Blood Buttercups

"– Ты ведь сам призвал меня, – Она будет возражать, равнодушная к очередным сомнениям человека, но всё так же, привычно, уже по инерции, направит свой нож, готовясь к решающему удару. Скоро эта холодная железная поверхность покроется хлипкими мокрыми пятнами крови, её или твоей, но... – Ты вытащил меня из такого заманчивого, приятного облика смерти, решил снова увидеть меня. Какая честь, мне стоит сказать... хм, спасибо? – Она произнесла это безразлично, словно это происходило уже сотни, миллионы раз, и стало почти работой для неё, которую принято выполнять безропотно, – Но я лишь советую тебе приготовиться. Бой будет жёстким, я не ведаю пощады. Проиграешь – пожалеешь. " "Мне уже не впервой убивать, но кто сказал, что я хочу этого? Да, человек? " "В этой сказке должен быть злодей. Но... Поверьте, я сделаю так, чтобы всё здесь закончилось плохо. " Она откинула назад волосы, чтобы не мешались, расслабленно вздохнула – и пепельным, светло-русым морем взметнулось аккуратное каре этого ещё выглядевшего подобным девочке-подростку существа. Такая юная, но уже наполненная до края той самой ненавистью, сжигающим огнём, делающим её, однако, намного сильнее. Такая свободная, отчаявшаяся, такая... Манящая. Дерзкой, ехидной решимостью сверкнула улыбка, но вот она вовсе не радовалась. "–Демон, что приходит ночью... Будет назван моим именем. – Рассмеется Чара, совершая первый удар, но он рассеется в воздухе, так и не достигнув цели. – Вы просто хотели видеть меня такой. Вам была нужна я. Люди, монстры, мёртвые – всё по сути одно и то же. Вы двигаетесь, чтобы выжить, накручивая себя на страх и ненависть, но не знаете, где в итоге окажетесь. Глупы, просто глупы... Приходите ко мне, желая чего-то. Но я не смерть, чтобы избавлять вас от страданий и не соперник, чтобы вам мешать. Мне всего-то нужна душа, отравленная душа, больше ничего и не надо." – Так категорично говоришь? – Ты пытаешься разговорить её, пролезть в "защитный панцирь" Чары, почувствовать её, но юные, пока ещё не наполненные кровью глаза девушки подозрительно блеснут, пока она не отвернет свой взгляд в сторону, причём подозрительно быстро. Лишь опустятся, коснутся нежной, девичьей щеки пушистые ресницы. — Это ты опасна, Чара. – Ты не можешь и знать ничего обо мне! — Воскликнет, отойдет назад на пару шагов, сделав обманчивое представление об отступлении, но на самом деле лишь подбирая правильный ход для нападения. Чара умна, она действительно расчётлива и  хладнокровна, стараясь никогда не идти на поводу у эмоций, но... Ей приходится скрывать свои истинные чувства, чего бы это ни значило. Она уверена в равнодушности, жестокости людей, потому и так страстно желает геноцида – это то, что поможет "стереть этот мир, очиститься от тёмной скверны. — Просто нападай, очередной убийца! — Выдохнет, окончательно успокоившись перед боем, готовая к абсолютно любому исходу. — Так давай, убей меня, ты же можешь! Нуу же, не тяни! — Тон её голоса становится более смиренным, словно чего-то ожидающим, как будто Чара готова ждать, но... Неужели это правда? Неужели Чара желала, просила, словно молила о проигрыше? — ... Бровь Чары недоумевающе поднимается вверх. Продолжая играючи теребить нож уверенной рукой, она тем не менее не делает первого шага, ждёт, как будто желает пощады... Или избавления. По тому, как нетерпеливо сверкнули её глаза, начинает казаться, будто ей хочется встретить именно достойного соперника. Того, кто смог бы, наверное, сделать... —... — Почему ты молчишь!? — Не дождавшись, нетерпеливо воскликнет она, снова воскликнет, и на юном лице отразится отчаяние, и... Даже боль. Ты впервые заметишь, как Чара по-настоящему, утончённо красива: пусть и простая, но в чём-то манящая, нежная