***
Она не помнит почти ничего, что было до ее присоединения к Джеку, хотя что-то, наверняка, было. Это нормально. Она Чужак. Чужаки теряют память, отправляясь на свою миссию. Единственное, что она знает — она должна уничтожать ростки Хаоса везде, где они бы ни появились. То же самое говорит о себе Джек. И Эш. И Джед. И Неон. Они все Чужаки, они все ничего не помнят, и у них всех в мыслях одно стремление — уничтожить Хаос. Астос говорит, что Хаос — самая опасная, самая разрушительная, самая враждебная сила, которая может появиться в этом мире. Хаос рождается в человеческих сердцах из соединения тьмы и глубокого, черного отчаяния — ничто, появившееся из таких чувств, не может быть благим. Астос странно усмехается, говоря об этом — но София так привыкла, что он не договаривает всего, что не обращает на это внимания. Главное, что она должна знать — она все делает правильно. Она присоединяется к команде последней и долго присматривается к остальным. Эш — молчаливая уверенность, спокойствие, основательность, надежность, возможность опереться на него, как на каменную стену. Джед — порыв, изменчивость, эмоции, бьющие потоком, и бесконечная глубина чувств в глазах. Неон — рассыпающийся искрами смех, желание обогреть всех, кто нуждается в ней — и умение, мгновенно вспыхнув, испепелить тех, кто вызывает ее гнев. Джек… С Джеком сложнее всего. Он чаще молчит, но за этим молчанием — бесконечная воля, способная изменить мир — и София наблюдает за ним со стороны, пытаясь угадать, каким именно будет это изменение. Они впятером называют себя Воинами Света — из той самой легенды, где “придут Воины Света, спасут стихийные кристаллы от власти захвативших их чудовищ, победят Хаос — и станет мир спокоен и счастлив”. На самом деле они Чужаки. Это их скучная работа — уничтожать создания тьмы, выпалывать ростки Хаоса. В этом нет ничего героического, на практике поддержание баланса света и тьмы больше всего похоже на работу ассенизатора. Вырезать лезущих из тьмы монстров. Проверить, чтобы нигде не появилось чудовище, рожденное Хаосом. Перейти на новое место. Повторить. Повторить. Повторить. Некоторое разнообразие вносят сражения с архидемонами у кристаллов, но архидемонов всего четыре, так что таких праздников в любом случае будет немного. Самое обидное, что за это даже не платят, предлагая довольствоваться полученной в путешествиях добычей и обещаниями прекрасного мира, который установится, как только баланс будет достигнут. София и довольствуется этим — и, конечно, приятной компанией, куда же без этого? С Астосом она знакомится сразу после победы над Личем, архидемоном земли. София не успевает даже попинать теперь уже, похоже, окончательно мертвое чудовище, как в глазах светлеет, тело приобретает невероятную легкость, она моргает — и когда открывает глаза, оказывается рядом с кристаллом ветра, на вершине Летающей башни. Рядом с ней из пустоты вываливается Неон, теряет равновесие и хватается за ее руку — София помогает ей удержаться на ногах, а потом замечает его. Он стоит перед ними, спиной к компьютеру, обслуживающему башню. Он эльф — длинные уши не позволяют ошибиться — но совершенно не похож на эльфов Корнелии. Те — светловолосые и синеглазые, преимущественно веселые и открытые, всегда готовые поболтать, этот же похож на их темную, искаженную версию — пепельно-серые волосы, серая кожа, сквозь которую просвечивают черные вены, и только рубиново-алые глаза добавляют в его облик немного красок. Над его головой хлопают крыльями белые летучие мыши, и это только усиливает зловещий эффект. Он замечает ее, чуть улыбается. — Приветствую тебя, София. Рад, что ты присоединилась… — Астос, — произносит она: София никогда раньше его не видела, но наслышана о “короле темных эльфов” уже достаточно. — Тоже рада знакомству. “Он подозрительный”, “он слишком много знает”, “он заставляет нас делать свою работу в обмен на информацию”... Мнение о нем друзей не так уж высоко, но София предпочитает знакомиться сама. Он снова улыбается, уже теплее. Переводит взгляд на Джека. — Итак, вы очистили уже два Кристалла. Ветер снова силен и спокоен, а земля — щедра и плодородна. Остались огонь и вода, куда хотите пойти дальше? — Огонь! — подпрыгивает Неон рядом с Софией. — Вода! — одновременно с ней произносит Джед. — Какой ближе? — спрашивает Джек. Астос, не оборачиваясь, нажимает клавишу на клавиатуре за спиной, и на экране появляется карта с двумя маячками. — Кристалл огня совсем рядом, но я все-таки рекомендовал бы начать с воды. В Правоке волнения. Ветер усилился, но вот океан еще не успокоился — и вместе это дает жуткие штормы. Жители Правоки, чей промысел связан с морем, уже на грани голода и массовых бунтов. — Ты же обещал, что решишь этот вопрос, — говорит Эш, и эльф пожимает плечами. — Я много знаю, но я не всесилен. Мне и так понадобилась вся моя дипломатия, чтобы сдержать их… пока что. Лозунги о том, что Корнелия реализует свое пророчество, а страдает от этого Правока, уже звучат. Если вы не хотите увидеть, как Корнелию пытается захватить толпа пиратов с саблями, поторопитесь. София начинает понимать, почему друзья считают его подозрительным. Она подходит к экрану, проводит пальцем от Летающей башни к одной точке, потом к другой. — Я с Неон. Кристалл воды так далеко по сравнению с кристаллом огня, что в любом случае будет практичнее начать со второго. Не думаю, что в смысле опасности от пиратов эти несколько дней сыграют существенную роль, а если сыграют — наверное, корнелианцам будет удобнее отбиваться, если порох будет нормально гореть, разве нет? Она оборачивается к Джеку, и он после недолгого размышления кивает. Астос еле заметно улыбается, София ждет, что он что-то скажет — но он молчит. По пути к вулкану, в самой глубине которого спрятан кристалл огня, София замечает, что Джек как-то очень болезненно воспринимает любые разговоры о воспоминаниях. Сама София почти ничего не помнит — так, смутные обрывки. Она пришла в Летающую башню, столкнулась там с Тиамат, и все ее прежние соратники, имен и лиц которых она не помнит, погибли. И она погибла бы тоже, если бы не подошли Джек и остальные. Все, что было до башни, покрыто туманом. У остальных не лучше. Что-то смутно припоминает Эш, и его история удивительно похожа на историю Софии. У Неон и Джеда нет и этого, и если Неон воспринимает это легко и верит, что воспоминания рано или поздно вернутся, то вечно склонный драматизировать Джед то и дело начинает заламывать руки. — Зачем нам терять память? Разве память — не то, что мы есть? Джека страшно раздражают эти разговоры, он принимается огрызаться, и все замолкают — чтобы через пару часов начать снова. — Память — это груз, который только мешает нам при достижении наших целей! — рычит он на очередном привале. Джед хочет поспорить, но Эш очень вовремя просит его пойти собрать хворост. Злой, мрачный Джек отправляется за водой, Эш поочередно провожает их взглядом, вздыхает и принимается чистить рыбу для ухи. Неон подсаживается к Софии. — Я хотела спросить… Ты не помнишь, что такое наши темные кристаллы? София мотает головой. Она часто достает свой кристалл из-за пазухи, всматривается в его глубину, но не видит там ничего, кроме клубящегося мрака. — Джек сказал, что не стоит этого делать… — задумчиво произносит Неон. — Но я все-таки считаю, что нужно спросить Астоса. Если кто и знает, так это он. — Ну, спроси, — соглашается София, и Неон опускает глаза. — Я хотела тебя попросить… Мне кажется, он к тебе лучше, чем к