Твой мир обречён

— Ну ты хоть раз можешь меня предупредить хоть о чём-нибудь? Почему я должен каждый раз догадываться обо всём сам? — Что бы тебе дала эта информация? Ты бы всё равно пошёл со мной. — Какая разница, пошёл бы или нет. Я бы был хотя бы проинформирован. Я похож на барышню, от которой нужно всё постоянно скрывать? Или на идиота, который пойдет к ним в лоб с криками "Я живой! Воруйте меня обратно в Порт или сразу ставьте зубами в угол!"? Чуя щелчком отправляет свой окурок точно в мусорку, не отрывая свой взгляд от Дазая. Тот стоит, прислонившись к стене их общежития, меланхолично смотря куда-то в небо. Стоял тихий вечер. Облака медленно уплывали куда-то вдаль, открывая вид на яркое уходящие за горизонт солнце. С наступлением апреля становилось всё теплее, и постепенно всё в Йокогаме оживало, цвело и пахло. Всю идиллию нарушил один только Накахара, который решил внезапно предъявить ему за утренний инцидент с ящерами. Да, Дазай знал, что, скорее всего, Ацуши захлестнёт чувство вины за вчерашнее нападение на Танидзаки и Наоми, и он захочет отвести мафиозный след от агентства. А ещё знал, что Мафия просто так никого не отпускает и точно отправит местный спецназ на их устранение. И знал, что члены ВДА даже не в полном составе смогут дать Мафии достойный отпор. Правда, не ожидал, что настолько достойный, чтобы выкидывать бедных Хироцу, Гин и Тачихару из окна. Да, старика особенно жалко. И начерта было делиться этим знанием с Чуей? У него и так шарики за ролики из-за чувства вины, а тут ещё буквально встреча с бывшими друзьями. Накахара морально не готов, чтобы заявить о своём существовании Порту. И такой шанс проверить белорусов, одновременно исчезнув из офиса — прекрасный способ сгладить все углы. И вот чем он снова недоволен? Даже у себя в голове Дазай редко признавался, что читать наперёд действия Чуи для него практически невозможно. Он достаточно умён, чтобы перемножить в уме шестизначные числа, чтобы безошибочно построить план по убийству президента или даже захватить власть в какой-нибудь маленькой стране, по желанию, естественно. Но вот понять, какие мыслительные процессы происходят в этой рыжей голове и что этот полудурок выкинет через несколько секунд — практически непостижимо. Чуя максимально непонятный и рушил все его представления о реакциях всех живых существ на те или иные ситуации уже целую кучу раз. Как пример — сейчас. Любой нормальный человек предпочёл бы неведение во благо, а даже если бы и узнал — точно не закатил бы такой скандал. — Что ты от меня сейчас хочешь? Ну тебе прям плохо было от того, что я спас тебя от ещё одних пиздостраданий на твою голову? — Да пошёл ты нахуй, — раздражённо выдыхает Накахара, тыкая пальцем в его грудь, — Делай вообще как хочешь тогда, со мной можешь даже ничего не обсуждать. Если не можешь даже банально рассказать о том, почему именно сегодня нужно смыться из офиса, тогда давай иметь чисто деловые отношения. Сходить днём на работу, сотрудничать на поле боя, а потом расходиться писать отчёты в разные комнаты. Заебал уже. Полы пальто бьются о дверной косяк, когда Чуя быстро разворачивается на пятках и скрывается в общежитии, хлопнув дверью. Дазай бьётся затылком о бетон, когда слишком резко закидывает голову в то же положение. Ну вот, снова ничего не угадал. Из всего сказанного Осаму предсказал лишь одну фразу — "пошёл нахуй". Какой же трудный человек. Спустя пару минут Дазай принимает решение, что возвращаться сейчас к себе в комнату бессмысленно. Во-первых, Чуе определённо понадобится время, чтобы отойти. Разговаривать с ним сейчас — напороться на ещё один поток мата, или того лучше — драку. Эту словесную перепалку можно даже не считать полноценной ссорой, так как такое происходит слишком часто, и Накахара даже ни разу его не ударил, а это уже показатель. Так что уже завтра, спустя ещё парочку "пошёл нахуй", он точно успокоится. Хотя теперь Дазай снова не уверен, раз даже такую простую реакцию угадать не смог. Сидеть в своей комнате — абсолютно так же бессмысленно. Конечно, он бы мог сейчас завалиться к Йосано или пойти поиграть на нервах Ацуши, но сегодня что-то настроение не то. Непонятный осадок, осевший противным пеплом в желудке, указывал на нулевое желание коммуникации. Не тратя время на дальнейшие рассуждения, Дазай наконец-то отрывается от стены, потирая ушибленный затылок, и выходит на улицу в сторону центра. Погода вполне располагает к неспешной прогулке, и вскипевшему мозгу требуется свежий вечерний воздух. Почему-то только спустя какое-то время приходит мысль, что, скорее всего, в обычной ситуации первое, о чём он бы подумал — прогулка до моста Бентена, а потом фееричный прыжок вниз. Или до ближайшей высотки. Но в последнее время таких мыслей становится всё меньше. И это больше пугает, чем радует. В какой-то промежуток времени, примерно между восемнадцатью и девятнадцатью, в одном из грязных мотелей где-то далеко за Йокогамой, когда единственное, чем в целом мог заниматься Дазай — размышлять, выкуривая в окно бесчисленное количество сигарет, он отследил связь между количеством его попыток самоубийства и присутствия в его жизни Накахары. Это произошло совершенно случайно. Какая-то логическая цепочка привела его в такую точку, после осознания которой он быстро захлопнул окно и завернулся в чёрствый футон на полу, пытаясь выкинуть из головы всё, что сам и надумал. Вывод получился скомканный и противный, да и в принципе не логичный и абсурдный. Но чем большее место занимал в его рутине Накахара, тем меньше было совершенно попыток. Самый пик пришёлся на пятнадцать и начался с того момента, как Чуя высокомерно поставил ногу на его грудь с самой самодовольной улыбкой, которую Дазай только видел до этого. Этот юноша настолько раздражал, что каждый взгляд на него отзывался, казалось, даже физической болью. Чуя был слишком. Во всём. И это так выводило из себя, что хотелось рвать волосы на голове, и не понятно, на своей или на его. И ненависть к нему стала практически первой самой сильной эмоцией Дазая. Осаму не привык испытывать так много чувств за раз, особенно по отношению к одному человеку. И он хотел разобраться во всём этом настолько, что первое время Накахары в мафии даже забыл, как завязывается петля, или сколько пачек парацетамола может убить человека. Мысли были заняты совершенно другим. Обратный пик произошёл в шестнадцать. Когда у Накахары появились "флаги". Тогда впервые за несколько месяцев Дазай снова взялся за лезвие. Потому что теперь разобраться с тем, что он чувствует, стало сложнее, так как Чуя перестал уделять весь свой спектр эмоций только ему. Накахара полностью состоял из эмоций, чувств и ощущений, и готов был безвозмездно отдавать их постоянно, непрекращающимся потоком. Слишком. Слишком сильно он был человеком. И Дазай был буквально поражён этим, ведь сам ощущал внутри лишь вездесущий холод. Он цеплялся за всё, чем с ним делились, полностью впитывая любую толику внимания, как губка. И с каждым днём становилось мало. Всё больше с губ Осаму срывалось оскорблений, всё больше он пытался вызвать у Чуи прежнюю реакцию подколами и провокациями. А Накахара продолжал отвечать тем же, зло скрепя зубами и кидаясь с кулаками и речами, где "блять" и "сукин сын" использовались вместо запятой под громкий смех Дазая. Со временем это можно было сравнить с наркоманской дозой, без которой Осаму считал, что день прожит зря. А потом появились "флаги". И Чуя стал всё больше отдаляться. Перестал отдавать всё только ему, перестал так резко реагировать на старые подколы, уходя по вечерам в бильярдный бар. А Дазай разучился жить по-другому, и постепенно стал чувствовать совершенно другую эмоцию, не похожую на предыдущую. Ту, от которой кулаки непроизвольно сжимались сильнее, губы немели, а руки тянулись к бритвенному станку. Это стало второй самой сильной эмоцией Дазая. Но её охарактеризовать или дать хоть какое-нибудь примерное название он тогда не смог. Не смог и в свои восемнадцать-девятнадцать в грязном мотеле. Не может и теперь, в свои двадцать два. Конечно, не только Накахара влиял на скачки заинтересованности Дазая суицидом. В восемнадцать, когда вечера проходили в уютном баре за стаканом отличающего на свету золотом виски в компании Оды и Анго, Осаму тоже иногда забывал о своей давней цели. Но Чуя стал первым, кто заставил пересмотреть свои мысли на этот счёт, и первым, кто заставил задуматься о том, а действительно ли он так хочет умереть. Занятый размышлениями, Дазай не заметил, как дошёл практически до центра. Стремительно темнело, а поток людей становился всё плотнее с каждой новой улицей. Люди уже буквально не могли протиснуться между собой, спеша домой с работы или наоборот, спеша на неё. Вокруг кипела жизнь. То тут, то там мигали яркие неоновые вывески, слышались чужие разговоры, чей-то заливистый смех. Дазай же оставался островком тишины и спокойствия в этом море движения и шума. Как вдруг следующий шаг не дался из-за плаща, зацепившегося за что-то. Осаму оборачивается и замечает маленькую девочку, едва достающую ему до талии, с длинными чёрными волосами и огромными глазами. На её шее болтается шнурок с телефоном. — Нашла, — тихо произносит она, смотря прямо ему в душу. Тут же за её спиной появляется огромная белоснежная фигура, затмевающая весь остальной мир и отделяющая их от других людей. — Это хреново, — шепчет с нервной улыбкой Дазай, смотря, как огромный демон заносит над ним свою катану. *** Он почувствовал неладное с самой первой минуты своего пробуждения. Интуиция всегда была сильной чертой Накахары и часто спасала из таких уёбищных ситуаций, что даже подумать страшно. И с самого утра она трубила как полоумная громкой сиреной в его голове. Но почему-то именно сегодня он отказался к ней прислушаться. Это утро началось не так, как все остальные до него. Спустя не меньше десяти минут громкой трели будильника Чуя всё-таки тяжело поднимается на постели, чуть не разбив кулаком ни в чём не повинный телефон. Сначала как обычно перед глазами всё плывёт, а потом возвращаются знакомые очертания уже природнившейся комнаты. Взгляд на время — 7:31. Вау, Куникида будет доволен. Похоже, сегодня ему придётся вычёркивать уже рутинное опоздание из своего расписания. Когда спустя пару минут тупого втыкания в стену мысли перестают напоминать запутавшийся в тугой узел клубок, до Накахары наконец-то доходит, почему он так странно себя чувствует. Дазая нет. Не сказать, что Чуя был рад тому, что его каждый день расталкивают или просто стаскивают с кровати на пол, но такой расклад уже уложился в голове и стал константой. Любое отклонение от устоявшегося его пугало, особенно, если это устоявшееся было связано с Дазаем. Наконец вспоминаются события прошлого вечера. Неужели Дазай реально обиделся на его слова? Ну ахуеть теперь. Чуя опускает ноги на холодный пол, встряхивая головой в попытке исправить полный бардак на голове. Очевидно, попытка оказывается неудачной, и Накахара с грубым матом поднимается на подкашивающихся ногах, громко щёлкая выключателем света в ванной. Ну, пусть и дальше строит из себя обиженку. По факту, Дазай сам во всём виноват, и высокомерно себя вести должен сейчас как раз таки Чуя. Поэтому хочет поиграть в молчанку — пусть играет, сколько его ёбаной душе угодно. Быстро приняв душ и одевшись, Накахара заваривает чашку кофе, удостоверившись, что до выхода ещё есть даже пару минут на сигарету, и присаживается на столешницу, пытаясь без зеркала застегнуть чокер на шее. За стеной подозрительная тишина. В любой другой ситуации она бы ни капли не показалась подозрительной, потому что именно Дазай был тем, кто дрыхнет до последнего и из-за кого они оба опаздывают в офис. И по закону жанра Дазай сейчас должен видеть десятый сон, абсолютно забив