Перекус Марса

Земля был крайне истощен за все эти долгих пять дней и морально, и физически: парень ничего не ел в последние дни, лишь пил горячий чай с успокаивающими таблетками, да и сил у него не было особо из-за недостатка еды. Да, он смог повеселиться немного с Венерой, неплохо поиграть в бравл старс, попать ранги и кубки, да и сыграть в уно, но скорее смех был наигранным, искусственным и ненастоящим, он не мог смеяться как раньше, улыбаться как раньше, до смертей Фобоса, Деймоса и Луны: огромная зияющая рана на месте в сердце, где ранее размешался Луна не давала покоя, жгла, вызывала зуд внутри, вызывая слезы при одном лишь упоминании своего спутника и о состоянии синеволосого. Это назойливое изображение тел все никак не слезало с глазной сетчатки, будто отпечатавшись там навсегда, словно оно было выжжено лазером, оставив черный след на всей жизни планеты. У него было крайне нестабильное моральное состояние. И именно в эти моменты ему как никогда нужна была чужая помощь и поддержка, а иначе он не сможет вывезти все это. Его друзья и могли бы оказать ее, но… парень отказывался принимать любую помощь, считая, что сможет справиться сам со своими загонами и проблемами. Но он не справился. Не смог. И сейчас плакался на руках у Венеры как последняя девчонка, не в силах даже поднять голову от резко накатившей слабости. Как и тогда, опять. Все снова повторяется. Но вот слезы затихли, бесконечный поток воды из глаз утих, а интенсивно гладящая по крепкой вздрагивающей спине горячая, загорелая ладонь убавила свой темп и стала слегка проводить по ней в целях дальше успокоить, чтобы парень не встал. Земля, немногим придя в себя и поняв, на ком он только что опять лежал и плакал, резко поднял голову, и заглянул в такие родные и любимые рыжие глаза, а после еще и положив аккуратные ладони на худые плечи, придавив их. Два лица были очень близко к друг другу, буквально в сантиметрах десяти, что не могло не смущать обеих парней, но никто из них не отпрянул от другого, а лишь продолжил смотреть. Глаза синеволосого снова сильно покраснели и потеряли свой блеск, на промокшей коже виднелись острые кристаллики соли, а сам он дрожал, но благо ему все же стало немногим лучше, чем пять минут назад? - Мне очень больно от любой мысли о моем Луне, я… не могу смириться, что я его не увижу больше никогда, не смогу с ним поговорить, и… я не могу смириться с его смерти - заговорил он спустя некоторое время, не отрывая своих разноцветных глаз от рыжих, смотря упрямо и резко, не отводя взгляд, несмотря на сильное смущение. Голос опять задрожал, и ему пришлось взглонуть ради того, чтобы успокоится и спокойно продолжить. - Ты… Он навсегда с нами, если не забывать его, - также тихо проговорил красноволосый. Земля с той же дрожью и усталостью в голосе, но уже с каким-то спокойным равнодушием ответил, не имея идей, что можно дальше сказать: - И в чем этого плюс, раз я мучаюсь и страдаю от одной только мысли о нем? Меня начинает знобить и трясти только от одного упоминания моего спутника, уж лучше вырезать мне сердце. Так легче. Я… больше не хочу ничего чувствовать. Мне очень больно. Венера стыдливо опустил взгляд, отвел его вниз, на колени: он не мог больше выдерживать пронзительный взор цветных и таких очаровательных глаз, он не мог смотреть на чужие губы, бывшие так близко к его, которые он никак не мог поцеловать, никак прикоснуться к нему, кроме как обнимая, кроме как друг. Просто друг, обыкновенный, которому никогда не сулит большего, чем просто дружба… - Я больше не хочу чувствовать никаких эмоций, мне… просто у меня не осталось практически никого, если не считать тебя с Марсом. Луна… он был мне как мой сын, мы столько миллиардов лет были вместе, дружили, жили душа в душу, проводили время каждый день, жили рядом, я его успокаивал, обнимал томными ночами, он мне помог зародить и поддерживать жизнь на мне, а теперь… он мертв. Его больше нет. – даже немного холодно, пусть и с капелькой грустинки отчеканил парень, пытаясь поймать взгляд красноволосого, который упорно не хотел встречаться с чужими глазами. - Я… прости, я понимаю твое состояние, Луна был и мой друг тоже, но… не такой близкий, как у тебя. Жизнь должна продолжаться. Как же твои земляне выживут без своей планеты? – все также смотря на чужие колени в синих джинсах, проговорил парень. И понял, что зря сказал. - А какой нахуй в этом смысл? Они все помрут без спутника моего, вся экосистема полетит к чертям собачьим, их дни обречены, им не выжить, смысла жизни в этом нет. У меня ничего не осталось - фыркнул Земля с раздражением, и слегка, с небольшой силой придавил руками чужие плечи, привстав. – Я столько старался зародить на себе хоть какую-то жизнь, столько тысячелетий, нет, миллионов лет! И она получилась, даже разумная, создавшая много чего для нас, для планет, помогшая развить цивилизацию в космосе и научившая наш жить как люди, но тварь, убившая моего спутника все испортила. Чем же он так не угодил убийце, чем, чем?! Он же просто жил и никого не трогал! - Но… Есть же и другие смыслы в жизни, и не только Луна, без него можно спокойно прожить… У меня есть пре… - Да ладно уж, не думаю, что