so close

— Чëрт бы тебя побрал, Хайта-ах... — закончить фразу не удаётся: колени предательски подкашиваются, когда аль-Хайтам ведёт языком по шее. Любезно подставленное между бёдер колено — единственное, что не позволяет Кавеху сползти вниз по стене. — Неужели ноги уже не держат тебя, господин Светоч Кшахревара? — Ты... Ты невыносим, — непонятно, запинается ли он от возмущения или от ощущения губ на собственной коже. Огрызается беззлобно, просто по привычке, но на самом деле сейчас он мягкий и податливый, почти тает и плавится в чужих руках. Аль-Хайтам стягивает с чужого плеча расстёгнутую рубашку, обнажая грудь. Издевается, касаясь сосков совсем невесомо, и приходится глушить возмущённое мычание поцелуем. В штанах становится тесно, и чужое колено между ног, если честно, совсем не помогает. Аль-Хайтама и самого уже кроет: Кавех чувствует это в смазанных касаниях и поцелуях, слышит в рваных выдохах. Аль-Хайтам подхватывает его под бёдра, и теперь не приходится заботиться о том, как продолжать держаться на ногах. Кавех чувствует себя неловко и беззащитно, почти уязвимо под его пристальным взглядом, но глупая гордость мешает заговорить об этом; впрочем, это и не нужно, его отлично понимают без слов. — Прекращай думать о всяких глупостях, — он снова припадает к чужой шее, отвлекая внимание. Ведёт цепочку мелких укусов, останавливается у самого уха, выбивая сдавленный стон. Вероятно, на утро шея Кавеха будет пестрить отметинами, но это — последнее, что сейчас волнует его. — Или ты хочешь, чтобы я вытрахал из тебя все твои мысли? Хриплым шёпотом, табуном мурашек по спине. — Заткнись, — Кавех беззлобно шипит, прячет своё смущение, утыкаясь в изгиб между шеей и плечом аль-Хайтама. Возбуждение почти звенит в ушах, но он растягивает прелюдию, и время мучительно медленно тянется за ним. — Хватит тянуть. Хайтам довольно лыбится, крепче перехватывает Кавеха под бёдрами, и стена, к которой он был прижат всё это время, наконец сменяется мягкими простынями и подушками. Он молча наблюдает за тем, как Хайтам снимает с себя безрукавку, стягивает перчатки и копается в тумбочке. И, честно признать, это красиво: мышцы завораживающе перекатываются под его кожей, и Кавех не в силах отвести взгляд. — Не хочешь раздеться? — Хайтам находит то, что искал, и теперь снова обращает на него внимание. Кавех, очнувшись, тихо ругается и торопливо стягивает с себя остатки мешающей одежды, оставаясь в одной только рубашке. Возбуждение тянет внизу живота, сворачивается в тугой узел, а бёдра подрагивают от нетерпения и приятного волнения, когда в руках Хайтама показывается флакон масла. Пару мгновений Кавех раздумывает: каким образом ему удаётся держать лицо даже в такие моменты, пока его самого кроет и мажет от желания? А потом он обращает внимание на то, как от такого же возбуждения подрагивают пальцы Хайтама, и всё встаёт на свои места. Он не жалеет масла: растирает по животу, задирая рубашку выше; тёплыми ладонями проходится по крепким мышцам, с нажимом разглаживая их; поднимается к груди, задерживаясь у сосков. Улыбается, когда Кавех шумно выдыхает и выгибается навстречу касаниям. — Хватит... Дразниться, — удивительно, как хватает всего нескольких размашистых движений, чтобы заставить дыхание Кавеха сбиться. Он неосознанно закрывает пылающие щеки ладонями, не находя рукам более полезного применения, но Хайтам смотрит на него с немым вопросом, вынуждая поддерживать зрительный контакт. — ...пожалуйста? Он удовлетворённо хмыкает, снова смазывая ладони маслом, и, наконец, мягко продавливает пальцами неподатливые мышцы. Кавех шипит и вздрагивает, когда пальцы внутри него начинают неторопливо двигаться, осторожно растягивая, и приходится отвлекать его чередой поцелуев у ключицы. — Блять... — собственный член требует к себе внимания, и Кавех тянется к нему ладонью, но Хайтам перехватывает её свободной рукой и заводит обе кисти над его головой. — Нет. Не прикасайся к себе, — Кавех разочарованно выдыхает, жмурится, пытаясь отвлечься на свои мысли, пока член болезненно ноет. Хайтам тянется к его шее, оставляет поцелуй прямо под кадыком. Поднимается к уху, переходит на шёпот, и это уже приятно, это уже