хер на любой график и работу. Но почему-то именно сегодня это снова напрягает. Однако гордость не даёт в полной мере начать накручиваться беспокойству, потому что, опять же, Дазай виноват во всём сам. И как Накахара сказал вчера вечером — "пошёл он нахуй". Наконец справившись с застёжкой и выпив свой кофе залпом, Чуя поднимается с насиженного места и в полутьме утра выбирается в коридор, плотно закрыв за собой дверь. Взгляд сам неосознанно падает на такую же следующую дверь, но он быстро себя отдёргивает, круто развернувшись на пятках и ровным шагом направляясь дальше по коридору к выходу. Когда после спокойной прогулки и быстрого перекура за углом здания Чуя всё-таки заходит в офис, опоздав на каких-то пятнадцать минут, Куникида в шоке оборачивается ко входу, во все глаза уставившись на него. — А что случилось? — А что случилось? — саркастически переспрашивает Накахара, пародируя его выражение лица. Ацуши тоже оборачивается на голос, а за ним и Кенджи с Ранпо. — А где Дазай-сан? — тут же спрашивает первый, вопросительно склонив голову к плечу. Этот вопрос заставляет Накахару устало закатить глаза. — Я что еб... — Чуя тут же осекается, словив угрожающий взгляд Куникиды, — Я что, знаю что-ли? Ищите сами своего Дазая, я не его собака-поводырь. — Не так грубо, конечно, но в другой формулировке — да, — тут уже осекается Куникида, словив ещё более угрожающий взгляд Накахары, — Я не в том смысле, ты же знаешь. Просто вы ни разу не приходили за это время на работу порознь. — Ну, значит, самое время начать, — Чуя устало падает на диван рядом с Доппо, закидывая ногу на ногу. — Накахара-сан, чай будете? — с приветливой улыбкой спрашивает Кенджи, склонившись над его лицом. Чуя резко распахивает глаза, не ожидав такого быстрого и близкого появления младшего. — Нет, спасибо, я кофе выпил. — Ну, как скажете, — Миядзава удаляется также быстро, как и появился, снова усаживаясь на подлокотник кресла Ранпо. Ацуши хватает телефон и отходит в другой конец комнаты, начиная настойчиво обрывать кому-то трубку. Кажется, Чуя знает, кому. Но он демонстративно хмыкает, отворачиваясь от него. Спустя пару минут Накаджима возвращается, захлопнув крышку раскладушки. — Дазай-сан не берёт трубку и до сих пор не пришёл, а уже почти девять. Может, с ним что-то случилось? — Господи, да он же всегда опаздывает, — бубнит Ранпо. — Может, он решил закопать себя заживо? — предполагает Кенджи. — Неужели опять пошёл топиться... — устало потирает глаза Куникида. Чуя не предлагает ничего, просто рассматривая просыпающуюся улицу из окна. — Но с учётом последних событий, разве Мафия не могла убрать его? Следующая испуганная реплика Ацуши заставляет сирену в голове замолкнуть на пару секунд, а потом возобновится в тройной мере. А ведь и вправду. Тигр может быть прав. Что-то же действительно могло случиться. Дазай всегда был королевой драмы, этого было у него не отнять. Но чтобы настолько... Не явился в офис, не зашёл за Чуей, в комнате было тихо. Всё перестаёт быть похожим на обычную обиду. — Не глупи, — говорит Куникида, — Что бы он не говорил, но он очень хорошо предчувствует опасность и легко выживет, если припечёт. Думаешь, случайно все его самоубийства так и не состоялись? Парень, который даже себя убить не может, вряд ли просто так сдастся Мафии. В этих словах есть резон. Сирена в голове начинает постепенно стихать, преобразуясь в общий фон. Накахара знал Дазая дольше Куникиды, но почему-то такая простая истина не пришла в голову ему. Дазай бы просто так не сдался Мафии, и это факт. Да и Мафия сейчас не стала бы с ним ничего делать. Это всё могло быть просто актом игнорирования, и все переживания Чуи пусты. Вообще, почему он должен сейчас думать об этом придурке? Если он повёл себя как мудак вчера, то что мешает ему быть мудаком и сегодня? "Пошёл он нахуй". Вот именно. Давно пора прислушаться к своим же словам. Не слабыми усилиями, но Чуя заставляет свою сирену в голове замолкнуть, оставив тихо мигать красным огнём. Ацуши уже хотел было что-то возразить Куникиде, но дверь с характерным звуком открывается, и все взгляды тут же обращаются к ней. — Танидзаки-сан, ты в порядке! — восхищённо вскрикивает он, тут же подлетая к парню. Ранпо улыбается со своего места, Куникида ставит чашку на стол и протягивает ему руку, а Накахара просто приветственно кивает. — Это всё благодаря заботе доктора Йосано, — застенчиво потирает затылок Танидзаки. — Как долго ты был расчленённым? — вдруг спрашивает Куникида. Юноша молчит пару секунд, сконфуженно сглатывая, а потом тихо говорит, опустив глаза в пол: — Четыре часа. Все сочувственно молчат минуту, пока Накахара морщится от ужаса. Эта женщина пугала его не меньше Сестрицы. — Ацуши-кун, ты единственный, кто не пострадал в той битве, — вдруг снова поднимает взгляд Танидзаки. Ацуши смущается ещё больше, начиная медленно бледнеть. Про себя Чуя ставит Джуничиро минус балл. Да, это всё очень печально, но неужели не видно, что Накаджима сейчас чуть ли не разревётся от злости на самого себя и чувства вины? Такие комментарии не сделают лучше ни самому бывшему расчленённому, ни тем более младшему. Постойте, когда он вообще стал сопереживать Накаджиме? Наверное, с недавнего инцидента. Юноша действительно мало что понимает и мало что может. Он, блять, три дня назад узнал, что эспер. А уже позавчера дрался в неравном бою с Акутагавой, который на протяжении двух лет подвергался тренировкам Дазая. Поразительная сила на такую поразительно слабую психику. — Давай без этого, Танидзаки, скажи спасибо, что ты не на его месте, — неожиданно для себя произносит Чуя. — Вот именно, — вдруг поддерживает его Куникида, — и ты вообще мог смыться, как только понял, что это засада. Никто не заставлял вас с Наоми геройствовать. — Кстати о том, что всегда нужно вовремя уходить от опасности, — доносится до них голос Ранпо, смотрящего на не пойми откуда взявшиеся часы, — У нас осталось десять секунд. Все старшие переглядываются, тут же поднимаясь со своих мест. Ацуши, всё ещё не отошедший от высказывания Танидзаки, поражённо уставился на них. — До чего? Но тут его внимание привлекает дверь в медкорпус, которая с тихим скрипом открывается, впуская внутрь высокую красивую девушку. Она проходит в офис, элегантно цокая каблуками по казённому паркету, едва прикрыв глаза в сонном зевке. — Я проспала, дико извиняюсь. Все уже успели покинуть зону видимости, и только один Ацуши остался стоять на месте, во все глаза рассматривая незнакомку. До этого он видел её только один раз, во время штурма офиса. Девушка наконец останавливается перед ним, заметив его присутствие. — О, Ацуши-кун. Ты тот самый новичок? Нигде не болит? Да, не такую реплику Накаджима ожидал первой. — Вы... Йосано-сан? — А что, не видно? — изящно выгибает бровь она, — Так что, чувствуешь себя как? — Ну, у меня ничего не болит, всё, вроде как, в порядке… — Чёрт, — цокает языком Акико, встряхнув блестящим каре. Да, и не такую реплику Накаджима ожидал второй. Так вот, что имели в виду остальные, когда говорили, что Йосано специфичная. — Так, мальчики, мне надо по магазинам. Кто добровольно пойдёт со мной и понесёт мои вещи? — вдруг снова меняет тему Акико. Накахара, уже собирающийся последним вылететь за дверь, с помощью способности полностью убирает звук своего шага, отделяющего его от спасения. — Чуя! Даже не пытайся, — говорит Йосано, даже не посмотрев в его сторону. Накахара грязно выругивается шёпотом, показывая неприличный жест пальцем в сторону уже стоящих в коридоре парней. Куникида с серьёзным лицом сжимает руку в кулак в знак немой поддержки, Танидзаки нервно улыбается, а Ранпо посылает ему воздушный поцелуй, уже скрываясь за поворотом. Придурки. Никакой солидарности в этом коллективе. — Йосано, дорогая, а ты чего так рано? Не выспалась? — с сарказмом интересуется Накахара. — Чуя, дорогой, а ты чего так рано? Где свою ручную палку потерял? — в тон ему спрашивает Акико. Ацуши, воспользовавшись их обменом любезностями, пытается бесшумно улизнуть, но его манёвр предотвращает сама Йосано, перекинув тонкую руку через его плечо. — А ты куда собрался? — Накаджиме кажется, что её фиолетовые глаза буквально просвечивают его голову насквозь, и девушка сейчас натурально рассматривает его мозг. — Ручная палка, по мнению остального коллектива, пытается утопиться в ближайшей речке. Мне, если честно, как-то всё равно, — переводит внимание на себя Чуя. — С чего это вдруг? — тут же заинтересовывается Йосано, неосознанно зажав шею Ацуши рукой. Тот стоически делает вид, что так быть и должно, и он родился уже синий с красными пятнами от удушения. Всё, лишь бы снова не попасть под горячую руку. — Почему я вообще должен о нём печься? — возмущённо вспыхивает Чуя. — А, ясно всё, — задумчиво произносит Акико, запустив пальцы в белоснежные волосы, — Ну, если решишь сломать ему шею и нужно будет его чинить, я всегда рада вашим скромным персонам. — Обязательно. — Да ладно тебе, пошли, со мной сходишь. Проветришься заодно, тебя всё равно без твоего горе-напарника никуда не засунут. — Куда я от тебя денусь, — закатывает глаза Чуя, — И отпусти уже руку, а то на одного детектива станет меньше. Йосано замирает на секунду, а потом с ужасом переводит взгляд на уже почти зелёного Накаджиму и разжимает хватку. — Ой. Тебе плохо? Болит? Полечить надо? — Нет!!! — через боль громко сипит Ацуши под смех Накахары. *** 15:54 Чуя со злостью захлопывает крышку телефона, поджав губы. Сука. Этого придурка нет уже семь часов. Пока Йосано вальяжно расхаживала мимо ярких витрин, обсуждая что-то с Накахарой, Ацуши продолжал с подозрением оглядываться на свой телефон и время от времени отставать на пару шагов от своих спутников, дабы сделать очередной звонок. Мысль о том, что не он один считает такое поведение Дазая странным, уже вселяла хоть какую-то надежду на свою адекватность. Сирена в голове продолжала тихо визжать фоном, пока они шли сюда, пока он говорил с Акико, пока расплачивался за покупки. Как бы он не старался обосновать такой поворот событий и свою реакцию на него, просто ничего не складывалось. Чуя далеко не глуп, и прекрасно понимает, что даже с уклоном на то, что Дазай мудак и тот ещё страдалец, настолько выёбываться он бы не стал. Нет, стал бы конечно. Он и не такое устраивал ранее. Но это было давно, в далёком юношестве, когда Осаму ещё горел желанием подложить Огаю на стул кнопку или сломать новую игровую приставку Чуи просто из-за того, что он обиделся, или просто потому что мог. Не сказать, что Дазай перестал вести себя как капризный ребёнок, но ожидать от него такое показательное выступление в их нынешнем возрасте — абсурд. Всё более устойчивой становилась мысль, что что-то могло произойти. Накахара уже около двенадцати раз проклял себя за свою самовлюблённость, из-за которой он так и не зашёл в соседнюю комнату, просто хотя бы чтобы увидеть, что длинное тело сладко храпело, завернувшись в одеяло. И примерно двадцать раз он уже проклял себя за то, что вообще об этом думает. Какое ему дело? Это же Дазай. Его невозможно понять абсолютно никому. Чуя подобрался ближе всех, но и это всего на несколько шагов ближе к бесконечной пустоте пропасти посреди ледяной пустыни. Почему он вообще думает об этом? — Чуя? Ты чего завис? — Йосано оборачивается через плечо, а за ней и Ацуши, марширующий с полными руками пакетов. Накахара быстро кладёт телефон обратно в карман брюк, по привычке поправляя перчатки на руках. — Забей, — он тут же нагоняет их, становясь рядом с девушкой. Акико молчит пару секунд, пристально изучая его глазами, но в итоге ничего не говорит, встряхивая волосами и просто идя дальше по забитой людьми улице. — Ацуши, только ничего не урони. — Да-да, конечно, — Накаджима меняет положение рук, и один лимон из пакета вываливается