***
Чимин ощущает горячие объятия со спины, ощущает острый подбородок на крепком плече. Джихун покрывает поцелуями нежную кожу шеи, а Пак наблюдает, как Со Хёнхо стоит на коленях среди окруживших его амбалов. Широкоплечие альфы с дубинками, что ждут приказа, словно верные псы, притаившись. Омега закусывает губу и выскальзывает из горячего плена, направляясь к бывшему охраннику. У мужчины средних лет лицо больше напоминает кровавое месиво. В нос ударяет запах железа. Из носа течёт кровь, капая на землю, а челюсть сломала, повёрнута в неестественную сторону. Чимин с удовольствием оглядывает его и садится на корточки перед альфой. Тот стонет и глаза прикрывает. — Помнишь меня? — хрипло спрашивает Пак и по нижней губе кончиком языка проводит. Этот момент — лучшее, что случилось с ним за эту неделю. Утром его настроение хорошенько испоганили, а сейчас хорошая возможность замолить прощение. И шавки Джихуна знают, как извиняться. — Я не знаю, кто вы… — с трудом шепчет, Чимин едва ли может разобрать слова. Признание бывшего охраника режет ножом по сердцу. — Вот как… — Пак усмехается и отводит взгляд в сторону, губы поджимает. Но не может скрыть жуткой улыбки. Конечно, Чимин не был кем-то запоминающимся. Омег насиловали при охранниках, это было в пределах нормы. Как и групповые изнасилования. Хёнхо не мог запомнить случай, который Пака сломал. — Пак Чимин, тюрьма в округе Сеула. Групповое изнасилование в душевой семь лет назад, — мягким голосом мурлычет, проводя большим пальцем по чужой изуродованной щеке. — Вспоминаешь? Альфа опускает голову и мотает ей из стороны в сторону медленно, почти неуверенно. — Извините, если я чт- — Вспоминай, мразь, — произносит тихо, почти на ухо, что с особым удовольствием пытались отрезать. Сверху видно, как начинали резать острым предметом, но остановились. — Я не… Пак наотмашь бьёт по чужой щеке со всей силы. Голова мужчины поворачивается вбок, а из горла вырывается утробный крик, что на барабанные перепонки давит. Омега чувствует чужую боль, вкушает её как самый вкусный и сочный фрукт, который по подбородку стекает сладкими потоками. — Повторять не буду, — улыбается Чимин и кивает одному из амбалов. Он вытаскивает из ножен небольшой кинжал и протягивает омеге. Он крутит им перед чужим носом и закусывает губу. — Знаешь, я терпеть не могу кровь. В тот вечер я был весь в крови из-за того, как меня брали все, кому не лень. Они не жалели меня. Рвали моё тело, словно хищники, оставляя после себя лишь оторванные куски мяса. Они изорвали мою душу и веру в людей. Но знаешь, что куда серьёзнее и болезненнее? Чимин отводит взгляд в сторону и вздыхает. У сердца ритм спокойный, размеренный. Он пережил это и теперь это просто часть его жизни. Испорченной, которая по наклонной пошла. Но жизни. — Бездействие человека, который защищать должен. Не вспомнил, про что я говорю? Мужчина тихо стонет и опускает голову устало. Его держат за скрученные за спиной руки. Его грудь вздымается медленно от едва ощутимого дыхания. — Я вспомнил… — говорит едва понятно и шмыгает носом. — Простите меня… если сможете. Чимин выпрямляется, встаёт на ноги, и усмехается. Эти слова режут прямо по сердцу, но омега чувствует. Знает. Это не искренне. — Кровь искупляют кровью. Пак замахивается и со всей силы проезжается носком туфля по чужой шее. Альфа падает на землю, стонет и лежит безвольной куклой. Чимин крутит нож в руке и смотрит сверху вниз, губу закусывая медленно. Перед глазами воспоминания тусклые, мутные. Единственное, что в горле стоит — боль, которую он в тот момент ощущал. Она сжигает изнутри, органы в пепел превращает. — Ухо, язык, или нос, — произносит спокойно, подходя ближе и садясь на корточки. От мужчины несёт кровью, потом, страхом, который он не показывает. — Или жизнь? Чимин вновь усмехается и за волосы тёмные хватается, голову приподнимает. — Простите меня… — шепчет, а по смуглой щетинистой щеке скатываются слёзы. — Неа, — задорно отвечает и ножом проводит по острому подбородку, рассекая кожу. — Что же делать… Ты не можешь выбрать… Джихун-а, поможешь ему? Омега дует губы и разворачивается к своему альфе. Он стоит позади и руки в карманах строгих брюк держит, смотрит остро, хладнокровно. — Он смотрел и бездействовал, — отвечает хрипло. Его голос проникает под кожу, мурашки распространяет. — Ммм… глаза? — Чимин подставляет кончик кинжала к чужим глазам, залитых кровью, и примеряет. — Именно, малыш, — альфа усмехается и проверяет телефон. Омега улыбается жутко и облизывает пухлые губы. — Готов распрощаться с ними? Они у тебя всё равно некрасивые. Мужчина махает головой отрицательно, капли крови попадают на землю и его одежду. — Как жаль, но мне всё равно, — Чимин брезгливо отпускает его волосы. Его рука крепче сжимает рукоять. Он замахивается, а по округе распространяется крик, который до мурашек. Мужчина под ним дёргается и горло в крике рвёт, слюну раскидывает. Его лопнувший глаз медленно вытекает из глазницы. — Ну же, нужно немножко потерпеть. Чимин сдерживает рвотный позыв, но тем не менее с хлюпаньем вытаскивает нож и вновь замахивается, попадая во второй глаз. Омежья грудь быстро опускается и поднимается от тяжёлого дыхания. На душе разливается тёплое чувство. Он отомстил. Расплатился за свою гнилую душу. — Я закончил. Делайте с ним что хотите.***
