Ученое братство

Все началось с письма. Точнее, с целой кучи писем. У космического пирата Крыса были электронные адреса на все случаи жизни. Адреса для коммуникаций с другими пиратскими капитанами и совместного планирования грабежей. Адреса, с которых Крыс рассылал угрозы и требования выкупа. Адреса для отправки фишинговых ссылок и прочего хакерства. Обманчиво-респектабельные адреса для пускания пыли в глаза. Был даже отдельный ящик, зарегистрированный на женское имя, с которого Крыс писал восторженные письма Второму Капитану в надежде раскрутить того на компрометирующие сообщения или фото. Пока безуспешно, но он не отчаивался. А еще у него был секретный адрес для самых близких и доверенных лиц. Поскольку Крыс был настоящим крокрысцем, это означало, что на секретный адрес просто никто не пишет. Только раз в две-три недели туда падало письмо от мамаши с копипастами вроде «Десять удивительных фактов о Палапутре» или «Очистить печень легко! Возьмите простой марсианский…» Поэтому когда на секретный ящик вдруг начали массово приходить письма, это стало неожиданностью. Письма были похожи одно на другое: разные издательства со всех концов галактики предлагали опубликовать у них научную работу, причём совершенно бесплатно (оплачивается только пересылка авторских экземпляров). Видимо, его секретный адрес попал в базу для спама. Или же неизвестный ученый, заполняя какую-то анкету, опечатался и вместо своей почты случайно указал почту Крыса. Во Вселенной, как известно, любое событие имеет ненулевую вероятность, так что и адрес captain_kryss54321 кто-то вполне может вбить по ошибке. Одно письмо выделялось среди прочих: оно не манило невиданным индексом цитирования, не завлекало обещаниями бешеной популярности и вообще было выдержано в строгом тоне. В письме осведомлялись, не сможет ли уважаемый К. Крокрыс отрецензировать одну статью, готовящуюся к печати в «Вестнике космозоологии». По зрелом размышлении Крыс решил, что К. Крокрыс — это, видимо, он самый и есть. Что же до рецензирования, он произвел некоторые изыскания и выяснил, что под этим словом подразумевается вдумчивое чтение статьи с последующим написанием отзыва, на основе которого редакция принимает решение, печатать статью или нет. И это тоже совершенно бесплатно — в том смысле, что на Земле, где выходил «Вестник космозоологии», давно уже отменили деньги, и труд рецензента был абсолютно бескорыстен. Поэтому Крыс без колебаний отправил адрес «Вестника» — вместе с адресами остальных издательств — в блок-лист и решил, что на этом загадочные события закончились. Но они не закончились. Вскоре в Серой туманности появился гость. Серая туманность, во-первых, располагается в стороне от оживленных межпланетных маршрутов и, во-вторых, сама по себе является не слишком популярным местом. Поэтому когда к одному из выставленных на границе туманности форпостов целеустремленно приблизился маленький и побитый жизнью кораблик, пираты-вахтенные логично предположили, что это диверсия, и взяли кораблик на абордаж. Внутри был только один пилот — худосочный молодой человек в очках. При виде пиратов он не испугался, поправил очки и попросил проводить его к К. Крокрысу. После некоторого замешательства вахтенные поняли, кто ему нужен, и объяснили, как добраться до планеты, на которой у Крыса в то время была база. Не то чтобы в Серой туманности царили добрые нравы и была развита культура взаимопомощи. Но корабль худосочного молодого человека был так плохо оснащен и с такими явными трудностями садился на аварийную площадку, что ни у кого не поднялась рука его грабить. Напротив, путешественнику долили топлива, слегка подремонтировали маневровые двигатели (там сбоила тяга), дали в дорогу еды и новый шлем взамен треснутого, и, оснащенный этими дарами, с глубокой благодарностью в сердце, он наконец предстал перед Крысом и раскрыл цель своего визита. Худосочный молодой человек оказался младшим редактором «Вестника космозоологии». Редакция, сообщил он, ранее уже направляла письмо, но оно, по всей видимости, не достигло адресата. Дело в том, что в «Вестник» прислали статью на сложную и мало изученную тему: ложные конечности как редкий вид мутации у некоторых позвоночных Альдераана. Среди корреспондентов «Вестника» не нашлось ученых, знакомых с этой узкой темой и способных оценить качество статьи. Решено было обратиться к И. Селезневу и К. Крокрысу, чья блестящая работа, посвященная загадке третьей ноги и всколыхнувшая полгода назад все космозоологическое сообщество, также затрагивала феномен лишних конечностей. Увы, И. Селезнев в настоящее время находился в экспедиции к системе Лебедя