внешность, аккуратный овал лица, молочная кожа в обрамлении немного спутанных волос, впадающих на лоб, закрывающих впалые щеки. Можно было бы сказать, что Чара вполне миленькая, её взгляд затягивал, завораживал, однако на сжатых губах ещё оставались подтеки крови, причина возникновения которых неизвестна, под блестящими глазами – синяки, создающие измученный, усталый вид. Она была совсем худой, даже подозрительно худой, а широкий вязаный свитер, который должен был согревать в подземелье, на ней лишь свободно и неуместно болтался. Несмотря на природную слабость тела обычного человека, простой девчушки, на совсем тоненькие ножки, Чара наполнена решимостью, она могла быть сильной, если этого захочет, и... Тяжёлый взгляд этой убийцы, несчастной убийцы, невозможно было выдержать. — Давай же, мне тебе помочь? — Взгляд ее рубиновых глаз расширился, пока Чара растягивала губы в усмешке. — Как же я устала. Уже не будет играть значения, проиграю или выиграю. Самое главное – расплатиться жертвой. Она закатала рукав, медленно, не торопясь провела по синеватой от постояннвх потемков подземелья коже, оставила пару надрезов. Небольшими капельками скопилась неожиданно яркая, горячая кровь бургунно-винного оттенка. Чара снова ухмыльнулась, наблюдая за тем, как ты поежился. Она не вела себя так, будто сделала что-то непривычное для неё, совершая порезы уверенным, строгим движением. Сейчас она просто хотела показать... Не с целью выдавить жалость, как будто назло, смело, как будто ничто не могло её ранить, как будто Чара относилась к этому несерьёзно, легкомысленно, просто как к какому-то пустяку, не стоящему никакого внимания. — Неужели ты... Боишься? Так боишься чужой боли? — Выделив именно слово "чужой", проговорила Чара как-то задумчиво, непонятно, даже грустно. Ты не понимал её, но смотрел, не отрываясь, пытаясь разгадать то, что у неё на душе, которая так магнетически ужасала, тянула к себе. Чара казалась обычным человеком, не имеющим больше ничего, за что стоит бороться, разочарованным, травмированным, но и в то же время каким-то мистическим существом, с почти стертым обликом, неизвестным прошлым...   Ты знал, что ей сейчас правда больно, но страдания её были вызваны вовсе не сегодняшними уже нанесёнными или ещё не полученными ранами, не тем, что Чару снова вытянули в реальность, а чем-то прошлым, что уже нельзя изменить, но что до сих пор в ней тихо кровоточит. —Кто ты, Чара? — Отвечаешь вопросом на вопрос, заставив ее смутиться. Ты говоришь эти слова добрым тоном, чего она явно не ожидала, не хотела ожидать. На щеках Чары появляется лёгкий румянец, небольшое покраснение, которое делает её живой, как будто она готова сейчас открыться, отказаться от вынужденной грубости. — Я... Постараюсь понять. Однако она передумывает. —Думаешь, всё так прямо и расскажу? — Язвительное, колкое безразличие вновь появляется в её тоне. — Вывернуть душу наизнанку... Знала бы я, зачем это. И, возможно, ты был бы последним, кто услышал исповедь из моих уст. Но... Ах, ладно. Я – человек. Самый первый из тех, кому "посчастливилось" упасть в эту мрачную дыру. Но ты ведь это и так знаешь. Чего же хочешь от меня? — Ты... Вовсе не счастлива. — Впрочем, как и ты, — Проницательный взгляд Чары встречается с твоим, и ты не можешь опровергнуть то, что она неправа. Ты ведь и сам похож на неё, тоже сбегаешь, борешься, убиваешь, слепя себя то ли ненавистью, то ли какими-то инстинктами, не знаешь, куда и идти, пытаешься многое здесь изменить, убеждая в том, что важен. — Хотя нет, ты более простой, можешь радоваться обычным вещам, более... Живой что ли? Я не могу быть такой. — Сщурившись, приглядевшись более внимательно, она сказала без малейшей тени зависти, даже дружелюбно. Чара смогла это осознать... — Я не