку с колонок. — Ты слишком хорошего мнения о Сасаки, детка. Ему так похуй на людей, но не похуй на свою сраную коллекцию и громадную империю. Ты сама видела – в нем нет ничего, что хотя бы отдаленно напоминало о его принадлежности к людям, — D фыркает. — Он бездушная машина, похуже меня… намно-о-ого хуже. — Ну, это я уже поняла, — Мика забирает у Юнги стакан и возвращается обратно в помещение. D вновь следует хвостиком. — Еще вопросы будут? — Только после порции рома. — Хорошая идея. Пока Юнги меняет пластинку на что-то… мягкое, с клавишными, гитарой и лиричным вокалом, Мика открывает бутылку рома и разливает по чистым стаканам. Старые отправляются в мойку на неопределенный срок. Приятная, меланхоличная мелодия заполняет квартиру. Здесь никогда не было столько музыки. Идея приобрести или сделать проигрыватель, чтобы поставить в мастерских, не кажется такой уж и бредовой, и Мика всерьез хочет за неё взяться. Юнги принимает свой стакан рома, они в очередной раз стукаются и делают несколько глотков, а затем он спрашивает то, что заставляет Мику чуть ли не подавиться. — Потанцуем? — Ты… ты уже напился или… — Да ладно тебе, — он фыркает, забирает у Мики стакан и убирает всё на стол. — Я сотню лет не танцевал! Здесь нет ничего сложного, к тому же… ну не танцевать под Supertramp, как так можно?! Мика ухмыляется, закатывает глаза, и когда Юнги понимает, что она не сдвинется с места, он сам хватает её за руку и тянет на середину, где побольше пустого места. — Ты даже мне не расскажешь про альбом? — Я уж думал, ты не спросишь! — он тут же разворачивается и говорит так быстро, словно зачитывает с листка: — Альбом 1979 года, “Завтрак в Америке”. Шестой студийный альбом группы Supertramp, чья музыка считается интеллектуальной, высокой и… что смешного? — Ты, наверное, такой скучный на свиданиях. Юнги опешил от услышанного. Мика бы тоже сама себе удивилась, но алкоголь с никотином сегодня уж очень хорошо работают, позволяя расслабиться. То ли из-за непривычно спокойной обстановки, то ли потому что она слушается совета Ви и действительно отдыхает. Отдыхает, но совершенно не думает. Юнги вновь хватает за руку и притягивает так близко, что Мика сталкивается с ним грудью. Он прижимает одной рукой за талию, пока вторую вытягивает в позу вальса. Почему-то Мике уже не так весело. Она нервно сглатывает, смотря в красные глаза D. — Ты хочешь проверить, какой я на свиданиях? — с ухмылкой спрашивает, дергая бровями. — Я… я не хожу на свидания с наемными убийцами, — тихо отвечает, нахмурившись. — А танцуешь? — М-м… возможно. — Сейчас проверим. Юнги раскручивает её обратно и неожиданно начинает подпевать, удивительно хорошо попадая в ноты. Вместо микрофона у него пачка сигарет, а вместо зрителей – в край шокированная Мика. Если честно, ей с трудом удается сдержать смех, но у Юнги настолько смешная мимика и движения, что никто бы в жизни не поверил, что вот этот вот человек один из самых опасных и разыскиваемых убийц в Найт-Сити. Он так искусно имитирует пианино, гитару и барабаны, что даже хочется кинуть пару монеток чаевых. К сожалению, Мика не знает слов, но чуть позже, когда Юнги подзывает к себе, они вместе танцуют, щелкают пальцами, двигают бедрами, свистят и кружатся, периодически подпрыгивая. Удивительно, но одну песню Мика, всё же, знала. Очень странно петь в унисон с D в пачку сигарет, но… весело. Они делают перерыв только для того, чтобы поменять сторону на пластинке, допить залпом ром, обновить и заново танцевать. Мика никогда не знала о романтике, она не баловалась чувствами, не руководствовалась сердцем так же, как мозгами, и всегда думала над своими действиями. Сходить с ума под поп-рок, проникаться музыкой и вновь узнать, как же может быть прекрасно искусство в любых его проявлениях – по-настоящему волшебно. Уставшие, они вновь падают на пол, тяжело дыша. Пластинка давно закончилась, они пытались прийти в себя. Во рту пересохло, сердце у Мики вылетало, но нервная система работала так, как надо. Наверное, это действительно тот отдых, который прописал док. — Я… хочу… курить…, — выдыхает Мика. — Ага. — В квартире не курить. — Ага, — фыркает Юнги и поднимается. — Еще