и установить с ним связь не представлялось возможным. Поэтому просить помощи решили у К. Крокрыса, который все-таки обретался чуточку поближе. И вот младший редактор здесь, победоносен. Одним из важнейших умений для космического пирата является умение блефовать. Поэтому Крыс не стал спрашивать, что это еще за совместная работа о третьей ноге. Вместо этого он с достоинством сообщил, что младший редактор разговаривает сейчас с самым холодным и жестоким негодяем в галактике, у которого совершенно нет времени на такую чушь, как чтение чужих статей. — Ну хотя бы взгляните! — взмолился младший редактор и сунул Крысу под нос планшет. — Это вопрос жизни и смерти, содержание номера надо утвердить на следующей неделе! Крыс взял планшет с твердым намерением огреть младшего редактора по голове, и даже замахнулся — но тут его взгляд зацепился за раскрытую на экране иллюстрацию головного мозга, на которой латеральное коленчатое тело было подписано как медиальное. Потрясенный таким кощунством, Крыс опустил занесенные для удара руки и погрузился в чтение. Статья была ужасна. Ладно бы автор плохо ориентировался в позвоночных Альдераана — здесь Крыс тоже не считал себя специалистом. Но автор ляпал одну чушь за другой. Он путался в устройстве головного мозга. Не различал реципрокные и робертсоновские транслокации. А еще… — Подождите! — вскричал младший редактор. — Можете еще раз сначала, я только включу диктофон? Крыс повторно перечислил все недостатки статьи уже под запись. Младший редактор был в восторге. — Спасибо вам, спасибо! — приговаривал он. — Большое спасибо! Если вы не возражаете, я чуть-чуть подкорректирую ваш спич, уберу переходы на личности — сказано совершенно справедливо, но в научном сообществе принято выражаться мягче — и передам эти замечания автору, чтобы он мог проделать работу над ошибками и улучшить свои познания в области космозоологии. С точки зрения Крыса, лучшее, что мог сделать автор статьи в области космозоологии — это держаться от нее как можно дальше. Где ты ни на что не способен, там ты не должен ничего хотеть. Младший редактор от всего сердца с ним согласился, но уточнил, что, опять же, в современном научном сообществе не принято подвергать бездарных коллег остракизму и изгонять без права на возвращение. Именно поэтому, сказал он, работа рецензентов имеет такое большое значение. Они неусыпно бдят на страже науки, повышают качество публикуемого материала и берегут научные журналы от таких вот жалких и недостойных потуг… И, если уважаемый К. Крокрыс не против, следующую статью, которая потребует его профессиональной оценки, ему пришлют на почту, потому что лететь до Серой туманности очень далеко. И уважаемый К. Крокрыс, сам себе удивляясь, ответил, что он не против. После того как худосочный младший редактор еще раз сердечно его поблагодарил и пустился в обратный путь, Крыс, верный своему слову, вернул адрес «Вестника космозоологии» из блок-листа. А затем набрал в инфо-поисковой системе запрос «Крокрыс Селезнев третья нога». Результаты впечатляли. Он сразу нашел статью, но еще больше он нашел ссылок, указаний, цитат, критики и восхищенных отзывов. Похожа, работа о третьей ноге в самом деле хорошенько встряхнула космозоологическое научное сообщество. Ознакомившись вкратце с реакциями публики, Крыс приник к собственно статье. И, прочтя ее на одном дыхании, осознал несколько вещей сразу. Во-первых, ему нравилось видеть под статьей свое имя (пусть и перевранное). Строго говоря, его заслуг в этой работе было не очень много. Тот памятный разговор по дороге на Блук занял от силы минут десять. Крыс только указал собеседнику на наличие проблемы, а все остальное Селезнев раскопал сам. И тем не менее статус соавтора грел душу и завораживал. Может, дело было в том, что крокрысцы в принципе ничего не создавали, если только речь не шла об орудиях убийства, и созидательный труд был Крысу в новинку, а все новое приятно. Во-вторых, статья была действительно хороша, и по форме, и по содержанию. Вначале Селезнев кратко обрисовывал феномен третьей ноги. Касался странного эффекта, которого можно достичь, если наблюдать за игрой фиксианской сборной по футболу и одновременно держать в уме информацию про третью ногу — эксперимент, доступный любому читателю (и единственно доступный, так как фиксианцев практически невозможно было встретить вне футбольной сборной или Фикса). Затем переходил к гипотезам — их было несколько. Селезнев рассматривал механизмы, которые в теории могли бы привести к появлению третьей ноги, и раскрывал каждый на примере каких-нибудь схожих случаев в мире животных. Написано все это было