Тишина чонгуковой квартиры медленно, но верно убивает своим теплом, уютом, спокойствием. Запах альфы проникает под кожу, но не успокаивает, лишь видимость этого даёт. В голове миллионы мыслей, все между собой сплетаются, путаются, в гигантский клубок скручиваются, нормально функционировать не дают. Чимин уже вот который день не выходит из дома. Звонки от родителей не принимает, на Чонгука не реагирует совсем, когда тот с работы приходит. Омега уже все бока пролежал, но встать с кровати нет сил. От него пахнет немытым телом, волосы грязные, а взгляд — пустой, стеклянный. Убили не его. Убили Джихуна, который жизнью Пака был, воздухом. Перед глазами та ужасная картина, где его человек лежит в кровати, с кровью на подушке, с обезображенным из-за выстрела лицом. И это не уходит из головы. Повторяется вновь и вновь, только мет отчасти помогает избавиться от ужасного наваждения. Но и они стали часто подводить. Галлюцинации, от которых хочется закончить жизнь, пугающие звуки, боль в теле, то ли настоящая, то ли просто желаемая. Сердце заходится в бешенном ритме, болит невыносимо. Он точно знал, кто это сделал с Джихуном. Понимание этого вызывала целый букет различных эмоций — от печали из-за утери любимого, до бурлящей ненависти и ярости, которые маленькое тело чуть ли не на части разрывали. Омега отомстит. Он обязательно себя в руки возьмёт, соберёт по частицам, осколкам, отстроит свою душу с самого фундамента. Он заставит Ким Тэхёна пожалеть, оплатить свои поступки своей жизнью. Чимин самолично задушит его, шею сломает и растопчет. Ведь Тэхён не постеснялся сначала разрушить жизнь омеги, а затем убить его любимого человека. Он медленно, но верно забирает у Пака всё, что ему дорого. Пак в очередной раз тянется под свою подушку, залазит пальцами под наволочку и достаёт оттуда небольшой пакетик, в которой одиноко осталась последняя таблетка. Когда и она закончится, омега не сможет жить. Он не знает, где можно мет достать, не знает, надёжно ли это, а в доме… в их с Джихуном доме нет заначки. Чимин туда зайти не сможет, потому что там Джихун. Вот уже которую неделю продолжает лежать, если хозяин квартиры не решился навестить, если соседи не пожаловались. Стоит омеге об этом подумать, как воздуха не хватает, а всё тело словно ватное. Желаемая таблетка попадает под язык. Всё тело моментально расслабляется. Чимин поворачивается на другой бок и глаза прикрывает. А перед этим слышит едва различивые шаги. В дверном проёме стоит чёрная фигура, но из-за расфокусированного взгляда, из-за слёз, Пак не может узнать. В нос ударяет любимый, такой родной запах. Тело моментально покрывается мурашками, ком в горле появляется. Затруднённое дыхание становится ещё более тяжёлым. Чимин резко садится и дрожащую руку протягивает. — Джи… Джихун? Ты… — омега ползёт к краю постели, чувствует, как ноги перестаёт чувствовать. Чонгук облизывает губы и вздыхает. У него сердце проваливается в самые ноги, а в голове появляется пульсирующая боль. Он убирает руки в карманы и смотрит на Пака, что готов к нему в ноги упасть. Нет. Не к нему. К Джихуну, который умер уже как почти месяц назад. К наркоторговцу, к наркоману, который избивал своего партнёра, который подсадил его на тяжёлые наркотики, который сидел в тюрьме за убийство. Стоит ли Чону озвучить этот список Чимину? Или он всё и сам знает? Пак встаёт кое-как, ощутив, какие ноги слабые стали, и медленно подходит к альфе, хватается за его футболку. У него зрачки широкие, нетрезвые, бегают по чонгукову лицу, видя в нём не Чонгука. На пухлых губах впервые за месяц расцветает улыбка. Нежная, полная любви, надежды. Этим взглядом он способен огонь в душе разжечь, весь мир к своим ногам положить. Но заместо этого он отправляет Чона в самый ад, жариться в котле из собственных тупых чувств, которые ничего хорошего не принесли. Он никогда не ощутит взаимность с Чимином, никогда они не будут счастливы вместе, ведь единственный, с кем омега был бы счастлив — с Со Джихуном. — Чимин, с тобой всё хорошо? — Джихун-а… Я верил. Я знал… — омега опускается на колени, обнимает чужие ноги и щекой прижимается влажной. Слёзы текут безостановочно, капая на белую помятую футболку, на чистый паркет. Ладони дрожат, словно у омеги жуткий тремор. Он пальцами хватается за широкие штанины и сжимает, отпускать точно не собирается. Чонгук пальцами зарывается в волосы, что уже в прядки грязные соединились, и массирует мягко, медленно. Позволяет себе коснуться того, кого не должен трогать. Это меньшее, что он может сделать, позволить себе, ведь он уже совершил огромную ошибку — влюбился в человека, чьё сердце навсегда занято другим. — Хочешь принять ванну? — спрашивает тихо, губы поджимает. — С тобой я всё хочу, — шепчет неразборчиво и берётся за чужую руку, пытаясь подняться. Его ноги еле держат его, но альфа придерживает, помогает. Если его присутствие поможет Чимину помыться… он готов. Раньше он не мог позволить себе и подумать об этом, но сейчас он пойдёт помогать омеге хотя бы смыть с себя двухнедельную грязь. Шум воды из крана режет по ушам. Сейчас вообще всё раздражает, всё отталкивает. Всё кажется таким чужим, инородным. Даже сам Чон чужой. Для себя, для Чимина, для родных, для