Дубак

      Минхо уже достаточно долго жил своей обычной маленькой жизнью в обычной маленькой квартирке. Ухаживал за котами, с переменным успехом сводил концы с концами на двух работах и ни на что особо не жаловался, хотя иногда сильно хотелось. Суни, Дуни и Дори прилежно встречали хозяина каждую ночь с очередной смены, ждали позднего ужина и, наевшись, залезали к Минхо в постель, мурча ему незамысловатую колыбельную, несмотря на то, что уставший парень отрубался раньше, чем щека касалась подушки. Через шесть часов ему уже приходилось просыпаться и начинать собираться на работу. Так он проводил каждый день, за исключением нечастых выходных, когда с утра до вечера пытался собрать вместе все свое дерьмо, накопившееся за время работы: прибраться в квартире, закупиться продуктами, встретиться с друзьями и, желательно, еще и выспаться впрок.       Его маленькая жизнь не была самой лучшей, комфортной и беспечной. Но она полностью принадлежала Минхо, была под его мало-мальским контролем и приносила удовлетворение всякими приятными мелочами. Большего он никогда и не просил, лишь тихо мечтая порой найти стабильную должность и спокойно спать по восемь часов.       Но кому было вообще дело до его желаний, правда?       Протяжный зевок разрезал не идеальную, но все же тишину, стоящую в магазинчике. На фоне всегда жужжали холодильники, но их монотонные звуки Минхо уже давно начал принимать, как должное. Его сменщица уже должна скоро подойти, часы показывали без пятнадцати десять вечера. Клиентов нет, и Минхо надеялся, что сможет уйти спокойно, не задерживаясь на лишних пять минут, объясняя кому-то, какие сигареты у них в наличии. Йеджи вывалилась из подсобки, на ходу надевая красную жилетку.       — Как дела? — спросила она, просматривая ближайшие полки и проверяя ценники. Выглядела более уставшей, чем обычно, хотя им обоим, по-хорошему, требовался отдых.       Минхо нравилась Йеджи. Не настолько, чтобы стать хорошими друзьями, конечно, но лучше коллеги не придумать. От нее веяло теплом, таким ненавязчивым, но ужасно приятным, и как бы парень не был плох в выражении привязанности, Хван хотелось порой погладить по голове и крепко сжать ладонь в своей, чтобы дать хоть какое-то ощущение спокойствия. Жизнь у нее явно дерьмовее, чем у Минхо, но он не сильно был посвящен в подробности. Знал только, что пока он мечтал о стабильной работе, она грезила о хотя бы одном дне без скандалов. Минхо порой замечал даже синяки, выглядывающие из-под футболки, когда Йеджи поднимала руки, но тактично молчал, топя клокощую в сердце злость.       — Нормально. Я всю просрочку списал, если что, — сказал Минхо в ответ, копошась под кассой и собирая все свое добро: зарядку с телефоном, контейнер из-под кимчи с рисом и пачку сигарет, которую всегда почему-то выкладывал, но покурить на смене никогда не выходил. Хван повернулась к коллеге и широко улыбнулась своей лисьей, но все же искренней улыбкой.       — Спасибо, — тихо произнесла она, и Минхо в ответ также улыбнулся, понимая, сколько благодарности на самом деле Йеджи вложила в это слово. Им никогда не требовалось много болтать, чтобы друг друга понять, и Минхо этому был безмерно рад.       Через пять минут он передал Хван кассу и сам ушел в подсобку, снимая надоевшую форменную жилетку и убирая в какое-то подобие шкафчика. Закинул все свои вещи в небольшой рюкзак и, накинув куртку, вывалился из помещения в октябрьский холод. Мурашки прошлись аж по заднице, и Минхо в какой-то момент пожалел, что не мог как Йеджи, натянуть под штаны теплые колготки.       