***
Кровь на одежде явно принадлежала не юным магам. Разве что, только на щеке у Сатору была собственная, которую Сугуру сейчас оттирал большим пальцем. — Черт, она не стирается! — тихо бурчал Гето, пока Годжо терпеливо ждал, не собираясь применять ни одну из своих обратных техник. Ему просто было приятно, что тепло рук лучшего друга касается его лица. Да и выражение лица Сугуру — такое сосредоточенное, но от того не менее милое, вызывало желание просто смотреть на него подольше. Именно тогда Сатору и заметил, что Гето кусает губы, увлечённо продолжая свое занятие. — Нормально все! Сейчас остановится, — отмахнулся Сатору, весело улыбаясь, — Давай лучше позвоним эти идиотам и пусть они снимут барьер! — Гето хмыкнул, а потом они встретились глазами. Тьма против света. Луна против солнца. И было в этом что-то особенное, чего не было ни с кем другим. Словно его свет не сопротивлялся тьме Гето Сугуру, а наоборот Сатору Годжо манили его звезды в кромешной темноте, словно это были те самые путеводные. Его руки на лице Сатору, пока сам Гето наклонился настолько близко, что его запах ударяет в нос. Кокос и ром — так пахнет Гето Сугуру. Такая приятная терпкая сладость мечтаний об отпуске на островах с пальмами и кокосами. Звенящая тишина повисает в маленькой комнате, в которой они сидят, не в силах что-то сказать или пошевелиться. Настолько момент поглощает обоих, что слова и действия просто становятся не нужны. Все в этот момент так правильно, что остается только смотреть в глаза друг другу, смешивать дыхание и разделять один на двоих воздух. Ведомый какой-то силой и внезапно охватившим желанием попробовать все, что еще не пробовал, Гето чуть наклоняется вперед, но телефон звонок портит все волшебство. Все приобретает четкость и разум больше не туманят прекрасные глаза друга. — Барьер я снял! Долго вас ждать? — кричат в трубке безумно громко. — Чего ж он такой нетерпеливый! Какие в Киото грубые люди! — теперь уже буркнул Сатору, поднимаясь со шкафа, на котором до этого сидел. Разочарование затопило с головой, однако Годжо, как обычно, спрятал это все за тупой шуткой и глупым, абсолютно неуместным, намеком на флирт, пробуждая в Сугуру что-то такое, к чему он не был готов в свои пятнадцать лет.***
На вокзале было многолюдно. Толпы спешащих людей и вечное движение, вечная жизнь. Вокзалы и аэропорты — то самое место, где можно почувствовать себя менее одиноким, представляя, что ждёшь чего-то прибытия. Людям свойственна слабость, а слабостью Сатору становился лучший друг. Неслучившийся поцелуй как будто только это и подтверждал. Сугуру Гето — личный сорт элитного алкоголя, точно также дурманящий мозг. Но поймёт он это позже. Парни направлялись в сторону нужного поезда. Одежда на них чистая, в одной на двоих спортивной сумке — скромные пожитки. — Считай, справились с заданием куда выше, чем нам дали! — сиял улыбкой Сатору, поправляя черные круглые очки. — Думаешь, нам поднимут ранг? — наклонив голову на бок, спросил Сугуру, стараясь не смотреть на тот порез, который Сатору все никак не хотел убирать. Боевые шрамы украшают, так ведь? А Годжо выглядит с ним так мужественно, что дыхание перехватывало. — Обязаны! Мы же сильнейшие! — Годжо улыбался так ярко и открыто, что сердце Гето так и норовило выпрыгнуть из грудной клетки. Настолько отчаянно, почти физически больно, оно ударялось о ребра. — Да, мы сильнейшие! — подтвердил мягко Сугуру, улыбаясь, пока на его щеках так красиво алела нежная пуль румянца. В последствий эта фраза станет настолько локальной, что перед и после каждого задания они будут ее говорить друг другу. Сатору всегда будет улыбаться так ярко только для Гето, а Сугуру смущенно, но мягко улыбаться только для Годжо. — Надеюсь, сегодня звезды будет видно, а то этот дождь уже вот где! — Сатору вытянул руку до шей, показывая тем самым уровень своего возмущения. — Хочешь посмотреть на луну? — Гето отвлекся от учебника, повернув голову в сторону друга. — Да, давно не были на крыше, — кивнул Годжо, пока раскачивался