остальным, относится. Может, скажет что-то, не затребовав взамен истребить монстров на половине континента. — С чего ты взяла? — недоумевает София. — Мы виделись-то всего ничего, как ты это определила? Неон пожимает плечами — так, словно сама не знает ответа. Повод спросить появляется очень скоро — после победы над Марилит, архидемоном огня. Бешеная змеедевка с мечами дает им всем прикурить, и после такого боя срочно нужна передышка — хотя бы для того, чтобы отчистить от копоти собственное оружие. Неон на полдня отправляется в Корнелию, а когда возвращается — в ее рюкзаке что-то соблазнительно позвякивает. Вторую сумку, поменьше, она держит в руках. Отдав рюкзак на разграбление парням, она манит Софию пальцем. — Смотри. Случайно на этот магазинчик наткнулась. Размер на глаз прикинула, если подойдет и понравится — потом вместе сходим. Из второй сумки она достает спортивное белье — топ и трусики. София радостно его хватает — ее сменный комплект уже совсем износился. — Девки, — с непонятным выражением роняет подошедший к ним Джек. — Сам попробуй драться с третьим размером и без нормальной поддержки, — ворчит София и прячет белье в собственную сумку. Джек поднимает руки. — Я ничего плохого не имел в виду… Вы пить идете? Неон там столько притащила, что втроем мы не одолеем. Они возвращаются к Эшу с Джедом, которые уже успели расставить на столе целую батарею бутылок. Неон действительно закупилась от души, здесь и вино, и пиво, и ликер, и травяные настойки на спирту, и даже что-то прозрачное, с нарисованным на бутылке острым перцем. — У нас закуска-то есть? — спрашивает София. — Мы еще копченого мальборо не доели, — отвечает Эш. — Садитесь, выбирайте. София берет бутылку вина — ей не хочется сильно напиваться. Остальные тоже рассаживаются вокруг стола и задумчиво выбирают. Это похоже на любой из их вечеров у костра — только с алкоголем и в Летающей башне. Они обсуждают прошлые приключения (“А потом, когда она начала призывать потоки лавы мне на голову, я думал, тут-то мне и конец, но Неон вовремя прикрыла меня щитом…”) и будущие планы (“Кто там остался, Кракен? Как думаете, есть у него щупальца?”), старательно избегая говорить о воспоминаниях. Вино крепкое и терпкое, оно сильно бьет в голову, и выпив треть бутылки, София останавливается. Она дожидается, пока Джек — уже немного пошатываясь — выходит из комнаты, а потом берет со стола два стакана и свое недопитое вино и отправляется следом. Кажется, никто не замечает ее ухода. На пьяную голову запутанные коридоры кажутся еще более запутанными, и ей приходится изрядно побродить, прежде чем она находит лифт. Тот поднимает ее на самую верхушку башни, к залу, в котором находится кристалл ветра. София не ошибается: Астос там. Он сидит на полу, скрестив ноги, развернув перед собой экран, и внимательно что-то читает. Летучих мышей на сей раз рядом не видно, и София испытывает от этого облегчение — ей совсем не нравятся эти твари. Услышав звук лифта, Астос поднимает глаза. — Так и знал, что вы пьете. Вас через два этажа слышно. — Мы троих архидемонов завалили, — пожимает плечами София. — Имеем право. Астос молчит. Прикосновением пальцев сворачивает экран, но не уходит — остается сидеть на полу, глядя на нее снизу вверх. София подходит к нему и вручает стакан. — Хочешь напоить меня, чтобы что-то выведать? — улыбается он. София морщится: именно это она и собиралась сделать. — Это бесполезно, на меня не действуют алкоголь и наркотики. — Мне уйти вместе с бутылкой? — спрашивает она. Астос немного думает, а потом качает головой. — Нет, давай посидим. София садится рядом, наливает ему полный стакан вина. Астос отпивает, откидывается, опираясь на одну руку и глядя в потолок. — О чем ты хотела спросить? — Что такое темные кристаллы? Астос делает еще один глоток. — Это хранилища информации, как диски компьютера, только для воспоминаний. София отставляет бутылку, лезет за пазуху. Кристалл размером с большое яйцо и такой же формы, он непроглядно-черный — и при этом умудряется излучать слабый зеленоватый свет. — Ты хочешь сказать, что наша память — здесь? То, что она делает дальше, никогда бы не пришло ей в голову, будь она трезвой. София поднимает руку над головой, хорошо размахивается. Интересно, выдержит ли эта штука удар о каменный пол башни, и что тогда будет с ее воспоминаниями? Ее запястье перехватывают раньше, чем она успевает бросить. Длинные ногти впиваются в кожу: Астос замечает это и немного ослабляет хватку. — Никто не знает, что будет, если его разрушить. Даже я. Возможно, ты потеряешь все свои воспоминания. Но я точно знаю, что без кристалла ты не сможешь больше быть Чужаком, а ты уверена, что хочешь так подставлять остальных перед боем с Кракеном? Он держит ее еще несколько секунд, а потом отпускает. София снова смотрит на кристалл, а потом прячет его. Что на нее нашло? — Почему они разноцветные? — спрашивает она первое, что приходит в голову, чтобы поскорее отвлечь его от своей глупости. — То есть сами кристаллы черные, но сияние разное. У меня зеленое, у Неон красное, у Джеда голубое. Я давно обратила внимание. — Это зависит от натуры того, кому принадлежит кристалл, — отвечает Астос. — И, в целом, это чисто декоративный эффект. Он ни на что не влияет. Повисает пауза, и наконец София спрашивает то, что ее по-настоящему волнует: — Почему Чужаки должны терять воспоминания? Астос молчит, потом качает головой. — Я… не знаю. На самом деле не знаю. Это надо у луфенианцев спрашивать. — Луфенианцы? Они существуют? Конечно, София слышала о Луфении — об этом легендарном городе, жители которого достигли таких высот в науке, культуре и социальном развитии, что отгородились от остального мира, став для него кем-то вроде мифических персонажей. Но никогда она не воспринимала эту легенду всерьез. Астос вздыхает. — Ты же не думала, что отправить Чужаков поддерживать баланс света и тьмы мог кто-то изнутри этого мира? Оба молчат. София пытается переварить эту информацию. Она хотела спросить о кристаллах, а узнала в итоге намного больше, и кто знает, к добру ли. — Наверное, луфенианцы считают, что отсутствие воспоминаний как-то повышает вашу эффективность. — Джек тоже так думает, — неожиданно для самой себя произносит София. — Он говорит, что воспоминания — груз. Что без них проще. Что они только мешают двигаться вперед… Стакан в руке Астоса трескается и осколками осыпается на пол, а поверх этих осколков капает вино, смешанное с кровью. Несколько секунд София тупо смотрит на эти капли — странно, у него серая кожа с черным узором вен на ней, она уверена была, что его кровь тоже черная, как смола, но она алая, как у самой Софии — а потом перехватывает его запястье так же, как минутой раньше сделал он. Заставляет раскрыть ладонь: крупный осколок застрял между пальцев. София осторожно вытаскивает его, бросает на пол к остальным. Потом накрывает ладонь Астоса своей, концентрируется — на пьяную голову это не так-то легко. Кожа нагревается, магия льется через ее пальцы. София не такой уж специалист в целительстве, но у остальных дела с ним еще хуже, поэтому ей пришлось волей-неволей освоить самые простые приемы. Кучу зелий на себе не утащишь. Когда она отнимает ладонь, все порезы уже затянуты. Астос смотрит на свою руку, и на его лице на секунду проявляется выражение, которого София не может понять. Но уже миг спустя он расслабляется. — Спасибо, — тихо говорит он. — Извини. Джек действительно такое сказал? София молчит — не знает, стоит ли отвечать после того, что только что