буду против тебя. Мне не нужно тебе мешать. Взглянув на её всё ещё кровоточащие порезы, ты попытался привлечь её внимание к ним, но Чара лишь отмахнулась. Это было для неё лишь пустяком, неважными царапинами, не стоящими внимания. Натянув рукав свитера, девушка уже и забыла о том, чем так легко тебя испугала. — Но в любом случае мне хотелось бы знать тебя лучше. — Ты правда... Правда хочешь видеть мою душу? — Глаза Чары удивленно расширились, и она остановилась. — Точно так в этом уверен? Хотя её и нет ни у кого на самом деле, — С притворным равнодушием сказала она, стараясь не придавать этому значения, — Люди считают, что могут считывать чужие чувства, да и считают себя более мыслящими, наделёнными чем-то особым, поэтому и убеждены в том, что только они и могут иметь души. Считают монстров второсортными, хотя те из глубин тьмы тоже пытаются подняться, отвоевать право иметь душу. Но порой смотришь на существо и не знаешь, живое ли оно, настоящее, или просто тварь... Со всеми так. Внутри словно пустота, ничего нет. От этого не страшно ни умирать, ни уходить всё дальше и дальше, заблуждаясь. Всё равно ничего не чувствуешь. Это раньше казалось, что чувствуешь, потому что себя в этом убеждал. — Разве не страшно, когда нет души? — Вопрос планировался как обычный, переспрашивающий смысл вопрос, вовсе не упрёк, но ты и сам заметил, как вдруг задрожал от него голос, будто содрогнулось что-то внутри от пустоты, просто от предположения, что внутри тебя ничего нет и быть не может, что ты просто находишься здесь без всякого смысла. — Но тогда... Что же нами движет? —Просто хм... Желание идти вперёд? — Приподняла бровь Чара, — Либо оставаться на месте, если так уж хорошо живешь. Можно и без души чувствовать. Но у меня-то всё равно она есть. — Так просто, отказываясь от прежних слов, миролюбиво сказала она, — Сейчас даже её покажу. Она приподняла свитер, обнажая втянутые рёбра, покрытые запекшимися слоями крови. Среди них – о ужас, привычный для подземелья, находились голые кости, даже ленты кишок, всё ещё работающие, несмотря на то, что не были покрыты. А в верхнем левом углу все же находилось сердце, пусть и слабое, маленькое, но всё так же разбрызгивающее кровь по организму — Это то, чем стала я теперь. Не слишком ужасно, как думаешь? Ты поднял руку, аккуратно коснулся, провел по её рёбрам. Они были необычно тёплыми, даже уютными, так что... Тебе они нравились. Но затем Чара достала сердце, просто так его вынула, как будто просто отстегнула его из груди, не дрогнув лицом совершенно, только лишь рассмеявшись как-то надсадно. Сердце было тёплым, живым, настоящим, ты чувствовал, что не сомневался в его подлинности, оно действительно было ещё горячо, но... Сейчас казалось чём-то абсолютно ненужным. Чара неспешно облокотилась о стену,  с усмешкой, заинтересованно за тобой наблюдая. Ты держал сердце, и, не зная, что с ним делать, перевел взгляд на девушку. — Видишь, это настолько легко, что не стоит об этом даже говорить, —Пренебрежительно сказала она, — Я ни о чем и не жалею, ни о малейшем отрывке времени. Вообще-то эта история должна была быть короче. В миг, когда я пошла на гору Эбботт, я вообще-то больше и не планировала жить. Я надеялась встретить своё место гибели, надеялась найти здесь злых и жестоких монстров. Не спрашивай, зачем. Просто нужно было. — Но тебя приняла и поняла семья Дриимуров... Это то, что известно о тебе. Только это мы и знаем. Дриимуры приняли Чару как собственное дитя, она была с теплом воспитана, а маленький наивный Азриель видел в ней надежду, своего единственного друга. Они не видели, словно были слепы, как на самом деле опасна эта девочка. Однако... Чара не желала им ничего плохого, хотя и не могла признаться даже себе, что любила. — Верно. Я