рома? — Ага, — он присаживается возле проигрывателя и вновь лезет в свою чудо-сумку. Мика встает на ноги, не обращая внимания на очередные, незнакомые мелодии. Много синтезатора, гитары и мистического вокала. Не задумываясь, она кивает головой, пока наливает новые порции рома. Юнги выходит на балкон следом и принимает напиток, стоя у перил. — Что это? — спрашивает Мика, кивая в сторону квартиры и закуривая. — Теперь тебе интересно? — фыркает Юнги, окидывая недоверчивым взглядом. — Не будешь опять называть меня скучным? — А ты что, обиделся? — ухмыляется Мика, делая затяжку. D цыкает, мотает головой и подпаливает зажигалкой край сигареты. — The Doors. Альбом 1967 года. “Странные дни”. Что-то между психоделическим роком и блюзом. Хватит с тебя. — Согласна, — кивает Мика и тоже поворачивается лицом к городу. Они молча стояли и курили, наблюдая за ночным Найт-Сити. Неоновые огни перевались между домами, над головой и под ногами шумели машины, во дворах кто-то свистел, где-то проехала полицейская машина, гудя сигналками. Мика всегда находила какое-то странное умиротворение, пока любовалась каменными джунглями, могла перевести дух и привести мысли в порядок. — Я придумала вопрос. — Удиви меня. — Почему ты мне доверился? Почему ты впустил меня в свою голову? Юнги делает глубокую затяжку, выпускает дым в небо. И он, и она понимали, что они, всё же, дойдут до этого вопроса. Мика не хотела знать ответ, и не факт, что D готов был его предоставить, но он думал, очень долго думал. — Потому что я знаю, что ты – единственный во всем мире человек, который действительно хочет меня спасти, — говорит так, словно понимает, что проиграл, словно знает, что он не сможет скрыть правду. — Тот, который всё еще каким-то ебанным чудом остается человечным по сравнению со всеми вокруг, — он берется свободной ладонью за перила, тяжело вздыхая. — Я восхищаюсь тем, как… как ты всё еще стараешься… помочь, стараешься сделать всё, что в твоих силах просто потому, что ты – такая. Ты не ищешь выгоды, и даже наша сделка… то, что мы делаем… тебе пиздец страшно, я всегда вижу этот животный страх в тебе, вижу, что ты сомневаешься в решении идти против такого гиганта, как Сасаки. Но ты всё равно идешь… Мика щурится, пытаясь расшифровать, не шутит ли он, но что-то, видимо, в её балконе было магическое, раз Юнги разбрасывался откровениями направо и налево. Она правда ожидала, что он отшутится, но он был пугающе серьезным, непривычно… искренним. Мика хрустит пальцами. Не уверена, как относится к правде, что вылетела из D. С трудом вообще может признать, что ей приятно слышать что-то подобное… что она, всё же, что-то правильно делает в жизни… так ведь? Она щурится, как будто готовится к удару, но, на самом деле, ей физически сложно говорить то, что кипятится в её мыслях. — Потому что ты – рядом. Потому что я знаю, что ты мне поможешь… не оставишь меня. Юнги резко, грубо фыркает, практически смеется. — Откуда тебе знать? М? Ты думаешь, что я добрый? Что я бы тебя тогда не задушил? — Я знаю, что намеренно ты бы меня не убил… будь ты в сознании, — Мика выкидывает бычок и смотрит на здание перед собой. Она вздрагивает, когда Юнги наклоняется, заставляя посмотреть на себя. Красные глаза сверкали, бешено и разъярено. Всё остальное лицо выражало нечеловеческую усталость, но взгляд удерживал, чуть ли не душил. — Не смей, блять, так мне доверять. Не смей вообще кому-либо так доверять, слышишь? Ты прекрасно знаешь, какой я монстр, на что я способен… ты видела, на что я способен, если меня лишить тормозов. Так что забудь эту хуйню про “поможешь” и “не оставишь”, — он отворачивается обратно, рассматривая улицы внизу. Кадык напряженно дергается, а рука крепче сжимает перила. — Ага, я видела, на что ты способен. Отлично танцуешь, хорошо поешь… умеешь, в общем, веселиться, — она беспечно жмет плечами и спиной облокачивается о перила, пока Юнги с возмущением смотрит на Мику, не в силах сделать затяжку. — Ты прекрасно понимаешь, что я не об этом. — Тогда в чем был смысл всего этого? Зачем ты мне рассказал про Холли? Зачем ты пришел ко мне выпить и потанцевать? Для этого есть клубы, знаешь ли… — Потому что я не знаю, как еще