связно и интересно. И, в-третьих, статья хоть и не давала внятного ответа на загадку третьей ноги, но наталкивала на кое-какие идеи. Селезнев слегка заблуждался относительно принципа миметизма у носокрылов чашуйчатых из системы Проциона, и это заблуждение заставляло его громоздить сложную теорию там, где природа устроила все просто и остроумно. Если бы он понимал принцип правильно, он легко увидел бы вектор для дальнейших исследований, который, дочитав статью до конца, увидел Крыс. Вообще у крокрысцев не принято нести свет просвещения в массы. Мысль — это такой же ресурс, как еда или боеприпасы, а поделиться с кем-то ресурсом без прямой для себя выгоды — стратегия в краткосрочной перспективе проигрышная. О долгосрочной же перспективе крокрысцы не думают. Так что внезапно возникшее у Крыса желание просветить Селезнева в его заблуждениях было нехарактерно для типичного крокрысца. Было оно нехарактерно и для самого Крыса. Несколько дней он боролся с собой, апеллировал к типично крокрысским ценностям, напоминал себе, что ничего не получит взамен. Все было тщетно, стремление делиться идеями с понимающим собеседником не проходило. Оно было сродни зуду, от него никак не получалось отвлечься, и в конце концов Крыс сдался. Просто напишу ему, и все, решил он. Может, я ничего не выиграю, но также ничего не проиграю. А Селезнев зато поймет, что с настоящим метаморфом ему в области космозоологии не тягаться! Адрес Селезнева нашелся на сайте «Вестника космозоологии». «Привет, профессор, — так начал Крыс свое послание. — Пользуясь случаем, хочу поблагодарить за то, что тогда подбросили меня до Блука. Теперь что касается статьи…» Письмо получилось обширным и написалось легко. Заминка возникла только в конце: Крыс не знал, как подписаться. Он привык называться в переписке вымышленным именем или не называться вовсе. Но тут был другой случай. После недолгих колебаний он закончил письмо словами: «Ваш К. Крокрыс». Это выглядело солидно. Он не ждал, что Селезнев ему ответит — если бы его самого кто-то посмел ткнуть носом в ошибку, он бы точно отвечать не стал (а попытался бы решить возникшие разногласия при личной встрече, лучше всего из засады). Тем не менее через полторы недели ответ пришёл. В первых строках Селезнев извинялся за вынужденную паузу: он только что вернулся из системы Лебедя, где не было связи. Далее он бурно радовался тому, что соавтор сам его нашел. «Меня тяготило, — писал Селезнев, — что я воспользовался вашей идеей, но не мог обсудить с вами получившийся результат. После того как вы сошли на Блуке, я пытался как-то с вами связаться, но, увы, не преуспел…» И, покончив с этими формальностями, он наконец перешел к сути. Суть поместилась на трех листах одиннадцатым кеглем. Так началась переписка, избранные места которой спустя много лет вошли в фолиант «Они двигали космозоологию вперед». Селезнев принял все замечания Крыса и изложил соображения, которые у него появились. Крыс в ответном письме тоже изложил свои соображения. Еще парочка итераций — и Селезнев выслал первую редакцию статьи «О некоторых особенностях мимикрии у носокрыла чашуйчатого». Спустя два месяца статья за авторством И. Селезнева и К. Крокрыса вышла в «Вестнике» и была хорошо принята научным сообществом. Перед Крысом распахнулся дивный новый мир. Он познал радость сотрудничества, образованного не насущной необходимостью или жаждой наживы, а вечным сиянием чистого разума. После чашуйчатого носокрыла взоры соавторов обратились к магеллановым ручейникам, которые благодаря совершенной системе терморегуляции привольно резвятся в лавовых потоках на планетах одноименного Облака. Затем, после того как статья о ручейниках отправилась в редакцию «Вестника», их внимание сосредоточилось на космических журавлях… И пусть загадка третьей ноги им пока не покорилась, недостатка в идеях у них не было. Сначала их переписка носила чисто деловой характер. Но однажды Селезнев спросил (и в тоне письма чувствовалась некоторая неловкость), удобно ли его коллеге поддерживать диалог сейчас, когда, согласно новостям, ИнтерГпол начал массированное наступление на Серую туманность. Если уважаемый К. Крокрыс занят, вполне можно сделать паузу. Уважаемый К. Крокрыс, который только что вынырнул из перестрелки и, не снимая дымящегося скафандра, сразу кинулся проверять почту, ответил, что ему вполне удобно: лучший отдых, как известно, в перемене занятий. И задумался — он чувствовал, что в качестве симметричного жеста вежливости нужно как-то осведомиться о делах Селезнева. Собственно, из личной жизни соавтора он знал только один факт, так что выбор был очевиден: он