этого совсем не ожидала. С ними было так уютно, так спокойно, безмятежно, что порой я забывала о той цели, из-за которой здесь нахожусь. Я не хотела здесь жить, прекрасно это понимала, но только медлила... Здесь, в потёмках подземелья, среди этих сводов, было что-то, чего никогда не было у людей. Чего я прежде никогда не видела. Но какое это сейчас имело значение, если я не нашла здесь смерти? — Так что же происходило на поверхности? — Спросил ты, исходя невольным любопытством. Было известно о том, кем Чара была, однако то, как она такой стала, всегда являлось загадкой. Если есть душевная травма, какая-то трагедия в родной деревне,  может быть, даже насилие, ненависть, то было бы понятно, от чего убегала Чара. Ты снова поймал себя на мысли, что тебе было бы это интересно узнать. Хотелось бы спросить даже напрямую... Может быть, для первой упавшей причина оказалась настолько болезненной, что повредила именно её душу. Скорее всего, так оно и было. Чара не расскажет. Однако по тому, как она себя вела – взрывчато, переменчиво, с затаенной, неявно видимой травмированностью восприятия, можно было подумать, что что-то ужасное действительно случилось в её жизни. Но вот только что... Задумчиво проводя пальцем по сердцу, чувствуя его горячую живость, ты снова об этом подумал. Почему сейчас Чара темнила, если решилась рассказать всё? Или, может быть, лишь притворилась честной, не раскрывая на самом деле карты. Это ведь не наивная, добрая, слабохарактерная личность, ищущая сочувствия. Чара может открыться лишь в той степени, какую сама посчитает нужной. "Если ты думаешь, что я буду раскрывать свою боль... тебе, то ты ошибаешься, – бессловесно сверкал её взгляд, она привыкла всё держать в себе, не делиться ею ни с кем. Возможно, если бы Чара рассказала бы семье Дриимуров: сильному, но добродушному королю с душой богатыря Азгору, заботливой, ласковой матери Ториель, их сыну, нежному, но искреннему Азриелю, ставшего ей другом. Но Чара – совсем другая. Возможно, она и любила их, и как-то ими восхищалась, но все это время снова хотела сбежать. По тому, как заметно блеснули глаза, расширившись от непрошеных слез, видно было, что она их помнит, но вот оставаться с ними не собиралась, надеялась только их не трогать. — Здесь росли лютики, — Переключившись совсем на другую тему, задумчиво-довольно сказала Чара, — Самое лучшее растение, оно манило собой путников, распыляя сладкий аромат, но вот только... Чем лучше цвет, чем он ядовитей. Просто упадешь в них, и не захочется вылезать никогда. Как со сладким, леторгическим, мёртвым сном. Просто упадешь замертво, ничего не почуствуешь. Потому что отравишься. Такая простая, даже быстрая смерть. Просто удушить себя: лютики слишком опасны, чтобы ими не воспользоваться. Рано или поздно я начала мечтать о них. Заснуть, сладко и навсегда, чтобы ничего не почувствовать. Только нужно было рассчитать необходимую дозу. — То есть ты специально? — Да. Я не хотела, чтобы Дриимуры обвиняли себя в этом, хотя я и не собиралась оставаться с ними навсегда. Лучше списать всё на несчастный случай. Просто шла, случайно упала в лютики, нужно было быть аккуратнее. — Сказала она с сарказмом, имея в виду себя, — Оставалось только рассчитать дозу, чтобы не было недосдачи яда. А в травах я разбиралась, просто нужен был пример, образец, чтобы в нужный момент использовать нужное количество. Дальше же... Ты будешь осуждать меня, человек, но... Мне пришлось испытать яд лютиков. Набрать не слишком мало, чтобы не получить лишь лёгкого отравления, которое вызвало бы только лишние проблемы, но и не так, чтобы просто парализовало, не отняв жизни. Мне нужно было этот яд испытать. В разумном, безопасном количестве. Не на себе, разумеется, ведь только другого я