Не разрезать

      В семнадцать Марго узнала, что мир окутан нитями, словно игривым котятам дали миллион клубков и те пустились разматывать их по городам, областям, стране, укутывая улицы, переулки, перекрёстки, проспекты, наматывая их на здания, дома, деревья и кусты в садах, парках, аллеях — на всё, всё, что есть в этом мире, всё, что может увидеть человек, и Марго видела все эти нити. Они были не только красными, как обещает устойчивое выражение: они были синими, зелёными, жёлтыми, бледными, тёмными, кислотными, пастельными, они перемежались меж собой, путались друг в друге, натягивались, чем ближе друг к другу были люди. Одни нити были совсем тонкими, казалось, возьмёшь её — и оборвётся, совсем истлели, их проела моль, они готовы были вот-вот расщепиться; другие были толстыми, плотными, крепкими, такие нельзя было перерубить даже топором — такую монолитную уверенность они создавали среди своих хилых собратьев. Были и нити со множеством узлов: перерезали и связывали, перерезали и связывали, словно не одна Марго видела их и могла коснуться.       Завязаны они на пальцах рук, и это была не одна единственная нить, уготованная судьбой, их было не меньше пятидесяти, и то Марго просто сбивалась на пятидесяти, отсчитывая разноцветные узелки. Она поняла, что они связывают её не только с истинной любовью, они связывают её с друзьями, знакомыми, приятелями, учителями, родителями, бабушками, дедушками — со всеми людьми, с которыми она установила связь. Познакомившись с новым человеком, она видела, как на её пальце завязывался узелок и на руке человека появлялся точно такой же.       Эти связи радужным водопадом тянулись с её рук, волочились за ней каждый день, из-за них она не видела тетради, кастрюлю с макаронами, думала, что они подожгутся на газовой плите синими огнём, из-за них первое время она не понимала, как должна ходить по улице, тротуара которой не видит. Всё покрыто ковром бесчисленных связей, который никто не причесал и не привёл в порядок. Нерасторопно старалась обойти, перешагнуть, на неё смотрели, как на пранкера из видео с «YouTube», особенно на дорогах, и автомобилисты пытались объехать место, которое она так тщательно огибала.       Связей в мире слишком много. Марго это поняла, но что делать с повисшими на пальцах обязательствами, не знала, смотрела на них ночами в комнате общежития, потом бралась, сплетая их в однородный канат, и дёргала. За свои она могла взяться, за чужие — нет.       Толчком к освобождению от сотни связей послужила смерть матери. Марго приехала в родной город и увидела, что её болотно-зелёная нить тянется к гробу и не обрывается тогда, когда гроб закидывают землёй. Она цела, невредима, они по-прежнему вместе. Нить, такая тонкая и острая, как леска, тянула Марго к гробу, в землю, вслед за ней. Тянуло так сильно, что рука выбросилась вперёд, а Марго сделала шаг, будто пыталась коснуться ушедшей матушки. Со стороны душещипательная сцена: дочь не может так просто отпустить ещё молодую мать, на деле — дочь скрипит зубами от понимания того, что её закопают вместе с матерью, либо её палец оторвёт так же, как ножом бандиты отрезают конечности.       Она связана даже с теми, кто умер. Кто ушёл. А Марго так не хотела. Она сидела, не двигаясь, вместе с отцом за столом с кружкой холодного чая. Оба не обронили ни слова после похорон и поминок, только их общая нить стала более блеклого грязного голубого цвета. Отец молчал в силу избитости своих чувств, Марго же смотрела на пальцы и думала, что может сделать, что обязана сделать, и предприняла первую попытку: взяла ножницы со своего маленького школьного стола, отыскала среди потока нитей ту самую, связующую с матерью, и перерезала её.       Один гладкий, звучный «чик», и Марго освободилась. Мать её больше не держала, осталась вместе с отцом в родном городе, в который Марго старалась не заезжать даже на каникулах.       