на стуле, закинув ноги на стол, — Пойдешь со мной, Сугуру? — Я с вами! — внезапно появившаяся в кабинете Иэйри растянула губы в хитрой ухмылке, — И давайте остальных возьмем! — впрочем, спорить уже не имело смысла. Даже если ее не позвать, она все равно придет. Пожалуй, Сёко Иэйри была особо активно только тогда, когда речь касалась тусовок. — Тогда я жду вас у себя, — Гето улыбнулся, однако от его взгляда не ускользнуло то, как улыбка Сатору потухла, но он все равно пытался улыбаться, пускай и фальшиво. Смотреть на луну на крышах было что-то вроде традиции, которую юные маги взяли в привычку после Окинавы, когда двум пятнадцатилетним сильнейшим поручили задание по избавлению от проклятья особого уровня. Тогда они справились достаточно быстро, а до самолета обратно была еще целая ночь. Ночь на Окинаве было принято провести на крыше, глядя прямо в белый лик загадочной полной луны. В тишине, под приветливое подмигивание звезд, они молча наблюдали за сменой темноты ярким утренним светом, а впереди их ждал перелет обратно в Токио. В самолете Сатору сам и не понял, как уснул на плече Сугуру. Да и сам Гето не возражал, уложив голову на макушку друга, тоже погрузился в сон. Так они и проспали до самого приземления самолета друг на друге, а по прибытию сделали вид, будто ничего не было. И так было всегда. Совершая что-то, что могло поставить под вопрос их дружбу, они предпочитали не обращать на это внимания и делать вид, что этого просто не было. Потому что так было проще. Потому что так было безопаснее. Но знал бы тогда Сатору, как завороженно Гето смотрел на него спящего, представляя в голове совершенно не то, что принято делать с друзьями. Знал бы Годжо, как дыхание Сугуру сбилось, пока он наблюдал как его белые ресницы трепещут, а чертово тихое сопение вызывает совершенно не то чувство, которое должно быть по отношению к лучшему другу. Знал бы его чертов лучший друг, когда его дыхание касалось шеи Гето, вызывая мучительную давку в штанах и неконтролируемый румянец на щеках юного Сугуру, отчего пришлось скрывать «проблему» кофтой. Противоречивые чувства наполняли его с головой и в итоге он просто закрыл глаза, положив на Сатору голову в надежде, что это просто пубертат и это пройдет, как только они вернутся в Токио. Не прошло. Да и не думало. Пожалуй, Сатору Годжо значил для Сугуру Гето намного больше, чем тот был готов себе признать. На крыше многоэтажного дома было пусто и мокро, а пришедшие туда первые Сатору и Сугуру сейчас укладывали коврики для йоги на холодный бетон, а сверху кидали пледы. Друзья обещали подойти попозже, поэтому начало вечера обещало быть спокойным. Небо, к личному счастью Сатору, было чистым, а полный диск луны освещал темноту крыши, пряча в своих серебряных лучах сокровенные секреты. — Так что по поводу Рождества? — пользуясь моментом, спросил Годжо, пока они размещались на пледе. — А что там? — спросил Сугуру, смотря на друга, который уже поднял голову вверх. Лицо Сатору Годжо мягко подсвечивало холодное сияние луны, отражаясь серебром в светлых голубых глазах, в который и без того хотелось утонуть. Сугуру сглотнул, понимая, что сейчас это чудесное зрелище только для него. Что только ему доступны те самые широкие улыбки, тот самый шуточный флирт и постоянные, как бы случайные, прикосновения. Такое чувство, будто все это было доступно только для Гето, заставляя его чувствовать себя чертовски особенным. Сугуру не любил прикосновения, но Сатору входил в ту категорию людей, которому было позволено прикасаться к нему. Например, зарываться пальцами в волосы, мягко оттягивая их назад, прежде чем попытаться их заплести. Сугуру вообще безумно любил прикосновения Годжо. Они были обжигающими и такими волнующими, что на душе сразу становилось спокойно. Личные границы Сугуру Гето пропадали ровно в тот момент, когда он оставался рядом с Сатору Годжо. — Ты говорил, что планов нет, — напомнил Сатору, а потом повернул к другу голову и они встретились глазами. Гето закусил губу, раздумывая над его