Путь к дому лежал не очень близкий. Было бы разумнее, конечно, устроиться в круглосутку где-то поближе к дому, но в его районе сотрудников хоть жопой жуй и никто не собирался увольняться. Не вариант, короче. Зато у Минхо имелась возможность повтыкать минут пятнадцать в окно, пока он ехал в автобусе, и отдохнуть вообще от всего в этот короткий кусочек времени. До остановки, правда, еще дойти надо, и Минхо с обреченным вздохом свернул на тротуар, минуя закрытые бутики, магазинчики и вполне неплохую пекарню, предвкушая мягкую постель и глубокий сон.       Напоминание о том, что на его желания всем насрать, вдруг разнеслось коротким всхлипом откуда-то из-за поворота.       Минхо застыл на месте, с ужасом понимая, что пройти мимо он просто не сможет, как бы ему не хотелось побыть эгоистом и забить огромный болт. Задушенный всхлип повторился, уже тише, явно безуспешно подавляемый. Сжав лямку рюкзака, Минхо шумно выпустил воздух изо рта и направился за злосчастный поворот.       Метрах в десяти от его остановки на бордюре сидело скукоженное в креветку нечто, подрагивая плечами и пытаясь задушить свои звуки. Ну да, конечно, Минхо после рабочего дня не хватало именно этого. Возмущение кипело в груди, пока он подходил к этому, судя по виду, еще совсем ребенку. Тот подошедшего вообще, кажется, не заметил и не услышал, и парень ткнул его в спину носком кроссовка, привлекая внимание к себе.       — Задницу застудишь. Чего тут расселся? — спросил без особого энтузиазма, наблюдая, как чужая голова будто в замедленной съемке поднялась и из-под капюшона появилось сопливое и красное лицо. Точно как вареная креветка.       — Хочу и сижу, тебе-то что? — не без труда ответил парнишка, на половине фразы икая из-за рвущегося наружу плача. Минхо удивленно вскинул брови и всмотрелся внимательнее. Лицо опухшее совсем, но симпатичное, а одежда явно видала лучшие дни, еще и не внушала доверие вообще – такие ветровки Минхо летними вечерами носил, а не в позднем октябре, когда вот-вот снег обещал выпасть. Только сейчас он наткнулся взглядом на огромный такой рюкзак, забитый донельзя, вероятно, вещами.       — Мне ничего, а вот тебя запросто скрутить могут, если в комендантский час на улице поймают. Лет-то сколько?       — Достаточно, — слезливо хмыкнула креветка и покрепче обняла руками свои колени. Минхо пробрала ненужная жалость.       — Значит мелкий еще. Пойдем, — он подцепил парнишку за капюшон и дернул вверх, заставляя подскочить. Тот посмотрел волком возмущенно, открыл рот, чтобы что-то сказать, но пребывал в таком шоке, что слова не полезли.       — Никуда я не пойду с тобой, извращенец! — наконец выдал он, и Минхо устало вздохнул. С таким рюкзаком обычно из дома сбегают, значит, маленький бунтарь либо с родителями рассорился, либо в семье совсем все худо. Достав телефон из кармана и посмотрев на время, Минхо нахмурился. Если он не подберет парнишку сейчас, то его в самом деле примут полицейские и отправят домой, неизвестно в какие условия, раз тот сбежать решился, не имея никакого плана. Жалость скребла на душе.       — Пойдем, говорю, — в последний раз предложил Минхо и в ответ увидел только затылок и сгорбившуюся спину.       Минхо долго церемониться не собирался, схватил креветку за запястье и повел к остановке, потому что автобус приехать должен с минуты на минуту, а пешком до дома добираться нет никакого желания. Парнишка вновь сказать ничего не мог, пошел следом, а затем дернулся, оборачиваясь назад, словно забыл что-то.       — Взял я твою сумку, — сказал Минхо и поставил увесистый рюкзак на скамейку под пластиковым навесом. — Как зовут-то?       — Ян Чонин, — пробурчал тот и вытер рукавом смесь соплей и слез с лица. Минхо оценивающим взглядом прошелся по ветровке и решил, что пусть мажет на нее что угодно уже, все равно придется выкинуть, морочиться со стиркой такого ужаса он не намерен. — Я с тобой никуда не поеду!       — Сопли сотрешь, глаза умоешь, поешь и пойдешь утром на все четыре стороны, если захочешь. Извращенцы грязных детей на улице не подбирают, — фыркнул в ответ Минхо. Через пару секунд он заметил выплывающий из-за горизонта автобус, облегченно выдыхая. — Рюкзак свой сам тащи, идем.       Чонин довольным не очень выглядел, все еще, кажется, плакал, но почему-то молча поднял сумку, заходя в автобус сразу за Минхо, который оплатил два билета. Внутри практически пусто, какой-то парень дремал на задних сидениях и женщина спереди крепко держалась за свои пакеты. Минхо прошел к местам посередине и пропустил Чонина к окну. Тот моментально скукожился, как на бордюре несколько минут назад, и обнял огромный рюкзак, утыкаясь взглядом в окно.       — Рассказывай, — тихо произнес Минхо, кидая пару взглядов на Чонина, который от его голоса почему-то вздрогнул, но лица от сумки не оторвал.       — Что рассказывать? — спустя секунд десять парнишка все же подал голос, заглушенный и сиплый.       — Почему ты сидел на улице ночью и рыдал?       — Я не.., — вдруг прервался Чонин, а затем громко всхлипнул, снова, кажется, начиная плакать, — Я не рыдал!       Последние слова были больше похожи на вой белуги. Чонин зашелся приступом снова, лицо безбожно покраснело и слезы полились рекой на рюкзак, но реветь в голос он не начал. Минхо проматерился тихо и достал из собственной сумки пачку салфеток, вытягивая за раз несколько и вытирая влагу с опухших щек, держа затылок свободной рукой, чтобы не дергался лишний раз. Оставалось только надеяться, что до дома упаковки хватит и не придется марать одежду.       Чонин успокаиваться вообще будто не собирался, плача судорожно и беззвучно, заставляя Минхо хлопотать больше. Он успевал только брать новые салфетки и запихивать в сумку грязные, сквозь зубы все еще проклиная себя и свою доброту. Подобрал на свою голову, теперь расхлебывает. В какой-то момент Чонин завалился набок, утыкаясь красным носом Минхо в плечо. Тот уже сдался, убирая полупустую пачку и приобнимая дрожащие узкие плечи. Хотя бы не воет и не привлекает внимание.       Успокаивать плачущих людей Минхо не впервой, но вот так, в общественном месте, не зная о человеке ровно ничего, еще никогда не приходилось. На душе неспокойно совершенно, и Минхо невольно вспомнил, как забирал Джисона от родителей, разбитого и преданного. Тот сначала тоже плакал долго-долго, ревел до срыва голоса, а потом еще полчаса на коленях у друга беззвучно рыдал. Рассказывал потом, что дело не столько в связках, сколько в моральном истощении.       «В какой-то момент становится настолько больно, что даже криком выразить это не можешь».       Минхо нахмурился, прокручивая слова в голове, пока рука уже автоматически широко гладила дрожащее плечо. Что такого с этой мелочью случилось? Злость неприятно скребла где-то внутри, пытаясь вырваться наружу, но Минхо ее сразу же подавил. Он еще ничего не знал, обвинять некого. Но кулаки отчего-то все равно зачесались.       В квартиру Чонин зашел уже не рыдающий, но сипло всхлипывающий и все еще краснющий. Коты вылупились на двух парней у двери, не привыкшие к незнакомцам на пороге. Минхо потер переносицу и повесил свою и чужую верхнюю одежду, проходя вглубь по коридору. Чонин плелся хвостиком, шмыгал носом и им же врезался в спину парня перед собой, когда тот резко остановился.       — Садись давай, не стой в проходе, — Минхо отошел и открыл вид на крохотную, но чистую кухню. Оглянувшись, Чонин провел тыльной стороной ладони по влажному носу и уселся за небольшой стол, укладывая руки на колени. Хозяин квартиры, кажется, внимания на гостя не обратил, включая электрический чайник и доставая две большие кружки. Заварка пахла ярко какими-то травами и преимущественно мятой. Чонину что-то похожее бабушка заваривала, когда тот еще под стол пешком ходил, и на душе стало немного, но спокойнее.       Когда на стол перед ним приземлилась кружка, Чонин снова вздрогнул и посмотрел на севшего напротив Минхо. Тот выглядел абсолютно непоколебимо и будто равнодушно, хотя мысли бесновались в раздрае. Даже Дори выглядел лучше, когда его отобрали у мелких живодеров и домой принесли, чем Чонин,. У этого хотя бы ран нет никаких на видных местах. Не то чтобы много мест было видно.       А еще у Дори не было выбора. Его взяли, засунули в рюкзак и принесли в теплую квартиру. А у Чонина выбор был. Минхо, конечно, действовал не очень аккуратно, но парень мог просто уйти, если бы реально захотел. Вырвать запястье, убежать, не заходить в автобус, а следом и в чужой дом. С Чонином произошло что-то настолько дерьмовое, что тот запросто согласился довериться незнакомцу с улицы.       — Ну так что? Не расскажешь?       Мягкий голос разрезал тишину. Минхо сделал глоток чая и чуть поморщился, обжигая язык. Парнишка перед ним молчал, как партизан, но в глазах плескалось сомнение. Взгляд его бегал от лица Минхо до темно-зеленой кружки перед собой, мазнул по стене сзади и вообще всячески выдавал подвешенное состояние. Откуда-то из коридора за ними наблюдали три любопытные морды.       — Меня… выгнали, — пробормотал наконец Чонин. У Минхо который раз за день брови поползли вверх и он задумчиво серпнул еще чая. Такую информацию под чай, даже с мятой, не обработаешь особо, хотя догадки были.       — Кто? Тебе есть куда идти? — после небольшой паузы поинтересовался Минхо. Чонин замолчал снова, но на этот раз пошел в явный отказ, даже губы сжал посильнее, чтоб не проболтаться. Минхо постучал пальцами по столу еще немного и решил оставить тему на потом. — Ладно, допустим. Лет-то тебе сколько?       — Девятнадцать скоро, — шмыгнул Чонин и наконец отпил из своей кружки, тут же морщась. — Почему там столько сахара?       — Сладкое всегда помогает справиться, пей, — Минхо вздохнул тяжело и поднял взгляд к потолку. У него на кухне сидел несовершеннолетний, которого хер пойми кто и хер пойми откуда выгнали, дома у него, судя по всему, нет, а Минхо через несколько часов нужно было уже вставать на работу.       Пиздец, не меньше.       Когда он вновь посмотрел на Чонина, тот уже не морщился и прилежно пил сладкую бурду. Ну, послушный, хоть это утешает. Минхо с кряхтением поднялся с места и ушел в спальню под вопросительный взгляд в спину. Футболка, наверное, будет свисать с мальчишеских плеч, но ничего другого Минхо предложить не мог. Шорты, вроде как, должны сесть нормально, и от души оторванное новое белье – тоже. В любом случае, либо так, либо голым.       — Как допьешь – пойдешь в душ. Одежда на стиралке, — сказал Минхо, возвращаясь из ванной на кухню, где Чонин уже успел все допить и даже начал выглядеть получше. Он посмотрел на него, как на Лохнесское чудовище посреди комнаты, и вставать не спешил.       С очередным тяжелым вздохом Минхо подошел к парню и потянул за собой, схватившись за предплечье. Тот, словно марионетка, совсем не сопротивлялся, даже сжался как-то, и в голове Минхо закрался неприятный червячок сомнений. Все это, впрочем, могло подождать. В ванной он Чонина оставил и дверь за собой закрыл, мыть его задницу и тереть спинку он точно не собирался.       