ежедневные галлюцинации Луны моего, кошмары… с его участием, моя апатия или даже депрессия, а также убийственная любовь Титана согласятся с этим утверждением… Хотя, ему хуже чем мне пожалуй, так что тут ныть, все бессмысленно - тут парень, перебивший своего друга, слегка прервался, вытер левой ладошкой слезинки с глаз, а после положил ее обратно на плечо и продолжил. – Ты то блять не знаешь, что я терпел эти пять дней, как я их едва пережил, они казались мне целыми веками, ну да, ну да, вам с Марсом хиханьки да хаханьки, поиграть в карты или в игры, а я спать не мог, есть не мог, только пить, я лежал просто трупом на кровати без каких либо сил встать, а стоило мне только глаза сомкнуть, как я видел мертвого спутника моего… Я… просто устал, я не знаю, что мне дальше делать, я не вижу себя и свое существование дальше без него, - Землю словно прорвало, как лавину, он, глядя в лицо Венеры, изливал ему душу, он жаловался на жизнь свою непутевую, пусть и не видел его глаз, его душу, но он знал, что парень слышит его. Интересно, как он отреагирует если я выстрелю себе в висок у него на глазах, когда разлетятся мои мозги по всей системе? Будет он радоваться, плакать, или уйдет вслед за мной на тот свет? Подняв правую руку с плеча в желтой футболке, Земля нежно, мягко и аккуратно провел тонкими пальцами по загорелой коже лица своего друга, по крепкому подбородку, чувствуя все легкие неровности и ее шероховатости, все небольшие шрамики и царапины, чувствуя горячее тепло тела, такое непохожее на тепло других планет или спутников, такое согревающее изнутри и снаружи, такое… особенное, самое горячее по сравнению с остальными. Приподнял подбородок мановением прекрасных светлых пальцев, заставил заглянуть в свои двухцветные глаза, чтобы навсегда запечатлеть этот момент в своей памяти, это глубокое смущение в них, эту боль за своего любимого человека, которую он ощутил на себе. Парень уже и не пытался отвести свой взор, лишь глядел в пронзительные очи Земли, думая, что вот сегодня, даже нет, вот сейчас он признается ему, ведь видит в сине-зеленых кристалликах отголоски своих глубинных чувств, существующих на дне сердца. О великая Вселенная, почему же он так красив и прекрасен внешностью и душой, как божественно подобная икона, что заставило меня влюбиться в самую прекрасную планету на всем белом свете, во всех видимых и параллельных вселенных? Венера больше не мог отвести свой взгляд, продолжая смотреть в зеркала, зеркала души, чувствуя, как накаляется воздух вокруг них, чувствуя жаркое пламя по всему телу, как бабочки в животе бьются о стенки внутренностей, заставляя чувствовать себя кране неловко. Не зря Венеру называют самой жаркой планетой, он ведь такой приятный на ощупь, мягкий, горячий и уютный, его объятия лучше всего, согреют даже на орбите Нептуна, от одного только его взгляда рыжих хрусталиков можно согреться полностью и почувствовать те самые приятные бабочки в животе, почувствовать мурашки, мельком пробегающие по всему телу, как чьи-то ловкие и шаловливые пальцы. Почему люблю его только я из всех, он ведь самый-самый чудесный, лучший во всей вселенной и такой… красивый, особенный, его внешность лучше картин вековых художников, пусть и есть немного резкие черты лица, но ему это и добавляет красоту, его шарм, обаяние, любовное очарование, которым он завладел мною... А характер, он такой смелый и гордый, готовый ради меня бросить все, пусть и бывает агрессивным, но также беззащитный и нежный в глубине души, готовый поддержать меня... Я люблю в нем абсолютно все, все до единого, я даже бы не представляю мою жизнь без него, как я бы чувствовал себя в ней, как ощущал, какой в ней смысл без него? - Но ведь… есть и другие смыслы жизни, не только быть жизненосящим или иметь спутника, есть… - совсем тихо, одними губами проговорил Венера, таким тихим шепотом, что его едва можно было услышать. Но Земля все прекрасно знает, он чувствует и понимает его… - И какие же? – время словно остановилось, потому что это был их момент, их время, их вечер. Пропали абсолютно все звуки, даже самые тихие и незначительные шорохи одежды, все звуки бескрайнего и безграничного космоса, словно на них навалилось большое, теплое одеяло, заглушающее любые движения, из которого невозможно выбраться. Словно их поглотила абсолютная темнота, темная, смолистая, и пропали все светившие ярким светом звезды, но в то же время все стало ярким-ярким, ослепляющим глаза своими великолепными красками цветов, эти звезды слились воедино. А может просто и наступил теплый вечер, что Солнце зашел и ослабил свои жгучие лучи? Не знаю. Чувствовалась каждая секунда, каждый момент нутром, душой, чувство волшебства и любви поглотило их обоих, наполнило, стало понятно и без слов о том, что парни давно хотели друг другу сказать, с самого начала. Им было абсолютно плевать на все остальное окружение вокруг, остались лишь Венера и Земля в этом бескрайнем, безграничном пространстве черной материи с такими же системами планет и звезд. Они не могли отвести взгляд друг от друга, такие обворожительные глаза другой планеты завлекали их своей красотой, заставляя чуть ли не тонуть в этих прекрасных