спросил, как там поживает Алисочка. С тех пор каждое письмо Селезнев начинал с краткого отчета, как там поживает Алисочка. Крыс постепенно привык к этим сводкам и, если их долго не было, начинал скучать и беспокоиться, все ли хорошо у этого неудержимого ребенка. Более того, иногда ему самому удавалось удивить Селезнева рассказом об Алисочкиных похождениях. «Встретил тут Алисочку на Брастаке, — писал Крыс. — Спросите ее, чем она там занималась, только не сильно ругайте. И, кстати о Брастаке…» И через некоторое время в «Вестнике» выходила статья о Брастаке и цветовой дифференциации глаз у аборигенов. Не пренебрегал Крыс и долгом рецензента, хотя, пожалуй, энтузиазм, с которым он брался за очередной отзыв, был больше сродни охотничьему азарту, чем чистой тяге к знанию. Крысу нравилось уничтожать и смешивать с грязью. Если автора не удавалось уличить ни в каких серьезных ошибках, он чувствовал разочарование и придирался по мелочам. Один автор с Юпитера, с которым свели Крыса судьба и редакция «Вестника», был особенно дремуч и упорен. Его статья — о некоторых особенностях обратного захвата серотонина у землян — была поистине ужасна. Крыс написал на нее разгромный отзыв. Автор попытался исправить ошибки, на которые ему указали, и насажал новых. Крыс снова отклонил статью. Автор прислал исправленный вариант, который стал еще хуже. На пятой итерации Крыс понял, что мысль, которую излагает автор, неверна в принципе, так что ошибками, которыми пестрит доказательство, можно пренебречь. И тогда автор сделал ход конем: он попробовал издаться не в «Вестнике космозоологии», а в «Животном мире космоса». Бедняга не знал, что редакции «Вестника» и «Животного мира» располагаются в соседних кабинетах и что список рецензентов у них общий. Спустя неделю дерзкий автор летел пассажирским рейсом на Альфу Центавра, когда корабль внезапно подвергся нападению космических пиратов. Против обыкновения пираты не стали потрошить багаж и отнимать личные вещи пленников. Вместо этого они начали проверять документы, словно кого-то искали. Автора охватило дурное предчувствие, и оно не обмануло: искали именно его. Его привели к пиратскому капитану — щуплому человеку с очень злым взглядом. — Знаешь, кто я? — спросил пиратский капитан. — Самый холодный и жестокий негодяй в галактике? — предположил дремучий автор, трясясь крупной дрожью. — Хуже, — ответил пират. — Я твой рецензент. И сейчас, — тут дуло бластера уперлось автору в лоб, — ты мне расскажешь, как работает серотониновый цикл. У тебя одна попытка. Спустя полчаса стало ясно, что автор не понимает в биохимии ЦНС решительно ничего. — Это невозможно, — вздохнул Крыс и сунул бластер в кобуру. — С чего ты вообще решил, что можешь заниматься научной работой? У тебя есть бумажка? Вот, смотри… В течение следующего получаса он объяснял, что такое серотонин и какую роль он играет в организме. Дремучий автор слушал его, как оракула. Остальные пираты собрались вокруг и тоже слушали. Некоторые конспектировали. — Теперь понятно? — спросил Крыс наконец. — Да, — ответил автор слабым голосом. На глазах у него блестели слезы пережитого катарсиса. — Не будешь больше писать статей? — Буду, — ответил автор, прижимая кулаки к груди. — А можно… можно, вы станете моим научным руководителем? … Перемена занятий — это и вправду лучший отдых, и научная деятельность не мешала Крысу пиратствовать по-прежнему (хотя, может, его интерес к грабежам слегка притух, потесненный исследовательским азартом). Что его поначалу беспокоило — это что команда отнесется к его новому хобби без понимания. Все-таки пираты — люди в общем простые, приземленные и мозгляков не любят. Но затем в Серую туманность прибыл очередной почтовый корабль с большим количеством подписных изданий, и к Крысу немедленно выстроилась очередь желающих получить автограф на форзаце «Вестника космозоологии». Так он понял, что беспокоился зря. Очередное письмо от мамаши было про «Десять самых интересных ученых современности». Четвертое место в рейтинге поделили И. Селезнев и К. Крокрыс. Все было очень хорошо. А потом в одночасье стало очень плохо. Крыс с Весельчаком бороздили космические просторы на утлом (в целях конспирации) суденышке — таком маленьком, что на нем не нашлось места для кают. Поэтому пока один член экипажа нес вахту, другой здесь же в рубке дремал в кресле второго пилота. По крайней мере, такой был уговор. Но когда Крыс проснулся под звуки сирены, Весельчака в рубке не оказалось. Крыс взглянул на радар и увидел, как точка, обозначающая эвакуационный модуль, на большой скорости уносится прочь. Затем Крыс взглянул в передний иллюминатор и