Праздник мертвых

Ночь на редкость спокойная выдалась. Листья деревьев, высокие колосья с лепестками кувшинок шумели незатейливым шептанием, словно на ухо сыпались чьи-то неразборчивые словечки. Вода во мраке чудится черной, взгляни на поверхность, а пучина посмотрит неизведанной бездной в ответ. Сегодня на внушительном уровне глубины проницательного недра возможно отыскать нечто… Из ряда вон выходящее. То, что без особого труда и угрызений совести бросит вызов янтарному взору Лан Мао, верь она во всю эту чушь о чертях, ересь о призраках и чудовищах. Единственное страшное существо, блуждающее по мелким волнам речки – это сама Синяя Кошка. Ежегодный фестиваль голодных духов* в Китае выпал на особенно теплый день. Еще с вечера Лан с Лау собрались выползти на улицу, да увидеть радостное празднование торжества в память усопших по инициативе молодого господина. Однако девушка и предположить не могла о катании в каноэ. Течение слабое, ни ветра, ни качания корпуса лодки в шатаниях, ни буйного потока полноводной реки. Лишь тишина и спокойствие со стрекотанием известных насекомых, которыми китаянка пытается насытиться сполна. Не смея нарушать эпизодичность прекрасного момента, довольствуясь крупицами несказанного счастья. Подобные выходные на вес золота, чтобы вот так запросто выбраться за ободряющим глотком кислорода, пешим ходом или в данном случае на каноэ проплыть по природным чертогам в уединении. Вот так они ныне оказались вдали от цивилизации, – детища научного века − повседневных обязательств наркобарона и его личного ассасина. Хорошо. Действительно абсолютная расслабленность. Изначально для Мао предлагалось множество вариантов для того, куда отправиться. В полномочиях мафиози находится многое. Ведь Тао предоставляет девчонке полную свободу выбора для принятия решений и действий в принципе, старательно создавая рядом с собой максимально комфортное прибывание. И Лан Мао бесконечно благодарна за столь чистый, добрый жест воли господина. «Братец» никогда не смел забывать, что кошмарного выпало на их судьбу еще в самом юном возрасте. Потому-то так яростно оберегает последнего близкого и ставшего родным человека. Любыми методами. А девчонка в свою очередь платит Лау сполна, даря преданность одновременно с искренностью отношения. Откинувшись осторожно спиной, Лан приземляется хребтом не бедро Лау. Затылком же припадает ко второй приподнятой ноге, согнутой в коленке. Для небольшого, но внушительного роста, − мужчина всяко выше девчушки чуть ли не на голову – вытянутые ноги бы не уместились в узком пространстве. Тем более, он сидел поперек длинной лодки, облокотившись поясницей к деревянному краю. Поерзав, улегшись на законном месте – коленях «брата» − удобнее, Синяя Кошка покосилась взглядом, полный мольбой, на карие глаза напротив. И не нашла в отражении протеста и негодующего отторжения, девушка читает лишь топящую нежность среди приподнятых уголках губ, пресловутом изгибе рта и смягченных чертах морщин, оповещающих о миловидной улыбки. Тогда кисть руки Мао перебрасывается через низкий бок окаймления, доставая подушечками пальцев прохладной воды за бортом. Июльская атмосфера разогрела местность, занятую Янцзы, терпимой для любителей искупаться температурой. Но градус, переносящийся с ночной тенью, разбавляет реку стылостью. Водная гладь обволакивает изящные фаланги пальцев китаянки до костяшек, вынуждая забраться приятному забытью в разум. Веки угодливо смыкаются. Телу, разгоряченному летом, на пользу эдакая пристуденная эйфория. За самовольность девушка ни разу не получала брани и открытых враждебных стенаний в свой адрес от Лау Тао. Нет, наоборот, только компромиссное поглаживание по смоляным локонам. А уж особенно такая своенравность Лан каралась серией любвеобильных атак пуще прежнего, словно мужчина имел дело с настоящей кошкой. Коммуницировал так, будто с шелковистой шерсткой, почесывая иногда за ушком. Плеск. Сгиб локтя, покоившийся мирно на краю каноэ, резко подрывается, вскидывая руку девчонки вверх. В то же мгновение брызги разлетаются вокруг, капельками неаккуратно опадая на сидевшего близ мафиози. Мао тянется вперед, буквально вскакивая с импровизированной подушке. С заходящимся сердцем, норовящего сломать костлявую клетку из ребер. Еще сонный мозг ищет причину затесавшегося страха, выдернувшего Лан из царства Морфея. Но все, что происходит перед янтарным взором – это как расплескивается влажность по стенкам лодки и полу, увеличивающиеся круги по воде, да полотно непроглядной тьмы, уводящую туда, откуда они с Лау отплыли. ОТ берега. Чуткий нос втягивает бешено воздух, ловя ноздрями запах противной гари. И убеждается в том, что подсознание сыграло с Лан Мао злую шутку, обманув рецептор. Оба кулака остервенело сминает ткань подола ципао до побеления суставов, будто спасательный круг. − Что случилось, душа моя? – отозвался до боли знакомый голос. Лау, разведя в стороны руки с затравленным и каким-то виноватым видом, как нашкодивший щенок. Осоловевший взгляд, направленный на Мао, сверлит дыру в хрупкой фигуре. Какое облегчение! Кажется, вечность вместе с не такой уж долгой жизнью пронеслась мимо глаз Лан, а молодой мужчина всего лишь на всего закурил. Сейчас он с преспокойным обликом сжимает в устах мундштук, затягиваясь