на асфальт, с тихим шорохом перекатываясь по выложенной плитке. И как назло именно в эту секунду напыщенный бизнесмен в теле, говоря по телефону и смотря куда-то в небо, наступает на свежий фрукт, тут же с грохотом падая навзничь. Ацуши немало пугается, чуть не выронив свою тяжёлую ношу и разрываясь между тем, чтобы помочь, и тем, что бы не получить по затылку за испорченные продукты. — Твою мать, — тихо шепчет Чуя, смотря, как мужчина с громогласным рёвом вскидывает голову, встречаясь с сиреневыми глазами. — Мужчина, с вами всё в порядке? Что-то беспокоит? — Акико, кинув быстрый взгляд на перепуганного Ацуши, присаживается на одно колено перед пострадавшим. Пострадавший же такой жест доброй воли точно не оценил. Он молниеносно вскакивает на ноги, агрессивно потирая ушибленный копчик и возвышаясь над девушкой. — Вы что, совсем ахерели? Кто мне будет компенсировать это? Это же дизайнерский костюм! Накахара дёргает корпусом, уже намереваясь выйти вперёд и со всей силы врезать наглому ублюдку, но фиолетовые глаза намертво прибивают его к земле, не дав совершить правосудие. — Прошу прощения, вышло недоразумение, — спокойно начинает она, — Это мой коллега, совсем юный, один раз ошибся. Я прошу простить его и себя за этот инцидент. Вас точно ничего не беспокоит? Вы точно не сильно ушиблись? Чуя реагирует молниеносно, когда мужчина с раскрасневшимся от злости лицом со всей дури въезжает коленом по лицу Акико. Так же быстро кулак юноши встречается с его челюстью, тут же приложив его обратно в землю. Прохожие с интересом оборачиваются, когда Накахара становится напротив него, закрыв за своим телом сплёвывающую на асфальт кровь Йосано. — А ты ещё кто такой? — продолжает орать мужчина, чуть отдышавшись после сильного удара и поморщившись от боли. — Я смотрю, в край охренел тут как раз ты, ублюдок. Тебе уже всё сказали и извинились, а ты, как последняя сволочь, бьёшь девушку. Твои деньги не дают тебе право так обращаться с людьми, сукин сын, — выплёвывает Чуя, наступая ногой на его запястье. Мужчина корчится от боли, пока Ацуши ставит пакеты на землю, подбегая к Акико и придерживая её за локоть. — Какого чёрта ты творишь? Ты хоть знаешь, кто я... Ай, — незнакомец не успевает договорить, когда его рука громко хрустит от слишком сильного давления, — Парень, держи свою сучку в узде, раз она не знает, как общаться с вышестоящими людьми! Один звонок, и вы оба никогда не найдёте работы! Накахара уже хочет впечатать его в бетон со всей силы, погрузив в камень на ближайшее столетие, как вдруг на его плечо ложится изящная рука в чёрной перчатке. — Уйди-ка на секунду, — шмыгая носом выдыхает ему в ухо Акико, выступая вперёд. Чуя, бросив на неё быстрый взгляд и удостоверившись, что как минимум видимых повреждений нет, делает учтивый шаг назад, не без удовольствия смотря, как мужчина хватается за сломанное запястье. — Как ты назвал меня? Сучка? — тихо спрашивает Йосано, наступая каблуком на его живот, — Всё сказал? Или есть ещё, что добавить? А как насчёт того, что я сейчас проткну тебе желудок в нескольких местах? Или размажу твои яйца по асфальту? Накаджима распахивает глаза, тоже отходя подальше и заходя за Накахару. — Мы точно не должны ничего сделать? Она же его сейчас… — Точно, — спокойно отвечает Чуя, слушая крики наглого мужчины. Когда голова незнакомца откидывается назад и он всё-таки надрывно извиняется перед девушкой, Йосано резко убирает каблук с тела теперь действительно пострадавшего и расслабленно встряхивает волосами, оборачиваясь на истекающего потом Накаджиму. — Ацуши, родной, возьми пакеты, пожалуйста, — мило улыбается она. Юноша что-то тихо мямлит, а потом тут же подрывается с места, подхватывая свою ношу на руки. — Я очень рад, что ты всё-таки врач, а не допросчик, — тихо замечает Накахара, стряхивая с её плеча пыль от обуви незнакомца. — Одно другому не мешает, — ухмыляется Акико. — Прости, мне очень жаль, — из-под лба говорит подошедший к ним Накаджима. — Не расстраивайся из-за таких пустяков, — девушка разворачивается на каблуках, продолжая как ни в чём не бывало шагать к железнодорожной станции, — Пошли, а то скоро на поезд опоздаем. — О, нет, это без меня, — поднимает руки в знак капитуляции Чуя, — У меня ещё есть кое-какие дела. — Кому ты врёшь, твоя голубая кровь просто не позволяет тебе ехать на метро, — закатывает глаза Акико. — И это тоже. Встретимся тогда в офисе. — Ага, удачи тебе с твоими делами, — подмигивает Йосано, слабо дав ему кулаком в плечо. — До встречи, Накахара-сан! — жизнерадостно машет ему рукой Ацуши, убегая вслед за девушкой. Чуя ещё пару секунд смотрит, как их спины скрываются за дверьми поезда, а потом вытаскивает телефон из кармана, в сотый раз смотря на время. 16:22 Сука. И ни одного пропущенного. Юноша, задумавшись на долгую минуту, всё-таки проглатывает засевшую внутри гордость и перехватывает телефон поудобнее, быстро стуча пальцами по клавиатуре. "Лучше тебе сейчас же появиться, потому что если я тебя всё-таки найду, то никто другой больше никогда не сможет, мудак". Белая рубашка теряется в толпе разноцветной одежды других людей, когда Накахара по привычке надвигает шляпу на глаза, уходя по улице в сторону причала. *** Цепь тихо звенит, когда Дазай разминает запястья, устало вздыхая. — Ты обещал мне хороший спектакль. Если ты не собираешься меня развлекать, то зачем тогда вообще пожаловал? Акутагава не ведёт и бровью, продолжая следить за временем на наручных часах и изредка поглядывая на телефон. — Вау, с возрастом твоя выдержка улучшилась. Неужели даже не поговоришь со мной? Или ручки, может, дашь размять? Целый день здесь торчу. Акутагава продолжает полностью игнорировать реплики Осаму, прослеживая взглядом ход минутной стрелки. — Акутагава-сан, у меня руки болят. Не будете ли так милостивы помочь своему старому наставнику? — Закрой наконец пасть, — зло выдыхает Рюноске, — Ты здесь не на курорте, так что сиди и не рыпайся, пока я не ударил ещё раз. Дазай устало закатывает глаза, всем своим видом выражая абсолютное равнодушие и скуку. Акутагаву это немало злит, и он с силой поджимает губы, дабы не зарычать от несправедливости. Осаму снова рассматривает уже на память заученную стену напротив. Странно, как в ней ещё не образовалось дыр от его взгляда. В подвале Порта ничего не изменилось за пять лет. Всё так же сыро, устрашающе, удручающе. Когда-то это было любимое место бывшего Исполнителя. Потому что во время его присутствия здесь никогда не было тишины. Сейчас помещение осталось в точности таким же, но воспринималось совершенно по-другому. Это больше не было темницей и вечной могилой его пленников. Точнее, оно всё ещё ей оставалось, но теперь Дазай не чувствовал абсолютно ничего по отношению к этому факту. Тёмная прошлая работа не приносила ему и грамма удовольствия от воспоминаний, и была больше как грязная, выбивающаяся глава в хорошей книге. Читать придётся, если хочешь дойти до развязки, но она ни за что не зацепит тебя так, как прошлые и будущие. Это было, есть и останется. И пусть остаётся. Даже в этой главе есть недурные цитаты, необходимые для осознания всей книги. Через три бетонные стены находится старая тренировочная база. Может, сейчас она даже не используется. Давно облезла краска со стен, покрылись пылью старые маты, мишени для стрельбы давно сгнили, а по углам красуется чёрная склизкая плесень. Но в его детстве было не так. И даже этот ненавистный зал навевал непонятную до конца ностальгию. Ведь он ни разу не пришёл в него по собственному желанию. Один раз, крепко ухватив за плечо, в него пятнадцатилетнего Дазая привёл Мори, не дав вырваться, пока босс с милой улыбкой объяснял крепкому накаченному мафиознику, что малец прыткий и умный, но ленивый до жути, мол, сделайте с этим что-нибудь. "Разрешаю применять абсолютно всё, кроме того, что может угрожать жизни. И то, потому что есть вероятность, что он сам будет не против". Наглец. Конечно, Дазай смылся оттуда сразу же, как только Мори поднялся обратно в кабинет. Остальные разы Дазая тащил сюда — кто бы мог подумать — Накахара. Огая в корне не устраивала ситуация, что на одной из миссий Осаму не смог вовремя унести ноги, и чуть не убился, пока летел по лесу, неуклюже виляя между деревьями с громким матом и явной одышкой. Поэтому он и поручил объективно хорошо сложенному Чуе следить, чтобы как минимум два раза в неделю Дазай посещал тренировочный зал. Осаму и сам был не прочь сначала. Ему тоже не нравилась перспектива испортить свой же план своей же недостаточной физической подготовкой. Но как только он узнал, что теперь за него будет ответственен Накахара… Ну, Чуе часто приходилось спускать его с лестницы в подвал пинком под зад или тащить за шкирку, пока Дазай чуть ли не руки ему кусал в попытке вырваться. У двадцатидвухлетнего Дазай дёргается уголок губ, когда он вспоминает эту картину. Интересно, Чуя уже перебесился со своими вчерашними предъявами? Скорее всего вальяжно проводит время, радуясь, что не придётся сегодня терпеть его личность рядом. Или же подумал, что Дазай решил устроить бойкот, а то и очередную попытку суицида. К огромному сожалению, но Осаму сейчас не в ближайшей реке, а в плену у своего же бывшего ученика и бывшего босса. Ну просто смешно. Кому рассказать — точно не поверят. Хотя он никому и не расскажет. Кроме Накахары, если не получит на полуслове в челюсть за то, что вообще с ним заговорил. Его внимание привлекает Акутагава, который подсобирается у своей стены, прикладывая телефон к уху и, судя по всему, слушая размеренные гудки. — Ох, ты ещё здесь. А я уже было спутал тебя с предметом мебели. — Совсем скоро ты уже не будешь таким самонадеянным, — кидает на него холодный взгляд Рюноске, — потому что тебе и твоему тигру полный пиздец. — Малыш Рю научился ругаться? Может, ещё мудаком меня назовёшь? Тогда точно докажешь мне, как сильно ты духовно вырос за время моего отсутствия. Тёплая струйка крови стекает из уголка его рта, когда он получает носком острого ботинка прямо в живот. *** Чем ближе портовый склад, тем больше сомнений одолевает Чую. Что он вообще собирается делать? У него нет абсолютно никакой информации о Дазае. Даже намёка на то, что его внезапное исчезновение может быть связано с Мафией. Откуда он вообще знает, что Дазай не украшает своим тощим телом ближайший морг после наконец-таки удачной попытки суицида? Или просто сидит где-то у себя на кухне, закинув ногу на ногу и читая утреннюю газету? Шанс того, что это всё ещё может быть тупой обидой, присутствует. Но он не равен и пяти процентам в его голове. Доставлено. Какая знакомая картина. Навевает воспоминания, как он, будучи вусмерть пьяным, строчил бывшему напарнику бесконечные злые смски с угрозами и оскорблениями. Иногда там проскакивали и обвинения, и намёки на обиду, и даже просьбы. Каждое следующее утро Накахара морщился из последних сил от злости на самого себя, но оставлял сообщения нетронутыми. И статус внизу всегда стоял один и тот же — "Доставлено". Доставлено, и никогда прочитано. Тогда, да и сейчас в том числе, Чуя даже не подозревал, что все смски были перечитаны не один раз, а случайно попавшееся такси у входа в бар стояло там совершенно не случайно. Однако его последнее сообщение, конечно, никто так и не прочитал. Абонент даже не был в курсе, что ему хоть что-то пришло. Даже не был в курсе, где сейчас находится его телефон. Накахара замирает за большим контейнером, укрывающим его от посторонних глаз со стороны склада. Все камеры повёрнуты к нему боком, и он точно знает, что сейчас находится в слепой зоне. Не зря он был одним из тех, кто оборудовал эту точку. И зачем он вообще сюда пришёл? Что он собрался сказать? "Здравия желаю. Как ваш бывший мёртвый начальник приказываю доложить о том, связана ли Мафия с пропажей