увидел, как, неразличимый на радаре благодаря совершенной системе маскировки, на него лоб в лоб идет фиксианский корабль. За мгновение до разгерметизации он успел превратиться в говоруна. Далее последовало столкновение, обшивка его кораблика со скрежетом лопнула, Крыса швырнуло головой в переборку, и все поглотила тьма. Затем он пришел в себя. Он лежал на койке в пустой комнате с белыми стенами и потолком. На удивление у него ничего не болело, все конечности гнулись в нужную сторону. Только голова была какой-то тяжелой. Он поднялся и, покачиваясь, обошел комнату по кругу. За ширмой обнаружились раковина и унитаз, больше никакой мебели в комнате не было. Все это напоминало камеру, но в камерах с таким аскетичным дизайном Крысу еще не доводилось сидеть. Здесь не было даже телевизора. Он выглянул из окна, забранного прозрачным пластиком. Камера располагалась высоко, метрах в трехстах над землей. Внизу расстилались улицы с оживленным движением, мимо окна летели флаеры. Здания и техника выглядели незнакомыми. Учитывая предшествующие события, это с очень большой вероятностью мог быть Фикс. И, если это был Фикс, то дела Крыса были очень и очень плохи. Фиксианцы имеют в галактике репутацию доброй, сострадательной и справедливой расы. В целом так и есть, но одновременно Фикс — единственная планета в Содружестве, на которой, в нарушение Общегалактического Кодекса, до сих пор действует смертная казнь. Этот парадокс в разное время вызывал возмущение разных правозащитных организаций, и периодически Содружество пыталось призвать Фикс к порядку и соблюдению общих для всех норм. Но фиксианцы игнорировали общественное осуждение и поступали так, как считали нужным. Поскольку случаи вынесения смертного приговора были очень редки, Галактический Совет оживлялся по поводу каждого эпизода, направлял Фиксу ноту протеста — и спускал все на тормозах. Потому что во всем остальном фиксианцы были замечательными соседями, и проще было проигнорировать редкие вспышки варварства, чем начинать серьезное разбирательство. Тем более высшая мера применялась только в одном случае — если здоровью гражданина Фикса был причинен тяжкий (опционально повлекший смерть) вред. Какая-то мрачная ирония была в том, что дурацкая история с галактием, уже стоившая Крысу кучи сил и нервов, теперь нанесла удар из прошлого. Стремясь к полной ясности, Крыс отыскал в белой стене белую дверь и принялся в нее колотить. Через некоторое время снаружи щелкнул электронный замок, дверь открылась. На пороге стояли два фиксианца с бластерами на поясе. Крыс попятился, чтобы иметь место для маневра. — Я требую объяснений! — сообщил он с праведным негодованием в голосе. — По какому праву меня здесь удерживают? Кто возместит мне потерю корабля? — Вы задержаны, — ответил фиксианец слева, — по обвинению в нападении на гражданина планеты Фикс. Через три дня состоится суд. Мы ожидаем прибытия стороны… Крыс не стал дослушивать. Коридор позади фиксианцев был свободен, вдалеке виднелась открытая дверь лифта. Побегу ничто не препятствовало, и Крыс превратился в валапасского ужа, потому что валапасский уж как никто другой подходит для случаев, когда надо рвать когти… Он почти завершил превращение, как вдруг какая-то сила вытряхнула его обратно в человеческую оболочку. Это было похоже на сильный удар током. Тело прошило судорогой, Крыс заскрежетал сведенными челюстями и рухнул на пол. Он никогда раньше не переживал подобного, но узнал симптом по описаниям очевидцев: это были последствия ошибки. Крокрысский инстинкт самосохранения сработал, когда он начал превращаться во что-то нежизнеспособное, и вернул его в более устойчивую форму. Но это было невозможно. Он никогда раньше не ошибался. Фиксианцы смотрели, как он корчится на полу и пытается вдохнуть. Их лица были безмятежны. -… Стороны обвинения, — закончил левый. — Нам известно, что вы являетесь метаморфом. Поэтому вам был введен препарат, снижающий способность к концентрации внимания. Мы не рекомендуем вам пытаться изменить облик, последствия могут быть необратимы. — Спасибо, что предупредили! — прохрипел Крыс с пола. — Это вообще законно? Как насчет презумпции невиновности? Пункт 4 Кодекса… — Согласно законам Фикса Общегалактический Кодекс на вас не распространяется, и презумпция невиновности вам не положена. — А что положено? — До суда, — ответил левый фиксианец, — вас будут кормить. И у вас есть право на один звонок по видеофону. Если вы считаете нужным сообщить кому-то, где находитесь. Это право будет вам предоставлено немедленно. Я принесу планшет. Думайте пока, с кем вы хотите связаться. И дверь закрылась. Оставшись в