неспешно. Губы и щеки Лау порозовели от зябкого дуновения, заостряя внимание девушки под лунным светом отчетливее. Дым закономерно полупрозрачным цветом ползет, точно хитрый змей, от курительной трубки. Забивается в дыхательные пути Лан Мао запахом опиума, смешанного с табаком. Огонь во сне девчонки, мелькающий быстрыми картинками, отдающим мурашками, расплывается вовсе, разбиваясь о физическое и довольно нормальное явление. Конечно, Тао, чтобы поджечь своеобразный дурман, чиркал спичкой, пока Лан недолго дремала. Это был просто кошмар из сломанного детства, воплотившийся в грезах. Ужасный, унесший жизни целой китайской знати Тао на небеса. Отрицательно покачав головой, Лан кратко произнесла: − Нет. Ничего, показалось, − оповещает она, неопределенно пожав острыми плечами. Формулировка Лау совсем не устроила, смерив девчонку стреляющими зенками, словно спуская тягуче курок пистолета. И пуля сквозила лоб Лан, прошибая черепную коробку. А она, как послушная девочка, верная своему господину, пропускает свинец благородной покорностью, плотью, проливая кровь. Грязную гему, которую даже фильтровать бесполезно. От самой себя Лан Мао противно. Мало того, по локоть в алой жидкости врагов Зеленой Банды, так еще в вены затекла… − Не ври мне, − строго укоряет Лау совестливым уколом, смягчив после тон. – Сестренка, твои страхи давным-давно мертвы и закопаны на миллиарды километров под почвой, где на ее земле проросли чудесные цветы! Они – наши плоды, Лан, наши семена. А если некоторые сомнения бродят по твоим думам, я без раздумий заберу их туда сию же секунду. Стойкий глас, как луч под плотными тучами раздвигает грозовые облака, выждав некоторое мгновение, продолжил (раскатом грома): − Веришь мне, Лан? О бортик массивной каймы ударилось что-то тяжелое, вернув Мао в чувства из рассеянного состояния. Натянутая на бледный лик маска стала прежним лицом, оглянувшись на предмет, потревоживший ее отрешенность только что. К лодке приплыл самодельный фонарик стандартной для азиатской культуры величины, светящийся желтоватым оттенком изнутри, смутно схожим с солнцем. На бумаге, обернутой вокруг встроенной лампочки, будто забор, красовались незамысловатые узоры. Они выведены черными чернилами: спиралями, тонкими и кое где утолщенными загогулинами, приобретая к середине рисунка форму цветка. Каллиграфический почерк свидетельствует о взрослых дел мастера, а не ребяческие каракули. Любопытству Лан Мао ускользнуть не удалось незамеченным от внимательного наблюдения со стороны. − Ах, вот и наша цель, − заулыблся в большей степени Тао, движением руки с вложенной в нее курительной трубкой очертил горизонт. Намекнув тем самым, что хочет показать девушке. Охотно повинуясь указаниям, подняв подбородок, Лан тихонько охнула. У противоположного берега кучковались яркие мерцающие желто-рыжие точки, отдаляясь или, напротив, сближаясь друг с другом. Одинокими корабликами виляли по устью те из них, которые успели отплыть. Множество своеобразных атрибутов праздника приветствовали на Янцзы начавшийся фестиваль голодных духов, одновременно прощаясь со своими создателями. Грустный повод, но невероятно занимательный. Незаметно для Лан, Лау подтолкнул чашей курительного приспособления приблудный случайно к их каноэ фонарь по течению, вверяя еле дышащему ветру. Собирать остальных призраков, вышедших в открытые ворота волшебной и от того мистической ночи. Светило, отбившееся от остальных «сородичей», сливалось в далеке общей желто-рыжей полосой, пока пораженная Синяя Кошка внимала пейзаж у того берега. Наверное, народу там еще больше, чем их фонариков. Что же, сюрприз Тао с блистательным успехом удался, участливо выбрав он катание на лодке за прогулку. Придаваться подобному человеческому времяпровождению равно в мафии кощунству. У группировки шанхайской банды свои правила, свое «людское» бытие, свои законы подписи смертных приговоров, как и документов в отпуск. Их попросту нет. Вдоволь налюбовавшись картиной, Мао припадает ниц подле «брата». Возвращаясь в прежнее положение, как лежала до вынужденного пробуждения. У виска в тот же миг щекотливо пробегаются пальцы молодого мужчины с тысячей толпой мурашек, зачесав упавшую прядку к густой копне, раскинутой по бедрам и стопам Лау распустившимися косами. И закрепляет заколкой с характерным щелчком. Лан Мао и не заметила, что обронила свое излюбленное украшение! Видимо, когда подпрыгнула ото сна. Благодарно повернув голову к Лау, девушка вновь смеживает веки, но уже без опаски очутиться по ту грань разыгравшейся фантазии. Невесомые касания теплой руки «братца» баюкают, а раскрывшаяся ладонь трогательно поглаживает девчачью макушку. Перстями окунается в волосы, массируя кожу круговыми манипуляциями. Иногда дотрагивается высоких скул Мао большим пальцем, обнаруживая белесую щеку. И Лан жмурится, когда требовательные конечности оттягивают ланиту игриво. Девчонка готова поклясться, что у Лау улыбка растянулась до ушей, чувствуя пронизывающий тонкой иглой теплый взгляд коричневой радужки. Уютно… − Верю, − щебечет под нос она, растаяв от ласковых прикосновений. Но донесшиеся слова показалась слишком глухими даже для задумчивой нее, поэтому Лан вторит увереннее, прильнув к гладящей руке теснее. – Верю! Верю! Верю! Я верю тебе, Лау.