Дазая Осаму, это который предатель и страшный-ужасный тоже бывший мёртвый начальник. Ах да, когда закончите мне выдавать все секреты организации, настоятельно прошу никому не говорить, что вы меня видели. Пожалуйста". Цирк, не иначе. Однако сирена в голове одобрительно визжит, когда он кидает быстрый взгляд на знакомые торчащие южнее башни. Возможно, самое время наконец-то дать волю своей интуиции и прислушаться к ней. Чуя не допустит, чтобы это случилось снова. Жизнь в кои-то веки перетекла в нужное русло, неплохо там устоялась и образовала топкое тёплое болото, из которого он не мог, да и не хотел выбираться. А сейчас его с размаху выкинули на сухой холодный берег, снова сбив с устойчивого пути. Он не допустит того, что это повторится снова. Не разработав и близко примерного плана действий, и даже не придумав, как он скроется в башнях, будучи "мёртвым", Чуя как заворожённый делает медленный шаг в сторону Порта, полный решимости сломать всё, что упорно строил последние почти два месяца, как вдруг телефон в его кармане начинает звонко вибрировать от входящего. Накахара молниеносно выуживает раскладушку, даже толком не взглянув на номер абонента. Это сейчас не важно, нужно просто понять, что происходит. — Алло? — Чуя! Это не тот голос, который он ожидал — может, даже хотел — услышать. Намного красивее, мелодичнее. Определённо женский. И с кричащей интонацией. — Йосано? Что случилось? — Пиздец случился, — на заднем фоне слышатся звуки битого стекла, множество криков, топот десятков ног, — На нас напали в поезде. Между прочим, твой бывший коллега. Мафия снова напала. Как они смогли развернуть такое посреди рабочего дня практически в центре города? Голубые глаза сами неосознанно снова цепляют высокие устрашающие башни. — Чего? Который из? — Я врач, а не экстрасенс! — голос срывается на ор, когда Акико пытается перекричать паникующую толпу, — Он захватил поезд и несёт нас прямиком в ад со всеми пассажирами на хвосте. Заминировал весь поезд с обеих сторон, и говорит, что их цель — Ацуши. Неужели они видели его с ними на станции? Связано ли это с пропажей Дазая? Так. Ладно. Сейчас один суицидальный маньяк может и подождать. Если он всё ещё живой, конечно. В приоритете безопасность его подруги и животного одного придурка. Мысли абсолютно не хотят собираться в кучу, так быстро переключаясь с одной темы на другую. — Что он ещё говорил, Йосано? — Да ересь какую-то, — девушка определенно куда-то идёт, а точнее бежит, с учётом того, как громко скрипят от скорости помехи, — Про то, что это поездка в один конец, что-то про бомбы, жизнь и смерть. Застоявшийся мозг буквально взрывается от очевидного вывода. Полная картина готова. — Каджии. — Что?! Чуя, говори громче, я тебя вообще не слышу. — Скоро буду, — просто говорит Чуя, уже переходя на бег по серому тротуару, — Продержись как можно дольше и не дай им забрать Ацуши. Я буду там через минут десять. Главное! Главное, Йосано. Берегись лимонов. — Что ты несёшь, придурок? — Акико громко хлопает дверью, замирая посреди пустого предпоследнего вагона. — Просто слушай меня. До связи. Чуя быстро цепляет взглядом ближайшего мужчину, стоящего рядом с неплохой серой машиной. Тот занимательно изучает ключи на ладони, судя по всему, пытаясь найти, какая из кнопок открывает двери. Уже через пару секунд Накахара оказывается перед ним, одним выпадом отбирая ключи и беспристрастно отталкивая его от автомобиля. — Эй! Ты что, совсем охренел? Это моя машина! — А мне похуй, — Накахара падает на водительское сидение, громко выкрикивая на последок из приоткрытой двери, — Я верну как только она больше не будет нужна. Зайди потом в офис Вооружённого Детективного Агентства. Там свою колымагу и найдешь. Не дав парню опомниться, Чуя одним резким движением выкручивает руль в сторону, стирая шины об асфальт и буквально вылетая в сторону предполагаемого местонахождения поезда. Ладно, сирена в голове может и подождать. *** — Я больше не хочу никого убивать. Звонок прерывается, и Акутагава захлопывает свой телефон, недобро выдыхая через ноздри. — Пешка — это просто пешка. Хотя и сильная, — тихо бубнит он себе под нос. Внимание привлекает металлический звон у противоположной стены, — А что насчёт тебя? Ты пешка, или… Дазай даже не смотрит в его сторону, в который раз разминая кисти рук и возвращая кровоток в норму. Да, он не пожалел, что всё-таки попал сюда. Спектакль был действительно интересный. И про неожиданно сорванную крышу, и про то, что поезд остановился ни с того ни с сего, и про девочку, которой Акутагава крутил и вертел как хотел. Но интереснее всего было лицо Рюноске, когда он осознал, что даже дистанционно не смог справиться с Ацуши. Даже страшно представить, какой это для него удар по самооценке. ВДА сработали, как обычно, на пять с плюсом. Ничего нового. 3:0 в пользу детективов. Странно, почему Мори ещё не скинул на них ядерную бомбу прямо из окна своего кабинета. Раздражённый и без того Рюноске, так и не дождавшись и толики внимания, поднимается с дивана, маршируя в сторону лестницы. Когда до двери остаётся всего пару ступенек, он, сам не зная, почему, оборачивается. Однако ничего не меняется. Дазай всё также висит на своём месте, периодически стирая плечом кровавую струйку из уголка его губ и морщась от неприятных ощущений. В принципе, Акутагава добился именно того, чего и хотел — бывший наставник замолчал. Только воспринял Дазай, к сожалению, "вежливую просьбу" слишком буквально, и вообще перестал даже делать вид, что ему не всё равно на присутствие своего бывшего ученика. К груди подкатывает знакомое колкое ощущение. Обида. Конечно, он и не ожидал, что Дазай хоть как-то отреагирует на их встречу, но чтобы настолько ничего? Всё, что он говорил, отличалось от их прошлого на несколько сотен процентов. Он стал совершенно другим человеком, и Акутагава с ужасом понимает, что не узнаёт в этом побитом и измученном теле и грамма того величия, что придавливало его к земле одним взглядом. Рюноске не был глупым, и понимал, что это сделано только для того, чтобы вывести его на эмоции. Он не позволит себе поддаться на такую простую манипуляцию. — Ты лишь тень того человека, каким был раньше. Акутагава даже не осознал, как эти слова слетели с его губ. Взгляд карих глаз отрывается от потолка и перемещается на него. И только в этот момент Рюноске понял, какую ошибку совершил. Не изменилось абсолютно ничего. Глаза напротив — как тёмные угли, медленно тлеющие в алом пламени. Давно забытое чувство застучало в висках с тройной силой, ноги увязли в пыльном бетоне, не дав ни отвернуться и уйти, ни двинуться в целом. Страх. Уголок тонких губ ползёт вверх, и Дазай слизывает кровь, появившуюся за этим движением. Он не представляет опасности. Он лишён своей способности. Он не может сделать ему ничего. Акутагава уже не маленький мальчик, запертый в своей безликой темнице прошлого. Но он ничего не может с собой поделать. Он снова не может отвести взгляда. Как будто не имеет права. Хотя на самом деле, теперь он стоит выше. Теперь он может отыграться за всё. Теперь он может испить сладкую месть из золотого бокала страданий. По крайней мере, так ему казалось пару секунд назад. До того, как с его уст слетели непрошеные слова. Но теперь же голова пуста, и он снова чувствует себя ребёнком, скрючившимся на холодном полу затхлого амбара. — Иногда говорят, что верная тень однажды поглотит своего хозяина. Он сдувает чёлку, случайно упавшую на правый глаз, и холодно улыбается. Железные кандалы звенят, когда он откидывается затылком на стену, отворачиваясь от Рюноске. Акутагаве требуется пару секунд, а потом он подхватывает полы своего плаща, пулей вылетая из подземелья. Громко гремит входная дверь, и за ней юноша уже не слышит, как Дазай усмехается, прикрывая глаза уже в полном одиночестве. *** — Мать твою! Чуя резко выруливает влево, чудом не сбив боковое зеркало при столь неожиданном развороте. Машина слишком громоздкая, неманёвренная. Не чета его старой спортивной и тем более мотоциклу. Ох, как же он по нему скучал. Вдали уже виднеется тёмная точка последнего вагона удаляющегося поезда. Осталось совсем чуть-чуть. Накахара вдавливает педаль газа в пол, скрипя зубами медленно догоняя локомотив. Йосано больше не звонила, а звонить он сам не собирается. Она сейчас может мило беседовать с Каджии, и только бог знает, под каким именем он красуется у неё в контактах. Зная Йосано, там вполне может быть и "Чуя Накахара, бывший мафиозник, предатель и тунеядец". Поэтому лучше не рисковать. Где-то впереди виднеется железнодорожный мост. Это прекрасный момент. Если бы автомобиль был куплен не на вторичке за несколько тысяч йен, он, может, и обогнал бы поезд, тем самым дав себе больше времени. Но, к сожалению, Чуе было немного посрать на транспорт, когда он буквально летел сюда. А теперь расстояние слишком маленькое, и он просто не успеет. Накахара доезжает до начала предпоследнего вагона, в последний раз проверив количество метров до моста, и резко бьёт по тормозу, разворачивая машину на сто восемьдесят градусов. Максимально быстро распахнув дверь он вылетает из машины, судорожно изучая глазами состав поезда. Времени слишком мало, поэтому ничего лучше, чем остановить поезд, он не придумывает. На это понадобится достаточное количество сил, но по-другому просто не выйдет. Выругавшись себе под нос Чуя в один прыжок достигает крыши локомотива, выпрямившись уже сверху. Металлическое покрытие идёт вмятинами под его ногами, но он даже не обращает на это внимание, примеряясь для рывка. Когда последний вагон, на котором он сейчас стоит, оказывается на высоте десяти метров над неизвестной ему рекой, он уже стянул перчатки зубами, положив ладони на разогретую солнцем крышу. Накахара прикрывает глаза, медленно выдыхая и не обращая внимания на резкий поток ветра прямо в его лицо. Толчок должен быть сильный, но не максимальный, иначе мосту полный пиздец. Просто остановить движение. Не разрушить всё к чертям собачьим. Блять, вот сейчас ой как не хватает Дазая с его идиотскими расчётами. Металлический лист под его руками идёт красной волной, когда он плавно вдавливает ладони, активируя Смутную Печаль. Колёса визжат и горят яркими искрами, когда локомотив набирает вес больше в несколько тонн. Гудок яростно гудит, но поезд резко дёргается, и в итоге останавливается прямо на середине моста. В неожиданной тишине слышится, как бетон осыпается и падает на ровную поверхность водной глади. Чуя ждёт пару секунд, а потом опускает голову вниз, расслабленно выдыхая. Ювелирная работа. Теперь можно услышать, как кричат люди, как что-то звенит и падает внутри. Стекло двери вагона громко хрустит под чьим-то ударом, и он понимает, что именно здесь происходит драка. Йосано говорила, что Мафия заминировала поезд. Значит, под ним сейчас идёт битва за бомбу. Следовательно, кто-то из Мафии находится там. Нет, туда точно соваться нельзя. Накахара наконец-то выпрямляется, на всякий случай пряча рыжий хвост под ворот рубашки и скрывая лицо под шляпой. Каждый шаг отдаётся грубой вмятиной под его подошвой, но ему как-то всё равно. Он быстро идёт по крыше к самому первому вагону, в котором, предположительно, сейчас находятся Каджии и Йосано. Когда отстаётся не больше нескольких метров, Чуя оборачивается, ударив ногой в пол. Металлические листы, покрывающие крышу поезда, молниеносно теряют опору, срываясь с болтов и улетая в реку. Кто-то громко вскрикивает, кто-то судорожно смотрит вверх, не находя там ничего, кроме голубого купола неба. Бьются окна, и люди начинают выбираться из локомотива, срываясь на бег в сторону земли. Заплаканные испуганные лица не обращают внимания на светлую фигуру, возвышающуюся над ними. Накахара провожает убегающих с Титаника усталым взглядом, а