океанах разных цветов. Спустя неизвестно сколько времени, словно это было и пару минут, а может и секунд, Венера совсем тихо, практически не открывая рот проговорил Земле без капли смущения, только с желанием, с желанием его, чувствуя, что их связь укрепилась, уже зная на все сто, нет, на тысячу процентов что произойдет. О вселенная, как же я был наивен, не думая, что у меня все взаимно! По лицу Земли все написано черным по белому, его поведение, его взгляды и слова… Поступки. Ласковые руки. Глаза все говорили. Объятия. Каким же я был глупцом, что не верил в любовь и считал, что все это глупости… - У тебя есть я. - И почему же ты? – задал риторический вопрос парень, не отрывая глаз от рыжей радужки, от вытянутого черного, смолистого зрачка. Он уже знал ответ, тот, который томил его долгие годы, долгие месяца его же жизни, иссякал его силы. - Потому что… я люблю тебя. – настал тот момент истины, которого оба так долго ждали – момент признания, самый волшебный момент во всех стадиях любви. Земля же молча смотрел на него, не в силах выразить все чувства словами. – Я… очень сильно тебя люблю, я загораюсь от счастья, когда вижу тебя! Каждая минута рядом с тобой – одно сплошное удовольствие, с тобой так весело и интересно. Ты… великолепен и прекрасен, но твои глаза… Я пойму, если ты отвергнешь меня и мои чувства, ведь я всего-то ближайшая планета, твой друг, не заслуживающий твоего внимания, и приму, если это не взаимно, я… Но договорить свою фразу Венера не успел: синеволосый молча и с легкой улыбкой на устах склонился к лицу своего уже не совсем друга, грустно сверкая глазками, да так, что они касались друг друга своими носами, мягко обхватив ладошками горячее лицо парня, не давая возможности сбежать. А после легонько прислонился своими губами к его, нежно целуя, сплетая свой язык с чужим, ощупывая рот, сливаясь воедино, словно он уже знал, что ему следует делать. Красноволосый немного растерялся от такого неожиданного, но такого напористого действия со стороны Земли, но послушно поддался действиям со стороны, легонько обхватив руками парня за талию, прижимая к своему телу. Губы синеволосого были с привкусом слез и боли от недавних истерик, они отдавали приятным соленым вкусом на языке, чувствовалось их тепло, они были ранее мягкими, нежными и вкусными, но обкусанная корочка на них была неприятным признаком постоянного стресса. Они чем-то напоминали море. Интересно, какое оно? Земля много рассказывал о своей экосистеме, океанах, горах и лугах, вот бы побывать на нем, узнать как живут люди и как они наслаждаются жизнью… Вот стало не хватать воздуха, и Земля отпрянул, тепло улыбаясь Венере, который понимал, что вот, его друг все сказал без слов. Без слов ответил на признание. Они оба так давно этого ждали. Так давно этого хотели, так давно желали. И красноволосый, понимая, что такого больше возможно не повториться, сам притянул его к себе, обнимая, поцеловал снова. Поцелуй был вкусным, приятным и желанным. Бабочки в животе словно взлетели ввысь, под сердце, образуя ранее неведомое чувство внутри, соединяясь в единое целое – такое, запомнить легко, а забыть – никогда. Этот поцелуй был соединение двух блудствующих душ, безмолвное признание в любви, которые наконец то соединились в единое целое, нашли друг друга, наслаждались чужим присутствием, поцелуем. Для них не существовало больше ничего, кроме тепла тел друг друга, ласковых рук, чужих губ, чужих глаз, не смущающихся как ранее, блестевших как самые яркие звезды, все исчезло во мгле, растворилось, словно и никогда этого не было, и даже появившееся чужое и нежеланное присутствие их общего друга, которому каждое мгновение рядом со своими друзьями доставляло боль больше ни капельки не доставляло неудобства. На часах было восемь сорок пять вечера, а значит пора уже бежать к Земле, главное не опоздать… Хотя какая разница, если Марс придет минут на десять-пятнадцать позже? Но все мы же прекрасно знаем его характер, расстройства и к кому он идет, а также как он ебанулся в край нахуй, а значит он не имеет право ни на секунду позже прийти к месту своего назначения. Рыжий парень не спеша шел в своих больших черных наушниках на орбиту своего жизненосящего друга, весело слушая музыку: его плейлист состоял абсолютно из рандомных исполнителей, но в основном это была заводная и веселая музыка, про еблю на разных языках (главное чтобы качало), про зависимость, каннибализм, либо про то, как чел всех вырезает по приколу, по рофлу, либо из-за сильнейшей ревности. Так он представлял себя на месте того самого убийцы, а Землю на том, которого пытаются добиться, и позже воплощал в реальность задумки своих песен на других спутниках. Но в этот раз он планировал напасть на добычу покрупнее, если та нападет на его желанную жертву и заберет ее себе. В общем-то, Марсу было хорошо и атмосферно идти в прекрасном настроении к Земле под музыку: он даже пританцовывал, покуда шел, и подпевал знакомые и родные слова, при этом шатая туда-сюда подарок – коробку конфет, лежащую на дне хлопкового пакета. Коробка слегка подпрыгивала на дне из-за быстрой ходьбы и прыжков. Он уже представлял, как обнимает его, вручает