другое дело, это... — Сегодня ты кончишь без рук. О, Боже. Господи-блять-Боже. У Кавеха сильные руки, и Хайтам знает: ему не потребуется много усилий, чтобы вырваться из цепкой хватки, но он только послушно кивает, следуя правилам игры. Пальцы внутри продолжают двигаться, постепенно растягивая мышцы, и вскоре Кавех привыкает к темпу. Он нетерпеливо подаётся бёдрами навстречу, пытаясь насадиться сильнее; крупно вздрагивает, когда пальцы задевают простату, и пропускает несдержанный стон. — Долго ты ещё копаться будешь? — Хайтам не убирает пальцы, и Кавех раздражённо шипит: его уже почти потряхивает от желания получить разрядку, но одних только пальцев оказывается недостаточно. Больше нет необходимости сдерживать его руки — Кавех и сам послушно держит их над головой. Сегодня он кончит без рук. Хайтам, кажется, более чем доволен проделанной работой. Кавех завороженно замирает в ожидании, когда Хайтам наконец вытаскивает пальцы и возится с брюками. Фокусироваться на том, как подрагивающими руками расстегнуть ширинку и расправиться с ремнём особенно сложно, пока прямо под ним на расстоянии метра расположилась такая катастрофа. Он спускает брюки вместе с бельём, пока Кавех в нетерпении ерзает на простынях. Член Хайтама явно больше его пальцев, и Кавех тихо шипит и выругивается, когда он входит. Останавливается на несколько мгновений, давая время привыкнуть, и только затем начинает двигаться. Медленно, соблюдая размеренный темп, пока Кавех не начинает тяжело дышать в такт его движениям. Хочется больше и быстрее, но приходится соблюдать осторожность, даже когда Кавех коротко стонет и начинает подмахивать бёдрами. Он слишком торопится, рискуя покалечиться, так что Хайтаму приходится мягко контролировать темп. Его руки всё ещё заведены над головой, и не остаётся ничего, кроме как послушно отдать контроль. Зато руки Хайтама свободны, и он не упускает возможности найти им полезное применение: оглаживает тёплые бока и живот, мягко давит на позвонки, и Кавех прогибается в пояснице. Его щеки всё ещё раскрасневшиеся, а причёска давно растрепалась, и Хайтам невольно ловит себя на мысли, что не может не любоваться таким Кавехом. Мягким и податливым. Кавех ощутимо расслабляется, привыкнув к размеренным движениям, и теперь Хайтам толкается резче и быстрее, выбивая новые вздохи. Наблюдать за этим приятно — хочется уловить каждую реакцию, каждый звук и эмоцию, которую только может выдать чужое тело. — Кавех... Кавех, — голос хрипит, и приходится повторить ещё раз, чтобы его услышали. Кавех жмурится, и ему явно тяжело концентрироваться на чём-то, кроме члена внутри, постоянно задевающего простату. — Смотри на меня. — Я так близко, — поддерживать зрительный контакт ещё сложнее, но он старательно разлепляет глаза, и Хайтам одобрительно улыбается, шумно выдыхая следом. Взгляд Кавеха затуманен, и он постоянно прерывается на вздохи, почти всхлипывает, и это лучше любой реакции, которую он только мог себе представить. — Пожалуйста, Хайтам. — «Пожалуйста» что? — Заставь меня кончить. Хайтам наклоняется ниже, почти подминает Кавеха под себя, толкаясь увереннее и резче, и он откидывает голову назад; подставляется сбивчивым поцелуям, тяжело дышит и пропускает сдавленные стоны. Хайтам шепчет что-то неразборчивое, что-то тёплое и глупое, потому что знает, как сильно Кавех любит разговоры во время секса. Руки почти не держат, рискуя навалиться на Кавеха, вжимая его в постель, а перед глазами плывёт, когда он сильнее сжимается. Ещё пара толчков — и он кончает первым, снова выгибается, пачкая спермой живот и обессиленно утыкаясь Хайтаму в плечо. Кавех не любит, когда кончают внутрь — это противно и нисколько не приятно, как кому-то может казаться, — так что Хайтам выходит из него, и хватает всего нескольких движений ладонью, чтобы он кончил следом. Кавех выглядит довольным, как кот, когда притягивает Хайтама к себе, и тот устало заваливается сверху. Вообще-то, Хайтам тяжёлый, и лежать вот так — совершенно не удобно, и сам он, наверное, в любой другой день сказал бы, что это липко и мерзко, но сейчас никому из них не хочется портить момент. Никому из них не хочется лишать друг друга этой близости.