потом, удостоверившись, что под ним никого нет, спрыгивает вниз, оказываясь внутри. Битое стекло хрустит под его обувью, и из пустых оконных проёмов видно быстро удаляющиеся головы людей. С ними всё будет в порядке. Они отбегут достаточно далеко, может, вызовут полицию. В любом случае, когда специальные службы приедут, здесь останутся только раненые пострадавшие и ни следа Мафии и ВДА. — Ацуши, ты ещё жив? Женский знакомый голос, чуть изменённый механическими помехами, сразу успокаивает Накахару в несколько раз. Йосано говорит в динамик из кабины машиниста, а значит, она жива и с ней относительно всё хорошо. Где-то глубоко в сознании даже просыпается жалость к Каджии. Бедный не знал, что ему не посчастливится встретиться с Такой Женщиной. — Этот идиот взрыватель говорит, что бомбы можно деактивировать дистанционно! Они взорвутся через несколько секунд, если их правильно не обезвредить. Единственный способ — нажать на кнопку аварийной установки. Она у мафии на твоём конце поезда. Значит, жизнь оставшихся пассажиров сейчас в руках Ацуши. Чуя просто не успеет добежать до того последнего вагона. Из размышлений его вырывает звук открывающеся рядом двери. В его вагон вываливается побитое тело в изорванной белой рубашке и растрёпанными чёрными волосами. Накахара быстро подхватывает девушку на руки, не дав ей полностью упасть. — Йосано! Ты как? — Я в порядке, — Акико хрипловато откашливается, схватившись за его тело. То тут, то там видны незначительные царапины. В чёрной перчатке длинная дыра, сквозь которую проглядывает неестественно светлая новая кожа кисти. — Кому ты пиздишь? В глаза мне посмотри. — Да пошёл ты. Чуя усаживает её на заранее убранное от стекла сиденье, в котором она тут же разваливается, со стоном откинул голову назад. Юноша захлопывает за ней дверь, и уже через секунду оказывается рядом. — Хамить можешь, значит уже не так всё плохо. А теперь давай честно, быстро, с расстановкой: как ты? Йосано приоткрывает один глаз, с сомнением изучая его серьёзное лицо, а потом стряхивает пот ладонью из-под чёлки с выражением такой пренебрежительности, как будто он попросил её потаскать за него мешки с цементом. — Ну ты что, ослеп что-ли? По мне видно, что я умираю? Или к чему такое беспокойство? — Почему у тебя дырка в перчатке? — А почему ты так заёбываешь? Она, шатаясь, садится ровно, ухватившись пальцами за края сиденья. Чуя продолжает пилить её глазами, пока она всё-таки не сдаётся под таким напором. — Ну на пять из десяти я себя чувствую. Я уже использовала способность, так что значительного ничего у меня нет. А это всё — так, пара ссадин. Твоему коллеге досталось похуже. — Я не сомневался, — Накахара закидывает на её плечи своё пальто, оставаясь в одной рубашке с водолазкой, — А с рукой что? — Он мне ножом ладонь к полу прибил. — Чего?! Их отвлекает резкий выкрик, после которого Акико неосознанно дёргается вперёд, а Чуя подлетает к окну. Вблизи воды виднеются две фигуры, летящие вниз. Одна маленькая и тёмная, другая высокая и светлая. — Ацуши! В последнюю секунду полёта руки в белой рубашке обхватывают второе хрупкое тело, а потом они оба скрываются под водой. — Твою мать! — Что там? — Акико подрывается подняться и посмотреть, но Чуя схватывает её за плечо, усаживая обратно. — Там Ацуши прыгнул вниз. — Что?! — Вместе с мафией, но я не успел рассмотреть, кто это был. — Пиздец, — девушка ещё раз пробует встать, но крепкая рука не даёт ей этого сделать, — Чего ты меня держишь? Я не хрустальная. А вот тигр наш сейчас утонет. — Кошки боятся воды, но плавать умеют. А вот ты сейчас тут по полу размажешься. — Хватит меня дискредитировать! Я спокойно уложила огромного мужика из Мафии! — Я сейчас тебя уложу, если ещё раз попробуешь встать. Йосано агрессивно выдыхает через нос, складывая руки на груди и кутаясь в тёплое пальто, пока Чуя задумчиво потирает переносицу. Делать тут особо нечего. Накаджиму надо вылавливать и вести их с Акико в офис. Причём делать это надо как можно быстрее, пока Каджии не пришёл в себя и милиция ещё не вставляет им палки в колёса. Зачем тигр сиганул в реку за неизвестной ему мафией — одному богу известно. Этот парень всё ещё убивал Накахару своими спонтанными решениями и безграничным синдромом спасателя. Однако взрыв так и не прозвучал, значит со своей основной задачей он справился. А вот как — уже, наверное, не имеет значения . Для него, естественно. Потому что вот Чуе сейчас совершенно не в кайф оставлять Йосано одну и нырять на дно морское в поисках недоделанного Робин Гуда. Плюс он так и ни на шаг не продвинулся в поисках Дазая, а прошло уже по меньшей мере девять часов с утра и девятнадцать с их последнего разговора. Сирена в голове уже не просто орёт, она уже беспристрастно тарабанит где-то в висках, не давая даже нормально вздохнуть. Чуя буквально разрывается, не зная, как лучше поступить. Говорить про синдром спасателя у Ацуши было слишком лицемерно, так как Накахара сейчас должен быть буквально в трёх местах одновременно, чтобы помочь абсолютно всем. Чувство долга дрожит где-то на кончиках пальцев, одновременно призывая к действию и не давая сдвинуться с места. Он должен найти Дазая любым способом. Неизвестность разрывает изнутри, и давящее ощущение засело в груди, затуманивая разум. Его стало пугать то, что он перестал понимать, что происходит. Он не может дать характеристику тому, что сейчас испытывает. У него есть стойкое чувство тревоги. Бесконечной, убивающей тревоги. Беспокойство? Он не может даже представить, где сейчас находится Дазай, но уже устоялась уверенность, что всё это не просто так. Определённо что-то случилось. Определённо это не тупая шутка или розыгрыш. Пора принять этот факт и начинать что-то делать. Но он не может. Не сейчас, не в данную минуту. — Значит, давай поступим так. Я сейчас отведу тебя в машину… — Машина? Откуда у тебя машина? Ты что, украл у кого-то на улице? — Йосано! Девушка вскидывает бровь, но замолкает, снова продолжая слушать. — Не украл, а одолжил. Это сейчас не так важно, — всё-таки соглашается Чуя с усталым вздохом, — Я отведу тебя в машину… — Я и сама спокойно дойду. — Я безумно рад за тебя. Но прими как факт, то что одну я тебя не отпущу, пока не удостоверюсь, что ты можешь ровно стоять на ногах. Акико закатывает глаза, но ничего не говорит. Чуя смотрит на неё пару секунд, а потом наконец продолжает: — Мы дойдем до машины, и ты посидишь там, пока я не приволоку в неё тигра. Потом я отвезу нас в офис, и там уже ты можешь заливать мне о том, что ты самая здоровая и классная хоть целый день. Устраивает? Акико недоверчиво проходится по нему холодным взглядом, а потом всё-таки вымученно кивает и даже принимает руку, которую Накахара подаёт ей. Чуя запахивает на ней пальто повыше, а затем обхватывает ладонью за талию, уводя вдоль вагона. — Накахара, руки не распускай, а то у меня есть пара прекрасных новых скальпелей в кабинете. — Да кому ты нужна, Господи, — закатывает глаза Чуя. Йосано хрипло смеётся, поддаваясь и закидывая руку на его плечо. —Ты точно нормально? — Да ты любого в могилу сведёшь со своей заботой. Меня немного мутит от прошлой боли, но в целом я в порядке. Из нас ты выглядишь более болезненно, чем я. — Ну конечно. Он подсаживает её, когда они вылезают из вагона и медленно направляются в сторону серого автомобиля. Йосано молчит пару секунд, изучая его лицо, а потом совсем тихо спрашивает, сжав пальцы на его плече: — Ты же не нашёл его, так? Накахара не отвечает ничего, тупо смотря перед собой. *** Когда Акутагава распахивает дверь подземелья, он не замечает ни одной перемены со вчерашнего дня. Дазай всё так же стоит на своём месте, качая в такт незамысловатой песни, которую он напевает себе под нос с расслабленной улыбкой. На нём никак не сказывается отсутствие еды на протяжении двух суток, бутылка воды стоит практически нетронутой, а лицо не выражает и грамма усталости, как будто он действительно проспал часов десять. Рюноске с раздражением скрипит зубами. Ублюдок. Хоть сделал бы вид, что ему не абсолютно посрать на появление второго человека в помещении. Расёмон бьёт в стену, совсем рядом с лицом пленника. Бетон идёт мелкими трещинами, но тот даже не дёргается, с закрытыми глазами продолжая что-то напевать. Тогда Акутагава одним быстрым движением разбивает перебинтованную шею, что заставляет Дазая наконец открыть глаза. Он безразлично пожимает плечами, рассеивая чужую способность плавным синим светом и смотря на Рюноске так, как будто действительно увидел его только что. — А, так ты здесь? Акутагава сжимает кулаки покрепче, но стоически сдерживается, становясь прямо перед ним. — Дальнейшая судьба здешних заключённых тебе должна быть известна, не так ли? — Навевает воспоминания, — улыбается Дазай, — Вспомнились времена, когда ты был ещё всего лишь новичком. — Ты совершил серьёзное преступление, — продолжает Акутагава, проигнорировав попытку свернуть тему, — Внезапно прервал миссию и затем растворился в воздухе. А сейчас ты сражаешься против Мафии. Крайне недостойно бывшего руководителя. Последняя фраза получается слишком резкой, пропитанной ядом обиды и злости. Дазай сразу это замечает, и уголки его губ ползут ещё выше. — Ну и скажи на милость, как следует вести себя твоему бывшему боссу? Пока Рюноске спускался сюда, он дал себе слово, что не сорвётся так же, как вчера. И идиоту понятно, что мерзавец просто его провоцирует. Выводит на эмоции. Насмехается. Но после этой реплики Акутагава понимает, что с треском проиграл самому себе. Кулак сам встречается с ухмыляющимся лицом, когда голова Дазая резко качается назад. Он ничего не мог с собой поделать. Хотелось разодрать этого человека в кровь. Стереть с его губ эту улыбку раз и навсегда. Смотреть в эти глаза только сверху вниз. — Тебя невозможно переубедить, — бледные пальцы громко хрустят, пока Дазай сплёвывает на пол очередную порцию своей крови, — Но, лишённый своей способности, ты всё ещё можешь испытывать боль. Я могу убить тебя, когда захочу. Улыбка снова появляется на потрескавшихся губах. — Правда? — кидает на него взгляд из-под лба Дазай, — Как страшно. Акутагава медленно сглатывает. Как же с ним сложно говорить. До физической боли сложно. — Я не боюсь сейчас с тобой разговаривать, — разводит руками Дазай, — Тренировать тебя было такой рутиной. Ты был туп как кирпич и так упрям. Не говоря уже о твоей дрянной способности. Это провокация. Просто абстрагируйся. Ты стоишь выше. Ты сейчас контролируешь ситуацию. Посмотри на него. Побитый, со связанными руками. Он просто предатель, не достойный и грамма твоей злости. Не слушай. Никогда. Его. Не. Слушай. — Недолго ты будешь таким самоуверенным. Мы разрушим Детективное Агентство в течение нескольких дней и схватим человека-тигра. И мы избавимся от тебя, после того как заставим беспомощно наблюдать за уничтожением твоей организации и подчинённых. Акутагава отворачивается, направляясь к выходу. Он справился. Просто нужно успокоиться. Держать свой гнев и обиду под контролем, просто… — А сможешь? Мой новый подчинённый намного лучше тебя. Блять. Рюноске замирает на месте, а потом посылает к чёрту абсолютно всё, о чём думал до этого момента. Ему кажется, что одним этим ударом он может сломать Дазаю шею, когда резко разворачивается, занося руку для удара. — Акутагава-кун. Кулак замирает в воздухе, прямо перед наглой ухмылкой без грамма страха. Рюноске тяжело дышит, мысленно разрывая тело напротив на мелкие кусочки, словно тряпичную куклу. Сзади слышится скрип металлической двери, а потом громкий стук деревянной трости о бетон. Карие глаза отрываются от бывшего ученика и устремляются вверх. Там, на вершине лестницы, стоят две статные фигуры. Одна расслабленно опёрлась на дверной косяк, а другая на трость с набалдашником в виде красного камня. Ухмылка