Когда она вернулась в университет, то поняла, что может так поступить со всеми нитями. Зачем ей этот груз? Зачем ей столько людей? Зачем ей те, с кем она общалась лишь раз? Не нужны. Эти люди не нужны. Она внимательно отсчитывала нити и вырезала ненужные. Узелки безвольно падали с пальцев, а рукам становилось легче, пальцы были чисты и красивы, на них можно было надевать кольца и не ощущать тяжесть выбора и ответственность за других. Лишь несколько нитей оставила, и только потом Марго узнала, что, после того как она перерезала их, люди к ней относились холоднее и будто бы едва признавали, как слыша впервые название повести известной на весь мир. Смотрели удивлённо, если она говорила «привет» или спрашивала, что задали.       Последствия обрезанных связей.       Она ни разу не пожалела, что приняла такое решение. Оно всегда окупалось. Со времени нити драли пальцы, пытались их отсечь. Будь то близкий знакомый, подруга или любовный интерес. Марго лишь раз позволила себе надеть розовые очки и поверить кроваво-алой нити, которая связывала её с Артёмом. Он был инициатором общения, сближения, прикосновений, поцелуев, он был перспективен, напорист и требователен. Марго была пассивной, тихой и медленной, и нежные касания заменились предупредительными упрёками. Едкая, скрытая в словах агрессия обжигала мизинец, а нахмуренный, указывающий на место взгляд приказывал, в каком положении Марго должна держать свою жизнь. Ответ ей был очевиден. Чистый и звонкий «чик».       После завершения обучения она решила переехать в Калининград. Из Владивостока в Калининград. Оставшиеся нити дружбы удивлялись выбору, зачем так далеко, почему бы не остаться, а Марго тянуло прочь, и в ночь перед отлётом она перерезала оставшиеся, надеясь, что будет полностью свободна, только одна — серебряная нить, осталась целой. Она снова перерезала её, но та не поддавалась. Ножницы не брали, сколько бы она ими не щёлкала. Один раз, два, три. Нити было всё равно, и Марго совершенно не знала, кому она принадлежит, но решила, раз уезжает, то это неважно. Пусть останется одна нить, одно прошлое, которое будет вести её к Дальнему Востоку, в Приморский край. Она не вернётся. Уедет далеко и надолго. Навсегда.       На новом месте Марго не питала иллюзий и надежд и пошла по пути практики, устроилась работать горничной в трёхзвёздочный отель в центре города. Денег хватало, чтобы снимать комнату, позволять себе шоколадки, кофе и бумажные книги по скидке в «Озоне», большего ей не было нужно. На работе образовавшиеся связи мигом оборвала, попробовала разорвать и самую неприступную, самую упёртую, но и та не поддавалась, словно была алмазной, но — Марго её трогала — она была невесомой и шелковистой, ничем не отличной от всех других нитей, которые были вокруг неё.       Они тянулись по коридору отеля, свешивались с окон, клубились в лифте, колёсики тележки в них не путались, Марго в них тоже не путалась, плыла, как по реке, но изредка вязла, как в болоте, и брала передышку, закрываясь в пустом номере, который только что убрала, в котором было лишь несколько ниточек и среди всех них её собственная.       Калининград ей полюбился. Когда были силы, когда не было домашних дел, она гуляла по городу — банально, но любила ходить к Кафедральному собору, набережной, Рыбацкой деревне, покупала чуррос и наслаждалась влажным ветром. Росла на новом месте и ничего не ждала. Она была рада сбежать с Дальнего Востока — ещё одно верно принятое решение.       Время шло, работа оставалась прежней. Два через два Марго заливала ванную комнату номеров химией, меняла постельное бельё, вытирала пыль, её руки стали сухими и часто трескались, несмотря на то что она надевала перчатки. Вода с саноксом попадали внутрь, изводили кожу. День ото дня она повторяла механические действия, начинала ныть поясница, в обществе пожилых горничных сама себя ощущала на несколько лет старше, а когда увидела первые морщины под глазами, заплывшими синяками, удручённо вздохнула, хоть и не перед кем было красоваться своей молодостью.       