произошло. Наверное, ее молчание красноречивее слов: Астос криво усмехается, берет бутылку и делает большой глоток прямо из горла. — Иногда я не понимаю, почему я все еще это делаю, — глухо произносит он, и в этот момент София понимает, что именно только что мелькнуло на его лице. Слепой, бесконечный страх. С таким лицом люди идут в безнадежный бой: чего так боится этот эльф, знающий все на свете? Неужели ее слов? Того, что она сказала о Джеке? Ни о чем не думая, просто поддавшись секундному порыву — успокоить, показать, что рядом с ней ему нечего бояться — София наклоняется к нему и целует. Его тонкие губы пахнут вином. В первый миг ей кажется, что он так и не ответит, но потом он будто просыпается — отзывается на ее поцелуй, обнимает ее за плечи, прижимая к себе. София тянется пальцами к застежке его куртки, мельком жалея, что не надела новый комплект белья. Расстегивает, стаскивает плотную ткань, обнажая кожу. Астос весь состоит из тонких линий и острых углов. Он худой, даже костлявый, у него тонкие черты, узкие ладони, уши эти эльфийские — острые… Кожа тоже тонкая, нежная, сквозь нее просвечивают темные вены, и это похоже на узор рек на карте — немного потусторонне, но завораживающе. София проводит пальцами вдоль темной полосы на груди, потом наклоняется и касается этого места губами — чувствуя, как сильно и быстро бьется его сердце. Интересно, у эльфов такой же ритм сердцебиения, как и у людей? Астос тоже пытается расстегнуть ее рубашку, но с его ногтями это не так уж просто, и София помогает ему, снимает рубашку вместе с топом. Поток воздуха обдувает кожу, и София только сейчас замечает, что здесь, наверху, всегда сквозняк. Впрочем, наверное, это логично — рядом с кристаллом ветра? Потом она перестает замечать этот ветер — когда Астос прижимается губами к ее груди, когда касается языком соска. Его ладони пробираются под пояс штанов, стискивают ягодицы — София ощущает, как острые ногти впиваются в кожу, но это скорее возбуждающе, чем неприятно. Но ей нравится быть активной стороной в сексе, поэтому она перехватывает инициативу — выворачивается из его объятий, взбирается сверху, бедрами на его бедра, трется лобком о его пах. Астос улыбается своей обычной, еле уловимой улыбкой, за которой может стоять что угодно, и принимает ее правила. Оглядывается в поисках осколков, потом, убедившись, что они оказались в стороне, откидывается на спину, пепельные волосы рассыпаются по узорчатому полу. Теперь уже София расстегивает его ремень — в последние несколько минут ему явно было не очень комфортно в этих узких брюках. С интересом рассматривает член — тоже перевитый темными венами, но в остальном такой же, как у людей. Астос приподнимается на локте. — Ты так смотришь, что мне становится неловко. София пожимает плечами. — Видишь ли, я не помню, бывали ли у меня раньше темные эльфы. А мне любопытно. Он хватает ее за плечо, резко притягивает к себе — София падает на него сверху, и теперь уже Астос целует ее. Она мстит, покусывая его губы, пока он пытается стащить штаны и с нее — видимо, чтобы уравнять положение. Несколько минут их быстрые прикосновения и ласки действительно похожи на борьбу, но потом, по мере того, как возбуждение нарастает, становятся нежнее. София наконец-то освобождается от остатков одежды, и Астос немедленно пользуется этим, запуская пальцы ей между ног. Его дыхание быстрое и рваное, рубиновые глаза затуманены, но его прикосновения к клитору размеренные и осторожные, каким-то чудом он умудряется не оцарапать ее — и София чувствует, как ее куда-то уносит. Она давно уже не испытывала такой сильной гаммы ощущений — это и возбуждение, и удовольствие от прикосновения к чужому телу, и радость от наблюдения за реакциями Астоса. Все-таки быстрая мастурбация где-нибудь в кустах на привале — совсем не то, что ей нужно. Когда она чувствует, что приближается к оргазму, то останавливает его. Снова взбирается сверху, на сей раз направляя член в свое тело. Дыхание перехватывает, София начинает двигаться, сначала медленно, потом ускоряя темп. Астос приподнимается, опираясь на одну руку, второй обнимает ее за талию, запрокидывает голову и закрывает глаза. София глаз не закрывает: ей нравится наблюдать, как он тяжело дышит, как закусывает губы, как искажается его лицо по мере нарастания наслаждения. София кончает первой, и оргазм такой яркий, что оставляет ее совсем без сил. Она опускает голову на грудь Астоса, чувствует, как он вынимает из нее член — и через мгновение вязкие капли орошают ее бедро. Минуту оба сидят неподвижно, обнимая друг друга, потом София с трудом отползает. Находит среди разбросанной одежды свои трусы, вытирает ими сперму и смазку — до ближайшего душа несколько этажей, и даже если она никого не встретит, это все равно будет не очень приятно. — София… — начинает Астос, и голос у него хриплый. Она оборачивается к нему, он какое-то время размышляет — а потом машет рукой. Даже если остальные заметили, что она ушла с середины попойки — они ничего не говорят. На следующий день у Джеда ужасное похмелье. Джек поднимает его пинком: пора выступать к храму воды, дорога неблизкая. Астос предлагает подбросить их телепортом, но Джек отказывается: — Не хочу быть тебе должен. Астос молчит и разводит руками с таким видом, что Софии кажется, что больше всего ему хочется Джеку врезать. Она сама упаковывает припасы, одеяло, новый комплект белья и все это время думает о том, что случилось вчера ночью. Разумнее всего будет не придавать этому особого значения: она взрослая женщина, Астос тоже, вроде, совершеннолетний — хотя бес их, эльфов, разберет — ну подумаешь, потрахались. Это явно пошло обоим на пользу. И это уж точно не обязует их начинать отношения, или играть в семью, или что там еще делают нормальные люди. София вздыхает. Вряд ли короля темных эльфов без королевства и Чужака без воспоминаний можно назвать нормальными людьми. Когда они наконец выступают, София улучает минуту и рассказывает остальным — кроме Джека, он, услышав, что речь идет о воспоминаниях, фыркает и уходит вперед, сильно от них отрываясь — о том, что узнала вчера о кристаллах и луфенианцах. И, поколебавшись — о том, как чуть было не разбила собственный кристалл о пол. — Если это хранилища нашей памяти, мы должны найти способ добыть ее, — говорит Эш, выслушав ее. — Где-то должен быть компьютер, который сумеет прочитать их. — В Луфении, — ворчит София. — София… — неуверенно начинает Неон. Она не договаривает, но та и так догадывается, что она хочет сказать. И не только она: Эш согласно кивает. Бледно-зеленый Джед — его все еще тошнит, так что рот лишний раз он старается не открывать — смотрит на нее умоляющим взглядом. “Он единственный, кроме Джека, у кого в голове все еще сияющая пустота, — вдруг вспоминает София. — Ко всем остальным вернулись какие-то обрывки, даже к Неон после боя с Марилит. И только у них с Джеком ничего”. — Ладно, — говорит она больше Джеду, чем остальным. — Я спрошу. Им приходится вернуться с середины пути. В подземных руинах они встречают сначала гигантскую пушку, от которой приходится изрядно побегать, а потом и механического скорпиона, и после этого идти дальше к храму воды не остается ни сил, ни запаса зелий. — Ты же не хотел быть мне должен? — ехидно спрашивает Астос после того, как телепортирует их обратно в Летающую башню. — Я не сомневаюсь, что за всю помощь ты потом выкатишь мне счет, который я не смогу оплатить, — ворчит Джек, и Астос пожимает плечами. — Кто знает, может, ты уже заплатил