свой подарок, и они идут пить чай да и играть в игры, а если повезет – что-то смотреть, какие-то фильмы, сериалы или прохождения игр. А если он выиграет лотерею, то сможет признаться ему и обнимать, да и целовать столько, сколько он захочет и он будет его, наконец-то он будет моим. Но парень не учел одного – Венера, его враг, он был на его драгоценном месте, он занял его, целуясь с его возлюбленным, не ведая о приближающейся опасности в виде очаровательного рыжего парня. Серийный убийца об этом еще не знал, и весело шагал к своему самому большому разочарованию в жизни, которое приведет ко многим смертям невинных планет, иногда поглядывая на время, отображавшееся на экране разбитого телефона, в попытках успеть вовремя, к назначенному времени. Вот на экране высветилось время 20:59, а парень уже практически был на месте своего назначения, на орбите соседа, бежал к его дому. Сняв наушники, парень забросил их в пакет. Но… что-то было не то в поведении друга. Земля не бежал встречать своего друга, как делал ранее, а его силуэт, сидящий на мягком пуфике, подогнувший ноги под себя, был слегка размыт, и… он положил руки на чужие плечи, а рядом находилась фигура с длинными, красными волосами, которая слилась с ним. Подождите, они что, превратились в единое целое, став парой, целуясь?.. Нет, нет и нет, они не могли так быстро признаться друг друг, нет, нет… Обман зрения, клянусь, они просто сидят рядом и обнимаются, клянусь. Марс, не желая верить в худшее, во все происходящее, в то, что только могло произойти в его жизни, подошел на ватных ногах, не держащих его вовсе к слегка размытым силуэтам: ноги его не слушал и дрожали, болели, словно все кости были раздроблены в порошок внутри, волны сильной дрожи прокатывались по всему телу, сотрясая полностью, на душе был неподъемный груз размером с гору Эверест ненависти, обиды и разочарования, но светло-карие глаза смотрели решительно, с глубокой грустью в них, стараясь не выдать тот неприятный осадок на душе, и ту обжигающую ненависть к красному другу. Подойдя слегка поближе, фигуры парней стали ясными, четкими и он увидел то, чего он боялся больше всего, то, чего даже ему не снилось в самых страшных кошмарах с любимым, которые преследовали его ежедневно: Земля. Он был. С Венерой. Они целовались. Просто так. Как. Они. Могли. Как. Он. Мог. Предать. Меня?! Как он мог, как, как, ты... Я... Может все это его страшный кошмар, он спит, и проснется в скором времени в своей теплой кровати, а Фобос, Деймос и Луна живы, он никого не убивал, не ел и не насиловал, все весело играют в карты, а Земля нежно обнимает и целует меня, лежа в кровати и успокаивая меня нежными движениями ласковых рук по голове? Его… убийства были напрасны, его жертвы?.. Марс застыл на месте, его внутренности превратились в твердый камень, нет, в бедрок из майнкрафта, в непробиваемый материал, сковывая абсолютно все движения. Пакет, в который он ранее сложил конфеты, а после и наушники, выпал из ослабленной хватки и стукнулся о пол. Он хотел подбежать к ним, разнять их, разорвать их поцелуй сильными руками, кожу разорвать на крупные куски, затрясти Землю в попытке оживить и сказать что я его люблю, что он только мой, что я готов принести в жертву кого угодно, и пронзить поверженного Венеру кинжалом, коварно притаившимся на поясе, залить в алой кровью врага это чертово место, чтобы он, он видел, на что я способен ради него, что я убью любого, хоть себя, хоть Солнце, хоть вселенную ради него. Я вскрою вены и артерии перед ним, залью его ноги своей кровью и горькими слезами, вырву свое сердце голыми руками, и преподнесу ему, стоя на коленях и умоляя о пощаде, чтобы доказать свою глубокую, вечную и истинную любовь. Вот его возлюбленный оторвался от его новоиспеченного парня? и тихо рассмеялся прекрасным, заливистым смехом, словно музыка, ласкающая и гладящая уши. Красноволосый тоже мягко улыбнулся в ответ, не ожидая такого поступка от его бывшего друга. На красивом лице третьей планеты появилась искренняя, добрая и такая… теплая улыбка, словно Венера смог согреть его изнутри своими ласковыми прикосновениями, вылечить его от неимоверной грусти, от апатии и депрессии, в которую он впал из-за смерти спутника, словно у него появился новый смысл жизни. Он был счастлив. Счастлив с его врагом, с тем, кого Марс ненавидел больше своей чертовой жизни. Вот парень повернул голову слегка влево, чувствуя тяжелое и чужое присутствие, нежеланное, и застыл льдом, увидев своего рыжего друга, которого явно не ожидал лицезреть на этом самом месте. Красноволосый, почувствовав что Земля не шевелится, развернул свой таз, дабы посмотреть, что и как происходит, и тоже в шоке уставился на Марса. Парни сидели очень близко к друг другу, синеволосый держал руки на чужих плечах, приобнимая за шею и прижимаясь к своему другу в попытках спрятаться от пронзающего взгляда рыжего. На их лицах застыло неимоверное удивление, что вот, их обнаружил тот, кто любил Землю, любил больше, чем себя, любил так, что убил самых дорогих детей, изнасиловал своего маленького друга, жестоко убил и сожрал, пытал несчастную карликовую планету. Так и сидели, стояли три друга, молча