словами, кажется, бесконечно долго. Сатору никогда не нравилось, что Сугуру кусает губы. Равно как и то, что он не может к ним прикоснуться. Дурацкие мысли спровоцированные, как ему казалось, банальным интересом теперь им не являлись, а были чем-то более личным. Несбывшаяся мечта со вкусом горьких сладостей на языке. Хотя все равно было интересно, какие на вкус губы у Сугуру. — Да, — в итоге согласился друг. Сатору засиял словно новогодняя елка. — Давай вместе встретим? На площади обещают салют и глинтвейн! Можно даже алкогольный! А еще в парке можно сесть, оттуда вообще все видно будет! — его веселье заражало и Сугуру даже сам не понял как улыбается, пока его душа задыхалась в омуте глаз сильнейшего. Парням было по шестнадцать, когда они впервые попробовали алкоголь. Где Сатору его взял оставалось загадкой, но то, что он абсолютно точно разливал алкоголь в бумажные стаканчики так, словно был барменом в клубе и каждую ночь мешал коктейли, не составляло сомнений — стащил у отца. И, судя по всему, смотрел в интернете рецепты коктейлей. — А что это такое то? — Сугуру с сомнением разглядовал янтарную жидкость в наполовину полном стакане, в которую Годжо сейчас добавлял колу и лед. — Виски! Какой-то зарубежный, — ответил Сатору, пока рядом стоящая с ним Сёко заглотнула одним большим глотком все сразу. — Уаа, какой горький! — прошептала Иэйри, морщась от вкуса, а потом ее чуть повело в сторону прямо на Сатору, — Давай еще! — она поднесла к нему стаканчик, чтобы он плеснул ей еще. В итоге, Сёко Иэйри была первой, кто уснул прямо за столом, перебрав с алкоголем. Парням пришлось нести ее в комнату к Сугуру, у которого они ночевали, чтобы она нормально поспала. Второй жертвой алкоголя стал Сатору, а через два бокала и Сугуру сдался в его власть. Оба парня, изрядно пьяные, доказывали друг другу что-то, пока Сатору не надоело и он не нахмурился, откинувшись на спинку дивана. Сугуру, с милым алкогольным румянцем на щеках, взглянул на Сатору непонимающе. Он честно старался сфокусировать взгляд на друге, но выходило это откровенно плохо. А то, что пьяному Сугуру лучший друг казался ещё более привлекательным, говорить не стоит. — Что? — в итоге не выдержал Гето, угрожающе, насколько это вообще возможно в его состоянии, наклонившись в сторону Годжо. — Можно тебя укусить? — повернув голову на бок, сильнейший смотрел стеклянными глазами на Сугуру. — Кусай, — пожалуй, это было самое необдуманное решение за всю его недолгую жизнь. Слова вылетели быстрее, чем он мог бы обдумать ответ, но Сугуру абсолютно точно был уверен, что это было правильным решением. Просто так чувствовал и никакие больше слова не были нужны. На утро парни проснулись на полу в гостиной, пока на шей Сугуру красовались укусы Годжо. Оба не помнили ничего, но лишний раз, встречаясь глазами, краснели и отворачивались. И так до того времени, пока следы от зубов не сошли. — Главное, чтобы не как в тот раз, — выдохнул Сугуру, а потом мягко улыбнулся. На его губах алели капли крови и Годжо сглотнул. Не получалось не думать о том, как он мог бы пройтись по ним пальцем или языком и… ТАК! СТОП! — Да мы по одному только! — заверил его Сатору, пока румянец легкой дымкой покрывал его щеки, — У тебя опять кровь на губах, Сугуру, — выдохнул Годжо, стараясь не смотреть как Гето облизывает губы. Дыхание на этом моменте всегда становилось затрудненным и в штанах становилось тесно. Чертов пубертат! Чертовы губы! Чертов язык! Чертов Сугуру Гето! — В таком случае, я не против, — в итоге улыбнулся Сугуру, растягивать покусанные губы в улыбке. На крыше сразу стало шумно, как только Хайбара и Сёко переступили порог. Идущий позади Нанами лишь закатывал глаза или громко цокал языком, поправляя чёлку. — Долго ждали? — весело спросил Хайбара, широко улыбаясь. — Не особо, — мягко произнес Сугуру, освобождая место на пледах, чтобы друзья могли сесть рядом. — Ничем противозаконным не занимались? — тут же подхватила Сёко, пока вынула изо рта карамель на палочке. — Конечно, ролевые игры устраивали! Ты