Сладкая уязвимость

Снежинки мягко опадали на нос, застывали на дрожащих ресницах, и холодом пробирали пальцы. Красная Перчатка скрестил руки на груди, и, щурясь, созерцал улицы вечернего города. Леонард шмыгнул носом и недовольно поежился, слыша звуки приближающихся шагов за спиной. Его брови были полу-обижено сведены на переносице, когда он нашёл взглядом чужое лицо. Мягкие черты, острый нос, шляпа с перьями и длинные тёмные волосы, ниспадающие на плечи. Незнакомец был похож на загадочного странствующего мага. В руках он аккуратно держал зеркало, поглаживая его пальцами, точно живого зверька. Мерлин Гермес собственной персоной. Леонард сразу воспрял, выпрямившись во весь рост, и от прежнего недовольства не осталось и следа, точно его сдуло ледяным ветром. — Клейн! — Если бы у Митчелла были волчьи уши, Моретти наверняка бы увидел, как они судорожно поднялись вверх, становясь торчком. Колдун приподнял шляпу, и чуть поклонился, здороваясь. — Здравствуйте, Леонард Митчелл. — Поставив головной убор на место, он улыбнулся уголками губ, пряча зеркало в рукав. Он шагнул ближе, вставая рядом с Красной Перчаткой, и на миг заглядывая в чужие изумрудные глаза. Стоило Моретти немного отвернуться, в его пальцах возникла золотая монетка. Он подбросил её в воздух, и она упала рёбром прямо в его ладонь. — Сейчас Автоматическая Машина Желаний находится слишком далеко, поэтому я могу исполнить три ваших желания самостоятельно. — Мерлин уткнулся взглядом в снег, а потом прикрыл глаза. — Помните, лишь три важих желания могут быть исполнены. — Хорошо, Господин странствующий маг. — Леонард кивнул, словно уже готовый к этому маленькому представлению. — Тогда моё первое желание — оказаться в более тёплом и подходящем для нашего общения месте. Клейн в образе Гермеса хмыкнул, мысленно прикидывая реакцию Митчелла, если бы он исполнял желания подобно Волшебной Лампе, коверкающей до неузнаваемости любые размытые и не имеющие четких границ слова. Приподняв руку, он щёлкнул пальцами, и их окружение мгновенно переменилось. Пейзаж зимнего города сменился на большую, просторного вида комнату. Окна здесь были вытянутыми, и за ними прекрасно слышалась медленно наступающая вьюга с метелью. В её центре же стоял небольшой круглый столик, на нём — две чашки с горячим чаем, а подле два изящных стула со спинками, на одном из которых уже оказался Мерлин, жестом приглашая Красную Перчатку ближе. Леонард от немого зова и не думал отказываться, но вместо того, чтобы сесть, подошёл к Клейну, укладывая обе руки ему на плечи. — Ваше первое желание было исполнено. — Волшебник немного повернулся и приподнял голову, смотря прямо в улыбчивое лицо своего дорогого поэта. — У вас есть ещё два. — Моё второе желание — чтобы ты принял свой истинный облик. Мерлин Гермес качнул головой, замер на мгновение, будто размышляя, а потом прикрыл глаза. Его тело начало само по себе меняться. Волосы стали короче, черты лица сменились, чёрные глаза стали янтарно-золотистыми, а рост немного уменьшился. Теперь на стуле сидел никто иной, как Клейн Моретти, брат Меллисы и Бенсона, бывший Ночной Ястреб, которого ныне считали мёртвым. — Есть ли у моего дорогого поэта последнее желание? — Моретти поднёс чашку к губам и отпил немного горячего напитка. Леонард давно на это напускное равнодушие не ведётся, оно никогда не бывает правдивым. Пристальным взглядом он рассматривает каждый сантиметр чужого тела, ведёт взгляд по лбу, тонкой линии худоватых скул и шее, на которой дёрнулся кадык. Митчелл улыбается. Теперь он наверняка знает, что на самом деле Моретти волнуется. — Можно ли оставить последнее желание на потом? — Конечно. Красная Перчатка выпрямляется, меняя положение. Клейну приходится отставить чашку чая на стол, спокойно воззрившись на чужое лицо снизу вверх. — Хотя, пожалуй, я придумал последнее желание. Клейн подсознательно немного напрягся. Его интуиция что-то отчаянно ему подсказывала. — Какое же? — Я хочу, — Леонард помедлил, будто специально растягивая слова, — Чтобы рядом со мной ты перестал использовать свои способности последовательности Клоуна. Спокойное выражение лица Моретти застыло, точно его неожиданно загнали в ловушку, вырвав