глядя на друг друга, пытаясь придумать, что сказать дальше и пытаясь заговорить на какую-либо тему. - М-Марс?! Э-это не то, о чем ты подумал, клянусь, мы… просто… а… э… ну…- попытался что-то пролепетать синеволосый в попытке спасти неудобное положение, но рыжий не мог его услышать, да и просто что-то сказать: он стоял столбом, в той позе, в которой он их застал, тупо уставившись на влюбленную парочку, как будто бы находясь в своем мини-мирке, чувствуя, как горячая жидкость навертывается на светлые, но такие жестокие глаза, чувствуя тошноту, подкатывающую к горлу. Его мир словно рухнул, сломался пополам, разлетелся на миллиарды щепок, на миллиарды осколков, которые впились в его ранимое сердце, шрамы кровоточили и рвали на огромные куски его душу. Его любовь предали, забрали сердце, кинули в грязь к его ногам, насмешливо истоптали и ушли, посмеиваясь. Ему никогда не было так больно, как в эти долгие тридцать секунд. Воздух никак не хотел прорываться в легкие, питать организм парня своей полезностью, он задыхался изнутри, не издавая ни единого звука и не показывая свои муки. Земля предал его. Он выбрал Венеру, а не меня. Не меня, не меня, не… Венера не заслуживает жизни, клянусь, я убью тебя хоть ценой собственной жизни. Я буду пытать его на глазах у любимого. Либо Земля достанется мне, либо никому, он великое божество этого мира, его центр, его вселенная, и я пытаюсь заполучить его, самое великолепное существо?! Пока Марс пытался что-то сказать в попытке не выдать себя, и свои сомнения, свою боль, он почувствовал, словно… он не в своем теле, а скорее как наблюдает за собой со стороны, управляя джостиком, пультом управления, практически не в силах ничего сделать. Как будто бы здесь было так… тихо, спокойно: чувства к Земле ушли, оставив его отдыхать от них, не мучаться. Но на лице рыжего парня, вернее на его тело натянулась легкая улыбочка, он проглотил горькие слезы, и вслух сказал друзьям: - Ребят, ну что ж, поздравляю вас, вы наконец встречаетесь. Я же не мог дождаться, когда вы уже признаетесь, а то ходите вокруг да около друг друга, не в силах ничего сказать, - Марс улыбался, пока практически ничего не чувствовал, лишь управлял собой как… куклой, являясь сторонним наблюдателем. Улыбка сама налезала на лицо, пытаясь тщетно скрыть моральную боль израненной души. Та самую мерзкая, но такую очаровательная улыбочка. Земля удивленно глянул на своего друга, но промолчал, прижавшись к Венере поближе, еще крепче обвивая его своими нежными руками, поглаживая чужую кожу и посматривая на своего лучшего друга. - Но… ты скажем не будешь меня к нему ревновать, да? Ты все равно останешься для меня самым лучшим другом, неважно, кого я люблю, мы… - смущенно проговорил синеволосый, потупляя свой взор. - О, нет, не переживай: ты мне абсолютно не интересен в плане романтических отношений, зачем мне встречаться со своим лучшим другом? - сказал рыжий и скрестил руки на своей груди, показывая свое безразличие ко всему, все также тепло улыбаясь и глядя на пару. - Х-хорошо… Я просто думал… что ты… меня лю… а… э… ладно, спасибо за понимание - все таким же тоном проговорил синеволосый, пытаясь что-то сказать, пока человек напротив смотрел н него пронзающим взглядом, утверждая, что не надо говорить лишнего. Он знал, что Марс до безумия любит его, но не мог ничего сказать, раз он сам это опроверг на его глазах и дал согласие на отношения. А может он просто скрывал все то, и мечтал убить моего любимого? Венера же молча сверлил взглядом Марса, чувствуя холодок страха по всему телу, окатывающего его с ног до головы, несмотря на теплые объятия возлюбленного и его горячее дыхание на шее. Он знал, что рыжий так это просто не оставит, потому что он поехавший. Улыбка, глаза и голос все говорили о том, что он еще не закончил… И что он убьет красноволосого любым способом, который подвернется под руку, он добудет его, моего драгоценного Землю... Смерть моя близка… Земля, уже не обращая внимания на рыжего потянулся к своему парню, не в силах больше терпеть от желания его, его поцелуев, его горячего тела: ему было плевать, что перед ними стоит Марс, который его любит больше, чем себя, поехавшего кукухой, чувства заглушили разум и здравый смысл: он хотел утонуть в своем любимом человеке, раствориться в тепле чужого тела. Поэтому он мягко развернул чужую голову и снова прислонился к нему, нежно целуя в губы. Венера тоже слегка приобнял Землю за талию, как и тогда, прижимая его к себе, ласково гладя его. - Ну, веселитесь тут, соситесь, я вижу у вас сегодня будет веселая и жаркая ночка… А я пошел домой, у меня срочные и неотложные дела - бесстрастно проговорил парень и отвернулся от влюбленной пары. И тут он словно пришел в себя, в свое измученное любовью тело: он опять ощущал ту боль, как в первый раз, он снова, снова был в своем несчастном и разбитом теле, в своей покоцанной душе, снова дрожал. Парень молча наклонился к пакету с подарком, который валялся на полу, достал свои черные наушники из него, надел на шею, оставив конфеты на полу. Выпрямился, и не глядя назад, побежал со скоростью света к себе на орбиту, не в силах видеть любимое лицо, чувствуя, как его