«и каждому атому счастья отмерен свой срок заранее»
Маргарите снится сон. Она стоит, окутанная невидимым, но ощутимым чувством едкой смерти, напротив постели больного. Писк аппарата жизнеобеспечения раздается одновременно и в палате, и внутри ее головы. Воздух стылый, будто зимний, и он обжигает легкие. Маргарита стоит неподвижно и видит, как отчетливо рисуется прямоугольное лицо мужчины, которого она прежде никогда не встречала. Она может разглядеть редкие, едва заметные веснушки на чуть заостренном носу. На тонких губах — легкая, почти мечтательная полуулыбка. Кажется, будто он дремлет, но Маргарита уверена — он вот-вот умрет. Она касается подушечками пальцев его щеки и чувствует приятное тепло, и как мокрая капля огибает ее палец. Маргарита смотрит в его изумрудные, счастливые глаза, устремленные на нее. — Не плачь, — говорит девушка сдержанным голосом. Но незнакомец плачет безмолвно и недвижимо, а уголки губ его подрагивают. Маргарита просыпается вся в слезах. Сердце бешено колотится аж в висках и болит так, словно она… видела смерть любимого человека. Она пытается восстановить дыхание и избавиться от остатков горького сна. Она сжимает щеки ледяными ладонями и чуть трясет головой, выбираясь из постели. На экране телефона часы показывают пять утра — всего час до подъема. По обыкновению, Маргарита стремилась поскорее доспать это несчастное время, но она перепугалась, что снова придется возвращаться в сновидение и по новой переживать смерть соулмейта. Пока она бродит по квартире туда-сюда, выполняя утренние процедуры, кошмар этот не выходит из ее головы. Маргарита тешит себя словами тех, что уже видели вещие сны: ей говорили, что как только она наконец встретит соулмейта, то всё — тревога и страхи развеются. Смерть раз и навсегда перестанет пугать и станет чем-то само собой разумеющимся, и никак не помешает дальнейшему переплетению двух душ в нескончаемом полотне человеческих жизней. Маргарита верит, и верит охотно, но не может отделаться от эфирного запаха больничной палаты. Она заканчивает утреннюю рутину и повторяет учебный материал по конспектам — сегодня первый день летней производственной практики, и она не хочет упасть в грязь лицом перед заведующим отделением.***
Маргарита болтает с одногруппником в широком холле первого этажа: им посчастливилось проходить практику в одной больнице. Они обсуждают, что было бы славно, попади они в одно отделение — с другом веселей и не так боязливо. Однако куратор больницы распоряжается иначе, предательски разъединяя друзей. Маргариту отправили в неврологическое отделение, чему она не просто разочарована — мир для нее рухнул в одночасье. Она не была сильна в неврологии всю дорогу обучения в университете и старательно избегала этой страшной дисциплины. Не тушуясь, она попросила куратора пересмотреть решение о распределении. Маргарита была готова даже в кардиологическое отделение попасть — второе по ее личному рейтингу сложности — лишь бы не неврология. — Вынужден отказать, — с легким раздражением ответил мужчина. — Я распределил вас ровными троицами. И что это такое будет, если каждый застонет, что хочет в другое? К тому же, у всех вас уже есть необходимая база знаний по предоставленным узким специальностям. Всё, всё, шагай давай, некогда мне с тобой тут церемониться… Маргарита хмурит светлые брови и мысленно посылает его куда подальше. Надежда на интересную и полезную практику разбилась о скалы несправедливого распределения. Она отыскала в толпе студентов двух парней, которым предстояло практиковаться в том же злосчастном отделении: с одним из них она была немного знакома — учились они на одном потоке, а звали его до смешного смешно — Иванов Иван, из тех самых клинических задач с каждой пары, второго же каторжника Маргарита видела