авансом, просто не помнишь? Удар попадает прямо в цель: на челюсти Джека начинают играть желваки, и София жалеет о том, что рассказала Астосу об его отношении к памяти. — Нам бы подлечиться и зельями запастись, — быстро говорит Эш явно в надежде разрядить обстановку. В какой-то мере это срабатывает: Джек ругается, разворачивается и уходит прочь. Гремит приехавший лифт. Вслед за ним спускаются и остальные. Расходятся по комнатам: у себя София садится на кровать и разматывает бинт с правого плеча. Проклятый скорпион зацепил ее, когда у нее совсем не осталось магии, хотя даже после отдыха у нее вряд ли хватит умений затянуть такой обширный ожог. Астос приходит, когда она достает из шкафа волшебные мази и расставляет на столике. Не говорит ни слова: опускается на колени перед ней, касается ожога — такими легкими прикосновениями, что она их почти не чувствует. Задумчиво выбирает из выставленного небольшой флакон. — Это ведь средство против яда, — удивляется София. — Если я правильно понимаю, с кем вы столкнулись, его атаки имеют химическое, а не термическое воздействие, поэтому сначала стоит нейтрализовать все, что могло попасть тебе на кожу, а потом только лечить, — отвечает Астос. — Я задолжал тебе за ладонь. София молчит. Он медленно, осторожно обрабатывает рану антидотом, потом покрывает свежий бинт мазью против ожогов и снова перевязывает ее плечо. София понимает, что должна спросить о том, как им вернуть воспоминания, но спрашивает, неожиданно для самой себя, совсем другое: — За что ты ненавидишь Джека? Астос вздрагивает и роняет банку с мазью. Та, к счастью, не бьется — только укатывается в сторону. — Я не ненавижу его. С чего ты взяла? — Ты вечно так ведешь себя с ним, будто он лично сделал тебе что-то плохое. — Я не ненавижу его, — повторяет Астос. — Он Воин Света, он спасает стихийные кристаллы от тьмы. Ты ведь читала “Послания глупца”; как я могу его ненавидеть? София хмурится. “Послания глупца” она, конечно же, читала — она понятия не имеет, где Джек взял эту книгу, но в ней очень подробно, хоть и несколько иронически, описаны все места, где им приходится побывать, и все значимые враги, с которыми приходится столкнуться. Еще там есть главы про кристаллы, Воинов Света… словом, это не книга, это настольный справочник Чужака. Но как он относится к Астосу и Джеку? — Я написал ее, — со вздохом признается Астос. — Ты?! — не может поверить София, и он кивает. — Это… был бы труд всей моей жизни, если бы не кое-что более важное. Так или иначе, мне казалось, я достаточно четко донес свое отношение к тем, кто делает вашу работу. Это действительно так, понимает София. В этой книге столько уважения к тем, кто борется с тьмой, как это делают они сейчас… И в то же время ей становится стыдно. — Я попрошу его, чтобы относился к тебе терпимее, — говорит она. Астос качает головой — мол, не стоит. Им приходится задержаться в Летающей башне почти на две недели — раны, полученные в бою со скорпионом, необходимо залечить, ведь по поводу грядущего боя с Кракеном, последним из архидемонов, ни у кого иллюзий нет. Благо, пираты Правоки немного утихомириваются и, похоже, не собираются брать Корнелию штурмом прямо сейчас. После разговора в день прибытия Астос перестает прятать от Софии свои записи — она то и дело натыкается на листки с текстом, которого в “Посланиях” не было, но читать который, тем не менее, довольно любопытно. Особенно ее увлекают четыре записи о разных людях. “Жила-была женщина, которая больше всего на свете хотела спасти мир. Ее сопереживание было ее пыткой, и вскоре она была поглощена ненавистью к собственному бессилию и к жестоким хозяевам, создавшим этот несчастный мир”. “Жила-была девушка, которая изо всех сил молилась, желая стать Хаосом. Ее молитвы были услышаны”. “Этот мужчина больше всего боялся потерять своих товарищей. И поэтому он стремился стать достаточно сильным, чтобы защитить всех, кто ему дорог”. “В предыдущем витке он сказал мне, что, в отличие от других, он был никем. Возможно, виноваты какие-то социальные нюансы, которых я могу не понимать, но, судя по тому, что я видел, его способности были ничуть не менее выдающимися, чем у других Чужаков. И все же он упорствовал в самоуничижении”. София уносит эти четыре страницы к себе, перечитывает и перечитывает их — и никак не может понять, что же в них так сильно ее увлекло. — Ты не видела записи про архидемонов? — спрашивает ее Астос однажды вечером, когда она обнимает его, надеясь на бурное продолжение. Софии приходится признаться: — Я их взяла. Они… странные. У меня такое ощущение, что если я прочитаю их еще тысячу раз, я что-то вспомню, — она замолкает, а через минуту решается спросить. — Они и правда были людьми? — Они и сейчас люди, — отвечает он после паузы. — У них сохранились человеческие сердца и души. Ты же читала: когда у человека есть желание настолько сильное, что его не может остановить даже смерть — тьма и стихийный кристалл приходят на помощь, и человек становится архидемоном. Он ничего больше не говорит об этом, сам обнимает ее — и София выкидывает человечность архидемонов из головы. Потом они убивают Кракена — бой такой сложный, что София забывает о том, что он был человеком, “упорствовавшим в самоуничижении”, уже через три минуты, сосредоточившись на том, чтобы выжить и остаться более-менее целой — и очищают последний стихийный кристалл. Все в эйфории. Они вернули в мир свет четырех кристаллов, они сделали именно то, что, по легенде, должны сделать Воины Света, и теперь тьма не сможет поглотить их мир. Не радуются только Джек и сама София. Во-первых, вернувшись в Летающую башню, они не находят там Астоса. София проверяет его комнату — свежие распечатанные страницы валяются на столе, но больше никаких следов его присутствия не заметно, и это неожиданно огорчает ее куда сильнее, чем должно бы. Во-вторых, и в этом она боится признаться сама себе — она совсем не чувствует, что тьмы в мире стало меньше. Первым об этом заговаривает Джек. — Ничего не изменилось, — говорит он, когда все собираются в зале наверху. — Я все еще чувствую, что должен уничтожить Хаос. Остальные переглядываются, и улыбки на их лицах медленно выцветают. — Если честно, я тоже не ощущаю, что наша работа выполнена, — говорит Эш. — Даже наоборот, — подхватывает Джед. — Как будто стало только хуже. В груди Софии лопается тугая струна. Она подходит к компьютеру, за которым обычно работал Астос. Находит карту распространения тьмы и разворачивает на весь огромный экран. Все молчат, кроме Неон — она тихо охает, прижав ладонь к губам. Мир затоплен тьмой. Во всем мире только несколько чистых островков — Корнелия и места расположения стихийных кристаллов. София смотрит на кристалл ветра, мысленно благодаря его — иначе они бы уже отбивались от лезущих из тьмы монстров. — Я думаю, это Астос, — вдруг говорит Джек. София резко оборачивается: — Что “Астос”? Джек смотрит ей в глаза, его собственные, ярко-голубые, сейчас кажутся ледяными. — Я думаю, он — источник тьмы. А возможно — даже воплощение Хаоса. Мы должны найти его и призвать к ответу. — Это не так, — быстро говорит София, и Джек усмехается. — Как будто ты могла сказать что-то другое. — Это не так, — упрямо повторяет она. — Я знаю его лучше вас всех, и он больше всех верит в миссию Воинов Света. — Он тебе так сказал? — продолжает гнуть свое Джек. — С чего ты взяла, что он не водит тебя за нос… что он не водит за нос всех нас? София помимо воли делает шаг вперед. Ей бы сейчас верное копье — двинула бы его по пустой голове плашмя, чтобы зазвенело. — Ты всегда был к нему предвзят! — Должен же был кто-то уравновешивать твое слепое доверие! Они оба повышают голос. София ловит себя на том, что начинает смотреть на Джека, внимательно подмечая положение его тела — как у противника в бою. — Успокойтесь! — резко произносит Неон. Джек отмахивается от нее, не сводя взгляда с Софии. — Он заставлял нас убивать этих всех монстров, но откуда мы знаем, что он сам их не насылал? “Король темных эльфов”, который живет на развалинах без единого подданного — он с самого начала нам врал, а сейчас пропал — и это очень удачно совпало с распространением тьмы! — Не смей… — начинает София, но он прерывает ее: — Ты сама — что ты о нем знаешь? Кто он такой, откуда взялся? Или он не рассказал этого даже тебе? Это сильный козырь — наверное, самый сильный, который у него есть. София чувствует, как перед этим аргументом ее уверенность слабеет, и сжимает кулаки. — Джек, София! — окликает их Джед. — Смотрите, Корнелия! Джек переводит взгляд на карту, и его лицо в один миг становится серым. София оборачивается — вовремя, чтобы заметить, как город заливает плотная, непроглядная тьма. Пока они сражаются в Корнелии, пока взбираются вверх по ступеням башни Древних, София пытается собрать вместе все, что она знает — и прийти к какому-то выводу. Но факты отказываются складываться в одну картину, распадаются — и она никак не может понять, как связаны тьма и очищение кристаллов, их миссия Чужаков и Хаос, потерянные воспоминания — и город Луфения, затерянный где-то за пределами этого мира. Чем дальше, тем больше Софии кажется, что они крысы в лабиринте. Ими манипулируют, но целей она понять не может — как и постичь масштаб тех, кто проводит этот эксперимент. Астоса они находят на самом верху башни, когда развеивается черный туман. Он лежит на полу, скрючившись и подтянув колени к груди. Белые летучие мыши испуганно хлопают крыльями под куполом. София бросается к нему, вслед за ней — Неон. Вдвоем они подхватывают Астоса под руки, помогают ему сесть. На его теле не видно ран, но выглядит он все равно так, будто его били. С трудом фокусирует на ней взгляд. — Что случилось? Он еле заметно двигает головой из стороны в сторону, мол, не сейчас. Опирается на ее плечо, вставая. Джек делает шаг к ним. София выступает вперед, загораживая собой Астоса и готовясь отбивать очередные нападки — но Джек неожиданно произносит совсем не то, чего она ждет. — Что это за белая комната? Что это за женщина, которая дала мне темный кристалл? Откуда я пришел?! Это так неожиданно, что все замирают. Неон изумленно пучит глаза, Эш переводит недоумевающий взгляд с Джека на нее — как будто ждет объяснений хоть от кого-то. Джед издает нервный смешок. — Вот тебе и “воспоминания — груз”, “это благословение — забывать”... Это ты говорил, помнишь? Уже передумал? — Заткнись! — рявкает на него Джек и смотрит на Астоса. — Что это все значит? Почему ко мне вернулись эти обрывки памяти? Тот хватается за плечо Софии, чтобы не упасть. Произносит — так, будто каждое слово дается ему с трудом. — Я скажу… Но перед этим ты должен будешь сделать еще кое-что. Убить Бегемота — чудовище тьмы, засевшее в башне к западу. Софии кажется, что это разъярит Джека еще больше, но он неожиданно успокаивается. Отступает. — За каждую крупицу информации ты заставляешь нас платить кровью. Надеюсь, то, что ты скажешь, будет того стоить. Куда идти? — Подожди! — резко произносит теперь уже София. — Прямо сейчас мы никуда не идем. Ему нужна помощь, — она крепко берет Астоса под руку. — Ты сможешь телепортировать нас на базу? Он кивает. Поднимает руку, проводит по воздуху — стены башни Древних растворяются в белой вспышке, и секунду спустя все шестеро оказываются у кристалла воздуха. Карта все еще развернута на весь экран, и, судя по ней, ситуация лучше не становится. Им удалось отбить Корнелию сейчас, но долго ли она простоит в кольце из плотного мрака? Стараясь не думать об этом, София ведет Астоса к лифту — он так слаб, что с трудом переставляет ноги, и больше висит на ней, чем идет самостоятельно. Они добираются до его комнаты, и там София сажает его на кровать — убрав с нее сначала разбросанные бумаги. — Раздевайся. Хочу убедиться, что у тебя нет серьезных ран. — Нет, — отвечает он, и Софии кажется, что сейчас он говорит уже без такого напряжения. — Я вообще цел… физически. Меня не били, ничего такого. — Тогда что случилось? Наверное, сейчас не лучшее время расспрашивать, но времени вообще нет, мрак расползается ежесекундно. София ненавидит себя за эту жестокость, но не может оставить его в покое. — Я отчитывался перед луфенианцами, — наконец отвечает Астос. София молчит. — Это… не так-то легко, как ты могла заметить. — Почему ты перед ними отчитываешься? — спрашивает София. Теперь молчит Астос. София опускается на пол перед ним, берет его руки в свои, крепко сжимает. — Ты же видишь, что происходит. Мы должны что-то сделать. Скажи правду. Как ты связан с луфенианцами, и что именно требуется от Чужаков? Астос молчит, и София ощущает, что его руки начинают трястись. Пытаясь успокоить его, она принимается гладить их пальцами — так ласково, как только может. — Ты не поверишь, — тихо и как-то безнадежно произносит он. — В прошлый раз ты не поверила. И в позапрошлый. И перед тем… — Какой еще “прошлый раз”?! Она не собирается кричать, но напряжение дает о себе знать, и голос сдает. Астос вздрагивает, но, похоже, ее крик все-таки помогает ему решиться, и он начинает говорить. Он говорит и говорит — о Луфении, луфенианцах, их мечте об утопии, роли Чужаков, о сути времени, о сути Хаоса. И о Джеке. Это полная чушь, понимает София где-то на середине монолога. Он сошел с ума. Мы всю дорогу действовали по инструкциям от наглухо чокнувшегося эльфа, неудивительно, что все покатилось в такую задницу. София верит. Потому что тон, которым он произнес это “в прошлый раз ты не поверила”, вызывает у нее одно желание — поступить наперекор. — Давай подытожим, — говорит она, когда он замолкает. — Луфенианцы хотят превратить этот мир в собственную стерильную песочницу, для чего им нужен идеальный баланс света и тьмы и полное отсутствие Хаоса. Чтобы достичь этого, они запустили в мир Чужаков и заперли их во временной петле. Мы проживаем одни и те же события раз за разом, после чего нам стирают память, и мы снова отправляемся балансировать свет и тьму. И так пока не достигнем идеала, после чего луфенианцы очистят это место от людей и в этом идеальном сбалансированном мире построят свою утопию… Ты же понимаешь, как это все звучит? — Поэтому я ничего не рассказываю вам. Я пытался, но это безнадежно. Безнадежный сейчас его голос, но одновременно — в нем слышится облегчение. Будто, рассказав, Астос сбросил тяжелый груз с плеч. — Почему ты сам не забываешь? — спрашивает София. Астос молчит. Смотрит в сторону, кусает губы. — Начал говорить — заканчивай. Когда он отвечает, его голос звучит еще глуше. — Потому что я неживой. Я… органический компьютер, созданный, чтобы собирать, систематизировать и передавать информацию луфенианцам. Ты никогда не задумывалась, почему в Корнелии нет темных эльфов, только светлые? София качает головой. Сейчас, когда он сказал об этом, ей действительно начинает казаться это странным. Она не помнит всего, но даже за свое путешествие она не раз видела светлых эльфов, а вот темного только одного — Астоса… — Их не существует, — тихо произносит он. — Я был обычным эльфом, пока не