Интервью с Печориным

Петербург. Морозный зимний вечер. Но в доме Юсуповых музыка и танцы, не тухнет огонь в глазах молодых людей, сердца девушек горят румянцем. Оркестр играет вдохновенно, увлечённо, мелодия разливается по залу, как разливается река в весеннее время. Бал, петербургский бал, каких немало видели знатные князья, богатые вельможи, сентиментальные барышни и резвые гусары. На светлой оживлённой балюстраде одиноко стоял офицер Григорий Александрович Печорин. Одиночество не угнетало его, напротив, он сторонился шумного общества и новых знакомств. Назойливые маменьки, желающие найти своим дочерям прекрасную партию, заносчивые сослуживцы. Насчёт сослуживцев, юнкер Павлов, с коим Печорин познакомился в Пятигорске, движется в его сторону с некой девушкой в ничем непримечательном платье, отстранённым видом, и с невысоким мужчиной , по всей видимости, её отцом. Наш герой хотел уж сморщиться и отвернуться, но что-то в виде девушки его остановило. Павлов, учтиво поклонившись, поприветствовал, как он считал давнего друга: - Григорий Александрович, мы вчера виделись в салоне Волконской, а сегодня позвольте мне представить Вам моего давнего знакомого, писателя Петра Ивановича Шаликова с дочерью Наталью Петровной Шаликовой. Обращаюсь уже к отцу с дочерью, воодушевлённо произнёс, - мой приятель – офицер Григорий Александрович Печорин. Печорин невольно повёл бровью, услышав слово «приятель», поклонившись стоящей перед ним любопытной компании, ответил: - Рад познакомится, Пётр Иванович, наслышан о Ваших публикациях, - бережно целуя руку его немного отстранённой дочери, - Наталья Петровна, не составите ли Вы мне компанию в следующем танце. Мазурка, если не ошибаюсь? Нельзя сказать, что Наталья Петровна приглянулась Григорию Александровичу, ему было интересно её присутствие на балу, причина отсутствия блеска и кокетства в её зелёных глазах. - Да, мазурка, - равнодушно подтвердила молодая Шаликова, осторожно кладя свою маленькую ладонь на руку Печорина, располагавшего к мазурке, - я не сильна в танцах, сколько меня не учили, постоянно сбиваюсь, да и танцевать не особо люблю. Вы же похоже на заядлого танцора, - ухмыльнулась она. Пара приготовилась к началу танца. Зазвучала музыка. - Не льстите мне, я танцую, когда предложит случай. Но если не танцы, то что? Чем Вы увлекаетесь? - Скажу Вам по секрету, так как знаю, что мы с вами вряд ли когда-то ещё встретимся, я пишу. Пишу и перевожу под псевдонимом, публикуюсь в «Современнике» и «Русском вестнике». О, я предполагала ваше удивление. Вы наверняка думаете, что девушке моего статуса сочинять неприемлемо, надобно лишь думать об идеальной партии, о замужестве, увы, я к этому не стремлюсь. - Вот как… Удивительно, я слышал о женщинах-журналистках, женщинах-писательницах, но никогда не встречал таковых. И что же вы пишите? - Статьи, повести, очерки. Недавно пришла мне в голову идея записать опрос определённого интересного человека, задавать ему вопросы о его жизни и деятельности, записать ответы, а позже опубликовать. - А я похож на интересного человека? - Похожи. Понимаю, на что вы намекаете, но подобные опросы – дело небыстрое, нас неправильно поймут. - Ну и пусть, разве Вас так сильно волнует мнение светского общества? Танец завершился, глаза Печорина горели азартом. В воздухе повисло предвкушение новой авантюры. Уличный мороз всё ещё не морозил сердца дам и кавалеров, сияющих и увлечённых танцами и разговорами. Печорин слегка потянул Наташу в свою сторону, к выходу на балкон, загадочно улыбаясь: - Опросите меня, а то я умру от скуки. Право же, умру, и Вы будете тому виной, - Григорий жалостливо улыбнулся, - у меня в кармане небольшая записная книжка и карандаш. Наташа нехотя кивнула. Она согласилась не из-за симпатии к Печорину, о, она не питала симпатии к молодым людям, жадно крадущим сердца нежных доверчивых дам, а она знала, что Печорин был таковым, как бы ему этого не хотелось. Она задумалась, а почему бы и нет, она давно не брала в руки перо, нужны новые материалы. Читатели требовали новых работ от Е. Нарской (её псевдоним), так отчего же не дать им того, чего они хотят. Она