Она вернулась с выходных, делала текущую уборку номеров и, когда подошла к крайнему одиночному номеру, увидела то, чего никогда не ожидала бы увидеть. Серебряная нить на её безымянном пальце была натянута и пряталась под дверью. Марго смотрела сначала с непониманием, а потом с ослепляющим белой лампочкой осознанием и задышала глубоко с перебоем. Схватила с тележки ножницы и начала резать связь, но та не обрывалась, никак, пусть и была напряжённо натянута. Ничего не помогало, а Марго потела. Подмышки взмокли, по виску пробежала капля. Она отступила и бросила ножницы на расходники. Смотрела на номер «330», как на одного из Всадников апокалипсиса.       Там был человек, с которым она неразрывно связана. Неразрывно связана вот уже восемь лет. Кто это? Кто там может быть? Мужчина? Женщина? Не родственник. Не друг из ВУЗа, не знакомый из Владивостока, но она не могла себе представить, кто это.       На этаже хлопнули дверью, она по привычке улыбнулась и поприветствовала, а потом подняла кулак. Постучала. Работу нужно выполнять, даже если нить стала до безобразия коротка.       — Уборка номера! — чётко, но высушенно выговорила она, задерживая дыхание.       — Одну минуту! — ответили ей.       Мужской голос. Взрослый. Статный. Уверенный. Марго такого не помнила.       Шаги, шуршание, замок повернулся, и она увидела перед собой чистые карие глаза из-за линз прямоугольных очков. Виски выбриты, отросшие волосы собраны в маленький пучок, на щеках двухдневная щетина. Абсолютно незнакомый человек. Марго никого в нём не признавала.       — Здравствуйте, — по бумажке проговорила она, — когда можно будет убраться у вас?       — Да у меня… — Мужчина оглянулся. — Уберите только мусор и полотенца поменяйте, пожалуйста… Марго, — прочитал он имя на бейджике. — Не Маргарита?       — Нет, — улыбнулась она. — Хорошо, сейчас я всё сделаю, только…       Мужчина опомнился и пропустил её в номер.       Около шкафа стояла маленькая бордовая ручная кладь, на столе бутылка колы, на спинке стула аккуратно висел синий пиджак.       Марго отодвинула его и достала мусорку. Заменила пакет, потом в ведре ванной, забрала влажные, пахнущие морской волной полотенца и положила чистые.       — Нужно что-нибудь ещё? — уточнила она.       — Нет… Спасибо вам, Марго.       Марго тоже улыбнулась и отвернулась, налегая на тележку. Дверь закрылась, а она смотрела в планшетку с листом номеров. Серебряная нить была привязана к его безымянному пальцу. Точно такая же. От неё к нему. Она снова попыталась её перерезать, но результат остался неизменен. Кто он такой? Она его ни разу не видела. Как она может быть с ним связана, если они никогда не встречались? Связи образуются после, а не до знакомства. Эта мысль и эта встреча были с ней на протяжении рабочего дня, по пути до дома, не давали ей заснуть ночью, и утром на смене она понадеялась, что незнакомца в номере не будет.       — Здравствуйте, — первым сказал он, открыв дверь, — Марго, — и произнёс имя так, будто вкушал сладкий, заморский плод.       — Доброе утро, нужна будет уборка?       — Как вчера, можно?       — Конечно.       В этот раз на столе стояли пирожные из кондитерской по соседству.       — Хотите? — предложил он, заметив её взгляд.       — Я на работе, мне не полагается.       — Я никому не расскажу!       — Извините… — начала мять пакет она.       — Тогда я вам отложу, хорошо? Считайте, что это мои чаевые. Пирожные идеальные, не зря эту кондитерскую так нахваливают.       Марго улыбалась из вежливости. Ничего брать не хотела. Брать, значит, закрепить связь. Улыбаться, значит, закрепить связь, даже этот разговор означает закрепление связи, но она не имеет права не говорить, молчать, игнорировать гостя. Сервис, уважение, любовь — она лицо отеля, как и администраторы на ресепшене, всё это оставляет впечатление. Гости должны быть довольными.       Мужчина закрыл контейнер и протянул его Марго.       — С-спасибо…       — Я — Анатолий. А то у вас бейджик, сразу понятно, как зовут, а я… И не представился сразу, извините.       — Ничего, — свела она брови. — Вы и не должны. Вы — гость.       Трясущими руками она приняла пирожные, а потом бежала с тележкой, наполненной полотенцами и бельём, в другой конец коридора, переезжая спутанные и непослушные нити. Пирожные поставила на столик в раздевалке, угостила ими коллег, сказала, что выезжающий номер оставил. Никаких вопросов — обычная картинка.       Когда она вернулась с выходных на смену, 330 номер был заселён молодой девушкой: ни синего пиджака, ни бордового чемодана, ни запаха морской волны. Анатолий съехал, и Марго вздохнула, только нить оставалась целой. Не оборвалась, не истлела, не истончилась. Ей показалось, что после знакомства она окрепнет, но та оставалась прежней — нежной, податливой, кажется, размякла больше. Марго закрыла глаза и сжала её, и только потом поняла — других нитей на пальцах Анатолия не было. У него тоже была одна.       Значит ли это, что он видел и оборвал? Или это говорит о чём-то другом? Только о чём, если у отсутствия нитей есть лишь одно известное значение? Он один и она — одна, и за этим их свела серебряная нить, обившаяся вокруг пальцев, давшая заметить друг друга, придать значение, выделить среди остальных. Назвать по имени, хотя ничего не требовало. Кто читает имена на бейджиках? За восемь лет работы Марго назвала бы меньше двадцати людей. На лицо запоминали, а имя спрашивали напрямую, не удосуживались читать, сами не представлялись тем более.       Через два месяца она снова увидела его. Заезжал с утра в одноместный номер. Заметил издалека и признал:       — Здравствуйте, Марго!       Марго не стала кричать через коридор, оставила тележку у стены и подошла.       — Доброе утро… А вы… Приехали опять? По делам?       — Да, по работе. Командировка. Рад, что увидел вас.       Было бы чему радоваться, тут же подумалось Марго, которая сжала бледные губы.       — У вас, как обычно, не убираться и только менять полотенца?       — Я подумаю, — рассмеялся он и резко остановился, глядя на автоматический замок двери.       — Карта не работает? — уточнила она.       — Нет… Я хотел у вас спросить: когда вы заканчиваете работать?       — Вообще… В девять, — сказала она не думая.       — Поздно, — выдохнул он. — Смена двенадцать часов, да? Устаёте, должно быть, сильно?       — На самом деле, — полушутливо поделилась она, — мы уходим после нашего супервайзера… Через полчаса, где-то в половину седьмого или семь. Только это секрет.       — Хорошо, болтать не буду. А вы… Заняты сегодня?       Марго быстро захлопала ресницами, не сводя взгляда с молочно-карих глаз. Как у Киндер-сюрприза.       — Хотел пригласить вас погулять.       — Погулять? — повторила она, совершенно не веря, что слышит это, и нервно улыбаясь, но одёргивая себя, и приводя лицо в учтивое положение. — Или… На свидание? — позволила себе такое высказать.       — Для свидания ещё рано. — Анатолий примирительно покачал головой. — Я бы хотел погулять, чтобы мы немного познакомились. Понимаю, что сейчас рабочее время, вам может достаться за то, что вы со мной разговариваете… Вот и предлагаю. Если не хотите, откажите. Так будет честно.       — Я точно не знаю, когда освобожусь, — затараторила она, — если у супервайзера не будет дел, то пораньше. Если будут, то попозже. Я… ничего обещать не могу.       — Хорошо. Тогда… надеяться не буду. Рад был с вами встретиться.       Анатолий вставил карту, индикатор замигал зелёным, и он опустил ручку. Скрылся в номере, а Марго так и запуталась в нитях, которыми был устлан ковёр коридора. Они её держали, не давали пройти мимо, а серебряная нить растягивалась, отдаляя безымянные пальцы друг от друга.       Фаланга ныла, узел её пережимал. Марго не знала, что делать. Ей не нужна связь, ей хорошо одной. Всегда было хорошо, просто люди сами собой появлялись, и ей нужно было с ними разбираться: общаться, улыбаться, смеяться, даже когда не хотелось.       