становится только шире. Есть. — Акутагава-кун, ты свободен. Ты сейчас нужен не здесь. Я оставил тебе координаты в кабинете. Ступай. И удачи в операции, — с улыбкой произносит Купала, сложив руки на груди. Из глаз Рюноске можно было высекать искры, когда он медленно опускает дрожащий от напряжения кулак и разжимает побелевшие пальцы. Он ещё пару секунд стоит на месте, прожигая бывшего наставника полным ненависти взглядом, а потом резко разворачивается, громко шагая к выходу с высоко задранным подбородком. У двери Колас участливо похлопывает его по плечу, одним этим жестом показывая безграничную поддержку. Акутагава кидает на Исполнителей короткий взгляд, примечая тепло в глазах Купалы, и более спокойно выдыхает носом. Дазай молча наблюдает за этим действием с холодной ухмылкой. Когда за спиной в чёрном плаще захлопывается дверь, помещение накрывает тишина на добрую минуту, пока все трое изучают друг друга насмешливыми взглядами. — А я уже думал, вы совершенно забыли обо мне, — прерывает молчание Дазай, закинув ногу на ногу. Колас отражает его улыбку с противоположной стороны. — О тебе забудешь, конечно. *** — Накахара. Накахара! Ты вообще меня слышишь? Чуя слишком резко дёргается от неожиданного голоса рядом и чуть не падает со своего кресла. Он быстро ищет глазами источник звука и находит обеспокоенное лицо Куникиды. — Что? — Ацуши забрали, — повторяет Танидзаки, уперевшись руками в колени и тяжело дыша после долгого бега. Накахара непонимающе хлопает глазами. — Куда забрали? Он же, вроде, пошёл с Кёкой в полицейский участок? Куникида поджимает губы, отводя взгляд. — Мафия. Его похитила Мафия, — хрипло шепчет Джуничиро. Чуя откидывается на спинку кресла, прикрывая глаза ладонью. Только этого не хватало. Вчера, когда он довёз бессознательные тела Накаджимы и Идзуми во главе с побитой Йосано в офис, он отчитался Куникиде и буквально полетел в общежитие. Уже в коридоре, наплевав на все рамки приличия и личное пространство, он выбил дверь в соседнюю комнату ногой. Его встретил душный воздух и абсолютная тишина. Никого. Помещение было не настолько большим, чтобы в нём мог спрятаться надоедливый придурок под два метра ростом, но тем не менее Чуя обошёл каждый угол, но всё равно не нашёл абсолютно ничего. Точнее никого. Личные вещи и бинты разбросаны в том же порядке, что и всегда. Творился полный бардак, но с учётом того, что тут обитает Дазай — вполне приемлемый. Было видно, что сотворил его сам хозяин комнаты, а не непрошенные гости. Никаких следов борьбы, пятен крови или чего-либо подобного. Как будто Дазай с их последнего разговора даже не появлялся в своём пристанище. Одинокий огонёк надежды загорелся, когда он вспомнил, что Осаму имеет доступ к его комнате. Быстро кое-как присобачив дверь на место, Накахара проходит в свою комнату, тяжело дыша. Но и там не находит ничего. Огонёк погас так же быстро, когда он не увидел тело, раскинувшееся на его кухне и взгромоздившее свои неестественно длинные ноги на его стол. Ни записки, ни угрозы, ни одного признака присутствия другого человека. Плитка в ванне пошла трещинами, когда он от злости шибанул по ней кулаком. Остановило его от поездки прямиком в Мафию только долг перед ВДА. Сейчас Ацуши находился не в лучшем состоянии. К тому же, в данный момент в кабинете Йосано койку занимала Кёка. Да, та самая Кёка. Сначала Накахара даже не поверил, когда увидел её хрупкое тело на берегу реки. Сам Чуя общался с ней крайне редко и пересекались они в основном только в кабинете Коё. Они существовали в абсолютно разных вселенных. Но тем не менее, он был рад, когда Акико сказала, что с ней будет всё хорошо. Ему было жаль отпускать Накаджиму с ней в полицейский участок, хоть головой он и понимал, что Мафия никогда не примет её назад. Быстрая смерть — лучшее, что они могут ей подарить. А потом сверху свалился ещё и этот конченый запрос по защите министерской шавки. Времени не было абсолютно. Чуя существовал в какой-то прострации, не осознавая, что происходит вокруг него. Сколько бы он не старался думать о чём-то отстранённом или о работе, мысли всё равно возвращались к этому придурку. Его нету уже больше двух суток. Стало до физической боли трудно существовать. Еда не лезла в рот, застревая плотными комками где-то в горле, и как бы Чуя не старался, единственное, что он сегодня смог потребить — чашка невыносимо горького кофе и сигарета. Он не сомкнул глаз ночью. Мысли убивали его изнутри. Он разрывался между долгом и невыносимым желанием сейчас же встать и уйти на поиски. Но он просто не мог. Чувства, бурлящие в груди, перестали так сильно пугать его. Он привык. Даже не пытался понять, почему он так переживает. Почему ему так тяжело. Сейчас главное, что нужно сделать — найти. Со всем остальным он разберётся потом. А теперь ещё и Накаджима. Кто-то серьёзно издевается над ним. Беспомощность и безысходность на пару вырезали ему плоть на живую. Он не может пойти на поиски Дазая, просто ворвавшись в Порт и разбив всех на своём пути, из-за чёртовой легенды о смерти и работы. Он не мог сосредоточиться на работе из-за постоянных размышлений и самотерзаний. Он не может сейчас пойти помочь Ацуши из-за того, что чувствует себя как рак, брошенный в кипящую воду. — У нас нет лишнего человека, чтобы пойти его искать. Эти слова, сказанные Куникидой, вытаскивают его из ледяной проруби самокопаний, возвращая в реальный мир. — Ты сейчас серьёзно? — в шоке отводит руку от лица Чуя. Доппо смотрит на него какое-то время, с потом с усталым вдохом снова обращается к Джуничиро: — Ты знаешь, где его держат? — Судя по свидетельским показаниям, на него напали на улице посреди бела дня и затем затащили в грузовик... С тех пор его местоположение неизвестно, — тараторит Танидзаки. — Звучит хреново, — потирает подбородок Куникида, — У этих ребят есть несколько маршрутов перевозки. Перевести одного человека незамеченным — плёвое дело. — А с какой стати мы вообще должны его спасать? — вдруг подаёт голос Ранпо, облизывая мороженое. Все взгляды тут же обращаются к нему. — Что ты несёшь? — хмурится Чуя. — Его похитили из-за дела с человеком-тигром и наградой, другими словами, это его собственная проблема, не так ли? Мы не его личные телохранители, и он присоединился к нам не из-за защиты. — В его словах есть резон... — протягивает Куникида, — У нас нет причин для каких-либо действий. Ацуши — опасный монстр, разыскиваемый полицией. Детективное Агентство пострадает, если это всплывёт. — Но он ведь часть агенства! — пытается Танидзаки. — Позвоните тогда кто-нибудь в полицию. У нас нет времени с этим разбираться. Последняя нервная клетка, оставшаяся после вчерашнего дня, с достоинством умирает, оставив Накахару самому разбираться с последствиями своего гнева. Он резко бьёт ладонью по столу, отчего дерево чудом не ломается. Все в помещении тут же замолкают, оборачиваясь к нему. Наоми кидает осуждающий взгляд на коллег, а затем с решительным лицом вылетает за дверь в сторону кабинета босса. Голубые глаза вмиг темнеют, и весь гнев, накопленный за время контроля, всплывает наружу. — Куникида, скажи мне, ты совсем в край охренел? Доппо поражённо хлопает глазами, пытаясь найти поддержку на лице Ранпо, но тот тут же становится серьёзным, даже на секунду позабыв о своём тающем мороженом. — Накахара, ты с дуба рухнул? Почему ты так со мной… — Это я с дуба рухнул? — холодно усмехается Накахара. Рядом сидящий работник пугается, пытаясь откатиться на колёсиках своего кресла подальше от безудержного гнева, — Это вы, как по мне, совсем совесть потеряли. Что это вообще за разговоры? "Какой резон нам его спасать", "он опасный монстр". Ты, — он указывает пальцем в сторону Ранпо, — хоть примерно понимаешь, что этот малец сейчас испытывает? Ему семнадцать. Семнадцать, сука! Он неделю назад узнал, что эспер, и сразу сверху на него грохнулась ответственность, потому что, видите ли, его способность приглянулась Мафии. Он толком ещё себя защитить не может, а уже бросается помогать всем, кому не лень. Он ещё ребёнок, в конце концов! И вы знали это, когда принимали его в Агентство. Вы знали, что с ним будут проблемы. Вы дали ему надежду, что у него может быть хоть что-то в этой жизни, кроме бесконечной боли и страданий. А сейчас, при первой сложности, вы спрашиваете, на кой чёрт вам его спасать? Да пошли вы нахуй! Куникида опускает взгляд в пол, поджимая губы. Танидзаки поражённо смотрит на Накахару, а Ранпо уводит глаза в стену. Никто не говорит ничего. Помещение накрыла абсолютная тишина, разбиваемая только тяжёлым дыханием Чуи. — Я не ожидал такого ни от кого из вас. Два человека пропало за два дня, а вам абсолютно посрать. Для вас Дазай просто самовлюблённый суицидальный маньяк и клоун, а Ацуши — проблемный ребёнок, за которого вы не хотите нести ответственность, — тихо шипит сквозь зубы он, переводя горящий взгляд с одного на другого, — Для вас какая-то министерская шавка, попросившая защиты, дороже ваших коллег и друзей. Тут дверь распахивается и на пороге появляется Фукудзава, беспристрастно смотрящий прямо на Чую. Все тут же подсобираются, пока Наоми выходит вперёд. — Я конечно понимаю ваши споры про "долг" и "смысл" , но как насчёт того, что бы послушать этого человека? Куникида откашливается, вежливо кланяясь в сторону босса. — Директор. Прошу прощения за этот инцидент. Мы сейчас же приступим к работе и обязательно разберёмся с заданием министерства. Накахара холодно усмехается, складывая рука на груди и зло смотря в окно. Фукудзава глядит на него пару секунд, а потом громко оглашает на весь офис: — Мне это не нужно. Нашего рекрута похитили, и вы сейчас же бросите свою работу, чтобы найти его. Доппо поражённо хлопает глазами, как будто Юкичи вдруг резко заговорил на белорусском. — Но... Защита министерского сотрудника… — Оставь это мне, — ледяным голосом прерывает Фукудзава, — Не о чем беспокоится. Мы просто заставим одного мелкого чиновника немного подождать. — А разве так можно, директор? — хмурится Эдогава. — А что не так, Ранпо? — Что не так? Ну... Если подумать рационально… — Коллега в опасности! Мы должны его спасти! — повышает голос Юкичи, — Что может быть важнее этого? Ранпо отшатывается назад, с обидной складывая руки на груди. — Куникида! — продолжает мужчина, — Верни мне его назад через три часа! — Так точно, — чуть запнувшись и кинув последний взгляд на Накахару, говорит Куникида, уже убегая в сторону выхода. Чуя упирается руками в свой стол, низко опустив голову и стараясь успокоиться. Его спины касается невесомый толчок, и когда он оборачивается, видит перед собой серьёзное лицо директора. — Что с Дазаем? — в разы тише говорит он, заглядывая в голубые глаза. Чуя ничего не отвечает, просто смотря на него и от переполняющей вены агрессии сжимая кулаки. Фукудзава замечает это и склоняется ниже. — Найди его. Это твоё единственное задание на сегодня. Просто сделай то, что должен. Накахара недоверчиво проходится по нему взглядом, но потом сконфуженно кивает, и, подобрав свою шляпу и пальто, быстро перепрыгивает через стол, тёмной тенью уносясь в сторону выхода. Юкичи смотрит ему вслед, а потом обеспокоенно выдыхает носом, одними губами произнося: — Удачи, Чуя Накахара. *** — Ну что, давай знакомиться. — К чему эти формальности? Я знаю ваши имена, вы знаете моё. Не хотите сразу перейти к делу? — А у нас разве есть какое-то дело? Мы лично мило поболтать пришли. — Ну так давайте болтать, я что, против что-ли? Дазай не может перестать улыбаться. Мышцы лица просто заклинило, и разомкнуть губы никак не выходит. Его забавляет вся сложившаяся ситуация. Все в этом помещении знают, кто кем является. Все знают, почему Дазай так просто сдался той девчонке. Все знают, что никто не расскажет друг другу ничего важного. Это очень мало похоже на допрос