на его шеи не видишь засосов что ли? — тут же весело отозвался Сатору, — А ты опять курить бросаешь? Сегодня на леденцах, — то, как Сатору ловко умел менять тему было одним из его достоинств. И Сугуру был благодарен за это. Трогать тему их отношений не хотелось, как и признаваться в том, что он был бы рад провести эту ночь только рядом с другом. — Да, в очередной раз бросаю, — протянула Сёко, пока толкала Сугуру к Сатору, чтобы сесть рядом с ними. Луна сегодня была красивая, но глаза Сугуру, в которых отражались звезды, ещё красивее. Темнота его глаз с сиянием хаотичных бусин. Гето Сугуру был красив как ночное небо, как гроза, как ночь на берегу океана. Он звучал как песня для медленного танца, а ещё от него пахло свободой, которой Сатору Годжо не мог обладать. Гето Сугуру был олицетворением свободы и крыльев, а его улыбка была самым большим сокровищем. О чем ребята говорили потом Сатору уже не слышал, украдкой поглядывая на профиль Гето. Сильнейшие сидели достаточно близко, что позволяло чувствовать тепло друг друга. Горячие сердца согревали своим светом холодную ночь, когда на небе зажигались ледяные звезды.***
Когда Гето затягивается сигаретой Сатору начинается громко возмущаться. Так и хочется забрать у него эту дурацкую палочку-убивалочку и топтать её до того момента, пока от неё ничего не останется. Он ненавидел запах сигарет ровно также, как и то, что Сугуру Гето курит непростительно часто. Годжо исполнилось семнадцать и они отмечали шумной компанией в его квартире. Ну, если их сборище вообще можно назвать шумным — Сёко и Хайбара, налакавшиеся вина, которое принесли с собой контрабандой, спорили с Нанами и Утахиме, называя их непьющую компанию «скучные стариканы». О том, что ребята были примерно одного возраста не волновало никого. Сатору и Сугуру, примерно понимая чем все это может закончится, ушли на балкон покурить, да там и остались благодаря Иэйри, которая закрыла их, пока звук замка заглушала радостная бравада, которую девушка называла «песня». На балконе было прохладно, а чертов Годжо, мать его, Сатору о существовании верхней одежды не догадывался. Из-за чего скрывал дрожь в собственном теле, пока Гето курил. Сугуру громко хмыкнул, максимально недовольно сунул недокуренную сигарету в руку друга, пока снимал с себя огромную олимпийку. Чёрная, с белыми полосками, внутри которых японские иероглифы, на пару размеров больше, чем надо. Как раз в его стиле. Одна из самых любимых кофт Сугуру Гето в повседневной жизни. Теперь же эта кофта была на плечах Сатору. Вся она пропахла табаком и этот запах мог бы раздражать если бы не одно «но» — эта вещь принадлежала Сугуру, что делало её автоматически приятной к восприятию. Годжо Сатору никогда не курил, но сейчас, смотря на сигарету в своих пальцах, что-то внутри кричало попробовать. Может быть, тогда он поймёт почему Сугуру курит. Сатору успел засунуть в рот сигарету раньше, чем Гето бы её забрал. Встречаясь с ним глазами, Годжо, словно ребёнок, демонстративно затянулся. Сугуру, казалось, внешне, оставался абсолютно спокойным, однако внутри все кричало о том, чтобы вырвать сигарету и выбить из друга всю дурь. Желательно так, чтобы понял. До первой крови на губах. Нет, не кулаками, а чертовыми поцелуям. Однако, как только Сатору закашлял, подавившись дымом, все эти мысли пропали. Годжо согнулся пополам, сжимая одной рукой сигарету, а другой собственную рубашку на груди, заходясь в дичайшем кашле. — Вот не умеешь — не трогай, имбецил! — отозвался Гето, забирая сигарету и притягивая к себе друга, чтобы он оперся на его плечо лбом и прокашлялся. Тактильность для них была привычной, хотя Гето иногда старался ее избегать, чтобы не дразнить себя мнимыми надеждами и фантазиями на что-то большее. — Как ты это делаешь? — речь Сатору была не столь понятной, когда он кашлял, однако Гето отчего-то понимал каждое слово. — Я курю, чтобы перебить вкус проклятий, — протянул Сугуру, пока его руки сами потянулись к волосам Сатору, но он их так туда и не запустил, вовремя