Коты, увидев, что незнакомец скрылся за дверью, высыпали всей гурьбой на кухню. Точно, их никто так и не покормил. Минхо открыл банку корма под громкие требовательные мявки и задумался, на что подписался. Он хоть и обещал, что мелкий может с утра отправляться, куда хочет, но совесть и сидящее в груди желание заботиться о всяких оборванцах (как оказалось, не только четвероногих) не позволят ему просто взять и отпустить Чонина в этой стремной ветровке обратно на улицу. Буквально на улицу, потому что идти ему некуда. Дуни передними лапами уперся ему в колени и истошно орал, заставляя поторопиться с ужином.       Под приглушенные звуки текущей воды Минхо разложил диван и кинул еще пару подушек. Второе одеяло отыскать получилось с трудом, но и оно в конце-концов легло рядом с подушками. Спать придется вдвоем, и он не то чтобы никогда не спал с мужиками на одной поверхности – того же Джисона хрен спихнешь на пол, залезет под плед к стенке и хоть убейся, – но как отреагирует Чонин, он уже не знал. Выбора у мелкого особо не было, в любом случае. Разве что Минхо по доброте душевной позволит лечь с краю, если Чонину сильно припрет.       Вода стихла, и еще через пару минут парнишка звонко шлепал голыми пятками сначала на кухню, и, не найдя там никого, кроме котов, в единственную открытую комнату. Минхо заблокировал телефон и отложил его куда-то на подушки, поднимая взгляд. Футболка в плечах и правда висела нещадно, и шорты сели не сильно надежно, но хотя бы не слетали. На лице от прошлых рыданий остались только покрасневшие лисьи глаза, и выглядел малец, оказывается, даже симпатично, когда не пускал сопли.       — Давай в кровать, мне еще нужно выспаться перед сменой, — зевнув в подтверждение слов, Минхо расправил одеяло и вопросительно глянул на Чонина, не двинувшегося с места.       — Что, вместе, что ли?       — Лишней кровати у меня нет, — бросил в ответ Минхо и уселся на край дивана. — С краю ляжешь или у стенки?       Чонин посмотрел на него в упор, запыхтел, кажется, от злости и совсем не знал, что делать. Как загнанный зверек. Терпение Минхо не бесконечное, времени до будильника все меньше, и он позволил себе с раздражением фыркнуть.       — Не лягу я с тобой в одну постель, охренел, что ли? — выдал Чонин и вышел, сбегая, видимо, на кухню. Минхо, может, в глубине душе и хотел бы пойти следом и уговорить поспать, но ему все еще надо было на работу. Захочет спать – вернется. С этими мыслями Минхо взбил подушку и лег на краю дивана, вырубив светильник.       Мысли роем ворвались в голову практически сразу же. Неприятно. Обычно он засыпал сразу, невесть сколько уже он перед сном ни о чем не думал, а тут навалилось, и не разберешь, что с этим теперь делать. Хотелось заорать громко-громко, чтобы пришел кто-нибудь и разобрал все дерьмо, но Минхо себя около часа назад добровольно подписал на роль этого самого спасателя.       Никогда вель Минхо на свою обычную маленькую жизнь не жаловался, она была размеренной и рутинной, все было так, как надо. Но вот он, лежал в кровати и не спал уже минут десять, коты-предатели до сих пор не пришли к нему и не начали мурчать, и на сон осталось примерно жалких пять часов вместо обычных шести. Минхо просто надеялся, что это того стоило, хотя уже знал прекрасно, что да, стоило каждой потраченной секунды. Целая жизнь сейчас не увядала на улице или в полицейском участке, а сидела и ершилась в тепле его квартиры, уже не плача.       В голове постепенно становилось пусто, как обычно, и он провалился в сон, сгребая подушку под грудь. На кухне коты облепили пахнущего хозяйским гелем для душа незнакомца, уже совсем не страшась обнюхать холодную руку или залезть на колени. Чонин легко улыбался и чесал зверей за ушами, понятия не имея, как зовут каждого и обещая себе спросить у Минхо их имена.