попался луфенианцам. Они… модифицировали меня, исказили, превратили в инструмент. Моя задача — координировать действия Чужаков, анализировать успешность их миссий, отчитываться перед луфенианцами. Поэтому временные петли не влияют на меня — но одновременно я ничего не могу с ними сделать. София не отвечает. Она действительно не знает, что можно ответить на такое признание. Ей хочется схватить его за плечи, орать ему в лицо “Нет, это неправда, ты живой”. Ей хочется что-то разломать. Ей хочется добраться до луфенианцев и потребовать ответов уже у них. Сейчас в Софии столько гнева, что больше всего она боится случайно выплеснуть его — и она заставляет себя спокойно разжать руки, встать, отойти на пару шагов. Вдохнуть. Выдохнуть. — Какой у нас план? — спрашивает она. — Что мы собираемся с этим делать? Астос вскидывает на нее совершенно изумленные глаза. Пока она собирает остальных — всех, кроме Джека — Астос приходит в себя, и когда они возвращаются все вместе, выглядит уже почти обычным. Он повторяет остальным все то же самое, что рассказал ей. Они переглядываются. — Ты в это веришь? — спрашивает Неон, обращаясь к Софии, но прежде, чем она успевает ответить, вклинивается Эш. — Допустим, это правда… Много витков назад мы решили, что разорвем эту временную петлю… — И надерем жопу луфенианцам, — вставляет Джед. — …да. Так или иначе, успехи у нас, очевидно, скромные. Сколько витков всего было, Астос? Он молчит. Софии кажется, что его руки опять начинают трястись. — Сколько? — повторяет она. Он называет число, и Софии кажется, что все внутренности слипаются в один холодный склизкий ком. — Охереть, — произносит Джед в полной тишине. Никто с ним не спорит. — Но если за столько попыток у нас ничего не получилось — почему должно получиться сейчас? — спрашивает Эш. Астос сжимает кулаки, и, когда он заговаривает, его голос начинает прыгать: — Если не получится сейчас — я буду пробовать снова, а потом снова и снова, и снова, и снова. И так до тех пор, пока не получится, или пока луфенианцы не узнают об этом и не ликвидируют меня, как взбунтовавшийся инструмент. Это был план Джека, это Джек придумал, что мы должны делать — но я ненавижу их и их попытки играть в богов так сильно, что буду продолжать, пока у меня останутся силы. Он захлебывается воздухом и замолкает. — Вот откуда вся эта тьма, — бормочет Неон. — Ты специально это подстроил. Тьма — условие рождения Хаоса… — Есть и еще одно условие, — говорит Астос уже спокойнее. — Я долго думал и понял, что это неизбежно. Но Джек должен вернуть себе воспоминания, а для этого надо, чтобы он сразился с Бегемотом. Поэтому пожалуйста… пожалуйста, помогите ему с этим. Вряд ли это вернет ему всю память, но это будет начало. После того, как справитесь с Бегемотом, я буду ждать вас на Земле пыток. А что делать потом, вы поймете. — Какое условие? — спрашивает София. — Ты имеешь в виду отчаяние? “Хаос рождается из тьмы и самого черного отчаяния”, так? Что ты собираешься сделать? Астос не отвечает. Через минуту до нее доходит — и ее накрывает такой ужас, какого она не испытывала, наверное, никогда. Это самое мерзкое место, которое только можно себе представить. Земля — если размокшую грязь можно назвать землей — под ногами усыпана костями: иногда приходится идти прямо по ним. На некоторых все еще остаются обрывки гниющей плоти или ткани, и комки чего-то алого, пульсирующего облепляют остатки каменных строений — Софии не хочется думать о том, что это может быть. “Земля пыток” — вспоминает она надпись на карте, и ее тошнит. Больше она ничего не ощущает. Ее словно ударили по голове, приглушив все эмоции. Там, в Летающей башне, она потратила целую ночь, чтобы убедить Астоса не делать того, что он задумал. Кричала, просила, умоляла. Обещала сделать что угодно и клялась, что будет ненавидеть его до конца жизни. — Пусть это лучше буду я, — наконец сказала, исчерпав все прочие способы. — Ни за что, — ответил Астос, обнял ее, привлек к себе. София уткнулась лицом в его грудь и поняла, что сейчас заплачет. — Там, в предыдущих витках… мы всегда были вместе? Он, кажется, удивился этому вопросу. — Нет… Иногда ты начинала отношения с кем-то из ребят — с Джедом или Эшем, даже с Неон однажды было. Иногда со мной. Но чаще оставалась одна. Ты сильная, София, тебе не нужна любовь, чтобы двигаться вперед. А я все равно неживой. Ты же не плачешь, когда твое копье ломается в бою. И уж тем более не пытаешься пожертвовать собой, чтобы сохранить его целым. Дыхание перехватило. Она столько могла ему сказать, но поняла, что если откроет рот — уже не сможет сдержать слез. — Я сама решу, по ком мне плакать, — наконец выдавила она и все-таки разревелась. Сейчас Софии кажется, что те слезы вымыли что-то в ней. Может быть, способность еще чувствовать что-то. — Он там, впереди, — говорит Джек, остановившись перед длинной лестницей. — Я чувствую. Все готовы? Они переглядываются. Не готов, на самом деле, никто, но отступать уже слишком поздно. София перехватывает посох. Она не такой уж сильный белый маг, но это было ее условие — она будет только лечить и защищать в этом бою. Не ранить. Джек начал было спорить, пытался доказать, что ее копье может оказаться единственным способом достать Астоса с разумного расстояния, а учитывая, что они не знают, на что он способен, нельзя отказываться от этого преимущества — но, посмотрев ей в лицо, замолчал и махнул рукой — делай, мол, как знаешь. Сейчас он снова смотрит ей в лицо. На миг ей кажется, что он хочет что-то сказать — но Джек просто разворачивается и идет по лестнице вверх. Мелкие кости хрустят под его сапогами. Вслед за ним идет Неон, потом парни. София остается стоять. Ей приходится собрать всю свою волю, чтобы сдвинуться с места. — Прости меня. Джек стоит на коленях перед лежащим на земле Астосом, держа его за руку. Грудь Астоса — сплошная рана, руки Джека в крови — как и валяющийся в стороне меч. — Прости меня! Никто из них не знает, какие именно воспоминания вернулись к Джеку, когда он соприкоснулся с черным туманом — но все четверо догадываются. “Меня приставили к нему в качестве ассистента, но Джек относился ко мне иначе — так, будто я живой. Он называл меня другом. Это он решил противостоять луфенианцам, он придумал этот план, а потом запустилась новая петля, и он все забыл. И теперь он не помнит меня, не верит мне, а я уже не могу остановить то, что мы начали вместе”. — Я бы хотел, — с трудом выговаривает Астос. На его губах тоже выступает кровь. — Но я не могу. Поэтому просто слушай, что будет дальше. Тьма затопит весь мир. Вы должны будете убить все, что вылезет из этой тьмы. Спасите принцесс Корнелии, они сейчас единственные источники света. Дальше вы поймете. Он медленно обводит взглядом остальных, задержавшись на Софии. В его глазах — бесконечная боль, более древняя, чем рана на груди. Словно он наконец-то разрешил себе не притворяться. София должна броситься к нему, взять за вторую руку — но ее словно парализовало. Даже дышать получается с трудом. Астос кашляет. — Луфенианцы… не должны победить. Все остальное неважно. Идите и помните, что вы и есть настоящие Воины Света. Его глаза закрываются, ладонь безжизненно выскальзывает из руки Джека. В этот момент София понимает, что больше всего на свете хочет забыть. Плевать, что будет дальше — она хочет, чтобы петля перезапустилась, и все это стерлось из памяти. Это мгновение. Этот бой. Эта любовь… Тело Астоса окутывает тьма. Первым соображает Эш: он хватает все еще стоящего на коленях Джека