впервые. Долго знакомиться не пришлось, звали его Максим Мальцев. Только после непринужденной бессмысленной беседы, лишь бы время потянуть, троица с одинаково обреченными лицами отправилась на поиски отделения и знакомство с заведующим. В копилку невезений добавился факт, что отделение располагалось на седьмом этаже десятиэтажной больницы, а лифтом пользоваться разрешалось только персоналу и пациентам. Студенты встали на перепутье между лестничной клеткой и грузовым лифтом. — В теории, мы можем подняться и на лифте. Только вот найдутся какие-нибудь злющие медсестры, что сдадут нас с потрохами куратору. Еще и нагоняй получим… — раздраженно буркнул Ваня. — Да прям уж. Больница огромная, кому мы тут нужны? Погнали на лифт, — Макс кивнул головой в сторону лифтовой площадки. — Ладно, разок, думаю, ничего страшного. Всегда можно прикинуться дурачками, — посмеялась Маргарита. На первый взгляд парни показались ей неплохими ребятами, и она была благодарна судьбе, что хотя бы с нудилами и заучками не придется выживать двадцать один день. А после новости оказались еще приятнее: заведующая отделением, Мария Алексеевна, женщина лет сорока пяти, показала себя как очень жизнерадостный врач, действительно обожающий свою работу. Она тепло и с охотой встретила студентов, что немало удивило их: частенько практикующие врачи или игнорировали и отмахивались от студентов, или беспричинно сердились. — Свежая кровь! — пошутила она, внимательно в них всматриваясь. — Ну чего встали в проходе, садитесь пока, куда хочется. Вы медицинский колледж? А, будущие врачи, превосходно! Четвертый курс окончили? Еще лучше, так вы уже и меня заменять сможете, — Мария Алексеевна мило похихикала. — Неврологами быть хотите? Все трое отрицательно повертели головами и объяснили, почему они, не фанаты специальности, здесь оказались. Завотделением терпеливо выслушала и расплылась в улыбке: — Так, понятно. Я вас не принуждаю — можете не ходить, дневники я подпишу. Мне за ваше пребывание тут никто не платит, — опять посмеялась она, — так что с меня взятки гладки. — Нет, что вы, Мария Алексеевна. Будем ходить, конечно, — энергично выпалил Ваня, и остальные с ним согласились со скрытой неохотой. — Хорошо, хорошо. Давайте тогда я быстро расскажу вам, где и что находится. Фонендоскопы есть свои? Отлично, а молоточки? Нет? Тогда возьмете в ординаторской. Зав показала им палаты и основные кабинеты, познакомила с дежурной постовой сестрой и двумя ординаторами, а также с парой других врачей. Она полистала их дневники, разудивлялась некоторым абсурдным требованиям к навыкам студентов, и упорхнула из отделения по каким-то своим делам, дав добро на ознакомление с любой необходимой для них документацией — пусть только в известность кого-либо из старших поставят. Троица стоит в коридоре с молоточками в руках, и для комичности ситуации не хватало почесать затылки всем одновременно. — Быстрее начнем — быстрее закончим. Давайте соберем анамнез, осмотрим да дневники заполним. Дома ничего делать не надо будет, — инициатором выступила Маргарита, не желающая все шесть часов присутствовать на практике. — А ты что, методику неврологического осмотра помнишь? — поинтересовался Макс. — Ну что-то помню. У меня методичка есть на телефоне, могу скинуть. Давайте беседу создадим. Так и сделали. Маргарита любезно поделилась материалами. Парни отправились освежать память на пост медсестры — там удобный диван стоял. Маргарита времени решила не терять и, заглянув в список пациентов на стене, наткнулась на некого Виктора Марисова из палаты номер двенадцать — его и решила помучать кучей вопросов. Она вошла в палату, постучав и громко уточнила: — Марисов Виктор здесь? — она окинула взглядом четырех мужчин в попытке догадаться, кто из них нужный больной. — Да, это я, — раздался голос у окна. — Ко мне врач пришел, позже созвонимся. Мужчина сбросил звонок и обернулся на студентку. Маргарита встретила того, кому суждено умереть от болезни в пятьдесят лет.***