смогла бы потом спасти. — В каком смысле? — Мы приготовили торт-угощение для Азгора. Я добавила в него определенную дозу лепестков лютиков, чтобы проверить, удастся ли ему выкарабкаться живым из отравления. Там, где здоровый и мощный монстр слёг бы всего на три дня, яд всё же достаточно силен, чтобы быстро убить моё юное тело. Азгора мне потом всё равно удалось вылечить, они просто посчитали это неприятным недоразумением... А я знала, как мне теперь действовать. — Чара отвела взгляд. Ты снова подумал о предположении, что если девушка... Это было совсем не точной правдой, но если и в ядах разбиралась, и сейчас говорила, что совсем не беспокоилась о жизни Азгора, так как знала, что всё равно выживет, а даже если что-то и случится, то могла бы и сама его вылечить, то это означало, что Чара откуда-то имела знания в веществах, ядах, может быть, была даже целителем. А те считались на поверхности людьми благородными, как раз именно спасающими чужие жизни, странно было убегать от такой судьбы. Может быть, её посчитали бы и недостойной даже лечить, если Чара имела дурные помыслы? — Это был единственный мой грех, — Сказала она, чуть помедля, — Сейчас я в нём созналась, но... Я ведь просто хотела умереть! — Ты не мог себе не признаться в том, что тебе правда казалось : Чара говорила честно. Та, кого называют убийцей, на самом деле в жизни приложила руки только к этому недоотравлению. Вот и вся разгадка. Посмотрев на её решительное, однако, лицо, на нож в крови, который она по-прежнему сжимала в руках, не делая попыток от него избавиться, ты понимал, что Чара уже ничего не боится... Это была её кровь, не чужая, не чья-то, а именно её. — Так что как-то вот так.  Ладно, долго ещё слезоточивые сказки будем рассказывать? — Она встаёт, собирается уходить, успокоив тебя рассказом о том, что не имела злых намерений. Протягиваешь сердце с душой, отдаешь его назад, чтобы Чара его забрала— Оставь себе. — Рассеянно махнет рукой, совершенно не придавая этому предмету значения. Чара уйдёт, лишь снова решительно сверкнут ее глаза, при движении стремительно дернутся обрезанные волосы. Первое дитя подземелья скоро начнёт свои действия, и никто не знает, какими они будут, ведь Чара никому здесь не доверяет. Но зачем она убеждала тебя в своей невиновности? Ещё один зловещий план, или же просто нужные для твоей же души слова? Чара расчетлива, даже тогда, когда она занималась ядом лютиков, то знала всё, что произойдёт. Но почему сейчас так несчастлива, недовольна? Ей не дали умереть? Может быть, она специально хотела убить себя, чтобы не исполнять тот план, который так страстно желала и оттого его боялась? — Игра началась. Я не буду об этом забывать. " Мы с Чарой ещё встретимся. Много тайн остались нераскрытыми – да она и сама по себе большая тайна, открывать которую опасно, но так манит, притягивает, хотя понимаешь, что если ошибёшься, не останешься в живых, словно ходишь по лезвию ножа. " Мираж, сводящий с ума в полутьме коридоров подземелья, был силуэтом худой девушки, сильной и стремительной. Чара усмехается, она не боится видеть мир таким, какой он есть на самом деле — жестоким, без смысла, но в пугающих полутонах, потёмках. Чара одна из них, но всегда выступает в бой только в одиночестве. Ты не можешь ей не поддаться, даже если не хочешь, всё равно отступаешь. Чара – решительность, и в то же время запутанность, страх за будущее. Чара – ярость, но и чувственность. Чара —любая капля настоящего, живого момента, горящего алым огнём. В теле бывшей пацанки, привыкшей решать свои проблемы быстро и грубо, на самом деле скрывалась непередаваемая словами, манящая женственность, выглядевшая острым, опасным, но таким притягательным цветком. Чара могла бы быть властна... Если найдёт то, за