остановившись. Чтобы хоть как-то оправдаться, он просто поправил свою кофту на плечах друга, однако голову Сатору так и не убрал с его плеча, хотя кашлять перестал. — А теперь это превратилось в привычку! — хмыкнул Сатору, — Давай я лучше буду тебе собу покупать, — чуть тише протянул сильнейший, — Или чупа-чупсы. — Ты хочешь разориться? — Гето мягко улыбнулся, все-таки запуская руки в его волосы. Мягкие и податливые, от которых пахнет малиной. — Зато ты курить бросишь, — краснея, ответил Годжо, чувствуя как пальцы Гето так осторожно перебирают его волосы, доводят до крайности и заставляют чувствовать тепло. — Давай попробуем, — согласился Гето, чувствуя как тело Годжо чуть дрожит. И проблема была в том, что он не знал то ли от его прикосновений, то ли от холодной ночи. Однако точно можно сказать одно — им обоим нравилось то, что происходит. Сёко, благополучно заснувшая на Хайбаре, забыла о закрытом балконе, так что миссия по освобождению Сатору и Сугуру с балкона легла на плечи Нанами Кенто. Сатору потом еще долго возмущался, треся за плечи полупьяную — полусонную Иэйри, которая глупо смеялась, случайно ляпнув, что проспорила Хайбаре. — На что вы спорили? — подключился уже Сугуру, правда спрашивал он у Хайбары, пока Сатору возмущенно допытывался до Сёко. — Да так шалости, Гето-сан, — уклончиво протянул Хайбара Юу, неловко улыбаясь. — Ты его хоть засосал? — пьяный выкрик Иэйри разорвал тишину, заставив Сатору покраснеть, — По глазам вижу, что нет, — она не видела, просто знала, — Отвали, Годжо, я хочу спать! Юу ты теплый, будешь моей подушечкой? — Сёко, скинув с себя руки Сатору, улеглась на Хайбару. Сугуру с Сатору переглянулись, покраснев. Неловкая тишина искрилась и впервые Годжо хотелось, чтобы чертова Сёко Иэйри выиграла спор. Потому что он был готов это сделать, если бы не щелчок замка, когда Нанами открыл балкон.***
— Ты решил скупить весь магазин? — Гето удивленно вскидывает брови, когда сильнейший-из-дуэта, демонстрирует ему полные карманы карамелек на палочке, — Куда столько? — кажется, от такого большого количества сахара у Сугуру начинает дергаться глаз. — Ну смотри, в пачке примерно двадцать сигарет, — протягивает Сатору буквы нараспев, — Тут примерно на три пачки, — Годжо достает из кармана штанов портсигар, запихивая туда плоскую сладость на палочке. — Где ты взял эту штуку? — Гето, кажется, никогда не перестанет удивляться тому, сколько выходок у Сатору Годжо еще имеется. — Купил, подбирал специально такую, чтобы тебе подошло, — отвечает Годжо, закрывая крышку пластиковой коробочки и проверяя ее на надежность, начиная трясти в разные стороны, — Вот! Это тебе! — он протягивает Сугуру полупрозрачный черный, с серебряными блестками, портсигар, до отказа наполненный карамельками. — А что это за бумажка? — рассматривая коробочку со всех сторон, спрашивает Сугуру. — Там наша фотография, чтобы ты точно знал, ради кого это делаешь, — щеки Гето покраснели, как только широкая улыбка озарила лицо его друга. В будущем, когда их дороги разойдутся из-за Рико Аманай и системы шаманов, Гето всегда будет носить с собой этот чертов портсигар. В нем всегда будет парочка леденцов на палочке, сигареты, маленький бальзам для губ со вкусом малины и их фотография, которую он будет постоянно склеивать. Это будет самая главная ценность Сугуру Гето, после, конечно же, Сатору Годжо, ради которого он будет менять систему. А когда Сугуру умрет от его рук, то портсигар заберет обратно Сатору, но так и никогда его не откроет, чтобы что-то в нем изменить, а напишет на хлипкой, десять раз склеенной скотчем, крышке коробочки «Собственность Сугуру Гето». Вещь, которая принадлежала его первому и единственному. Вещь, в которой хранится их вечная счастливая молодость. Вещи, которая хранит в себе их цветущих призраков.***