уверенно взяла в руки карандаш и книжку Печорина. Ей в голову пришла идея расспросить о приключениях, в которых он побывал. - Итак, начнём. Вы офицер, верно? Где вы служили? - Так сразу… В Грузии, на Кавказе, вблизи Ростова. В юности я голыми руками убил медведя, напавшего на наших крестьян, вот и решил пойти по военной части, дабы защищать других. - Если Вы не будете говорить правду, придётся завершить наш опрос. - Почему же вы решили, что я говорю неправду, даже если это так? - Глаза у Вас лукавые, они не смеются, вы легка напряжены. Я с Вами искренна, и Вы, впредь, будьте искренны. Расскажите о Кавказе, какой он? - Вы не были на Кавказе? Прискорбно. На Кавказе живут люди с горячей кровью, полные решимости, готовые на любую авантюру. Помнится, один парнишка был готов отдать мне свою сестру в обмен на лучшую лошадь одного джигита. Лошадь была, бесспорно, хороша, да и сестра, его необычайна красива, не похожа на столичных девушек… Да, Кавказ – место свободы, свободы и раздора. - Раздор? Вы с кем-то повздорили? - На Кавказе? Я невольно стал причиной гибели трёх людей, хотя нет, я знал, к чему идёт, это было эгоистично с моей стороны, я так устроен я… я отвратительный человек, Наталья Петровна, Вам бы лучше держатся от меня подальше. Печорин резко отвернулся, посмотрел на оживлённую ночную улицу. Петербург не спал, кипела жизнь. Но сейчас герои были далеки от неё. - Впрочем, не будем о плохом. Женщины губили многих мужчин, в свою очередь мужчины губили многих женщин. Знаете, я играл с девушками, в Пятигорске даже влюбил в себя бедную княжну назло её воздыхателю, который погиб позже «по воле случая». Жалею ли я? Нет. Почему? Не знаю. - Но ведь было в Вашей жизни что-то хорошее? - Я любил, но эта любовь – злосчастное приключение. Она была замужем, дважды. Когда умер её первый муж, я мог бы посвататься к ней. Но я свободный человек, не желаю связывать себя узами брака. На Кавказе мы по счастью встретились вновь, общались тайно, но об этом узнал её муж. Я даже не попрощался с ней. - Значит, судьба вновь свела Вас, позже вновь разделив. Верите ли вы в судьбу? - Был один случай. В казачьей станице поспорили с одним сербом о предопределении судьбы. Он приложил к голове пистолет, что дал осечку, но когда вновь зарядил его, тот выстрелил в стену. Казалось бы, ему не суждено было умереть в тот день, он всё твердил, что пистолет не выстрелил – значит так решила судьба. Но он был таким бледным, будто смерть уже на пути к нему. И Вы не поверите, но его зарубил шашкой пьяный казак в тот же день! Как после такого не верить в судьбу. - Мне не по себе. Григорий Александрович, ваши истории пугают. Но… продолжим. А были ли Вы в шаге от смерти? - Да. В Тамани одна прелестница, почти русалка, позвала меня на свидание к морю. Я знал, что она в сговоре с контрабандистами, но я повёлся, это чуть ли не стоило мне жизни. Мы сели в лодку, поплыли всё дальше в море. Стояла полная луна, воздух был свеж, а море отчего-то беспокоилось. Она соблазнила меня, пыталась столкнуть в воду, но я оказался быстрее. Больше не желаю связывать ни с контрабандистами, ни с такими загадочными девушками. - Но были ли у Вас друзья? - А ведь я и не знаю, что такое дружба. Были люди, с которыми мне было неплохо, но друзья ли они? Один мой старый знакомый, благородный старик, очень много сделал для меня на Кавказе. Другой приятель, хороший врач, был моим дуэлянтом, хорошим собеседником и советчиком в любовных делах. Но всё же из двух друзей всегда один раб другого, и, наверное, дружба должна быть, в первую очередь, на доверии, а я не доверяю людям. - Что посоветуете читателям? - Читателям? Я и забыл, что кто-то это прочитает. Живите, как хотите, делайте, что хотите. Но не забывайте, что в конечном итоге ваши желания могут вылиться в нечто плохое. В таком случае, не будьте как я, не забывайте о других и прежде, чем разбираться в окружающих вас людях, разберитесь в себе. - Merci pour votre avis. Наталья Петровна закрыла запасную книжку, печально посмотрела на Печорина, произнесла: - Мне жаль, что Вы такой. Мне жаль. Сие записи были опубликованы в «Современнике» в 1835 году.