предателя Мафии. Скорее просто милая беседа за чашкой кофе. Не мешает этому образу и то, что Колас эпатажно облокотился на стену сырого подземелья, Купала присел на ступеньку лестницы, а Дазай так вообще стоит со связанными руками, прикованными металлическими цепями к бетону. Колас прекрасно подыгрывает. Чем-то он очень напоминает Осаму Мори, но очень отдалённо. По нему видно, что он достаточно умён, и не собирается раскрывать свои карты сразу. Он полностью отражает улыбку Дазая, оставив свою трость рядом и сложив руки на груди. Кажется, не только Осаму забавляет вся сложившася ситуация. — А ты личность в наших кругах знаменитая, — вдруг произносит Купала. — Я? — наигранно поражается Дазай, — Вы что, я же простой детектив. Вожусь с бумажками в офисе, сумки украденные у бабушек нахожу. Вроде ничем себя не проявил. Не то что вы. — А мы то что? Мы вообще пешки. Так, смотрим, чтобы кораблики до других портов доплывали. — Кораблестроители? — Именно, — соглашается Купала, щёлкнув двумя пальцами. — Забавно, — улыбается Дазай, откидывая голову назад. — Просто чудо, — соглашается Колас, — У нас к тебе есть пара вопросов. Ты, конечно, можешь повыпендриваться для виду, но ответы на них для нас важны. Так что, не против? Осаму поднимает взгляд вверх, задумчиво мыча, а потом переводит взгляд с одного на другого и, сделав вид, что действительно долго думал над этим решением, пожимает плечами. — Ну как же я могу обидеть дорогих иностранных друзей. Как вам, кстати, наша прекрасная Йокогама? — Ты знаешь, неплохо, — мечтательно протягивает Янка, — но климат всё же не наш. Да и родина всегда милее будет. — Кто ж спорит. — Так вот, — с ухмылкой обрывает их Колас, — Мы же оба понимаем, что вопросы у нас общие. Так что давай сначала мы, а потом ты спрашиваешь. — Старшие всегда вперёд, так что валяйте, — Дазай пытается развести руками, но цепи не позволяют ему это сделать, так что он раздражённо цокает языком и просто кивает. — Прекрасно, — улыбается Якуб, — До нас дошли слухи, что ты раньше работал с таким человеком, как Чуя Накахара. Помнишь такого? О, так вот оно что. — Чуя? — Да, Накахара. Дазай задумчиво поджимает губы, изображая крайнюю степень задумчивости. — Ну, что-то слышал, конечно. Бегал тут такой, на людей кидался. — Чуть-чуть поподробнее, — Купала ставит локти на ступеньку повыше, чуть ли не разложившись на этой лестнице. — Да куда ещё подробнее, — сочувственно произносит Дазай, — Ну, ростом, знаю, не вышел. Рыжий ещё кстати. — Да, это мы знаем, — соглашается Колас, — А ещё в шляпе и перчатках чёрных. — Так вы всё уже и без меня знаете. — А нам нужно что-то необычное. Ну, там, способность его. — Про способность вообще ни сном ни духом. Ну... По потолку, видел ходил. — Прям так? — вскидывает бровь Купала. — Я вам что, врать что-ли буду, — наигранно оскорбляется Дазай, — По потолку ходил. — И на этом всё? А состояние, когда он летает и всё тело в красных линиях? А ещё земля под ним ломается и кровь из глаз течёт. Дазай поражённо распахивает глаза. — Да вы что. Путаете его наверно с кем-то. — То есть, ты ничего такого не видел, — хмурится Колас. — Я вообще его не так уж и много видел, — уклончиво отвечает Осаму, — Нас на одно задание только вместе поставили. Не больше пятнадцати минут проработали. — Ах, вот оно что. Дазай очень естественно кивает головой. Купала недоверчиво оглядывается на Коласа, стоящего у стены с видом полного дурочка. — Я, кстати, слышал, его убили недавно. Два белоруса каких-то. Вы таких не знаете? Уголок губ Купалы дёргается вверх, а вот Кастусь никак не реагирует на такой провокационный вопрос. — Так это мы были. — Серьёзно? Какой кошмар. Очень жаль Накахару. — Да, тут соглашусь. Ну, тогда вопросов больше нет. — Так теперь моя очередь? — Валяй, — взмахивает кистью Якуб. Осаму снова изображает глубокую задумчивость, а потом ярко улыбается. — А как вы в Мафию попали? На губах Коласа вновь появляется довольная улыбка. — Мори позвал. — А откуда вы Мори знаете? — Так мы не знаем, — пожимает плечами он, — Какого-то мужчину на улице встретили, он и позвал. Ах, вот так. Значит, с обеих сторон играем не по правилам. — А вы вот прям взяли и пошли. — А нам-то что? — подхватывает Купала, — Нам-то всё равно в чужой стране заняться нечем. — Понятно, — протягивает Дазай, — Не расскажите, значит. — Не расскажем, значит, — соглашается Колас, — Раз ты с Накахарой пятнадцать минут работал, то и мы Огая на улице встретили. Хорошо. Как Дазай и предполагал. Они оба достаточно умны. Значит, мы немного изменим правила. — А чего вообще в чужую страну приехали? Ещё и с Мафией дрались. — Колечко хотел своё назад. — Колечко значит. — Да. Вот, посмотри какое, — Якуб снимает со среднего пальца серебряный перстень, протягивая в сторону юноши, — Красивое? Руками не трогать. А, да ты и не потрогаешь, в кандалах сидишь. Атмосфера обмена любезностями просто убивает. Оба натурально насмехаются друг над другом, одновременно ничего не говоря по делу, и давая другому одним глазком посмотреть на скрытую информацию. Ведь все понимают, что нужные сведения есть у обеих сторон. Но никто не хочет ей делится, превращая это всё в настоящий театр. Посмотрел бы кто на этот диалог со стороны — сразу бы отравился от количества сарказма в каждом слове. — А что за колечко такое? — А меньше знаешь, крепче спишь, — улыбается Колас, надевая кольцо обратно. Боковым зрением Осаму замечает, как большой красный камень на секунду озаряется красным свечением, а потом медленно угасает. — Ну, раз крепче сплю, тогда спасибо, — улыбается он. У Купалы уже начинает дёргаться левый глаз, поэтому он отворачивается, изучая однообразные серые стены подземелья. В наступившей тишине Дазай устало вздыхает, решив двигать всё это представление с мёртвой точки. — Кстати, ребятки. А зачем меня украли? — Украли? — теперь уже очередь Коласа наигранно хвататься за сердце, — Так это я приказал. — Да? — Да. — Ну, а что тебе от меня надо? — Ну, что надо. Шоколада, клюквы в сахаре. Дазай озадаченно поджимает губы. — Так у меня нет. — Конечно, у тебя нет. Японец коренной. Знаешь, как трудно без витамина С в высшей стране выживать? Якуб подхватывает свою трость, крутя её между пальцами. — А ты тогда зачем сюда пришёл, раз мы решили поговорить на чистоту? — произносит Колас. — Я? Так вы же меня украли. — Ну давайте уже без этого. Было мило и дружелюбно первые минут десять, — стонет со своего места Купала, отрывая обоих от столь занимательной беседы, — сейчас уже тошно. Как будто мы не знаем, что ты бы просто так ни за что не сдался нам. Тебе тоже что-то от нас нужно. Так давай просто это дадим друг другу и разойдёмся. — Какой у тебя скучный напарник, — шипит в сторону Колоса Дазай, оглядываясь на Янку. — Конечно, не чета твоему, — так же шепотом соглашается Колас. Купала раздражённо цокает языком, снова откидывая голову на холодную ступеньку. Светлые кудри ярко контрастируют с серым бетоном, делая его ещё более притягательным для взгляда со стороны. — Ну так, я с вами пришёл поговорить, — всё-таки сдаётся Дазай, закидывая ногу на ногу. — Прям так? — Конечно. И вообще, молодежь тут хотел проведать. Слыхали Акутагаву? Паренёк такой тёмненький. Я его ещё вот таким помню, — Осаму пытается указать ладонью на уровень своей груди, снова забыв о цепях, но получается опустить руку не больше, чем по шею. — Да, хороший парень, — соглашается Купала, — Много о тебе рассказывал. — Только хорошее? — Только хорошее, — поддерживает Колас с ухмылкой. — Я и не сомневался, — радостно говорит Дазай, — Ну, а вообще, мне бы ещё, по-хорошему, про Ацуши узнать было бы неплохо. — Это который тигр? — переспрашивает Колас. — Да-да. Так что, расскажите? —За просто так не рассказываем, — снова поднимает голову Купала. Дазай склоняет голову к плечу, строя самые умоляющие глаза из своего арсенала. — А за спасибо? Колас трагично поджимает губы. — И за спасибо тоже. Извини… Осаму задумчиво почёсывает затылок о стену, рассматривая серебряное кольцо на руке Янки, и с тяжёлым вздохом соглашается рискнуть. — Ладно. Вы мне про тигра, а я... Ну, вдруг тут вспомнил... Случайно, знаете, на долю секунды... Немножко про Чую. Так, слегка. Кроме того, что он рыжий и в шляпе. Могу ещё что-нибудь вам намекнуть… Купала тут же садится прямо, складывая руки в замок на своих коленях. Колас не меняется в лице, но в тёмных глазах появляется искра азарта и интереса. — Только на этот раз вы первые рассказываете, — добавляет Дазай. Белорусы переглядываются, и обоих озаряет яркая улыбка. — Ну, раз мы первые... — начинает Колас, меняя положение и стягивая пальто, повесив его на сгиб локтя, остаётся в одной рубашке, — Кто заказал? К сожалению... Знаем. Гильдия попросила. — Гильдия попросила? — вскидывает брови Дазай. — Гильдия попросила. Слыхал? — Слыхал, конечно. — Вот и мы слыхали, да... — мечтательно ухмыляется Якуб. — Кастусь, не пизди больше, — хмыкает Купала. — А чего с приятным человеком не поговорить? — пожимает плечами Колас, продолжая: — Так вот. Зачем? Увы, секрет фирмы, такое разглашать не имеем права. А просят очень много. Ну, что-то около... Девяти тысяч. — Прям столько? Ебаный рот, — присвистывает Дазай, — Это в чём? — В миллионах, — протягивает Купала. Дазай на секунду зависает, а потом поджимает губы. — Прикольно… — Вот такие дела, — завершает Колас, — Теперь твоя очередь. Осаму пару раз хлопает глазами, а потом медленно прикрывает их, страдальчески жмурясь. — Эм... Знаете, пока говорили... Что-то из головы вылетело совсем. Якуб вскидывает брови, наблюдая за тем, как у Дазая "слабеют ноги", и он повисает на одних цепях. — Видимо, всё-таки сильно приложила меня та девчонка. Или кто это вообще был... — продолжает стонать он, — Акутагава ещё. Ударил меня. Я думаю, по руке промазал и прям по лицу мне въехал, представляете? С мозгом что-то. Голова болит... Убери, вот это, что у тебя в руке… Купала наигранно смотрит на револьвер на своей ладони, совершенно случайно в неё упавший. — Давайте без этого. Это от головы не поможет. — Ещё как поможет, — кивает Колас. Дазай тяжело вздыхает, приоткрыв один глаз. — Может, вы мне за этим... За аспиринчиком сгоняете? Беларусы переглядываются, и Купала пальцем спускает предохранитель. Осаму хмурится он резкого тихого щелчка. — Ага, побежим. Дазай ещё какое-то время изображает полуживого, но, когда Янка поднимает дуло, направляя его прямо под колено юноши, резко становится обратно на ноги. — Ладно, немножко прошло. — Ну вот, я же говорил, — снова улыбается Колас. Дазай пренебрежительно цокает языком, но потом тяжело вздыхает, задумавшись. — Ну, рыжий, по потолку ходит... Это я уже сказал? — Да, ты уже сказал, — произносит Янка, крутя пистолет между пальцами. — Да? Ну, молодцы, внимательные, — Осаму пытается как можно дольше тянуть время, строя из себя полного придурка, хоть это и слабо получается. А ведь Чуя как-то сказал, что это его самая простая роль, потому что ему играть и не надо. Интересно, что бы он сказал сейчас? — На мотоциклах ещё катается. — На мотоциклах ещё катается, — тупо повторяет за ним Колас, раскусив его план ещё на начальном этапе, — Нет, ну ты серьёзно? Мою информацию на свою меняешь. — Ну, Господи, вино ещё пьёт. Ну как пьёт... Пил. Вы же его убили… — Да, я помню, — закатывает глаза Купала. — В целом, хороший парень. Точнее был хорошим парнем... Так, ладно, о чём я... Как летал? Как летал, я, вот, прям честно, рука на сердце, не знаю. Но вы можете меня о чем-нибудь ещё спросить, вдруг я что-то вспомню. Колас потирает переносицу, уже порядком подустав. —Вот прям честно? За три года, и ни слова? — Да я честно говорю, — оскорбляется Дазай, — Про то, что летал, я, прям честно, вообще ничего не знаю. Что могу ещё ценного рассказать? Ну, гравитацией управляет. Купала, до этого от