тебя отблагодарить за то, что ты спасла мне жизнь. Музыка резко прерывается – пластинка закончилась, но Юнги не торопится её менять. Он всё еще стоит, ухватившись за перила. Он выглядел напряженным, но отчего-то Мика знала, как ему тяжело признавать то, как он оплошал. D сделал ошибку, он оказался слишком уязвимым, подставляя напарников, и извиняться – не в его стиле. Мика лишь издевательски фыркает, что режет слух Юнги. — Других ты так же благодаришь? Своей жалкой автобиографией? D дергает бровью и с еле заметной растерянностью смотрит на Мику, которая рассматривает ром прежде, чем его выпить. — А что? Хочешь, чтобы я тебя по-другому отблагодарил? — Мика застывает со стаканом у рта и медленно переводит взгляд на Юнги, практически не дыша. Острая ухмылочка уж очень сильно ей не нравится. — У меня есть несколько способов. — Та пошел ты к черту, — шипит, опрокидывая в себя алкоголь и возвращается на кухню, чтобы долить себе еще. Юнги, конечно же, идет по пятам, как вездесущая тень. — Я даже не сказал тебе, какие способы, — нараспев, говорит D, противно хихикая, и запрыгивает на кухонную тумбу рядом с Микой. — Я прекрасно понимаю, о чем ты, — скривившись от отвращения, отвечает, открывая бутылку и наклоняя горлышком к стакану. — И с чего вдруг ты так разнервничалась, м? — он откидывается на руки, взгляда не отрывает от Мики. — Наша юная изобретательница не привыкла говорить о сексе? У неё дрогнула рука. У неё, черт возьми, дрогнула рука, из-за чего часть полилась мимо. Юнги ничего не сделал – он с садистским удовольствием наблюдал, как ром стекал по тумбе совсем рядом с его ладонью. — Поэтому с тобой невозможно вести переговоры, — шипит Мика, вытирая всё салфетками. — Потому что я сразу стреляю правдой? — Давай ты помолчишь для разнообразия, — рычит и смотрит прямо в его наглые, кроваво-красные глаза. — Давай я поцелую тебя для разнообразия? Что он только что сказал? Мика сглатывает, чувствуя, как всё тело на секунду немеет от шока. Она ничего не может с собой сделать, когда наблюдает, как Юнги спрыгивает с тумбочки и резко надвигается на неё. Мика отходит назад, с рук падают салфетки на пол, она задыхается. Сделай хоть что-то! Она же может оттолкнуть его, ударить или убежать, но Мика ничего из этого не делает. Юнги кладет ладони на её щеки в тот момент, когда она утыкается поясницей о стол, интуитивно схватившись за его пластмассовые края. Мика не боится, что он может легким движением вывернуть ей шею – она в ужасе, что не защищается. Он же блефует, он явно блефует, он же не может просто так… Но D смотрит чертовски решительно, как для человека, который решил подшутить. Юнги опускает взгляд на губы Мики, она неосознанно смотрит на его слегка приоткрытый рот. Он пахнет алкоголем и сигаретами… На вкус он такой же? D слабо щурится, и затем наклоняется к уху. Мика замечает, что она затаила дыхание, когда чувствует щекочущий шепот. — Хорошенько подумай над ответом до нашей следующей встречи. — Пошел ты, — раздраженно выдыхает, пытаясь не ощущать разочарование. Юнги отпускает её, позволяя дышать и предоставляя достаточно пространства, чтобы Мика могла врезать в ответ, но она лишь одаривает его бурлящей яростью. — Ты такая горячая, когда злишься…, — ухмыляется D, выходя на балкон. — Ты ненорма… ЭЙ! — Мика подлетает к перилам, через которые Юнги только что резво перепрыгнул и приземлился на крыше соседнего здания. — А проигрыватель?! Пластинки?! Ты опять убегаешь?! ЭЙ! — Это тебе! Береги их! — он салютует двумя пальцами и исчезает в дальнем переулке, сливаясь с ночью столь быстро, словно он в ней родился. Мика жадно хватает воздух ртом, понимая, что она только что конкретно облажалась. Черт возьми, как же, блять, она облажалась. Мика шумно вздыхает, прижимая ладони к лицу. Делает несколько шагов назад и на дрожащих ногах садится на стульчик, пустым взглядом смотря перед собой. Пытается вслушаться в собственный пульс, в то, как сбоит нервная система… Мика смотрит на проигрыватель, на пластинки, на пустые стаканы и всё еще капающий на пол ром, и думает, что лучше бы она сейчас выкинулась с окна, чем сама себе призналась, что, блять, да… Она хотела, чтобы Юнги поцеловал её.