из рук последний козырь. Молчание заполнило комнату. Внутреннее Клейн метался, пытаясь отыскать подходящее оправдание этого не делать, или сделать что угодно, кроме этого. В конце-концов, если он исполнит это желание... Провидец сглотнул, обращая взгляд куда-то в пустоту. — Неужели ты не можешь исполнить что-то настолько простое? Я слышал эти сказочные истории, как разрушенный город Констант был отстроен заново, как ужасающие шрамы одной дамы в один миг исчезли, вернув её прежнюю внешность... — Казалось, Леонард может продолжать бесконечно закапывать Моретти, но тот не очень деликатно прервал его, положив ладонь тому на губы. — Хорошо, я исполню это желание. В этот же миг от спокойного выражения не осталось и следа. Уши густо покраснели от смущения, а взгляд янтарных глаз смотрел на что угодно, лишь бы не на довольное лицо поэта. Уголки губ чуть подрагивали, а брови были сведены в немного осуждающей эмоции. Беспокойство окутало его с ног до головы. Но Леонард, кажется, нисколько этому не смутился. Теперь он оказывается прямо перед ним, склоняется ниже, щекоча длинными волосами шею. Взгляд его зелёных глаз кажется заискивающим, будто у собаки, выпрашивающей разрешение хозяина и ждущей его команды. Улыбка его кажется нежной и искренней. Он льнёт чуть ближе, касаясь носом холодной щеки. — Всё хорошо, — Шепчет он тихо. — Расслабься хоть ненадолго. Ничего не случится, правда. Клейн молчит несколько секунд, а после кладёт руки на талию Красной Перчатки, даже сквозь одежду ощущая живой жар тёплого тела. Он ведёт выше, наслаждаясь немного терпкими чувствами между пальцев, и забирается ладонями на широкие плечи. Леонард осторожно целует его, сначала лишь легонько касается губ, отстраняется, будто беря пробу, а затем делает поцелуй немного настойчивее, сминая мягкие уста. Клейн отвечает, переплетаясь со Звездой в объятиях. Его тонкие пальцы зарываются в волосы зеленоглазого, и он не знает, чего хочет больше, остановить или поторопить. Секунды в смазанных поцелуях и объятиях кажутся приятной тягучей вечностью, но сколько бы раз его не целовали, он всё ещё мнётся, опасается, сомневается. Митчелл это понимает. Он не торопит его с ответом, ожидая, когда пройдёт страх и замешательство. Поцелуи застывают на одном месте. Не зная, как правильно отреагировать, Клейн разжимает пальцы на чужих волосах, мягко их поглаживая, проводя ладонью между прядей. Он сам инициирует лёгкий поцелуй-прикосновение, почти детский, позволяя его дорогому поэту творить всё, что взбредёт в голову. И почувствовав на себе довольный и несколько хитрый взгляд, он почти жалеет о своем выборе, с трудом сопротивляясь желанию вновь применить свои способности Клоуна. Леонард спускается ниже, губами касается шеи, оставляя на бледной коже невесомые поцелуи. Он прикусывает немного выпирающие ключицы, опуская руки мягкое сидение стула для лучшей устойчивости. У Провидца кружится голова, перед глазами мелькают звёздочки. Он был слишком чувствителен. Клейн уже обеими руками зарывается в чёрные патлатые волосы, и гладит Митчелла по голове, потирая кожу у уха, а после переходя к задней стороне шеи. Он давно хотел проверить эту теорию. И реакция превзошла его ожидания. Леонард вздрогнул, его до этого ровное и уверенное дыхание сбивается, а пальцы сильнее сжимают дорогую ткань стула. Казалось, поэт и сам был ошарашен своей реакцией, но ничего не говоря, он льнёт под руки Провидца, почти жмурясь от наслаждения. — Пойдем на кровать? — Мягко шепчет он Клейну на ухо. Его голос наполнился сладкой хрипотцой. — Пойдём. Он осторожно подхватывает Моретти на руки, и, за несколько шагов достигая широкой кровати, укладывает Провидца сверху, точно хрустального. Клейн от такой обходительности млеет и смущается. На нём все ещё одеяния бродячего фокусника, которые совсем не вяжутся с происходящим. Леонард, будто поймав эту мысль, стаскивает с него ткань, похожую на шарф, открывая больше вида на тонкую шею. Красная Перчатка нависает сверху, томно разглядывая Ангела под собой. Когда Леонард окончательно раскрепощается, Клейн уже с трудом сдерживает себя от стонов, сминая пальцами светлое постельное белье. Он хочет метаться по кровати, чувствуя, что