Секо, притащившая в техникум пакет с мандаринами, сейчас ушла отмывать руки от их сока, предоставив Сатору и Сугуру полный пакет фруктов. — Мандаринку будешь? — Сугуру, достав из пакета оранжевый шарик, протянул его другу. — Только если ты почистишь, — Годжо, благополучно раскачивающийся на стуле, мило улыбнулся. Знал ведь, что отказать невозможно, когда именно такая улыбка появляется на лице Сатору Годжо: яркая, приветливая и предназначаемая только ему одному. Сугуру Гето никогда не любил чистить мандарины; не любил сладкий сок, который стекал по рукам; не любил косточки в них, однако ради Сатору он был готов поступиться своими принципами. — Почистишь же? — то, как он посмотрел в его сторону вызывало мурашки. И как при таком можно вообще отказать? Отказать чертовому Сатору Годжо было чертовски невозможно. — Почищу, — выдохнул Сугуру, как бы показывая, что это ему, якобы в тяжесть, хотя Годжо знал, что это было напускное. — Ура! Мандаринка! — оттолкнувшись слишком сильно, Сатору упал на пол, больно ударившись головой, — Блять! — простонал мальчишка, оставаясь на полу. Сугуру кинул мандарин на стол, помогая другу подняться на ноги, а потом и сесть на стул. Это было привычкой — спасать его от самого же себя. Сугуру знал, что если не поможет, то Сатору себе еще что-то сделать сможет. Например, однажды он сломал палец, пока слазил с дерева. — Чееееерт! — разнылся Годжо, пока потирал ушибленное место. Благо, что хотя бы просто ударился. — Мандаринку? — Сугуру неловко улыбнулся, подставляя к губам друга дольку, — Давай, Сатору — открой рот, — кажется, он начал уже уговаривать, — Я тебя по голове поглажу, тогда точно боль продет, — выдохнул парень, пока не почувствовал теплые губы Годжо на своих пальцах. Румянец вспыхнул на щеках раньше, чем Гето бы успел что-то сказать. Мысли унеслись вообще не туда, куда надо: слишком ярко привиделась картина, где Сатору прикасается губам к фалангам пальцев, смотря на Сугуру снизу вверх, при этом сверкая своими голубыми глазами. Представились те чувства, которые он будет испытывать — смесь восторга и смущения от тепла, который волнами будет проноситься по телу, заставляя тело мелко дрожать от истомы, от чувства сладости на корне языка. — Еще будешь? — отведя взгляд в сторону, Сугуру сильно покраснел, закусив губу. — Да! — Сатору улыбнулся, пока Гето отрывал от мандаринки дольку и продолжал кормить Годжо, — А погладить? Ты обещал! — Сатору поднял на него глаза, а чертово сердце в груди забилось чаще, когда собственная выдумка встала перед глазами: целует каждую фалангу пальцев, обдает горячим дыханием кожу, особенно долго останавливаясь губами на казанках, оставляя там мокрый след. — Да, помню! — Сугуру с каждой секундой все больше и больше краснел, а улыбка на лице Сатору становилась все шире и шире. Такое зрелище ему явно нравилось. — Ты краснеешь? — ехидная улыбка коснулась губ парня, пока Сугуру зарылся пальцами в его белые волосы, ощущая их шёлк и мягкость. Наверное, Сатору никогда не признается, но ему безумно нравилось, когда Сугуру гладил его по волосам, когда вот так просто зарывался в них, создавая из платины его волос бардак, а потом мягко приглаживал их обратно. Словно успокаивал метель простым заклинанием, словно защищал от опасностей. — Заткнись! — фыркнул Сугуру, отведя взгляд в сторону. Красный, словно рак, с нелепой челкой и бегающими темными глазами — то, на что Годжо готов смотреть вечность. Персональная красота. Его красота. То, что доступно только ему, не смотря на то, что Гето иногда тусуется с девчонками. Хотя, что один, что второй из тандема сильнейших точно знали, что кроме друг друга им не нужен никто. Да, тусуются с девчонками; да, Годжо часто ревнует и даже не скрывает, в отличие от Гето, который делает это «по-тихому», оповещая Годжо об одном, например, «свидание с красивой брюнеткой», а по факту сидит дома, представляя как Сатору беситься. Не одному же ему раздражаться и ревновать! Годжо Сатору до невозможности собственник, дарящий всего себя только одному человеку — Гето Сугуру. В любой момент он может просто придти к другу и какой бы смешной или абсурдной не была причина он знает, что Сугуру всегда выслушает, всегда поддержит, а если надо еще и чай приложит и обнимет. Тепло так обнимет, что сердце протестующие будет биться в груди, при одном только мимолетном взгляде на его обкусанные губы. Сугуру так и кормил Сатору мандаринами, гладя по голове. И было в этом что-то теплое, по-домашнему уютное и такое интимное, что остального мира просто больше не существовало.***