собственной квартиры. Ёбанное белое пятно на чёрном фоне. Чимин встаёт посреди ванной комнаты и на Чонгука взгляд кидает, подходит к нему, слабо обнимая. Сил не было ни на что. Альфа без слов всё понимает. Он поддевает край футболки и тянет на вверх, не касаясь нежной кожи. Чимин опускает взгляд вниз и пальцами поддевает чонгуков ремень широких джинсов. — Что ты делаешь? — голос звучит слишком хрипло, неестественно. — Ты думал, что сможешь целый месяц пропадать, а потом просто смотреть, как я моюсь? — усмехается болезненно и губу закусывает. — Я скучал… очень сильно скучал. Ты ведь знаешь? У Чимина голос слабый, хриплый. Он расстёгивает, наконец, массивный ремень и откидывает его в сторону так, словно это самая ненужная часть гардероба. Далее он тянется к ширинке и тянет вниз, поднимая взгляд хитрых раскосых глаз. Самых красивых. — Знаю. Я тоже скучал. Чонгук будет отыгрывать эту роль. Будет чёртовым Джихуном, пока Пака не отпустит. Злость бурлит в венах, но не на Чимина, ни в коем случае. На ситуацию, на себя, на Со, который настолько сильно околдовал омегу, загипнотизировал, свои идеалы привил. В его голове мысли тёмные, плохие вертятся. Он хочет продолжить быть Джихуном, чувствовать горячие касания, ощущать такое необходимое внимание. Чимин, несомненно, проявлял его к альфе, но… это не то. Джихун был особенным, а Чонгук… это Чонгук. К своему мужчине Пак относился совсем иначе. Был нежным, но таким же хитрым, весёлым, не боялся рассказать о своих чувствах. Чонгук стягивает с омеги футболку и закидывает её в корзину для грязного белья, чувствует поцелуи на своей шее. А держаться всё сложнее. Его выдержка слишком хорошая, но не когда Чимин такой нежный, хрупкий, и… обнадёженный? — Джихун… — шепчет горячо и поднимается выше поцелуями, касается мочки с серёжками-кольцами губами, слегка покусывает. — Я слишком давно не говорил, что люблю тебя. Мир Чонгука с грохотом падает в самый ад. Насколько бы Чон не был хорош, насколько бы он не был заботливым, понимающим, поддерживающим, чутким, Джихун будет лучше. Потому что это Джихун. А душа, существует ли она вообще? Она горит адским пламенем, сжигает изнутри крепкое тело. Но Чонгук будет играть. Он уже ступил на эту плохую тропу, которая ничего хорошего не принесёт. — И я тебя люблю, — шепчет в ответ, чуть медля. Для него эти слова значат слишком многое. Возможно, даже больше, чем для омеги, но он и не для Чона эти слова говорит. Альфа ладонями скользит по худому телу, касается мест, которых до этого не касался. Чимин, конечно, позволяет всё Джихуну. Он может касаться везде, где только захочет. Пак тихо стонет, мурашками покрывается и обнимает за крепкую шею. Чон мурашками заражается, чувствует, как они и на его кожу переходят. Альфа приобнимает Чимина за талию и медленными шагами ведёт его к ванной. Не торопится, ведёт аккуратно, чтобы нетрезвый омега не споткнулся, не упал. У него шаги неуверенные, неустойчивые до безобразия. Чон старается быть аккуратным. Не хочет навредить, сделать больно, дискомфорт принести. — Если любишь… не смей уходить… — шепчет и стягивает домашние штаны, отпинывая подальше. Нижнее бельё отправляет туда же. Подальше. — Не уйду, — тихое, но такое интимное, сокровенное. Шум воды, набирающейся в просторную ванную, прерывает звуки поцелуев влажных, голодных. Пак стягивает с крепких бёдер джинсы вместе с бельём и поцелуями ниже спускается прямиком от вкуснейших губ своего мужчины. Пухлые губы обхватывают горошинки сосков, аккуратно покусывают. Сразу же за шею притягивает альфу, ловя горячее тяжёлое дыхание нежными губами. Чонгук первым залазит в ванную, не отрываясь от омеги ни на секунду, тянет его за собой, позволяя лечь на крепкое тело. Чимин совсем худой, почти невесомый, один лишь животик небольшой. И теперь, отчасти, альфа понимает причины. Затяжная наркотическая зависимость, из-за которой Пак совсем не ест, смерть любимого, вечная тошнота и рвота. Он чисто теоретически в таких условиях не может набрать вес. Про зависимость они поговорят, но не сейчас, когда Чимин не осознаёт своих действий, и когда Чонгук слишком зол. Омега ладонью спускается ниже, обхватывает ею полувозбуждённый член, медленно надрачивая. Волны возбуждения наплывают, с головой уводя за собой. Пак лениво целует смуглую шею и умещается где-то сбоку, касается спиной прохладного кафеля, мурашками покрывается вновь и вновь. Чонгук приобнимает за тонкую талию и в поцелуй вовлекает медленный, тягучий. Пробует пухлые губы словно в первый раз, распробывает их вкус, нежность. У омеги всегда губы нежные, до безобразия пухлые, вкуснейшие, с привкусом сладких апельсинов. Может, альфе кажется, может, это действительно так. Но его всегда невыносимо сильно ведёт от поцелуев с Чимином. Он словно пьяным становится, но это даже нравиться начинает. — Джихун… скажи мне что-нибудь… что ты хочешь? Я всё сделаю, — шепчет медленно, язык заплетается. Чон слышит, видит, как омегу накрывает. У Пака глаза становятся всё более пьяными, зрачки — расширенными. — Будь моим, — шепчет в любимые губы, понимает, что Чимин на утро скорее всего и не вспомнит. Забудет, как страшный сон. — Полностью. Чимин улыбается и губу закусывает, оставляет мягкий поцелуй в уголке губ. — Я уже твой давно… — мурлычет и ладонью