безысходности потерявший надежду и меряющий шагами помещение, замирает на месте, оглядываясь на напарника. Тот отводит руку от лица, встречаясь с ним задумчивым взглядом. — Гравитацией, говоришь, управляет? — Да, — безразлично пожимает плечами Дазай, — Он поэтому по потолку и ходит. Ещё красными шариками может кидаться. Почему? Не знаю. Видимо, какая-то часть его способности. Ну, знаете, гравитация, все дела. Я в этом не силён. Я всё-таки больше гуманитарий по натуре своей. Физика — не моя стезя. Знаю только то, что гравитацией управлял и шариками красными кидался. Что по чём — даже не разбирался. Да я и не спрашивал, мы с ним вообще редко разговаривали. Он обычно только на меня кидался, маты, драки. Жуть в общем. А я же не такой. Человек всё-таки воспитанный. Трудно было вообще с невоспитанными собаками общаться. Он тяжело вздыхает, откинувшись обратно на стену с лёгкой улыбкой. — Но вообще да. Человек хороший. Был. Что с ним случилось, даже не знаю. Говорят убили. Какие-то белорусы. Не знаете таких? Колас качает головой. — Так это мы были. — Вы? Вы убили? — Да, я помню. Их прерывает трель телефона Кастуся. Он недоверчиво кидает взгляд на Дазая, а затем всё-таки снимает трубку с извиняющимся взглядом. Осаму разводит руками, как бы разрешая ему отвлечься. Колас пару секунд просто слушает, что ему говорят, а потом сухо прощается захлопнув телефон. — Ну, это всё было достаточно мило. Спасибо большое за такое развлечение. Было приятно пообщаться. И столько всего нового. И увидеть звезду воочию. — Я бы даже сказал, не звезду, а солнце, — соглашается Купала, складывая револьвер под складку своего пиджака и встряхивая золотистыми волосами. — Да. Но, к сожалению нам пора, заканчивает Колас, снова подбирая свою трость, — Ну, ты, надеюсь, понимаешь. Долг зовёт. — Не смею более задерживать, — мило кланяется Дазай, — Кстати, если не секрет, то кто звонил? — Да так, — отмахивается Якуб, — котёнок потерялся. Дазай вскидывает бровь с полуулыбкой на губах. — Котёнок? — Ну да, — отзеркаливает его выражение Колас, — Янка, вот, котов разводит. Один потерялся. Надо найти срочно, а то вдруг что-то случится. — А, ну конечно. До свидания, друзья. — Скорее до встречи, Дазай, — Купала отсалютывает ему двумя пальцами, взлетая по лестнице в надежде поскорее выбраться из душного помещения. Колас кидает последний взгляд на пленника, а затем улыбается уголком губ, последовав за напарником. Когда за их спинами захлопывается дверь, все трое знают, что когда Рюноске в следующий раз спустится в подземелье — тут уже не будет и следа бывшего Исполнителя. Его дело сделано. Он выяснил всё, что ему было нужно. Пора возвращаться. Пора наконец заскочить в душ. Пора наконец съесть хоть что-то после голодовки в двое суток. Пора наконец вдохнуть свежий воздух и затянуться долгожданной сигаретой. Пора наконец получить по лицу, порцию отборного мата и самый долгожданный злобный взгляд голубых глаз. *** — Нет, такого к нам не поступало, прошу прощения. Может, Вам следует обратиться в полицию? Чуя нажимает отбой и отбрасывает телефон в сторону так, что он прокатывается по гладкой поверхности стола и не падает на пол только потому, что юноша остановил его одним взглядом. Он роняет голову на свои руки и тяжело выдыхает. Обзванивать морги было ещё той мукой. Шанс того, что Дазай действительно совершил самоубийство, и поход Накахары в Мафию лишь выдаст его с потрохами, был. Поэтому он решил заранее предотвратить такой исход событий. Правда, он и не думал, что ему понадобится так много времени, чтобы обзвонить все больницы и похоронные бюро. При каждом "Одну секунду, сейчас посмотрим", его сердце пропускало удар, и к концу мероприятия у него уже началась натуральная тахикардия от переживаний на этот счёт. За окном стояла ранняя ночь. Что-то около двенадцати или часа, не то что бы Накахара часто смотрел на часы. Примерно час назад в его дверь аккуратно постучал Куникида и сообщил, что они нашли и Ацуши, и Кёку, и что теперь, скорее всего, Накаджима за неё когтями ухватится. Чуя особо не помнит, что он ему ответил. Да, точно. Участливо качнул головой, набирая следующий номер больницы. Куникида постоял ещё минуты три, но так и не решился ничего спросить. Поэтому просто оставил на столе перед ним тарелку с каким-то горячим домашним блюдом и ушёл, плотно закрыв за собой дверь. Чуя посмотрел на добрый жест коллеги из-под лба и отодвинул тарелку на самый край стола. Его воротило от одного взгляда на еду. Теперь других вариантов нет. Дазай был похищен Мафией, и только бог знает, для каких целей. Конечно, Мори бы ни за что не стал бы убивать такого ценного для себя человека. Но Порт всегда был знаменит способами того, что можно сделать с пленниками, не убивая их. Сам Чуя знал по меньшей мере семьдесят четыре, и это с учётом того, что никогда не был связан с этой частью работы. Вот Осаму знал точно больше трёхсот, и охотно делился своим знанием с напарником. И Накахаре не нравится ни один из этих вариантов, применённый по отношению к Дазаю. Надо идти. Хотя непонятно, как он вообще это провернёт. Теперь у него нет выбора. Судя по всему, сегодня Мафия узнает, что предателей на самом деле два. Но по-другому просто не выйдет. Чуя физически не может оставить его там, даже зная то, что Дазай изворотливая сука и сможет выбраться сам. Есть какой-то неосознанный страх того, что он снова останется один. Его снова оставят одного, наедине со всеми своими проблемами и травмами. Может, Дазай снова сбежал. Никто не сможет проверить этот факт. То мелкое обещание, сказанное на заброшенном заводе с вопросительной интонацией, могло не значить ничего. И хоть Чуя знал, что Дазай бы так не поступил, маленькая капля сомнения из-за их прошлого уже упала на ровную гладь доверия. Значит, он должен узнать, есть ли Дазай в Мафии, и только тогда думать над тем, что делать дальше. Он устал вариться в своей беспомощности и сомнениях. Пора сделать хоть что-то. Чуя нехотя отрывает голову от рук, кинув короткий взгляд на ещё тёплую тарелку, и всё же поднимается со своего места. Он оставляет слишком яркую в ночи белую рубашку на спинке стула и надевает тёмное пальто поверх чёрной водолазки. Волосы под ворот, ключи от комнаты в карман брюк, нож на привычное место под ремнём на спине. Пистолет он брать с собой не будет. Слишком много шума, да и со способностями Накахары против подготовленных мафиозников от него толку не будет. Он накидывает шляпу на голову и быстро коротко выдохнув подходит к двери, полный решимости разнести южную башню к чертям собачьим. Но он так и не успевает коснуться дверной ручки, потому что в этот момент дверь открывается сама. Чуя в ахере распахивает глаза, замирая на месте как вкопанный. Дазай выглядит не лучше. Грязная, в некоторых местах с красными пятнами одежда, кровоподтёки на лице и поражённый взгляд, с которым он медленно переступает порог. На какое-то время наступает полнейшая тишина, пока Накахара жадно разглядывает напарника и пытается снова обрести дар речи, а Дазай просто стоит на месте, поражённый столь неожиданной встречей прямо у двери. — Ну... Доброй ночи, наверное? Чуя бросает попытку заговорить и вспоминает другой вид общения, который скажет намного больше, чем пара пустых слов. Через минут пять Дазай уже сидит на стуле в кухне, прикладывая к свежему синяку под челюстью холодный компресс и жадно смотря на тарелку оставленной еды. Чуя сидит напротив, так и не сказав ни слова, и просто наблюдает за ним. — Как дела? — предпринимает попытку Дазай. — Ахуенно. А у тебя? — Тоже неплохо. — Ну вот, видишь, как классно, — сухим голосом отвечает Чуя, скидывая с головы шляпу. Дазай прослеживает это движение взглядом, снова морщась от боли в челюсти. — Я… — Где ты был? — не даёт ему закончить Накахара, складывая руки на груди. — В гостях. — Чудо. Осаму никогда раньше не видел такую манеру поведения у Чуи. Обычно первое, что он делал в подобной ситуации — орал как резанный и рвался оторвать ему голову. Кидался обвинениями, не давал заговорить и ответить на свои же вопросы, матерился и бил, куда придется. Весь этот образ натурально контрастировал с тем, что Дазай видит сейчас. Какой-то даже испуганный взгляд, бледное лицо и тени под глазами. Максимально безэмоциональный голос, сухая речь и только один удар, исполненный больше от неожиданности, чем от реально желания убийства. Вот опять это происходит. Чуя полностью ломает весь план, который Дазай построил на этот диалог по дороге сюда. — Чуя, меня Мафия похитила. — Я знаю, — так же сухо отвечает он. — А где обвинения? Агрессия, крики, драка? — В пизде, Дазай. Осаму спокойно выдыхает, снова оглядываясь на манящую тарелку с едой. — Я не ел двое суток, могу?... Чуя не отвечает ничего, просто поднимаясь со своего места и доставая вилку из шкафчика с кухонными приборами. После так же в молчании заваривает чай, ставя полную чашку перед ним и садится обратно. Дазай смотрит на него в шоке ещё пару секунд, пока Накахара не сдаётся, отвечая: — Вперёд. Заодно расскажешь, с какого хера ты не сбежал оттуда сразу же, как только туда попал. Осаму на порядок успокаивается и начинает медленно поглощать еду, попутно в красках рассказывая что-то про девочку, в которой Чуя узнаёт Кёку, про Рюноске, про белорусов и маленькую отмычку от кандалов, лежавшую у него под бинтами с самого начала. Накахара слушает в пол уха, больше просто смотря на сидящего напротив с выражением полной отстранённости на лице. Но несмотря на то, что у него отображается в мимике, в голове у него идёт абсолютный белый шум. Он сказал себе ещё вчера, что разберётся с тем, что испытывает уже после того, как проблема будет решена и Дазай будет в безопасности. Этот момент настал, а мозг ещё просто не готов к тому, чтобы переварить всё это. Он не мог ни есть ни спать два дня. Его убивала огромная тревога и беспомощность, обида, злость на самого себя и на весь мир, и ещё что-то противное, скользкое прямо под лёгкими. Он не должен был так переживать из-за него — придурка, мудака, королевы драмы и главного урода в его жизни. Так не было никогда. Почему это произошло? Почему сейчас, когда Дазай снова сидит перед ним на его кухне, непонятное тепло разливается в желудке, не давая сконцентрироваться на том, что его собеседник говорит? А говорит он действительно много важного. И про Ацуши, и про белорусов, и про Мафию. Но мысли не могут просто уйти из головы, и информация доходит обрывками, залетая в одно ухо и вылетая из другого. Он пытается спрятать эти чувства в глубокий ящик где-то на дне сознания, заставить руки перестать сжимать край стола из-за противной дрожи, заставить самого себя выкинуть из головы всё, о чём сейчас думает. Он просто не может этого испытывать. Этого просто не может быть. А Дазай очень хорошо читает его мимику. Пусть он и плох в психологии действий Чуи, но очень хорош в том, что бы увидеть то, что ему видеть не следует. Каждый мускул на бледном лице, мастерски замаскированный под маску безразличия, буквально кричит о многом. Он видит, что прямо перед ним Накахара ломается, рассыпается на мелкие куски и собирается обратно с выражением полного отрицания. Он переживал. Это осознание быстро доходит до Дазая, как бы он не пытался его игнорировать. Чуя действительно переживал. Из-за него. Никто не акцентирует внимание на своих мыслях. Плавная речь с нелепыми подробностями льётся изо рта Дазая, хоть он и видит, что его почти не слушают. Накахара всё ещё смотрит только напарнику в глаза с полной безразличностью, хоть и знает, что его уже давно раскусили. Они закрывают эту ночь пустой беседой, незначимой и неслышимой для обоих. На утро никто из них не вспомнит, о чём вообще был этот диалог. Потому что оба узнали сегодня что-то намного более важное, чем то, что Купала разводит котят.