Наверное, никто не делал первых шагов по одной простой причине — боялись последствий. И дело тут было вовсе не в том, как на это отреагирует общество или семья, дело тут было в собственном мироощущение. Словно, признайся они в чувствах, так хрупкий мир их дружбы рухнет к чертям. Если шутки про передружбу еще воспринимались нормально, то реальные шаги к тому, чтобы перейти от шуток к действиям были под запретом. Если и такое происходило — это просто спускали на самотек и никогда НИКОГДА не обсуждали. Почему? Да потому что жить так проще — как будто ничего не было. И тогда ничего в их дружбе не пострадает. И так было всегда. И так будет и сейчас. Сейчас, когда Сатору, сжимает подбородок Сугуру пальцами, в зубах зажат колпачок от косметического продукта, а сам Сильнейший-из-дуэта жирно наносит бальзам на губы друга. Годжо уж просто не выдержал, когда они встретились пару минут назад, а губы Гето были в кровищу искусаны. — Что блять такого успело произойти, что ты так раскусал их? Вчера все было нормально! — спрашивал его Годжо, хмурясь. — Думал много, — уклончиво ответил ему Гето. Гето, ниже друга всего-то на каких то десять сантиметров, но сейчас, смотря на Сатору снизу вверх, он кажется не просто выше, но более старше, более опытнее, более привлекательнее с этой своей заботой, вообще ни разу ему не присущей. Да даже просто тот факт, что Сугуру сейчас видит каждую черту его лица, каждый синяк и гладко выбритую кожу уже вызывает тепло внутри, порождает желание прикоснуться к другу по-особенному ласково, по-особенному нежно утянуть его в поцелуй, заставить почувствовать все это скопище бабочек в животе. Показать все грани этой чертовой передружбы, проведя языком по нёбу; дать почувствовать себя нужным, пока рука сожмет волосы на затылке; показать, что чувствует, когда ноги подогнуться от интенсивности страстного поцелуя и подхватить его ровно в этот момент. Слишком много противоречивых мыслей. Слишком много не о том. Слишком много о лучшем друге. Он, наверное, никогда о таком не думает! И сочтет Сугуру полным идиотом, если тот вдруг воплотит хоть одну из своих дурацких идей. Но поцеловать Сатору все равно хотелось чертовски сильно. И хоть палкой его бей, все равно поцеловать хочется! — Вот и все! — Годжо, довольно улыбаясь, оценивает свою работу, а точнее жирно покрытые бальзамом губы. — Малина? — запах, что ударил в голову пьянил, хотя бы потому что от Годжо пахло малиной и горьким кофе. — В точку, — ответил Сатору, улыбнувшись, а потом сунул бальзам в руку друга. Теперь он принадлежит ему. Тени под глазами Гето вызывали беспокойство, но Сатору Годжо был готов поцеловать каждый синяк на его теле. Даже те самые, которые ему оставила луна, когда они бесконечно долгими ночами любовались ее пыльным сиянием. — Ну и где твои хваленный глинтвейн? — Гето, идущий рядом, недовольно бурчал в шарф, который Сатору стянул с себя час назад, чтобы Сугуру было не так холодно. И когда только стал таким заботливым? — Да почти пришли! Я заебался в этих очередях стоять! — Может быть, я пока шоколад куплю? — На романтику потянуло? — Сатору усмехнулся, смотря на Гето. — Я просто хочу блядский шоколад, Годжо. Никакого подтекста! В итоге парни разошлись в разные стороны. Конечно, оба помнили, что сегодня, 24 декабря, день всех влюбленных, а помимо этого еще и канун Рождества, а значит людей на улицах в два раза больше. И вся эта толпа делиться на два лагеря: парочки и те, кто отмечает Рождество. К какой категорий относились Сатору и Сугуру сказать было сложно, с одной стороны они отмечают Рождество, а с другой стороны что-то тут не так. В итоге оба-из-тандема-сильнейших встретились в условном месте, пока довольный Годжо протягивал