что будет бороться, то на всё пойдёт, не оглянется. Ты представлял её такой. Жестокой, безрассудной – о да! Если Чара выиграет, то может и будет об этом жалеть, но не подаст виду. На стройных, худых ногах всё же останутся еле заметные шрамы... Жизнь была жёсткой. Чара задумчиво проведёт по своим губам острым краем лезвия, оставит капельки крови от порезов, и ты не оторвешь от этого глаз, хотя знаешь, что так... Может быть, она открыто дразнит тебя или же верит, что находится здесь одна, только сама может сделать себе приятно, добавляя в сегодняшний очередной кошмар будоражащее тепло от своей же притягательной ненависти. Это ей вовсе и не сложно. Чара может выткасть из собственной крови чуть ли не платье, красивыми растекающимися нитями обволакивающее нежную светлую кожу, дерзкий взгляд юного лица вкупе с таким оригинальным, жутко-красивым нарядом действительно... Чарует. Какой парадокс. Ты испытываешь восхищение, и хочешь знать о ней как можно больше. Чего она желает, какую цену заплатила? Бархатисто-багровым вином разливается кровь, ты задаешь свой вопрос, нерешительно, полный любопытства и восторга. — И как же ты наивен... — Звонко, даже приятно зальется, но уйдёт, лишь посмеявшись напоследок, — Встретимся, встретимся там, где сугробы будут напоминать лютики. Ты смог разгадать эту фразу однако, но это получилось даже грустно. Потом смог всё увидеть сам. "Умри, коль не сложно – в этом твоё предназначение. " — Говорила Чара, но она видела в этом конечную цель, исход всех существ. Чара ведь не просто так убегала, она хотела уйти отсюда, избрав любой способ. Ее останавливали, но не давали насытиться достаточным количеством подземных страданий. Чара устраняла преграды, которые находились у неё на пути, но не могла осуществить желаемое... Каждый раз череда странных убийств, совершаемых вовсе не по её вине, продолжала её историю, заставляла смотреть на произошедшее снова, заново, после череды сбросов. Чара как будто вся уже пропиталась этой жестокостью, она была первой здесь, но каждый раз в последний момент снова уходила. "О, Азри, ты и представить себе не можешь, как на самом деле тебе повезло, — Шепчет девушка, вспоминая наивного " хрустального " принца, который так легко дал ей тепла тогда, когда было это нужно, но вот... — Настал  день, когда живые ещё позавидуют мёртвым. Так было, есть и будет. — Ни малейшей передышки, Чара снова возьмёт нож, отправится вперёд ради попытки спастись, или же... Специально найти погибель. В своих грёзах, единственной своей мечтой она видит сон , сладкое забытье в вязком, мягком ледяном снегу, даже если это будет означать невозможность встать дальше, шевелить оставшиемися конечностями. Зачарованность, мираж, словно в лютиках – но такой холодный, безжалостный, бесповоротный. Чара убегает, скрывается от оставшихся в её судьбе людей, совершенно не обращая внимания на полученные кровавые раны, просто не делая с ними ничего, только иногда нервно расчесывая их. Чара покидает тех, кто всё равно видит в ней убийцу, принесшую хаос в подземелье, не желает больше будущего, её речь холодна, реплики коротки, как будто она всё уже видела, всё пережила... Но как можно быть такой скрытной до самого конца? — Азриэль, мы скоро увидимся. — В пустоту вбросит она, вдумчиво смотря куда-то вдаль,  за заснеженные верхушки елей на горизонте, совсем далеко от деревни Сноудина, почти уничтоженной метелью, сейчас невероятно собранная и грустная, настроенная на то, что так долго ждала, — Или не увидимся, или ничего не будет, что точно так же будет наилучшим вариантом. Чара исчезнет незаметно, бесшумно, лишь другие, заметив её отсутствие, облегченно вздохнут. А ты не сможешь найти себе места, съедаемый любопытством, всё же желающий так или иначе