касается широкого плеча, гладит медленно и татуировки обводит, положив голову на крепкую грудь, едва вздымающуюся. — Мне никогда не надоест обводить твои рисунки. Я помню каждую мою татуировку, которую ты набивал. «Hellboy» самая первая… Помню, как ты меня выбесил тогда. Я думал, ты действительно набил моё настоящее имя. Я был готов драться с тобой. Чонгук улыбается уголками и проводит большим пальцем по нежной щеке. Каждое слово омеги — острейший нож, что рассекает плоть. Альфе кажется, он уже давно умер от такого количества ранений. Он думал, верил, надеялся, что измена Со Джихуна отвязала Чимина от альфы. Но теперь… омега полностью в своих воспоминаниях утонул, в своих чувствах, в эмоциях, в надеждах. — Самое главное, что теперь мои рисунки навсегда на твоём прекрасном теле, — произносит хрипло, Чонгук свою боль умело скрывает. Чимину не покажет, даже повода не даст усомниться, что всё хорошо. — Да… — шепчет томно и взгляд опускает на припухшие губы, любимые, целует медленно, языком сразу же сплетаясь с чонгуковым. Небольшая ладошка сразу же обхватывает крупный член, который у основания воды касается, медленно водит по всей длине, лаская красную головку пальчиками, из которой медленно смазка вытекает. Чонгук горячо выдыхает в поцелуй и ладонью касается чужой поясницы, поглаживает медленно, вызывая по омежьему телу миллионы мурашек. Он рефлекторно прогибается в спине, показывая свои невероятно сексуальные ямочки венеры. Чон сразу же проводит по ним пальцем, очерчивая неровности худощавого тела. Шум воды, наконец, прекращается. Чимин губы облизывает и устраивается меж крепких бёдер, заглядывая в чёрные глаза, что возбуждением заволокло. Чонгук подпирает голову в ожидании следующего шага. Как далеко Пак может зайти в своём состоянии? Чимин обхватывает вновь ладонью твёрдый член у основания и ладонью водит вверх-вниз, словно самого себя подготавливая к тому, что очень хочет сделать. Он взглядом словно разрешение просит, спрашивает. И альфа понимает, что у него Пак никогда разрешения не спрашивал. Он просто делал, но, похоже, с Джихуном было всё наоборот. Мог ли альфа когда-нибудь ему отказывать? Или наоборот брать силой тогда, когда Чимин этого не хотел? Когда Чон почти уходит в свои мысли с головой, он чувствует, как пухлые губы обхватывают горячую головку, начиная медленно посасывать. Омега глаза прикрывает, и сам же от удовольствия тихо постанывает, словно это ему делали приятно. Чонгук тяжело выдыхает и взгляда от чужого лица не отводит, смотрит на пухлые губы, что так правильно и необходимо обхватывают едва пульсирующую плоть. Чонгук эту иллюзию у Пака боится прогнать, развеять. Он хочет и дальше быть любимым, необходимым. Хотя бы ненадолго. Чонгук с особым трепетом воспринимает эту ситуацию, эти ласки, что омега дарит ему. Не ему. У Чона сердце стучит громко, а пальцы на руках едва подрагивают. Он перебирает ими мягкие слегка влажные волосы Чимина, засматриваясь. Альфа, честно, не понимает, что он чувствует, что необходимо в такие моменты чувствовать. Его разрывает от невероятной симпатии, его тянет магнитом к этому человеку, но та злость, что внутри сидит, оставляет ядовитый осадок. Чимин наркоман. Этих слов достаточно, чтобы перевернуть весь мир Чонгука. Как он раньше не заметил? Почему был настолько слеп? Эта влюблённость совсем ему глаза заполонила, повязку шёлковую надела. Чимин берёт чуть глубже, плотнее губы смыкает и с особым удовольствием вбирает горячий член в рот. Он скучал, наверняка желал этого. По крепкому телу бегут мурашки от омежьих хриплых стонов, от его горячих касаний на бёдрах и прессе. Там, где он касается, раны рвутся, кости обнажают, боль приносят. Пак с причмоком выпускает горячую плоть изо рта и ниже спускается, губами обхватывая одно яичко, заставляя альфу громко выдохнуть и сжать тёмные волосы. Чимин тихо выстанывает и ладонью обхватывает свой член, медленно надрачивая. Его щёки сразу же покрываются краской, а глаза резко поднимаются выше, к лицу Чона. Альфе даже кажется, что в этот момент он стал трезвее, осознаннее. Омега ложится рядом, сбоку, расплёскивая воду из ванной на пол, чувствует горячее тело Чонгука. Он трепетно касается чужой шеи и голову к себе наклоняет, заглядывает в чёрные глаза, полные нежности, любви, желания. В этих чёрных омутах он видит своё отражение. В помутнённом метом сознании начинает появляться глоток свежего воздуха, а иллюзия… она растворяется. Лицо Джихуна с каждой секундой искажалось, становилось ни на кого не похожим, но не уродливым. Он просто становился другим. Но омега знал, кто перед ним. Может быть, с самого начала, почувствовав его древесный аромат, а может быть, узнал только сейчас. — Чонгук-а… — шепчет тихо, сломлено. Голос предательски дрожит, выдавая Пака моментально. В горле встаёт мерзкий ком, боль по горлу распространяя. А у Чонгука мурашки по телу, его словно током ударили, словно родители спалили за чем-то непристойным. Но он взгляда искренне-напуганных глаз не отводит. Не посмеет, когда Чимин в таком состоянии. У него глаза блестят и, боже, как он изменился в лице всего за одну секунду. Напуган? Огорчён? Расстроен? Но от его слов камень падает с плеч. Нет. Не камень, глыба. Огромная, тяжеленная. — Не оттолкнёшь? — глаза смотрят