Сугуру глинтвейн. — И как тебе его продали? — удивлялся Сугуру, чувствуя пряный запах напитка. — У меня свои методы, — Сатору поиграл бровями, нагло улыбнувшись, пока Гето закатывал глаза. Знает он его методы — либо кого-то попросил, либо на раздаче была девушка, а с ними у Сатору проблем нет — похлопает один раз глазками и женщины готовы на все, что он скажет. Почему то это факт очень разозлил, особенно когда стоило представить, как глаза Сатору сверкают. — Что-то не так, Сугуру? — Годжо, повернув голову на бок, пока они шли в сторону самого выгодного места для любования огнями фейерверков. — Нет, все хорошо, — ложь и Сатору абсолютно знал, что это таковым и является. Сугуру Гето не умел врать. Или это просто касалось только Сатору Годжо. Глинтвейн был и вправду вкусным, а еще так приятно ударял в голову, вызывая долгожданное облегчение во всем теле. Расслаблял, но вместе с тем в голову и другие мысли лезли, например, навязчивая идея узнать какие на вкус губы Сатору… ТАК! СТОП! — Расскажешь, что случилось? — когда парни уже расположились на пледе, в ожидание представления из ярких цветных вспышек, Сатору взглянул на Сугуру. — Держи шоколад, это тебе, — спрыгивая с темы, чуть подвыпивший Сугуру резко стал особенно застенчивым, пока Годжо, абсолютно в таком же состояний, резко осмелел. — В любви мне признаешься? — на лице Сатору появилась широкая улыбка, а глаза опасно сверкнули, — Но я все равно хочу сначала разобраться с другим вопросом. — Блять, Сатору, ты невыносим! — нахмурился Сугуру, — Ничего не случилось! — Ты так активно доказываешь, что я почти поверил, — Сатору, продолжая весело улыбаться, положил голову на плечо Гето, — Рассказывай, — нараспев протянул Сатору, но Сугуру молчал, — Ну чего ты? Что я не так сделал? — теперь уже Годжо нахмурился, смотря на друга, пока упирался подбородком в его плечо. — Как ты купил глинтвейн? — сдался Сугуру, заглядывая в глаза друга, который лежал у него на плече. — Серьезно? Ты ревнуешь? И подумал о том, что я с кем-то флиртовал, пока тебя рядом не было? В следующий раз позову обязательно! Устроим тройничок! — Сатору прыснул со смеху, поражаясь своему крайне удачному высказыванию. — Балбес, ты Годжо! — хмурился Сугуру. — Ну, а если серьезно, то мне просто продали, каким образом я не знаю, — он пожал плечами, — А ты, значит, уже что-то себе придумал, да? — сильнейший лукаво улыбнулся, обращая внимание на то, как Сугуру опять до чертовой крови искусал чертовы губы, — Блять! Сколько можно! Первая вспышка яркого салюта озарила небо, взрываясь красивыми красными огнями. И если Сугуру отвернулся, чтобы посмотреть на фейерверки, то Сатору неотрывно смотрел на то, как на губах друга собираются капельки крови. Он ревновал и это было заметно, шоколад, который принято дарить возлюбленным в этот день, было тому ярким доказательством. Определил собственность, заявил права, признался в чувствах. И, черт возьми, поставил под вопрос их передружбу. Но сейчас это было последним, что волновало обоих. — Эй, Сугуру, — позвал его Сатору, а когда Гето повернулся, то парень просто притянул его к себе и поцеловал. Поцелуй со вкусом крови, запретный и такой сладкий, пока на фоне взрываются рождественские фейерверки. Годжо был готов к тому, что его оттолкнут, но никак не к тому, что ответят. С напором, но при этом настолько ласково, что голова кружится. С этого дня в их передружбе появился еще один момент, который они не будут обсуждать. Однако этот же момент означал одно — целоваться можно, а говорить нельзя. И никогда это не заходило дальше поцелуев, будто оба хотели сохранить то хрупкое, что называлось «дружба», хотя оба знали, что никакой «дружбы» у них больше нет. Есть только голые, неловкие и детские чувства. Такие нежные и осторожные, когда ты ходишь по краю, но все никак не сорвешься в пропасть, а эта пропасть уже сверкала огнями, зазывая попробовать все новые грани отношений. А потом была Рико Аманай. А потом им пришлось расстаться. И не было больше тех самых поцелуев со вкусом крови.