последовать за ней, разузнать правду. По следам, ещё свежим, на снегу, как будто она совсем не скрывалась, по небольшим кровоподтекам, выходящим, наверное, из открытой раны, ты находишь устье ручья, укромное местечко, где первый упавший человек нашла сейчас сон. Но Чара истекала кровью, на груди собственноручно вырезанное отверстие обещало недолгие последние размышления... Либо же можно было бы просто замёрзнуть. — Разве я не просила оставить меня в покое? — ледяной, словно находящаяся рядом кромка поверхности стылой воды, голос Чары всё ещё звучал бодро. Ты помедлил, не зная, что сказать, спустился к Чаре. — Я пришёл... Попрощаться. И всё же... Мне жаль. — Это был мой выбор. Меня не нужно вытаскивать, это причинило вам всем излишние мучения, — Ясно ответила она. Ей не нужна была жалость, но однако, перевернувшись на другой бок, Чара негромко простонала. — Я могу остаться до тех пор, пока будет необходимо. —Я... Одна собиралась быть. — Уже дрожа от холода, моргнет Чара, и с её ресницы упадет мокрая, не замёрзшая ещё капля— Ты сейчас м-мешаешь моей мечте, мне хотелось сделать это в тишине, просто взять и провалиться... — Но... Мы можем поговорить? Утешить тебя сейчас? — Это мне подвластно, — Согласится Чара, приподнявшись на локтях, — Не здесь. Ткань пространства, реальности так легко разрезать, оказавшись в пустоте. Можем провести там сколько угодно времени, только рана будет развиваться всё сильнее и сильнее. Ничего страшного, часом позже, часом раньше, никакой разницы не будет. Просто иди ко мне... Безвременье. На весь горизонт – лишь однотипный белый фон, однообразный и непритязательный. Чара может уходить сюда, наслаждаясь пустотой, бесконечной серостью в отсутствии жизни. Сейчас же она хочет продолжить чувствовать хотя бы здесь, отстрочить момент конца. Зачем она согласилась? Не было ли это бессмысленным? Прикрыв глаза, Чара мягко распласталась по твоим рукам, ее заснеженные волосы рассыпались по твоей коже. Первый человек подземелья мгновенно упала в беспамятстве, сначала замерла, стараясь не обращать внимания на боль, но затем все-таки ей поддавшись. Ты сидел долго, не отдавая себе отчёт во времени, сколько времени прошло. Лишь нервное, сбивчивое дыхание Чары, то, как она металась, то, как вцеплялась в тебя, надеясь на уютный, тихий сон. Она хотела набраться сил, как делала всегда перед чем-то решающим, выспаться, чтобы больше ничего не ощущать, лишиться тактильности, проведя в безвременье сколько угодно времени, но рана лишь растекалась. Ты провёл рукой по её лбу, проверяя на жар, Чара призналась, что устала, больше не хотела ждать, она достаточно выспалась. Одним щелчком вернула и снег, и бурю, и метель. Прежний жестокий мир вернулся в свою стезю, ослепляя неуместно лазурной краской неба, шумя холодным дождём со снегопадом. — Ладно, я расскажу тебе всё, но это навсегда должно остаться тайной... Та деревня, моя деревня... Никогда не была счастливым местом, но я была убеждена, что смогу всё изменить... — Выдохнула Чара, но её голос показался сейчас таким тонким, слабым. Она была готова, она уже ничего не боялась, отбросила все сомнения... Но уже не успела рассказать. А все же в памяти оставался мираж, не реальность, просто предположение о том, что могло бы быть на самом деле когда-то – полуденное солнце, замершее, остановившееся, среди растворенных в уставшем жарком дне посевов, подсолнухов, чарующее лицо девушки, поверхность теплой земли, откуда не стоило бы сбегать. Это Чара... Или снова ложь? Она сосредоточена, спокойна, молчалива, но ты снова видишь в ней грусть... Оставаться бы ей ребёнком, но нет... Она тебе снится.  Это сон, сон, нет никаких сомнений. Почему ты не можешь дать себе правдивый ответ?

Жестокий этот мир Каким его хотели видеть вы!