за шиворот и тащит прочь, к лестнице. — Мы должны убираться отсюда! Джед, уведи Софию! Джед хватает ее за руку, тянет за собой. София не сопротивляется. Больше нет дня и ночи, небо заволакивает черным туманом, и весь путь до Корнелии им приходится проделывать при свете фонарей. Они не обсуждают то, что случилось — в этом нет никакого смысла, но монстрам, которых они встречают, очень, очень не везет наткнуться на них. Джек все время угрюмо молчит. Он и раньше был немногословен, а сейчас совсем уходит в себя. — Джек, — несмело начинает Неон на одном из коротких привалов. — Как ты? Может, я могу чем-то по… — Как я?! — взрывается он, как будто только и ждал этого вопроса. — Я убил своего лучшего друга, потому что забыл, кто он такой! Как думаешь, как я?! Больше никто его трогать не рискует. Софию он перехватывает сам, когда она уходит к ближайшему ручью за водой. — Прости меня, — говорит он, выйдя из-за дерева, когда она, наполнив бутылки, уже собирается идти назад. — За ту ссору. И вообще — я вел себя как говнюк. Сейчас, когда у меня есть воспоминания, я это понимаю. София смотрит на него — но видит не Джека, а тьму внутри него, куда более плотную, чем снаружи. Этого недостаточно. Смерть Астоса толкнула его к краю — но этого все еще недостаточно. “А что делать дальше, вы поймете”, — вспоминает она. — Извинения приняты, — говорит она, обходит его и, подсвечивая тропинку фонариком, идет обратно к месту стоянки. — Ты ненавидишь меня, как и он, — произносит Джек ей в спину. Он не огорчен, не злится — это звучит просто как констатация факта. София останавливается. — Он не ненавидел тебя. Как и я. Я ненавижу только луфенианцев. “И себя”, — думает она, а следом за этим ей в голову приходит новая мысль. София оборачивается. — Хочешь извиниться — отнеси воду остальным. Мне надо немного побыть в одиночестве. Джек без возражений забирает у нее бутылки и уходит прочь — туда, где видны отсветы больших фонарей. София находит возле тропинки поваленное бревно. Лезет за пазуху, случайно касается гладкой поверхности темного кристалла и вздрагивает. Подарок луфенианцев. Ей приходится приложить усилие, чтобы перебороть желание все-таки разбить его о камни. Астос предостерегал ее от этого, а он ненавидел луфенианцев уж точно не меньше нее. Вместо кристалла она достает из кармана сложенные вчетверо листки бумаги. Они измялись и надорвались по краям; София разглаживает их на коленях, находит нужный и направляет луч фонарика на текст. “Жила-была женщина, которая больше всего на свете хотела спасти мир. Ее сопереживание было ее пыткой, и вскоре она была поглощена ненавистью к собственному бессилию и к жестоким хозяевам, создавшим этот несчастный мир. Увы, ее ожидал лишь бессмысленный и жестокий конец. С последним своим вздохом она прокляла это несправедливое существование, и о чудо! Ее горечь достигла тьмы, объединилась с ней, и она была возрождена как воплощение чистой злости: Тиамат, архидемон ветра”. София выключает фонарик и долго сидит в темноте, раздумывая о том, что только что прочитала. Они все знают, что им нужно делать — как и обещал Астос, в какой-то момент это становится очевидно. София успевает подумать о том, как это глупо. Они столько прошли вместе, они столько раз прикрывали друг другу спины… В каких-то из руин Джек вытолкнул ее из-под рушащейся колонны, чтобы угодить под нее сам — а потом София ругалась и применяла на нем весь арсенал зелий, который у нее оставался. Они столько раз спорили, а потом делились едой за ужином. Она вспоминает все это — и чувствует, как ее решимость ослабевает. Поэтому София вызывает в памяти ту ссору у кристалла ветра. Единственный раз, когда они поругались всерьез — из-за Астоса. Думает о том, сколько боли Джек ему причинил. Наконечник копья сталкивается с лезвием огромного меча, высекает искры. София ниже, легче, у нее меньше мышечная масса. Если она хочет победить, ей придется полагаться не на грубую мощь, а на ловкость и скорость. Вот только София не хочет победить. Ей всего лишь нужно, чтобы он так подумал, и она проворачивает копье, вырывая его из блока, делает пару быстрых шагов, оказавшись во фланге — с другой стороны очень удачно атакует магией Неон. София бросается вперед, но Джек в последний момент успевает отреагировать. Меч отбрасывает копье в сторону, древко выворачивается из рук, и меч по инерции идет вниз — через плечо и грудь. София почему-то не чувствует боли. Просто все силы в один момент покидают ее. Она роняет копье, падает на колени. Она успевает увидеть слепой ужас в глазах Джека — а потом со спины на него нападает вооруженный двумя кинжалами Джед. “Хаос — единственное, что луфенианцы не могут контролировать, именно поэтому они и пытаются искоренить его. Только став воплощением Хаоса, можно отнять у них власть над временем и вернуть его нормальный ход”. “Хаос рождается из соединения тьмы с самой страшной болью и виной. Ключ к нему лежит в самых глубоких глубинах отчаяния”. София опускается на мостовую, ощущает щекой камень брусчатки. — Я сделала все, как ты хо… Жаль, что она не увидит гибели Луфении. Жаль, что окончание пути Джек должен будет пройти один — София мир готова продать… “Я хочу увидеть, как Луфения сгорит”, — слышит она голос Неон. “Я хочу увидеть, как Луфению смывает в океан”, — слова Джеда раздаются в ушах. “Я хочу увидеть, как Луфения будет похоронена под тоннами камня”, — это Эш, так явственно, будто он стоит рядом. “Я хочу увидеть, как на улицах Луфении беснуется ураган. Как разрушает этот город богов — за этот мир, за его жителей, которые заперты во временной петле. За Астоса, который умер, считая себя неживым — хотя был более живым, чем те, кто использовал его. За Джека, который должен вынести все это”. “Когда у человека есть желание настолько сильное, что его не может остановить даже смерть — тьма и стихийный кристалл приходят на помощь”. София закрывает глаза. “Ее горечь достигла тьмы, объединилась с ней…” Ее сердце останавливается. И в тот же миг София становится чистой злостью. Чистым ветром.***
Внушать ужас самозванным Воинам Света и жрать в шесть глоток тупых приключенцев весело только первые пару сотен лет. Потом Тиамат ловит себя на мысли о том, что каждый следующий год похож на предыдущий. Она не собирается отказываться от своей роли, она знает, зачем она здесь — и что, в конечном итоге, должна сделать. Но она начинает проводить все больше и больше времени во сне. Там, во сне — прошлое. Путешествия с друзьями. Приключения. Походы за покупками в Корнелию и ругань из-за попавшегося в сундуке в очередных руинах ценного амулета. Человек с огромным мечом, который твердит, что нужно забывать — и эльф, который просит помнить. Тиамат спит. Сквозь сон она слышит звук лифта, но не открывает глаза. Если это какой-то глупый приключенец, она снесет его одним торнадо. Если это тот самый Воин Света из легенд — ну а вдруг?! — бодрствование ее не спасет. — Дрыхнешь? — слышит она низкий голос. — Как насчет небольшой прогулки? Тиамат все-таки поднимает одну из голов. Открывает глаза: Джек стоит у входа в зал, опираясь на свой здоровенный меч. Он выглядит совсем таким же, как во время их путешествия сотни лет назад, совсем человеком — но взгляд архидемона смотрит вглубь. Тиамат знает: перед ней Хаос, самое чудовищное, самое разрушительное, самое враждебное, что только может родить этот мир. Он давно не заходил. Наверное, что-то действительно важное. Тиамат поднимается на лапы, трясет остальными головами, стряхивая сон. Бьет по