постепенно начинает задыхаться, как в лихорадке, от подобных ласк его дорогого поэта. Провидец дрожит, чувствуя, как с него стаскивают пиджак, следом — рубашку, и он не сдерживается, сладко постанывая на очередной ласкающих поцелуй. Движения сверху на мгновение замирают, а затем он слышит тихое и довольное урчание. Клейн чувствует, как его стены постепенно начинают рушиться. Он забирается руками под чужой костюм, неряшливо и дёргано расстёгивая пуговицы, небрежно раскидывая рядом элементы одежды. — Любовь моя, — Ласково нашёптывает Леонард ему в уши, вызывая новую волну мурашек. Он залезает рукой в карман рубашки, что-то нащупывая. А Клейн всё ещё не может до конца поверить в реальность происходящего. В то, что после всего, что произошло, они могут быть рядом. Что они могут позволить себе подобное. В руках Митчелла оказывается склянка с ароматным маслом, обычно используемым для ритуалов. Одну руку он сжимает на оголённом бедре Клейна, пальцами поглаживая и согревая кожу, а второй откручивает крышечку, откидывая её куда-то в сторону. Комнату наполняет лёгкий аромат ванили и ночных цветов, успокаивающий, немного сладкий и такой нежный. Он стягивает с Клейна остатки одежды, а затем выливает всю баночку на собственную руку. Леонард приподнимает его за лодыжки, подтягивая слегка дрожащего от ласк Провидца ближе. Моретти обвивается ногами вокруг талии Митчелла, давая немое согласие на продолжение действий. — Я остановлюсь, как только ты попросишь. — Успокаивающе говорит он. Его затуманенный желанием взгляд почти сводит Клейна с ума. Провидец закрывает собственный рот рукой, лишь бы не издать лишних, постыдных и смущающих звуков. Леонард осторожно обводит ладонями бедра, ягодицы, а затем толкается внутрь одним пальцем, мягко разрабатывая его. К одному быстро прибавился второй, двигаясь внутри уже свободнее, оглаживая стенки и входя глубже. Он с трудом держался, стараясь дать пространство для манёвра партнёру. У Клейна от ощущений дрожат ноги, и он почти извивается под Красной Перчаткой, судорожно хватая ртом воздух, когда ему дают передышку от поцелуев. Руками он цепляется за чужие лопатки, чуть оцарапывая их, когда в него вставляют уже три пальца. Он не знает, сколько продолжается эта сладкая пытка, когда пальцы резко выходят из него. Клейн открывает глаза, и с трудом скрывает свою секундную раздосадованность. Леонард приставляет своё достоинство к уже разработанному анусу, а затем осторожно входит, внимательно следя за реакцией Клейна. У лежащего, перед глазами, кажется, мелькнули все звёзды галактики, и он чуть не задохнулся во вздохе, утыкаясь носом в плечо Митчелла. Удовольствие растекается даже по его костям. Леонард постепенно учащает движения, нашаривая ту самую точку, от которой всё тело Клейна буквально потряхивает. — Это... так хорошо. Пожалуйста, продолжай... — Лицо ангела почти алое, и, кажется, кровь всего его тела распределилась лишь между двумя местами — нижней частью тела и лицом. Кажется, ещё немного, и Клейн вспыхнет вполне осязаемым огнём. Толчки становились всё быстрее и быстрее, и Леонард уже почти рычал ему на ухо, как дикий пёс, которому наконец-то дали волю. Провидец сжимает его волосы, зарываясь в них пальцами, и от этого Митчелл лишь сильнее сжимает бледные бёдра, насаживая его глубже. Спина Клейна изгибается дугой, и он стонет, чувствуя лёгкую пульсацию как внутри себя, так и в члене, который тёрся о чужой живот. Он касается пальцами своего возбуждения, ведёт по нему пальцами, а затем обхватывает, начиная водить вверх-вниз в быстром темпе. Митчелл тоже ускоряется, и последний толчок, самый агрессивный, почти вбивающий Провидца в мягкие матрас кровати, оказывается решающим. Леонард дёргается ещё несколько раз, а потом кончает внутрь. Клейн тоже кончает. Сперма стекает по его руке на живот. Моретти красный и весь растрёпанный, всё его светлое тело в укусах, засосах и поцелуях, а алые губы кажутся совсем измученными. Он такой сладкий, что его хочется съесть, сжать и больше не отпускать. Леонард поддается порыву, и плюхается рядом на мягкую постель, притягивая Клейна как можно ближе к себе, одаривая его последними поцелуями, перед тем как заснуть.