с такой надеждой, с какой до этого не смотрели. В этом вопросе множество мелочей, подводных камней. Чон на всё согласен. Вот он — настоящий Пак Чимин, без масок, без напущенной грубости. — Не оттолкну, — шепчет и едва головой мотает, едва заметно вперёд поддаётся, сокращая прежние пару сантиметров до миллиметров. Пухлые губы ощущаются совсем иначе. Чимин целует Чонгука. Не эфемерного Джихуна. Не иллюзию. И, боже, как же он это делает. Омега проводит языком по припухшим губам Чона и просит его рот приоткрыть. Их языки соприкасаются в медленном танце, а губы — в нежных объятиях. Тепло накрывает тела, заставляет мурашками покрыться даже будучи в горячей воде. Чимин небольшую ладонь укладывает на крепкую, влажную от воды грудь Чонгука и мягко поглаживает, поцелуй не прерывает. Мягкими касаниями ниже спускается, пока не обхватывает горячий член. Чонгук горячо выдыхает в поцелуй и медленно, будто бы нетерпеливо, толкается в горячую ладонь. Его ладонь тянется к небольшому члену Чимина и ладонью накрывает его, неторопливо лаская и выманивая из пухлых губ горячее дыхание. Чонгук накрывает спящее, тихо сопящее, тело омеги одеялом и отходит от кровати, не отрывая взгляда от чёрной макушки. Наконец, он может дать волю эмоциям. Он хмурится так, что лицо всё сводит к чертям. Парень проходит на кухню и закуривает сигарету. Делает глубокие затяжки, нервно бегает глазами. Он был готов ко всему, но только не к этому. Он был готов принять прошлое Пака, его не состоявшегося супруга, что умер. Был готов принять, что Чимин действительно мог убить любовника своего бывшего мужа. Но наркотики… это слишком. Чонгук закуривает сигарету за сигаретой. Ему каждый раз мало. Когда он слышит, как омега сопит или кряхтит во сне, его вновь тянет к сигарете. Их становится всё меньше и меньше в пачке, но легче не становится. Мысли с каждой секундой атакуют всё больше, всё сильнее, всё страшнее. Альфа с ужасом осознаёт, сколько же раз Пак был под кайфом всё это время. Он навернаяка заядлый наркоман, который и дня не может прожить без дозы. Как же Чонгук мог не заметить?.. Почему был так слеп? Разве обычная симпатия могла так взгляд смазать, сделать слепым? Или это всё очарование омеги? Чонгук шумно вздыхает и тушит очередную сигарету. Стоит ли ему поступить так, как того требует его работа? Или… стоит послушать сердце, что болит сейчас из-за беспокойства о Чимине? Эти чувства, что появились из ниоткуда и закрепившееся, корнями вросшими в сердце, не позволяют думать трезво. Чонгук и сам становится словно зависимым, только от этого омеги, и из-за этого не знает, что ему делать. Простить и понять Чимина?.. Или разорвать все связи с ним ради собственного благополучия? Только вот рядом с Чимином альфа чувствует себя живым. Чувствует, что хочет жить, что хочет дарить любовь, хочет оберегать и защищать. Если бросить этого омегу, только судьба знает, что с ним может произойти. Он может даже и года не прожить, ведь сейчас из близких ему людей — Чонгук, который… не знает, как поступить. Родители ведь даже не знают, наверное. Если бы они знали, точно что-то сделали бы с этим, верно?.. Мёнсок сидит на высоком для его ростика стуле и махает ножками. Пухлые пальчики крепко держат цветной карандаш, что выводит неровные линии на листе бумаги. Малыш тихо сопит, старательно пытаясь что-то нарисовать. Намджун пригубляет кофе и ерошит короткие чёрные волосы, а затем закрывает объёмную папку с делом. День только начался, а он уже смертельно устал. Только Мёнсок радует его, сидя рядом. Всем своим видом он показывает тягу к жизни, расслабленность. Безмолвно напоминает, что нужно работать. Хотя бы ради того, чтобы младший Ким продолжал сидеть и беззаботно махать ножками. — Папа, а можно я пойду разбужу папулю? Он уже долго спит, я соскучился… Намджун улыбается уголками губ и треплет ребёнка по отросшим волосам. — Нет, малыш. Пусть папочка выспится и хорошенько отдохнёт. — Ну ладно… — дует пухлые губки и берёт в ручку другой карандаш. Намджун был бы очень рад, если бы его супруг был бы рядом, сидел, поглаживая тонкими длинными пальчиками смуглую шею, шептал разные вещи. Но ему нужно было отдохнуть — вчера весь день у него была течка, что все силы забрала. Альфа даже увозил Мёнсока к своим родителям, лишь бы провести время с Юнги, что так сильно требовал его внимания. На столе вибрирует телефон. Ким принимает вызов и подставляет телефон к уху, делая пару глотков кофе. — Доброе утро, господин следователь, — на том конце голос помощника. Молодой парень, что только-только учится. — Появилась интересная информация. Месяц назад убили Со Джихуна — наркодиллера и бывшего заключённого. Его нашли в его квартире с множественными выстрелами. Всю подробную информацию вы можете узнать из его дела, оно в офисе. — Понял. Сегодня подъеду, заберу. Мёнсок внимательно слушает, а глазки блестят от интереса. — Пап, я ведь тоже стану следователем? Буду как ты! — мальчишка откладывает карандаши и разворачивается к мужчине. — Расскажи интересные истории! Намджун мягко улыбается и вздыхает, отодвигая папку с делом. — Недавно я почти раскрыл одно дело, которому уже исполнилось девять лет, — альфа расслабляется на кресле и постукивает карандашом по столу. — Теперь осталось собрать последнее показание — мнение Пак Чимина, человека, который получил тюремное наказание в виде восьми лет. Мальчик слушает с приоткрытым ртом, и заинтересованно хлопает глазками. — Но как ты опросишь его?! Ты подерёшься с ним?! — возбуждённо спрашивает мальчик, с трудом сидя на месте. — Нет, конечно нет, — улыбается Намджун и треплет мальчика по волосам. — У меня есть шпион, который общается с этим человеком. Он пытается сблизиться с ним, чтобы узнать, убивал ли Пак Чимин любовника своего мужа. Мёнсок задумчиво поджимает пухлые губки и опускает голову. — Но, пап… если он не убивал… почему он сидел в тюрьме?.. — раздасовано спрашивает малыш и смотрит грустными большими глазками, хмуря бровки. — Разве в тюрьме не должны сидеть преступники? Намджун вздыхает и грустную улыбку натягивает. — Это я и пытаюсь выяснить. Убивал ли он… потому что если да, то… это очень жестоко. Дверной звонок разносится по квартире. Намджун поднимается со своего комфортного кресла и подходит к двери. На экране рядом с дверью он видит вполне себе ожидаемого гостя. Ким опускает ручку и впускает молодого альфу, обнимая его в дружественном жесте. Чонгук хлопает по спине двоюродного брата и разувается. Мёнсок, ожидаемо, выбегает из-за угла, ярко улыбаясь и чуть ли не вскрикивая. — Дядя Чонгук! — кричит он радостно и чуть ли не со всей дури врезается в любимого дядю, хоть и не родного. Он обнимает его за бёдра и поднимает голову вверх. — Как у тебя дела? Ты так давно не заходил! Намджун поглаживает сына по плечам и улыбается Чонгуку. — Всё хорошо, малой. Дел было много. У тебя как дела, малышня? Как дела в школе? Справляешься? — Это ужасно! Так устаю… — дует губки мальчик и хватает мужчину за руку. — Пошли чай пить! Чонгук довольно натягивает улыбку, а Намджун кивает в сторону кухни. — Только тихо, Юнги спит. Когда они устраиваются за столом, Чон вздыхает и прочищает горло. — А чего это Юнги-я спит днём? — спрашивает он хитро и играет бровями. — Устал вчера, — произносит Нам двусмысленно, и альфа кивает довольно, догадываясь. Ведь обычно Мин ранняя пташка. И спать днём он может лишь по одной причине. — Да! Меня папа увёз к дедушке, я там помогал! — Мёнсок ставит локти на стол, внимательно смотря на Чонгука. — Какой умничка, — улыбается Чонгук и щипает маленького альфу за щёчку. — Малыш, иди посиди тихо в комнате, а то папа проснётся и поругает тебя, — ласково произносит Ким и наливает ароматный чай в кружки. — Возьми чай с собой. Осторожно, горячо. И сладости. Мальчик довольно берёт горячую кружку и печенья, а затем испаряется за дверью. — Я уже проснулся, — сонно и весьма недовольно произносит Юнги, стоя в дверном проёме и потирая глаза. — Чонгук, привет. Омега проходит на кухню и достаёт контейнер с таблетками, а затем выпивает парочку. Намджун глазами скользит по стройной фигуре, скрытой одной только намджуновой растянутой футболкой. Шикарные длинные ноги, поражающие своей стройностью, худенькие руки, округлые бёдра, на которых остались яркие следы любви альфы. — Здравствуй, Юнги-ши, — альфа делает небольшой поклон головой и обхватывает кружку ладонями. — Как дела? — Всё отлично. Выспался, — мурлычет и взглядом проходится по Намджуну, подмигивает ему. Намджун усмехается, а омега отворачивается. Ощущает реакцию своего организма. — Чонгук, мне нужно узнать у тебя некоторые детали дела Пак Чимина, — прямо спрашивает, откидываясь на спинку стула. Альфа чуть приподнимает брови, удивляясь лишь на секунду, но затем вспоминает, что… уговор действительно есть. И Чон выполняет его пока что хреново. За все те месяцы, что он рядом с бывшим заключённым, он не узнал от слова ничего. Чимин не заводил разговор, а Чонгук не напирал. Со своей влюблённостью он совсем забыл про своё дело. — Да, конечно, спрашивай. И, возможно, это будет подло, но… разве он изначально не задумывал выискивать информацию для Намджуна? В конце концов, никто не хочет сделать омеге плохо, ведь своё наказание он понёс, осталось понять, заслужено ли. — Что ты успел узнать? Юнги покидает кухню, оставляя за собой шлейф своего природного аромата. Намджун упирается локтями об стол и внимательно смотрит на двоюродного брата. Он видит по его глазам, что Чонгук вляпался. Серьёзно вляпался. — На самом деле, ничего особенного, — произносит тихо, опустив взгляд. Лёгкое чувство вины гложет где-то под солнечным сплетением, встаёт в горле. — Пак Чимин… кажется нормальным. Насколько это возможно после пребывания в тюрьме. Вчера узнал, что он наркоман. Уже достаточно давно. В остальном он почти нормален. Намджун делает заметку в телефоне и поджимает губы. — Как он связан с Со Джихуном? — Напрямую. Это его супруг. Они вместе ещё с момента, когда оба сидели в тюрьме. И были вместе, пока альфу не убили. — Хм, — Ким откладывает телефон и пальцами потирает подбородок. — Чимин убил его? — Нет, — мотает головой Чон, голос твёрдый и уверенный. Он уверен, что это не омега. — Это точно не он. Я видел его реакцию, тем более, трупу на тот момент было уже пару дней. Чимин приехал незадолго до меня. Орудие убийства не было найдено ни в помещении, ни у Чимина. Сомневаюсь, что до моего приезда он мог спрятать оружие. Он даже ходить не мог, а его психическое состояние… оно всё ещё не стабилизировалось. Намджун записывает всё в телефон