полу чешуйчатым хвостом — и превращается в человека. Садится на пол, скрестив ноги. — Прогулка? Джек не спешит отвечать. Он окидывает взглядом зал, задержавшись взглядом на кристалле ветра. Вздыхает. — У тебя здесь компьютер, а ты спишь и спишь. Неон в вулкане сидит, у нее там, кроме лавы, ничего нет, и то она повеселее тебя развлекается — приспособилась монстров-бомб дрессировать. Хоть бы мемуары написала. Его лицо каменеет — похоже, до него доходит, что он только что сказал. София поднимает уголки губ. — Писал здесь один мемуары… помнишь? Джек молчит. София знает, что ударила его гораздо больнее, чем кажется, потому что смерть Астоса — единственное, чего он так и не смог себе простить. Он тоже ударил ее. Квиты. — Прогулка? — повторяет она, чтобы прекратить этот разговор. Джек медленно кивает. — Луфенианцы… устроили какую-то очередную мерзость. Проделали дыры в мироздании, из которых лезет всякая дрянь. Я должен исследовать это, иначе дорогим Воинам Света не останется мира, который они могли бы спасать. — Ты же лишил их возможности влиять на этот мир, — удивляется София. Тогда, сотни лет назад, Джек действительно смог лишь лишить луфенианцев их силы — как оказалось, уничтожить их могут лишь настоящие Воины Света из легенд. Это одна из причин, почему София сидит сейчас здесь и ждет — ни один Воин Света не сможет победить богов, если не способен справиться с архидемонами и Хаосом. — Слушай, я не знаю, — ворчит Джек. — Они, видимо, нашли какую-то лазейку. Может, у них от ненависти к нам поехала крыша, и они начали рвать мир, не задумываясь о том, что как это повлияет на Луфению. Мне плевать, если честно, но сидеть сложа руки я не буду. Идешь со мной? София кивает. Встает, поправляет темное платье. — Подожди, я возьму доспехи и оружие. Путешествовать в форме Тиамат не особенно удобно. Народ почему-то нервничает, когда видит на дороге шестиглавого дракона. Джек неожиданно улыбается — как в старые времена, и София не может удержаться — улыбается ему в ответ. Они так давно не виделись, что говорят и говорят. Делятся новостями. Рассказывают о своей жизни. Спорят о том, чья стихия лучше. Джек, как обычно, немногословен, но никого не прерывает. Когда София однажды ловит его взгляд, он пожимает плечами. — Нам нужно чаще выбираться куда-нибудь впятером. “Как будто в кабак пошли, а не мир спасать”, — думает София, но ей сложно отрицать — в каком-то смысле это действительно поход в кабак. В том, что они теперь архидемоны, есть свои плюсы — большинство монстров разбегаются от них, поджав хвосты, а те, кто не боится, все равно не представляют никакой опасности. Наконец они добираются до руин. Те похожи одновременно на храм Хаоса и храм земли, в них полно лестниц, галерей, запутанных коридоров и заваленных мусором и рухнувшими стенами проходов. Джек сам понятия не имеет, как именно выглядят эти “дыры в мироздании”, поэтому они ищут наугад, сами не зная, на что обращать внимание. Джед, по старой привычке, идет впереди — когда-то именно он был лучшим разведчиком из них, носом чуявшим любые ловушки. Они идут по длинному широкому коридору, Джед, оторвавшись вперед, доходит до его конца и заглядывает за угол. — Охереть! — вырывается у него. — Эй, посерьезнее, — хмыкает Эш. — Ты теперь владыка всех вод мира, могучий Кракен. Соответствуй. — Я-то могучий Кракен, но ты это видел?! Эш догоняет его, тоже заглядывает за угол. — Охереть! — изумленно повторяет он. — Хаос, что там? — пугается Неон и подбегает к ним. Она от крепких выражений воздерживается, но София даже с такого расстояния видит, как сильно она бледнеет. Они с Джеком переглядываются и тоже ускоряют шаг. Джек расталкивает остальных, и из-за его плеча София замечает. Огромный зал, утопающий в полутьме. Похожий на залы в храме Хаоса — никакой мебели, битые молью ковры, колонны по периметру, покрытые трещинами. Запах пыли и затхлости. По всему залу, тут и там — висящие в воздухе круглые “окна”. В одном из них — улица Корнелии. В другом — вулкан Гулуг, место обитания Неон. Еще в каких-то — лес, руины, еще одна улица… Этих “окон” так много, что София пытается подсчитать хотя бы ближайшие — и дважды сбивается. — Это все — дыры в мироздании? — спрашивает Неон еле слышно. — Как нам залатать это все? — подхватывает Джед. Лицо Джека делается совсем скучным — как будто он видит перед собой гору не особенно интересной работы, которую, тем не менее, придется сделать. Он шагает вперед, в зал, снимает меч с перевязи за спиной. — Как обычно. Убьем все, что оттуда полезет, а потом как-нибудь сориентируемся. Софию совсем не радует такая перспектива, но она тоже понятия не имеет, что делать с этими дырами. Она облекает себя в кокон из воздушных потоков — на случай, если что-то надумает лезть прямо сейчас — перехватывает поудобнее копье и отправляется на разведку. Дыр действительно очень много, они ведут, кажется, в каждое место, где София побывала в своих путешествиях. Она узнает храм земли, родную Летающую башню, то место, где они столкнулись с механическим скорпионом, башню Древних. Обойдя очередную дыру, София краем глаза замечает знакомый пейзаж — и больше не может отвести от него взгляд. Руины, усыпанные костями, усаженные растущими на них пульсирующими комками плоти. София замирает, пялится и пялится в эту дыру, чувствует, как ее начинает трясти. Хочется бросить в нее копьем, но София не уверена, что это подействует — да и копье терять будет глупо. Но все равно — она должна ее закрыть. Она должна снова забыть о существовании этого места. Кто вообще придумал эту чушь, что время будто бы лечит? Краем глаза София ловит движение чуть в стороне от дыры. Это наверняка кто-то из своих обошел зал с другой стороны, но это хороший повод перестать пялиться туда — и София отводит взгляд. Он стоит в стороне, хмурится, глядя в дыру, в которой видны руины Западной крепости. Он высокий и худощавый, с серой кожей, сквозь которую просвечивают вены, пепельные волосы падают ему на плечи. София делает шаг назад. Этого не может быть. Это иллюзия, обман зрения. Это чудовище, которое вылезло из одной из дыр. Это у нее за сотни лет одиночества поехала крыша. — Астос, это ты?! — произносит Джек у нее за спиной. Он вздрагивает и оборачивается. В нем нет ни капли тьмы, рубиновые глаза смотрят сначала в лицо Джека, потом Софии — немного настороженно. — Простите, — произносит он. — Я — сломанная биологическая разведывательная единица, мои воспоминания фрагментированы. Имя, которым вы назвали меня, кажется мне знакомым, но, к сожалению, я не могу вспомнить никакого взаимодействия между нами ранее. Джек кидается к нему — у него всегда была быстрее реакция. Хватает за плечи, трясет. —Ты жив! Астос, это я, Джек! Ты забыл меня? — Простите, — виновато говорит он. — Как я уже сказал, мои воспоминания фрагментированы. Я не помню, как оказался здесь и какую работу выполнял ранее. Впрочем, имя “Джек” тоже кажется мне знакомым… Джек отпускает его, отступает на шаг. Закрывает ладонями лицо, и София готова поклясться, что он плачет. Сама она наконец сдвигается с места, на ватных ногах проходит пару шагов, и совсем рядом с Астосом — или “сломанной биологической разведывательной единицей”, без разницы — колени подламываются, и она падает на пол у его ног. Он наклоняется, собираясь помочь ей встать — но на половине движения замирает. — Мне кажется, я нахожу вас в моих воспоминаниях. Ваше имя София, верно? Она кивает, чувствуя, как по щекам текут слезы. И в следующий миг тонкая ладонь касается ее волос.