одиночестве, Крыс кое-как собрал себя с пола, переместился на кушетку, вытянулся и уставился в потолок. Он пытался сосредоточиться, но получалось плохо. Наверное, дело было в той дряни, которую ему вкололи. Да еще мешала сконцентрироваться фраза «до суда вас будут кормить». Это как бы подразумевало, что после суда кормить не будут, то есть он не проживет достаточно долго, чтобы успеть проголодаться. Ладно, сказал он себе, отставить панику. Надо собраться с мыслями. Превращаться я не могу. Гипноз на фиксианцев с их эмпатией не действует. Что еще у меня есть? Только звонок по видеофону. Значит, надо использовать его на полную катушку. Осталось решить, кому звонить. Весельчаку? Бессмысленно, Весельчак и так в курсе происходящего. Он, наверное, уже в соседней галактике и продолжает удаляться. Позвонить мамаше? Если она в принципе расщедрится на спасательную операцию, то все равно не успеет подготовить ее в три дня. … Может, позвонить Селезневу? У этого варианта был определенный потенциал. Селезнев наверняка примет происходящее близко к сердцу. Возможно, побежит в Галактический Совет. Там ему скажут, что в целом, конечно, осуждают и готовы направить очередную ноту, но связываться с фиксианцами не будут. И тогда Селезнев исполнит последний долг соавтора и напишет для «Вестника» хороший, прочувствованный некролог. Получалось, что звонить некому. Но воспоминание о Селезневе направило мысли Крыса в новое русло. Когда фиксианцы-охранники вернулись с планшетом, он объявил, что вместо звонка хочет написать письмо. Такой вариант, видимо, не был зарегламентирован, и фиксианцы снова ушли, чтобы посовещаться с начальством. Затем вернулись, вручили Крысу планшет с открытой почтовой программой фиксианского судебного управления и сказали, что у него есть один час. «Привет, профессор, — начал Крыс. — Надеюсь, у вас с Алисочкой все хорошо. Теперь к делу: хочу поделиться с вами кое-какими идеями. Надеюсь, вы найдете, как их развить…» Дело шло туго: из-за введенного препарата — а может, от общего стресса — он утратил ясность изложения, мысли путались, а слова разбегались. Охранники маячили в камере и периодически заглядывали ему через плечо, что тоже не способствовало концентрации внимания. И все же через час с четвертью он закончил. Письмо на шести страницах содержало все мысли, которые он не успел обсудить с соавтором ранее. — Все? — спросил его охранник. — Еще минуту! — вспомнил Крыс. И приписал внизу: «P.S. На это письмо можете не отвечать. Я в фиксианской тюрьме, и через три дня меня расстреляют. Ваш К. Крокрыс». Парадоксальным образом, хотя в его участи от этого письма ровно ничего не поменялось, ему стало как-то спокойнее. Три дня до суда тянулись бесконечно. Крыс развлекался тем, что пытался хоть в кого-нибудь превратиться — собственно, ничего иного ему не оставалось, остальные пути к бегству были закрыты. Увы, действие проклятого препарата никак не заканчивалось. Единственный облик, который был ему сейчас доступен (помимо данного от природы), был облик невысокого грустного человека. Крыс провел в нем столько времени, что перевоплощение давалось ему автоматически и не требовало никакой концентрации внимания. Отдыхая между попытками, он смотрел в окно. Еще в первый день, под вечер, на улице внизу появилась некая фигура. В отличие от других прохожих, спешивших по своим делам, она крутилась на одном месте, кидалась к мимопроходящим фиксианцам и, кажется, тыкала им в лицо какой-то табличкой. Подробностей с высоты было не видно. На второй день у загадочной фигуры с табличкой появились друзья. К вечеру Крыс насчитал под окном двенадцать фигур. Некоторые были с плакатами. Кто-то разбил палатку. На третий день он обнаружил внизу целую толпу. Они бродили, потрясали плакатами и мешали прохожим. Попытались перекрыть уличное движение, но явилась полиция и аккуратно, но твердо вернула их обратно на тротуар. Толпа что-то скандировала, кто-то кричал в мегафон. К сожалению, сквозь пластик стекла звуки практически не проникали. Вот и линчевателей подвезли, подумал Крыс мрачно. Он не знал, каким именно способом фиксианцы приводят в исполнение приговор. Не хотелось думать, что осужденного просто передают в руки разъяренной толпы, но исключать такой вариант было нельзя. Нет, пусть уж лучше расстреливают. На рассвете четвертого дня он проснулся с ужасной мыслью: он забыл рассказать Селезневу про важный нюанс в механизме гибернации у менадианского спрута. Охранники отказали ему в возможности написать еще одно письмо. Тогда Крыс ненадолго вернулся в свое естественное состояние и, используя скорпионий хвост как стилос, выцарапал эти