разрывают изнутри все силы этого жестокого мира. Мелькнула рыжая тень вдалеке, сверкнув очаровательной шевелюрой волос, а двум парням уже было все равно: они отпрянули друг от друга на небольшое расстояние, глядя в чужие глаза и смеясь, улыбаясь, и понимая, что они будут делать дальше. Марс, ничего не видя перед собой мчался к себе на орбиту, к себе в комнату задыхаясь от нехватки воздуха, сильной паники и моральной боли. Горячие слезы обжигали, застилали светлые карие глаза, мешая обзору происходящего вокруг: по правде говоря, рыжий ничего не видел, только мрачную пустоту космоса вокруг, лишь летел по ощущениям в сторону своего дома, пытаясь как можно скорее добраться до него в попытках спастись от своих чувств, от самого себя. Вернее, он видел одно перед собой: отпечатавшись, вырезавшись в памяти навсегда, на веках изображение Земли, нежно целующего Венеру и явно получающего удовольствие от процесса. Да, именно его возлюбленный целовал, а не его враг, по их позе было это видно, как он обнимал того, нежно гладил по щекам, как держал чужую голову перед собой. Он уже понимал, что будет дальше, что простыми поцелуями это не ограничиться. Он не мог закрыть глаза, так как сразу видел ту ужасающую картину перед своими глазами, и ему надо было перед собой хоть что-то видеть, даже мизерные кусочки пространства, и не мог держать их открытыми, ведь на полу, на звездах, на себе даже он видел то мерзкое зрелище. Ему было так хуево, как никогда ранее. Его предательски трясло, холод пробегал по всему телу, вплоть до волосков на руках и ногах, конечности словно заледенели, превратившись в твердый лед, а волны тошноты, часто и неожиданно подступающие к горлу вообще давали возможность остановиться в попытках прокашляться от ощущений, глотнуть небольшую капельку воздуха, откатить тошноту назад, на дно желудка и продолжать свой нелегкий, но короткий путь до дома. У него уже был план, да, опрометчивый, да, глупый, да, придуманный на коленке, да, жестокий, но он был. Он… собирался убить Венеру на глазах Земли, причинить ему столько боли, сколько возлюбленный дал ему, столько отдать, сколько сможет, как своими поцелуями другого он разрушал жизнь своего влюбленного друга, он хотел, чтобы синеволосый понял его и освоил свой урок, что не надо играться с Марсом, что Земля будет только его, и ни чей иной, а если не получу я – не получит никто другой, никто другой не получить его тело и не будет владеть им полностью. Вдруг бежавший парень врезался во что-то твердое и большое головой, а после и всем телом, болезненно упав на спину и отбив ее. В глазах резко потемнело, поплыло, появились яркие капельки, цветные точки, сливаясь воедино, и образуя свою неведомую картину. Было такое ощущение, словно голову раскололи напополам огромной кувалдой, раздробив на части череп и мозг, но тому было все равно: он понял, что пришел домой, что врезался в свою комнату. А его пушистые рыжие волосы которые едва держали две малюсенькие заколки разлетелись в клочь, растрепавшись, начиная липнуть ко лбу, к шее и носу. Не обращая на пульсирующую боль по всей рыжей голове, дробящую его на части, Марс, кряхтя встал, сильно шатаясь, пытаясь устоять на ногах и опираясь о стену и помутневшими глазами, сквозь пелену боли увидел дверь к ему в комнату, такую родную. Едва дойдя до двери, пытаясь держаться за стену, так как он ее практически не видел, он сильным и резким рывком распахнул ее, и найдя кое-какие силы, забежал вовнутрь, даже не закрыв, взял канцелярский, острый, заточенный нож весь в алой крови с рабочего стола, на котором красовался компьютер и всякий хлам, а также множество фотографий Земли, большой и мягкий рулон бинтов или же марли (опа пасхалко 😂😂😂 меня ведут в медного быка 🤣🤣🤣), который лежал рядом с ножом, да и бутылку какой-то мази для ран, а также перекись, тоже бывшую в комплекте к этому набору, и побежал в ванную, чувствуя, как его сейчас вырвет, как разорвет его на части собственная рвота, как извергнется все содержимое желудка на пол, если вовремя не добежит до ванны. Распахнув вторую дверь в его комнате, ведущую в аккуратную, но полутемную уборную, в которой красовались средства для ухода за собой, крема, даже какие-то таблетки, а на стенах виднелись красные, даже темно-алые пятна, явно бывшие не алой краской, парень не замедляясь подбежал к белому унитазу, упал на колени, больно отбив их, отбросив в сторону взятые с собой вещи, возле себя, и обессиленно склонился над отверстием, ожидая облегчения в состоянии в виде рвоты, облегчение в физической усталости и головной боли. Несчастному парню было настолько плохо, что казалось, что сейчас он развалиться на части и покатиться куда глаза глядят, что его руки, ноги и голова безжизненно отпадут, будут висеть на небольших кусочках кожи, загниют, из него выйдут мерзкие черви, разъедающие тела, трупы съеденных им детей оживут, и будут добивать его итак нестабильное состояние своими упреками, словами и руками. Глаза, очаровательные светло-карие глаза словно пытались выпасть из глазниц, словно в них поселились предательские черви, выедающие их, не в силах держаться в мерзком теле, не желая видеть весь этот ужас, который