и поднимает взгляд на брата. — Если это не он, то кто? — хрипло спрашивает, запуская пальцы в волосы. — У меня есть догадка, — Чонгук выпрямляет спину и закусывает губу. — Возможно, в этом замешан Ким Тэхён. Я нашёл записку. Юнги в соседней комнате. Оттуда доносятся весёлые голос омеги и маленького мальчика. Они о чём-то спорят, разнося звуки своих голосов. — Что в ней? — Он… просит Чимина о встрече. Намджун вздыхает и потирает уставшие глаза. Он предполагал, что после освобождения омеги из тюрьмы последуют такие действия от его бывшего супруга. Но он никак не думал, что это действительно может произойти. — Ты показывал письмо Паку? — спрашивает хрипло, поджимая губы. — Нет. И не покажу, — серьёзно произносит, даже не моргая. Чонгук сжимает кулак, прокручивая в голове Чимина возможную реакцию. И его пугает то, что он действительно может сорваться и побежать к Ким Тэхёну, который явно его не для семейного ужина зовёт. — Я не позволю этому случиться. Взгляд Кима скользит по лицу его брата, вычисляя то множество эмоций, который младший хочет подавить. Сердце колит от мысли, которая сразу же срывается с губ. — Ты успел влюбиться? Чонгук замирает, а дыхание на пару секунд останавливается. Ноги ватными становятся, а в горле сразу встаёт неприятная горечь. Ведь он, вроде как, в мыслях уже признался, принял это чувство. Но когда другие люди замечают это, указывают, тыкают, всё тело скукоживается и всё кажется таким неправильным, плохим. Словно он совершил большую ошибку. — Да, — хрипло выдавливает из себя и опускает голову, словно нашкодивший ребёнок. Намджун вздыхает и тыкает ручкой по блокноту. После этого признания мир меняет свои цвета и оттенки, всё приобретает совсем иной смысл.***
Чимин нажимает на кнопку старта, новенькая кофемашина издаёт звуки жизни. В небольшой стакан наливается ароматное кофе под умеренный звук работы устройства. Омега садится на стул и заранее выпивает стакан воды, чтобы подготовить желудок к еде. Чонгук куда-то ушёл с утра пораньше, оставив после себя свеженькие вафли с каким-то джемом. В квартире всё ещё стоял древесный аромат, значит, он ушёл совсем недавно. Голова раскалывалась. Чимин не мог вспомнить, что произошло вчера, лишь помнил, что принял последнюю таблетку. Теперь у него нет мета. Но, на удивление, сегодня он чувствовал себя куда лучше. В горле стоял ком из страха и скорби, но, по-крайней мере, омега смог подняться на ноги и включить кофемашину. Желудок урчал от голода, и, на удивление, с утра не стошнило. Можно было бы сказать, что день начался идеально. Если бы не одно «но». Отсутствие очень важного человека рядом. «Детка, ты скоро?» Чимин нажимает на голубенькую кнопку стрелочки, отправляя сообщение, и откладывает телефон. Он пробует кофе, горький, без всяких добавок в виде молока, сахара, или сиропа. Язык не обожгло, но зато согрело изнутри. Паку кажется, что он весь заледенел изнутри. Ему хотелось вспомнить, что произошло вчера. Что он делал, будучи под кайфом, и почему Чонгук даже не писал ему с утра, как всегда. Парень решается пройтись по квартире. Он придерживает чонгуковы домашние штаны на себе, затягивая шнурки, чтобы одежда хоть как-то держалась. Он совсем похудел, кажется, дойдя до своего исторического минимума. Проходя мимо весов, встал на них. Пятьдесят четыре. Чимин вздыхает и идёт дальше, разглядывая обстановку, пытаясь восстановить воспоминания. Он принял мет, затем пришёл Чонгук. Видел ли он? Застал ли он сам приём таблетки? Мог ли подумать, что это успокоительные? В своих воспоминаниях он подошёл к альфе, обнимал его. Галлюцинации? Пак не был уверен. Но он точно помнил, что… видел не Чона. Джихуна. Значит, точно галлюцинации, потому что он не мог увидеть Со Джихуна. Телефон вибрирует несколько раз, уведомляя о звонке. Омега отвечает на звонок, заранее зная, кто звонит. И он уже готов к тому, что ему скажут. — Пак Чимин! — слышится женский строгий голос, готовый сорваться на крик. — Почему я не могу дозвонить вот уже месяц?! По телевизору крутят новости о смерти твоего уголовника, а ты не отвечаешь на звонки! Не приходишь в компанию к отцу! Что я могу подумать?! Омега тяжело вздыхает, не смеет прерывать монолог своей матери. По её голосу можно сказать, как она волновалась. Как она напридумывала разные сценарии, что могло произойти. — Мам… — хрипло произносит, аккуратно, водя указательным пальцем по кругу по столу. — Я в порядке. Всё хорошо. — Ты причастен к этому убийству?! — Нет… а должен? — глаза очень быстро начинает щипать, а в горле встаёт ком. — Нет… прошу, расскажи что случилось. Мы с отцом очень переживаем за тебя. Чимин шмыгает носом и глаза прикрывает. В груди ёбанная зияющая дыра. В неё засасываются все негативные эмоции, которые можно было только создать в своей голове. И легче от этого звонка не становится. — Я не могу пока этого сделать. Чуть позже я обязательно расскажу, — омега вытирает слёзы и улыбается уголками губ. После получасового разговора с мамой, Чимин продолжает пить кофе, уже давно остывший. Пробует вкуснейшие мягкие вафли, в очередной раз убеждаясь, что Чонгук точно повар под прикрытием. И как у него хватает сил ещё и кашеварить? Из коридора доносится звук замочной скважины. Омега чувствует, как внутри все холодеет. Что он ему