важные сведения на стене камеры. В его действиях не было никакого смысла — вероятность того, что Селезнев когда-нибудь окажется здесь и прочтет послание, была нулевой. И все же мысль, что истина не умрет вместе с ним, дарила какое-то утешение. А затем дверь в его камеру отворилась. Правый охранник огромными глазами уставился на испорченную стену, а левый сказал: — Пора. Зал суда располагался в том же здании, несколькими этажами ниже. Собственно, это был даже не зал, а так, зальчик. У дальней его стены между двух колонн располагался подиум, на котором сидели за столом трое фиксианцев в мантиях. Дальний угол был перегорожен решеткой. А между решеткой и подиумом стоял стол попроще. За столом сидели Второй и Третий Капитаны. Охранники погнали Крыса через зал, к загончику за решеткой. Проходя мимо стола, он счел уместным поприветствовать старого знакомого: — Здорово, Третий! Ногу не отрастил? Второй Капитан набрал воздуха в грудь, но Третий тронул его за руку и тихо сказал: — Не надо, Ким, — и, повернувшись к Крысу, ответил: — Я не рад, что мы встречаемся в таких обстоятельствах. — Да ладно, — пробормотал Крыс. — А я так просто счастлив. Его втолкнули в загончик, щелкнул электронный замок. Судья в самой пышной мантии ударил по столу молотком. — Слушается дело, — провозгласил он, — между гражданином планеты Фикс и космическим пиратом Крысом с планеты Крокрыс. Слово предоставляется стороне обвинения. Третий поднялся из-за стола. — Свидетельствую, — сказал он, — что пират Крыс насильно удерживал меня на третьей планете в системе Медузы и подвергал пыткам. Это продолжалось четыре года по медузианскому счету. Мой друг может это подтвердить. Ким тоже начал вставать, но судья поднял правую верхнюю руку: — В этом нет нужды. Все сведения получены и проверены. Ким пробормотал что-то себе под нос и сел на место. Судьи переглянулись между собой. Судья в самой пышной мантии снова ударил по столу молотком. — Заслушав доводы стороны обвинения, — провозгласил он, — суд принял решение. Приговор… — Эй! — крикнул Крыс из-за решетки. — А где сторона защиты, я не понял? — Защита вам не положена, — отчеканил судья. — Обвиняемый, выслушайте приговор… В этот момент за дверями зала послышался и быстро надвинулся шум. Словно донельзя воодушевленная толпа поднималась по лестнице, тесня и сметая работников правоохранительной фиксианской системы, пытавшихся встать у нее на пути. Крыс вспомнил агрессивных людей с плакатами и порадовался, что его решетку заперли на замок. — Прошу соблюдать тишину, — крикнул судья, стуча молотком. Но было поздно: двери распахнулись, и толпа ворвалась внутрь. Судьи вскочили со своих мест. Второй и Третий тоже вскочили. Крыс и так стоял, но вдруг ощутил острую потребность присесть. В первое мгновение он только понял, что толпа вроде состоит не из фиксианцев. Затем он разобрал надписи на плакатах. «Свободу К. Крокрысу!» — было написано там. «Защитим великого космозоолога!» И даже «Руки прочь от крокрысской науки!» Прочтя последнюю надпись, Крыс понял, что наркота, влияющая на способность концентрироваться, дает еще кое-какие дополнительные эффекты, и все происходящее ему просто мерещится. Потом он узнал в толпе Селезнева. Демонстранты распределились по всему залу. Они потрясали плакатами и галдели. Охранники пытались их утихомирить, но на них никто не обращал внимания. Селезнев протолкался в угол и через решетку пылко пожал Крысу руку. — Все в порядке, коллега! — воскликнул он. — Мы успели! — Прошу посторонних покинуть зал суда! — каркнул судья со своего места. В наступившей тишине Селезнев распрямил хилые профессорские плечи и громко ответил: — Мы представляем сторону защиты. Согласно Общегалактическому Кодексу, пункт 6, суд не может запретить стороне защиты высказаться! — Позор! — тонким голосом выкрикнул дремучий автор — знаток серотонинового захвата. Это он держал плакат про крокрысскую науку. — При мне находится петиция, — продолжал Селезнев, — которую подписали тысяча четыреста пятьдесят три члена Межгалактической Академии Наук. Мы требуем, чтобы наш уважаемый коллега К. Крокрыс был освобожден или по крайней мере предстал перед беспристрастным судом, соблюдающим общегалактические нормы. В противном случае Академия Наук намерена разорвать все связи с Фиксом. Научные степени фиксианцев — членов Академии будут признаны недействительными. Работы фиксианских ученых больше не будут допускаться на конференции и публиковаться в научных изданиях… Судья попытался что-то возразить, но крики «Позор!» и «Долой!» заставили его умолкнуть. — Слово, — продолжал Селезнев, — предоставляется подписавшему петицию