пережил Марс, но парень пытался их силой мысли удерживать на месте, не давая им исчезнуть навсегда во мгле трубопровода. Вдруг началось обильное слюноотделение во рту, противное ощущение в животе и в горле только усилилось, и рыжий понял, что его сейчас вырвет, что вот, вот оно спасение, оно его нашло его само. Он тяжело задышал, мелко и порывисто, совсем неглубоко, начиная дрожать пуще прежнего, худые руки начали трястись, как никогда ранее, пытаясь удержать грешное тело, они болели, рот широко распахнулся и из него полилась неприятного цвета субстанция, содержимое его желудка. Раздался противный звук попадания рвоты в унитаз, как хлюпанье, от которого становится не по себе всем присутствующим, такое неприятное на слух. Он вспомнил свое друга Луну и что ему пришлось пережить из-за него. Может это тоже знак? Вот парня вытошнило, и ему стало гораздо, намного легче физически, пусть и во рту остался неприятный привкус желудочного сока, съеденной ранее еды, да и его моральная боль никуда не пропала, затаившись на глубине души, у него не осталось никаких сил, чтобы что-то делать, он хотел просто поспать и выспаться. Встав на шатающиеся и не державшие его ноги, с трудом, опираясь об унитаз и раковину, чувствуя холод фарфора, Марс кое-как поднялся с пола и опираясь на ту же раковину заглянул в зеркало, висевшее над раковиной. Увидел он отражение… чудовища, такого, что страшно даже вспоминать, которое снилось бы в кошмарах Луны, если бы он остался жив, уродливого, перекошенного, бледного и худого, измученного жизнью, он увидел… себя. Во время бега, а после и удара в стену дома с него слетели такие дорогие ему маленькие, аккуратные заколочки в виде коричневых звезд, которые подарили ему покойные Фобос и Деймос, видя, как часто Марс страдает от своих густых, красивых рыжих волос, лезущих ему в лицо, застилающих глаза. Он закреплял свою копну волос ими, спасая положение, да и носил на себе как нечто дорогое, ценное душе, то, что осталось лишь от них, от его маленьких и беззащитных детей, которых он убил. Сейчас же их не было, отчего тот страдал. К вспотевшему от бега лбу крепились тонкие, яркие пряди этих самых рыжих волос, попадая в глаза, и наваливаясь густой челкой на один глаз. Он был бы тем самым нефором, тем эмо боем если бы не цвет волос – черный, темный, а не ярко рыжий, похожий на мандариновый. Светлая кожа, побелевшая за последнее время и бывшая ранее не темной, не загорелой, а сейчас ставшей вообще чуть ли не белой, рыжие веснушки на щеках выцвели, пострадали от вечных слез, на них стали проявляться следы из кристалликов. Глаза были красными, опухшими и больными, без намека на какое-либо счастье, пустыми, выплаканными и мертвыми изнутри, как и их обладатель. Темные круги под глазами явно не показывали великолепное самочувствие этого человека, а скорее наоборот, подчеркивали болезненность кожи и худобу лица. Освещение в ванной было не особо сильным, скорее была теплая, заглатывающая полутьма, укрывавшая одеялом, так как Марс считал, что не обязательно иметь яркий, ослепляющий свет в ванной – гораздо приятнее полутьма. Из-за падающего света, который висел над раковиной небольшой лампочкой, лицо выглядело еще более белым, худощавым и облезшим, а волосы наоборот, сверкали, сияли. Он ненавидел то, что отражалось в зеркале, эти глаза, эти чудесные рыжие волосы, такие мягкие и душистые, нравившиеся практически всем планетам и спутникам, но не Марсу, хотя такая великолепная шевелюра являлась редкостью, он ненавидел себя полностью и абсолютно, ненавидел свое худощавое тело, тонкие и слабые руки все в порезах от слабости души, которую он не смог вывезти, да и они были сильны были разве что в убийстве мелких спутников, но ни в чем другом, длинные, вытянутые ноги с ярко выступающими коленными чашечками, такими острыми, он ненавидел личность, живущую внутри этого привлекательного тела. Да, последние десять дней сильно сказались на моральном состоянии парня, равно как и убийства, да и акты каннибализма. Он стал намного более поехавшим, и теперь его ничто не спасет – никакая терапия, смерть для него блаженство. Дыхание, бывшее итак ранее неровным и порывистым, которые начало понемногу восстанавливаться скакнуло вверх, стало резким и коротким, глухим, парень начал снова задыхаться и от ненависти попытался ударить зеркало кулаком, разбить его. Он хотел убить лишь то, что отражалось там, это чудовище. Зеркало не разбилось из-за ослабевшей хватки руки, лишь отпали его небольшие края, скатившись вниз, в раковину сверкающими в полутьме осколками. Да, сила начала покидать его тело, мучая парня, что он не мог ничего сделать, что он был морально слаб и беспомощен, равно как и физически. Он уже не выдерживал, он хотел умереть и оставить этот свет без такого уебища. Трясясь, он снова упал на пол, на пятую точку, неприятно отбив ее и почувствовав неприятное ощущение в копчике, он потянулся слабой, беспомощно-дрожащей рукой за своими предметами и взял в руку канцелярский нож с плиточного, холодного пола. Бесцеремонно откинул охровую куртку в сторону. Она улетела к двери, вернее за неё, в основную комнату. Оставшись в одном свитере, в таком