Весь день ушёл на номера, а когда она оделась и вышла на чёрную лестницу, то замерла, думая, куда идти: вниз — к выходу, или наверх — к одиночному номеру. Стояла десять минут, а потом пошла. Постучала в дверь и сказала: «Уборка номеров».       Торопливые шаги, шелест одежды, и Анатолий с перевязанным пучком, при синем костюме, во все глаза смотрел на одетую в чёрное пальто Марго.       — Я… У меня есть пару часов.       — Хорошо, — улыбнулся он бодро и быстро надел туфли и куртку. — Спасибо, что пришли.       Марго лишь кивнула и по привычке завернула к служебному выходу, но поняла, что с Анатолием там не выйдет, нужно идти через главный вход. На администратора не смотрела. Анатолий открыл дверь, пропустил вперёд и обаятельно улыбнулся, у Марго на душе было пусто, а нити было хорошо — между ними двадцать сантиметров. Ещё никогда она не была такой короткой. Наверное, это счастье для каждой нити. Марго его не могла разделить.       — Вы местная? — спросил Анатолий, когда они выбрались за пределы отеля.       — Приезжая, но уже давно тут живу… Можно сказать, что местная.       — А ваши любимые места?       — Самые очевидные.       — Тогда пойдёмте туда?       Марго шла медленно, Анатолий заметно быстрее, но он подстраивался под неё. Её походка не была плавной, скорее, заторможенной, неуверенной, как у незаконченного робота, у него — рвущейся вперёд, к амбициям, целям.       — Можно нескромный вопрос? — Анатолий держал дистанцию, всегда уступал дорогу и спрашивал, не холодно ли его спутнице.       — Вроде бы за этим и пошли?       — Тогда… Вы встречаетесь с кем-нибудь? Или может быть… Замужем?       — Нет, и ребёнка нет. Никого тут нет.       — А ваши родственники?       — Далеко, на другом конце страны.       — Вы их оставили или они вас?       Нить болезненно пережала. На сердце.       — Не хочу об этом говорить.       — Извините, я вас понял. Могу ли я рассчитывать на шанс?       — А вас не смущает, что я работаю горничной?       — Работа есть работа. Вы обеспечиваете себя, что меня здесь должно смущать?       — Грязная работа… Будете целовать руки, которые мыли унитаз?       — Только если вы помоете их с мылом. И не ради меня, не подумайте! Если вы случайно потом сами что-то в рот такими руками положите, можно что-то занести.       Марго ухмыльнулась и сощурилась. Хитрый мужчина.       — Я в перчатках работаю.       — Тогда поцелую.       — Даже если потные будут?       — Что естественно, то не противоестественно.       — Соблазняете речами, — вздохнула она. Не могла соврать, что приятно ей не было.       Дошли до набережной, до маленьких, опрятных, пряничных домиков. Жёлтых в свету уличных фонарей и красно-зелёных ламп. Марго встала рядом с ограждением и положила на него руки, смотря через текущую Преголю.       — Как из сказки, — присоединился Анатолий.       — Да, я это и люблю, что… Не как обычно.       — Хотите кофе? Я схожу, куплю, а то уже промозгло, октябрь на дворе.       — Если хотите, — пожала плечами и продолжила смотреть на белый, сумеречный маяк.       — Тогда я схожу, не уходите, Марго, а то я два кофе не выпью.       Марго улыбнулась и спрятала лицо в рукавах пальто. Ветер пробирал, речной воздух освежал лёгкие, нити пересекали Преголю, вились по крышам домов, тротуару, а её собственная ходила ходуном, болталась. Марго смотрела на неё, трогала, тянула, как за струну, и прижимала к губам, зубами пытаясь раскусить, но сколько бы она ни грызла, нить оставалась целёхонькой. Возможно, становилась ещё более плотной и неумолимой.       — Пожалуйста. — Анатолий поставил рядом кофе и протянул две палочки чурроса.       — Ох, спасибо…       — У вас аж глаза заблестели! — воодушевлённо заметил он, а Марго смутилась, отводя взгляд. — Нравится?       — Да, спасибо вам. Скажете, сколько, я переведу.       — Угощаю. Бесплатно. Вы мне ни рубля не должны.       — Ловлю на слове, — взялась Марго за выпечку и укусила, расцветая в сладостном вкусе и тёплой мягкости.       