I hate you..

Тонкие пальцы сжимают его талию. Исходящий, от тела парня, жар ощущается через тонкую ткань футболки. Лини елозит на чужих бедрах; наклоняется, чтобы очередной раз оставить мокрый поцелуй на его груди. Оставляет мокрые дорожки от сосков до самых ключиц. В комнате темно и тихо. Скарамучча лишь иногда равно вздыхает, позволяя творить со своим телом что вздумается. Дело не в доверии, нет. Ему просто всё равно. Пускай Лини хоть вскроет ему грудную клетку – Скарамучча позволит. А Лини нравится возможность играть с ним. Ни заботы, ни искренности тут нет и никогда не будет. По крайней мере, с Лини. — Подай бутылку, — хриплым голосом просит Скар. И Лини молча слушает. Лениво отстраняется от парня и тянется за алкоголем, что, по его памяти, стоял у ножек кресла. Медленно. Лини прекрасно знает, как Скарамучу это раздражает. И ему нравится раздражать его нарочно. Каждый такой раз для Лини – победа в собственной игре. Их отношения похожи на цирк. А можно ли это в принципе назвать отношениями? Оба не знают. Они и не хотят знать – бесполезно. Наутро они оба сделают вид, будто ничего не помнят. Станут двумя незнакомцами, которые по пьяни потрахались и случайно проснулись в одной квартире. Лучше бы не просыпались. Но сейчас Лин оставляет метки на его коже. Гладит живот, ведёт пальцем по кубикам пресса, поднимаясь к твёрдым соскам. Обоим жарко, не смотря на сильный сквозняк из открытого настежь окна. Сколько они так уже сидят? Час? Два? Может три? Плевать. Скар может просидеть на этом ёбаном кресле хоть до самого утра, пока блондин, восседая на его бёдрах , грязно обсасывает его тело. — Мог бы и спасибо сказать. Нет, конечно, он не ждал. Знал, что бессмысленно, потому что знает Скарамучу. Но не знает, зачем сказал ему это. Из за давящей тишины? Точно нет, ведь «давящего» в ней нет ничего. Скарамучча усмехается. Естественно, молчит. Вместо этого запрокидывает голову и хлещет виски с горла, из за чего алкоголь тонкой дорожкой стекает уголка его губ до подбородка. Капля спускается ниже по шее, но Скар игнорирует это. До тех пор, пока его шеи не коснулся язык Лини. Парень давится, а бутылка с грохотом падает на ламинат. Шея. То единственное место, к которому он не позволял прикасаться даже Лини. Тот мог трогать его соски, пресс, член – но не шею. Скарамучча шипит. Силой тянет Лини за волосы, пока тот слизывает с него алкоголь. А он не отстраняется до победного – лишь когда становится слишком больно. — Лин, блять, я же.. — Я помню, — обрывает, смотря прямо на мокрую линию, которую видно благодаря тусклому лунному свету. — И? В голосе чётко слышно раздражение. А блондин улыбается. Слишком наигранно, слишком фальшиво. Его улыбка не может выглядеть по настоящему искренней, когда глаза не отражают ничего. Не в них, не в Лини, не в его «улыбке» жизни нет. — И ничего, — кладёт голову на чужое плечо, опаляя горячим дыханием мокрые, от собственной слюны, места на шее парня. Нарочно. Опять. — Я ненавижу тебя. — Ты ненавидишь всех. И ведь, подонок, прав. Но Лини не противен Скарамуче. Он просто.. просто есть. Без того количество масок, что тот на себе носит ежедневно. Сейчас в руках Скарамуччи он – серая масса, существующая на лад другим. И всё же, они зачем-то вместе. Зачем-то видят, зачем-то встречаются, зачем-то знают друг друга. Зачем-то ищут спасение друг в друге, убивая себя с каждым разом всё сильнее. — Тебя в особенности. — Скажи это, когда в очередной раз будешь вбивать меня в постель, трахая. Блондин говорит спокойно. Кладёт холодную руку на чужую грудь, вновь зачем-то лаская кожу своими касаниями. А Скар накрывает его ладонь своей, запуская пальцы второй руки в волосы Лини. Смотрит в пустоту, зарываясь носом в пепельные локоны парня. Скарамучча редко позволяет себе такие ласки – они ему не нужны. Не нужны и сейчас, но сегодня он решил играть по правилам Лини. И он опять победил. — Почему? — неожиданно и тихо спрашивает Лин. Вновь приподнимается, заглядывая Скарамуче прямо в глаза. А тот не понимает, от слова, нихуя. Долгое время смотрит в ответ прежде, чем переспросить: — Почему что? — Почему ты ненавидишь меня? Скарамучча опускает взгляд и молчит, прикусывая губу. Сложно. Он знает ответ, но не знает, что будет правильно ответить. Он боится. Чёрт, да, он тоже чувствует страх. Как можно не боятся довериться человеку, который сам не знает, кто он? Как можно не боятся собственного желания это сделать? Он точно такой же трус. Слабак. А Лини наигранно смеётся. Он и не ждал ответа. Опять. — Я-ясно, — парень двигается ближе. Обвивает руки вокруг шеи Скара и целует в висок. Медленно поцелуями спускается по скуле, мажет, пока не доходит до уголка губ и приторно-сладко шепчет: — Ты очень смешной, когда в растерянности. Но Лини знает, что и сам ничем не лучше. — Потому что люблю, — он говорит как можно тише, сквозь зубы, до побелевших пальцев сжимая чужую футболку. И блондин вздрагивает. Впервые за долгое время его лицо выражает неподдельную эмоцию – удивление. — Что? И Скарамучча заставляет себя поднять на него глаза. Заставляет посмотреть. — Я ненавижу тебя больше всех на свете, — уже более уверенно продолжает, хмурясь, — потому что люблю ровно на столько же. Оба молчат несколько секунд. У Лини ком в горле застрял, а Скар собирается с силами, чтобы продолжить. — И ты меня бесишь, ведь я даже не в силах отдалиться от тебя. Как и приблизиться. Скар опускает руки на его бёдра. Всё происходит как будто от безысходности, ведь оба знают: утром они вновь станут незнакомцами.