рыже-коричневом, он почувствовал могильный холод, крадущийся по нему, пробирающими тонкими шаловливыми пальцами по коже, и так его пугающий, чувствуя пророчество – его скорую смерть. Неуверенными движениями поднял рукав кофты левой руки правой, пытаясь спастись от самого себя, согреть себя же своей кровью, оросить ею этот дом. На ней, на вене, на просто худом плече, запястье и на сгибе локтя красовались множество свежих, старых и потерянных во времени шрамов – показатель той боли, который парень причинял себе некоторое время в ненависти к своему жалкому существованию - селфхрам. Марс трясущейся рукой вытащил лезвие из канцелярского ножа, и положил само основание рядом на пол. Держась за краешек двумя пальцами, такое острое лезвие, легко режущее до крови, повертел его в пальцах, чувствуя, что из его рук легко вот-вот выйдет неконтролируемая сила. А после подставил к выступающей синей вене, на запястье, заранее ее нащупав свое холодное оружие, приготовившись сильно надавить. Марс слегка вдавил в руку острие, оставляя небольшой след от ножа, маленькую дырочку, дабы еще больше раскрыть запястье, раскрыть руку на части. Вышло немного темной, густой венозной крови, так пачкающей все вокруг. Но он не остановился. И с силой провел по руке вверх, к плечу, по коже, вскрыв ее сантиметров так на пять-семь, так, чтобы не умереть – его миссия заполучить Землю еще не была выполнена. Сразу из раны полилась та же густая, темная жидкость, являющаяся кровью из вены, являющаяся частью Марса, резко хлынувшая во все видимые стороны. Сразу стало легче, с души свалился огромный груз эмоций, на дне желудка все полегчало. Он смог выйти из этого положения, и даже голова, неприятно саднившая больше не доставляло неудобства. Сразу накатила сильная боль на руку, жгучая, обжигающая от холодного и влажного воздуха в ванне, но как будто бы обжигая запястье температурой, намного горячее Солнца, горячее каждой звезды. Сразу чертово изображение целующейся парочки наконец слезло с глазной сетчатки, растворившись во мгле воспоминаний, во мгле разума. Сразу голоса в голове затихли, перестали желать смерти, сразу все затихло, все то ненужное, причинявшее сильную боль. Марс тяжело и глубоко задышал, а после и закричал в упоении, или от боли? Все было верным. Было чертовски больно, но это доставляло неимоверное удовольствие для жесткого мазохиста, она отвлекала от мрачных мыслей и заглушала их. Словно через его темную алую кровь вытекали все его страдания, вся огромная любовь к Земле, вся его зависимость, все расстройства. Моральная боль от «измены» постепенно отступала на второй план, оставляя только физическую, жгущую руку боль. Накатил резкий прилив слабости и сонливости, такой упоительный, что просто хотелось заснуть со вскрытой рукой и не просыпаться, умерев от недостатка крови или ее заражения, быть в алых цветах любви. Глядя, как из вены вытекает кровь, стекает горячим потоком по руке, согревая могильный холод, поселившийся в душе и во всем теле, медленно окрашивая темными узорами его одежду: его коричневые клеше штаны, их колени, даже захватив кусочек свитера и капая на пол, оставляя темные следы, рыжий парень чувствовал забвение и наслаждение процессом, его завораживала текущая кровь, он обожал ее, ее вкус, видеть ее. - Земля, это все только для тебя, мой хороший, мой любимый, мой дорогой, моя любовь всей жизни, я докажу тебе свою истинную любовь, через мои страдания и через убийства всех дорогих мне людей. - прошептал парень хриплым и усталым голосом от волнений. На глаза от боли опять навернулись слезинки, но тому было абсолютно все равно – он все равно вспоминал его, несмотря ни на что. Слабость все накатывала, забирала силу, накатывала огромными жгучими волнами, заставляя засыпать, а Марс борясь с ней из последних сил встал с пола, и оставляя кровавые следы за собой и на себе, подошел к белой стене, обложенной белой и холодной плиткой. По пальцам стекала кровь, окрашивая их как художница, капая на пол и оставляя крошечные капельки, словно прокладывая путь к израненному человеку, показывая охотнику где находиться его жертва. Рыжий взял немного густой и темной жидкости с вены, тихонько прошипев от неприятного прикосновения и глубоко задышав. На указательный палец правой руки, набрав алую «краску» и написал на стене, аккуратно вычерчивая буквы, создавая из нелепицы слова, а то и предложения. Наконец стало что-то вырисовываться из какофонии букв и слогов, и стало понятно, что парень все так усердно писал своей же кровью. «Я люблю тебя, Земля.» А после обессиленно сел, тяжело дыша от боли, из последних сил подняв с пола препараты и наложив на рану заживляющую глубокие раны мазь, а поверх нее марлю, сильно и крепко обмотав ею да и прикрыл глаза, падая на пол и мгновенно отрубаясь на полу в ванной, в своей крови, посвященной одной единственной планете – Земле. Последняя мысль была, что если бы их пейринг как-нибудь назывался в каком-либо фандоме – они были бы Марлями, прямо теми, которые были обмотаны на руке, сдерживая расходящуюся плоть. А после и пришел глубокий, болезненный сон без кошмаров, такой, который он долго ждал, пусть и с открытой наружу дверью.