Глаза заслезились, но она вовремя сдержала себя, всхлипывая носом, будто бы из-за погоды. Кофе пришёлся очень кстати. Прогрел, разбавил полученную энергию, а Анатолий с тающим чувством в глазах смотрел на Марго так, что той становилось не по себе. Давно она не была в центре внимания, потому что все свои связи оборвала, а эту связь не оборвать. Поэтому Анатолий так может — идти против устоявшихся в её жизни правил и принятых решений.       — А вы… верите в нити судьбы? — спросила она, оглядываясь по застеленной радугой округе.       — Нет. Верю, что люди сами находят друг друга.       Марго стало смешно. Он думал, что нашёл её, а нить держала их вместе ещё восемь лет назад.       — А вы, Марго, в другое верите?       — Пришлось поверить, — выдохнула она и подняла голову к тёмному звёздному небу. — Я не лучший человек, Анатолий.       — Никто не лучший. Таких людей не существует.       — Но я совсем плоха.       — Почему так думаете?       — Я… ото всех сбежала. И прячусь здесь.       — Сбегать — это нормально. «Бей или беги», вы убежали. Не вижу в этом ничего такого, что делало бы вас плохой.       Марго хмыкнула и поджала губу, а потом потёрла рукой под носом.       — И от вас захочу убежать.       — Если захотите, то бегите. Не надо быть с людьми, если не хотите. Это насилие над собой.       Та посмотрела изумлённо, почти с осуждением.       — Вам же… будет неприятно.       — Будет, но вам будет неприятно быть со мной. Вы выбираете так, как будет лучше вам — всё правильно.       — Странный вы, — быстро проговорила она и допила залпом кофе.       — Не хочу, чтобы со мной был кто-то из обязательств. Хочу, чтобы по желанию.       — А я не знаю… чего хочу… Это, — Марго посмотрела на безымянный палец, — не так просто, как кажется…       — Конечно. Но ещё сложнее жить, когда вы против себя, Марго. Будьте за себя. И это будет самое верное ваше решение.       Она подняла плечи и прижала подбородок к груди.       — Вам холодно?       — Мне страшно.       — Извините. Напугал.       — Не вы… Я сама по себе такая… Убежать проще, чтобы не сталкиваться с последствиями.       Перед глазами был деревянный крест, рыже-коричневая земля и искусственные венки, уши слышали звон стали в словах, сердце чуяло медь в глазах, а мягкого, плавленного золота на неё не нашлось.       — Я понимаю вас. Иногда последствия такие сильные, такие… Всемогущие, что от них только бежать и остаётся.       — Да… Всё так и есть. — Марго сжала нить и прижала её к своей груди. — Вы ещё приедете сюда?       — На Новый год.       — Тогда давайте встретимся на Новый год. Сейчас… мне надо будет переварить.       — Хорошо. Номер просить не буду.       — Оставьте свой, я напишу вам, как смогу.       За прошедшие два месяца Марго ни разу не написала. За свободной минутой между перерывами в чтении или прогулках, в обед на работе, она доставала телефон, открывала «Telegram», находила пустой чат с Анатолием, у которого на аватарке было фото напротив Москва-Сити в привычном костюме, с жидким пучком, двухдневной щетиной. Не было ничего в его взгляде, что говорило, как он упивается положением, пребыванием в столице, в микро-Нью-Йорке, это была одна из повседневных, удачно запечатлённых фотографий. Марго долго смотрела на неё, долго смотрела на пустое диалоговое окно и начинала печатать.       «Здравствуй»       «Добрый вечер»       «Доброе утро»       «Добр…»       И никогда не могла закончить. Никогда не могла отослать. Смотрела на человека с фотографии, смотрела на свою нить и прикладывала безымянный палец к экрану, словно так нить могла почувствовать сближение, связь. Марго уже и не знала, чувствует её или нет.       Два месяца она выжидала, когда Анатолий снова окажется на этаже, когда она снова увидит синий пиджак, бордовый чемодан и почувствует синтетический запах морской волны. Она даже не рассматривала возможность, что его может не быть, что его могут заселить на второй или четвёртый этаж, не думала, только ждала, растирая нить, обвиваясь ею, как шарфом, целуя тихо и готовясь дать свой ответ. Она не понимала, что ей нужно.       