почетному академику МАН Первому Капитану Всеволоду Бурану. Прошу, коллега! Тут толпа расступилась в стороны, и взорам предстал капитан Буран. Он держал в руках плакат «Свободу К. Крокрысу!» и выглядел смущенным. Крыс икнул. Третий Капитан молча выпучил на товарища свои большие выразительные глаза. Капитан Ким набрал было воздуха в грудь, выдохнул вхолостую и спросил: — Сева, ты чего?! Капитан Буран пожал плечами и неопределенно махнул плакатом. — Извините, ребята, — ответил он. — Я как-то сначала не сопоставил. Мы же никогда не называли его по фамилии… Но, — продолжил он тверже, — одно бесспорно: статьи у него и правда очень хорошие! Аудитория поддержала его одобрительными воплями. И тогда Третий Капитан поднял руку — и все умолкли. — Если за чью-то жизнь поручился хотя бы один человек, — произнес Третий медленно, — значит, эта жизнь уже имеет ценность. Что же говорить о жизни, за которую вступилась вся Академия Наук? — он повернулся к судье: — Сторона обвинения отзывает свои претензии. Прошу уважаемый суд прекратить дело за отсутствием состава преступления. Второй Капитан открыл было рот, но Третий быстро сказал: — Подожди, Ким. Затем взглянул Крысу прямо в глаза. — А статьи, — сказал он, — правда отличные. Я их читал. Последние его слова потонули в грохоте оваций. К. Крокрыс был немедленно освобожден в зале суда. Банкет устроили в гостинице для межпланетных туристов «Звездное небо», которую оккупировали члены МАН. Первый Капитан, будучи почетным академиком, разумеется, тоже отправился на мероприятие, потому что все академики знают: банкет — это святое. Третий Капитан пошел вместе с ним. Второй, кипевший от молчаливого негодования, потянулся за ними следом. Так и вышло, что три великих покорителя космоса оказались за одним столом с ликующей ученой братией. Но на них никто не обращал внимания. Все взоры были обращены к сидящим во главе стола И. Селезневу и К. Крокрысу. В их честь поднимались тосты, им желали долгой и плодотворной научной деятельности, а младший научные сотрудники пытались привлечь их внимание и выклянчить какой-нибудь бесценный совет по теме их исследования. Но великие космозоологи мало внимания обращали на младших научных сотрудников и прочую кутерьму, творившуюся вокруг. Они были полностью поглощены друг другом и взахлеб обсуждали гибернацию у менадианского спрута. В середине торжества слово перешло к седовласому и усатому профессору, похожему на моржа. — Я хочу поднять бокал, — провозгласил профессор, поглаживая бивни, — за загадку третьей ноги. Загадку, которая так и не была разгадана, но стала началом отличной дружбы! Под звон сдвинутых бокалов виновники торжества взглянули друг другу в глаза. Сам того не желая, профессор затронул весьма болезненную для них тему. И. Селезнев молча опрокинул в себя стакан компоту. К. Крокрыс залпом выпил рюмку валерьянки, на которую налегал после всего пережитого. Спустя некоторое время капитан Ким тоже решил сказать тост. Он собирался напомнить присутствующим, благодаря чьему великодушию и благородству они сейчас радуются и пьют. Он поднялся и постучал вилкой по краю бокала. Постепенно за столом воцарилась тишина. — Послушай, Третий, — начал Ким — и осекся. Он вдруг понял, что Третьего Капитана за столом нет. Ещё один, более пристальный, взгляд показал, что К. Крокрыса тоже нигде не видно. Также как и И. Селезнева. Сознание возвращалось к Третьему Капитану постепенно. Сначала он осознал, что сидит в кресле. Кресло мелко вибрировало, а гравитация была больше, чем на Фиксе, но меньше, чем, скажем, на Земле, из чего Третий сделал вывод, что находится в космическом корабле и корабль движется. Руки у него затекли. Он попытался их размять и обнаружил, что все шесть рук привязаны к поручням кресла. Опасаясь, что следующие инсайты будут еще хуже, Третий открыл глаза. Против любых рациональных размышлений он боялся, что снова обнаружит вокруг влажные каменные стены подземелья на Медузе. Это подземелье ему часто снилось. Но реальность его удивила. Он узнал внутреннее убранство каюты. Он был на «Пегасе». В каюте было полутемно, свет падал через приоткрытую дверь из коридора. Кто-то остановился в дверном проеме. Третий не видел его лица — только щуплую фигуру — но он узнал пришельца и так. Эту черную давящую воронку эмофона невозможно было не узнать. — Ну что, Третий? — весело сказал Крыс. — Время разбрасывать ноги и время собирать? Вторая фигура шагнула из коридора в каюту и встала рядом с Крысом. Свет коротко блеснул на стеклах очков и лезвии скальпеля. — Вы только не волнуйтесь, — сердечно сказал профессор Селезнев. — Мы обязательно укажем вас соавтором!