скажет?.. Стоит ли Чимину объясниться?.. — Чонгук-а, — Пак заходит в коридор, встречая альфу. Тот разувается и глаза поднимает, полные… уж точно не нежности, как раньше. Боеск в чёрной радужке не отдаёт теплом, как раньше. Он… всё понял?.. — Проснулся? — спрашивает, а голос — серьёзный. Красивых губ не касается улыбка, в квартире сразу становится очень холодно. Чимин обнимает себя за талию и опускает голову. — Помнишь, что вчера было? — хрипло произносит, стягивая с себя куртку. Пак губы поджимает и головой мотает. Сердце свой ритм участило, и, кажется, достигло ста ударов в минуту. — Не совсем. Чонгук-а, расскажи, что случилось. Почему ты такой?.. Альфа молча проходит на кухню, они садятся за стол и омега весь сжимается под чужим взглядом. Строгим, холодным. — Ты наркоман. Сердце пропускает удар. В горле встаёт какое-то неприятное чувство волнения и… страха? Почему Чимин боится? У него ладошки потеют, пальцы и коленки дрожат. — Я… — Пак закусывает губу, взгляда виноватых глаз не поднимает. Почему Чонгук вообще вызывает у него чувство вины? Почему не может взять себя в руки? Почему он, тридцати двух летний мужчина, сидит, опустив голову? Чувствует стыд, вину? — Да. Чон вздыхает и откидывается на спинку стула, прикрывая глаза. Голова пульсирует от того, что сам Чимин это подтвердил. Это многое меняет. Очень многое. — И ты собираешься с этим что-то делать? Как давно ты употребляешь? И что именно? — Метамфетамин, — шепчет и губы, моментально пересохшие, поджимает. — Я не помню, как долго я употребляю. Это началось с тюрьмы. С Джихуна. Он дал мне первую дозу. И вторую. И сотую. И поставлял меня наркотиками до самой своей… смерти. — слова даются чрезмерно тяжело. Омега выдавливает их из себя. — Я очень давно хочу уйти в рехаб. Я говорил об этом Джихуну, но… блять. Чимин ставит логти на стол и ладонями лицо прикрывает. Чувство тяжести накрывает волнами. — Я так устал, Чонгукки. Я так заебался. Я хочу стать нормальным. — Мне тяжело осознавать, что ты зависимый, — произносит тихо альфа и вздыхает. Он прекрасно понимает, насколько тяжело Чимину. Прекрасно понимает, видит. Чону тяжело принять тот факт, что человек, к которому он чувствует тёплую влюблённость, который притягивает его своей аурой, собой, употребляет разрушающие вещества. Он убивает себя и изменения начались уже очень давно. — Нам нужно решить эту проблему. Рехаб, очистка организма. Всё, что угодно. — Чонгук, — твёрдо выдавливает из себя вздыхает. — Я не смог справиться с этим за полгода. Ты думаешь, блять, что получится сейчас? Когда мне так тяжело морально? Мне сейчас необходимы дозы. Я не справлюсь. Альфа приподнимает брови, выслушивает, а у самого руки подрагивают. Он очень хочет Паку помочь. Хочет, стобы он выздоровел. Хочет, чтобы он жил нормальную жизнь. — Чимин, я буду с тобой. Буду поддерживать, буду рядом. Ты не останешься с этим один на один. Омега поднимается со стула. У него внутри огонь закипает и он сжимает кулаки. Чонгук его совершенно не понимает, не хочет понимать. Он думает, что всё легко и просто, но для Чимина это — огромный шаг, который он не сможет сделать из-за своих коротких ножек. Мужчина всполыхнул ярким пламенем и теперь не понятно даже, что послужило причиной. Ломка? Или вечная тошнота? Постоянный стресс? — Ты нихуя меня не понимаешь. И не хочешь понять. Ты думаешь, я просто сяду в больничку и сразу же вылечусь? Ты наивный. Альфа встаёт следом и подходит ближе. — Не подходи ко мне. Не трогай меня. Ты не представляешь и половину боли, которую я ощущаю. Ты счастливый человек, не зависимый, и ты… Чонгук в один шаг преодолевает расстояние между ними и вздыхает, обнимает крепко, к себе прижимая. Утыкает Чимина в своё плечо и ладонь держит между выступающих лопаток. — Ты чёртов идиот. Тебя это вообще не касается, — шепчет, руки свесив по обе стороны от своего тела. Омегу потряхивает. А объятия Чонгука, напротив, успокаивают. Дают глоток свежего воздуха, как бы он не раздражал прямо сейчас. Омега расслабляется в крепких объятиях, которые не дают ему и вдоха сделать, не то что вырваться. — Чимин, — альфа голову опускает, касаясь губами хрящика уха. — Сначала мы пойдём к врачу. Решим проблему с неусвоением пищи. Потом мы сходим в клинику, узнаем по поводу рехаба. Хорошо? Пак поднимает голову, а глаза у него вновь на мокром месте. Он крепко держится за чонгукову футболку, не позволяя Чону отстраниться. — Я подумаю. — Сегодня днём сходим. Я оплачу приём. Схожу с тобой. Если понадобится, таблетки куплю. Тебе нужно просто сходить и прислушаться к рекомендациям. Ладно? Пожалуйста, давай сделаем это. Чимин опускает голову и закусывает губу. В голове миллиарды мыслей. Самая громкая — Чонгук готов быть с ним. Решать его проблемы, только лишь бы Пак был в порядке. В отличие от Джихуна он… хочет видеть его трезвым. Всегда. Омега нехотя отстраняется и подходит к окну, закуривая первую сигарету. Чонгуку остаётся лишь стоять и смотреть, смотреть и ждать, пока он решит, определится, сделает выбор. И он надеется, что выбор будет правильным. — Я схожу в душ и можем ехать, — хрипло разносится по кухне. Чонгук улыбается уголками губ и подходит, со спины обнимает, укладывая широкие ладони на стройном животе. — Спасибо… — шепчет, касаясь губами тонкой шеи.