Бежать. Нужно бежать от болезненных расставаний, ссор, непонимания. Бежать от всего того, от чего убежала раньше, ведь это было правильное решение.       — Здравствуйте, Марго, — сказал Анатолий, увидев её в коридоре.       — Добрый день, — улыбнулась она совсем чахло. — Извините, так и не смогла написать. — Уборку номеров прервала. — Вы… обиделись?       — Нет, я предполагал, что так будет, поэтому ждал встречи здесь. Как и обещал, я тут, а вы?       — А я не помню, что обещала. — Анатолий рассмеялся, а Марго тихонько улыбнулась. — Теперь я приглашаю вас и дам свой ответ, только перед этим… поговорим.       — Да, я согласен. Это нам нужно. Спасибо за приглашение.       Марго снова зашла за Анатолием после смены, и они пошли гулять по облагороженному новогодними убранствами центру. Ёлки, светильники, гирлянды и среди всего этого бесчисленное множество связей — тоже светятся и переливаются, мелькают и мерцают вместе со снегом. Они — такое же украшение города, как и все привезённые липучки, только здесь они постоянно.       — Я сейчас не общаюсь ни с кем, с кем общалась раньше, — призналась Марго. — Потому что боюсь, что всё будет плохо. А началось всё… Со смерти матери. Когда я поняла, что мы будем с ней связаны даже после её смерти. У меня были не лучшие с ней отношения. Наверное, обычные, как у всех в России? Строгая, думающая, что знает, как лучше ребёнку, поучающая, но не слушающая проблемы. И я не хотела быть связанной с трупом. С таким трупом. И оборвала связь. — Болотно-зелёная нить поддалась легко, разорвалась в два счёта. — Потом подумала, что не надо держать связь с теми, кто мне не близок… А потом отказалась и от тех, кто был со мной.       — А чего… Чего вы боялись, Марго?       — Много чего. Что я всё испорчу, что испортят они. Что ничего хорошего не будет. Вы думаете, — она посмотрела ему в молочные глаза, — что если будете со мной, будете счастливы? Я же… трусиха. Постоянно бегу. — Она накинула на шапку объёмный капюшон и спрятала голые руки в карманах.       — Вам некому довериться?       Марго остановилась, позволила сапогам увязнуть в нитях, поддела их носком, но только рассыпала налетевший снег. Ей было холодно, несмотря на то что погода смилостивилась перед новогодними каникулами и подарила всем маленький презент в виде слабого ветра, высокой температуры и пушистых снежинок, оседающих на ресницах и волосах. По пути Анатолий позволил себе сказать, что картинка такая же сказочная, как домики в Рыбацкой деревне. Всё улыбался и смотрел в глаза, а Марго думала, достанет он телефон, чтобы сфотографировать или нет. Хочет он это сделать или лишь оставляет за собой красивые слова, которые она потом сотрёт влажной тряпкой.       — Нормально бежать, когда кажется, что люди чужие и они вас не поддержат. Я, конечно, тоже чужой вам человек, но хочу стать ближе. Я планирую переезжать в Калининград в следующем году, поэтому беспокоиться об отношениях на расстоянии не надо. Я бы был рядом с вами…       — А зачем вам это? Мы же… Незнакомцы, чужие друг другу люди.       — Можем это исправить, стать знакомыми, стать близкими. Я готов пойти на этот шаг. — Марго отмолчалась. — А вы? Наверное, тоже боитесь?       Она закивала, а нить, их связующая, задрожала.       — Я не могу обещать вам многого, могу лишь обещать, что приложу необходимые от меня силы. — Анатолий протянул руку в перчатке. — На вас смотришь и жалко, вы вся замёрзли. Пойдёмте посидим в кафе?       Марго шмыгнула носом и качнула головой. Они сели в кофейне, заказали эклеры и облепиховый чай на двоих. Марго растёрла красные щёки, а Анатолий достал маленький пакетик из кармана куртки.       — Это вам, мелочь, но подумал, что актуально.       Внутри была пара белых перчаток с красными снежинками.       — Пальцы сенсорные, можно сидеть в телефоне. Если не разрядится от холода.       — Спасибо…       — У вас, правда, пальцы длинные, надеюсь, что по размеру будут.       Марго положила перчатку на ладонь. Вполне.       — А у меня ничего нет…       — Моим подарком будет ваш ответ.       — Даже если он отрицательный?       — Всё равно ответ.       — А я могу спросить?       — Конечно, за этим мы здесь.       — У вас есть такое, что стоило бы рассказать сразу?       — Я на вас сразу глаз положил…       — Немного другое…       — Как и все люди, могу вспылить, могу остыть. Могу быть чуть жёстче, могу быть и мягче. — Во взаимодействии с собой, Марго не замечала пыла и жёсткости, ей хотелось надеяться, что она их и не увидит. — Могу допускать ошибки, могу их исправлять. Есть вещи, о которых жалею, есть те, которые принимаю… Живу по принципу: «Лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и пожалеть». А если говорить о том, что, правда, стоило бы рассказать: я был женат, и от брака у меня есть ребёнок.       Марго поджала губы. Они казались ровесниками, а у Марго ни мужа, ни ребёнка. К её тридцати двум годам. Только коллекция бумажных книжек и счёт за стаканчики кофе в памяти телефона.       — А почему развелись?       — Я планировал продолжать отношения, но у моей… бывшей супруги начались проблемы. Она сказала, что наши отношения изжили себя. Хотела, чтобы мы жили вместе ради сына, я сказал, что так не надо. Я буду ей помогать, встречаться с Мишей, но пусть мы будем жить так, что у каждого будет возможность начать новые отношения. Мише всё рассказали, объяснили. Ему было трудно, но он оправился. Я стараюсь к нему почаще наведываться, но иногда кажется, что даже трёх дней на неделе мало.       — Вот это вы даёте, Анатолий…       — Сразу желание отпадает иметь со мной дело? — отшутился он, опуская руки.       — Нет, подумала, что вы много на себе несёте. И своё счастье, и счастье сына, бывшей жены, чтобы она была обеспечена.       — Я делаю возможное, не больше. Не хочу слишком налегать на себя, но если буду делать меньшее, то определённо буду смотреть на себя с укором. И с вами, Марго, так же. Хочу сделать возможное.       Чарующие глаза таяли, как шоколад на солнце. Марго сглотнула и отпила из чашки, замечая, как на пальцах Анатолия переливаются невидимые для неё ранее нити: одна ярко-жёлтая, вторая бледно-розовая. Переливаются, как перламутр, появляются и исчезают, но они светятся ярче, когда Анатолий улыбается, говорит о сыне и жене. Это его чувства, его желания. Ничего он не обрывал, это Марго боялась увидеть что-то ещё.       — Извините, если я сбегу… — В носу защипало.       — Перед тем, как сбежать, скажите мне об этом, — Анатолий протянул руку, открытую, без перчатки, — хорошо?       — Как же я тогда сбегу, если я вам об этом скажу?       — Боитесь, что мы разберёмся с этим?       — А вдруг?.. — Она отпустила чашку.       — Вот и посмотрим. — Он улыбался, обнадёживающе, принимающе, говорил, что сейчас обнимет взглядом, укутает в плед и заварит какао с зефиром, а Марго хотелось поверить.       Поверить и той серебряной нити на безымянных пальцах, что связывала их и сейчас была такой короткой, которая нашёптывала перелистыванием истории книжки с «Озона»: «Попробуй, узнай, не зря я не резалась, я была здесь не просто так, верно? Время узнать». Но она боялась узнать, вкладывая свою ладонь в руку Анатолия.       Марго почувствовала раскалённый жар чужой кожи и закрыла глаза, а узелок на пальце немного ослаб, позволяя ощутить новое чувство свободы, когда вы связаны, но не душите друг друга, а наоборот, даёте пространство, резвость, ветер, поле… Чистое, для вас двоих, без нитей, без обязательств, с выбором. Можно убежать и вдвоём, как в красивом фильме — в кадре 16:9, в приглушённом цвете жёлтой травы, в белых одеждах, держась за руки, а вместо нити два серебряных кольца.       — Спасибо, Марго. Знаете, — послышался его чувственный, глубокий смех, при этом смущённый, как у мальчишки, который впервые говорил о чувствах, — у вас такие красивые веснушки… Наверное, в них я первыми влюбился.