Виктору снится сон. Он видит молодую девушку, но понимает, что на самом деле ей уже около восьмидесяти — это сон, и здесь всё вверх тормашками. Она выбирает яблоки на местном рынке и совсем не замечает его. Виктор подходит ближе, чтобы взглянуть на незнакомку: круглолицая с тремя родинками на виске, которые выстроились в ровную линию, а глаза ее темные-темные — он даже не видит зрачка. Он влюбляется в образ сновидения раз и навсегда и тянет ладонь, чтобы коснуться ее мягких щек. Неожиданно яблоко с глухим стуком падает на землю, а сама девушка хватается за сердце. Лицо ее корчится в боли, она падает навзничь, с силой сжимая одежды на груди. Виктор ничего не может сделать: руки и ноги больше ему не подвластны. Он только смотрит, как она умирает от остановки сердца, и слезы катятся из его щек. Мужчина просыпается в паническом страхе и холодном поту. — Сон. Это просто сон… и я встречу ее сегодня. Время пять утра, и Виктор не может понять, радоваться ему или плакать приснившемуся соулмейту. Сновидение оставило после себя душащее чувство, которое он даже попытался неосознанно откашлять. Виктор чистит зубы и ищет направление на плановую госпитализацию — позабыл, во сколько нужно явиться в приемную. Надпись на листе гласила: «Явка с 7:00 до 14:00». Виктор вздохнул и понял, что кандидатом на госпитализацию он будет первым в очереди, раз от кошмара он пробудился аж в пять часов. На кухне он разбивает любимую кружку — вторую за месяц. Левая рука давно перестала слушаться, и при попытке перенести кружку со столешницы на обеденный стол, ее поразила неожиданная слабость в кисти. Виктор пялится на мелко дрожащую ладонь. Смотрит долго, будто пытается силой мысли остановить тремор. И ничего не выходит. Он давно свыкся с неврологической болезнью, и расстраивался только в подобные моменты — когда что-то ломалось из-за неуклюжести его неконтролируемых рук. Виктор со вздохом начинает собирать осколки, и стоило ему попытаться поднять какой-то мелкий, тремор перерастал в крупноразмашистый. И к этому мужчина давненько привык, неторопливо собирая кружку по частям и отправляя ее в мусорное ведро. От чая все же он не отказался, догадавшись попить его у столешницы, чтобы вдруг не пришлось ползать по полу еще раз. Виктор выпивает утреннюю порцию горьких таблеток и перепроверяет заранее собранную сумку с вещами — вроде ничего не забыл. Он вызывает такси до больницы, и с трудом у него выходит рассмотреть номер ожидающей машины из-за невозможности быстро сфокусировать взгляд. Виктор уселся в салон, и пока таксист рассказывал о природе и погоде, мужчина снял очки и взглянул в потухший экран телефона. В отражении он заметил дрожь глазных яблок и понял, почему не смог различить номера авто. — Смотрю, вы с вещами, — таксист кивает на сумку, покоящуюся на заднем сидении. — В стационар ложитесь, что ли? — Верно, — медленно произносит Виктор и поочередно поднимает обе ладони, показывая на тремор. — На плановое. — Эге, всякое бывает! Не переживай, ты мужик молодой, а медицина нынче шагает километровыми шагами. Вылечат тебя, — таксист уверенно кивает собственному умозаключению, отбросив вежливое обращение. — Хотелось бы верить, — Виктор тоскливо ухмыляется. Ожидая своей очереди в приемной, Виктор оставил в приложении чаевые таксисту — давно ему не попадались такие простодушные и приятные собеседники, такому и оставить немного не жалко. Хотя с нынешними ценами на такси можно было подумать дважды. Виктор наконец обратил внимание на толпу докторов, кучкующихся на другом конце этажа. Не докторов — ошибся — студентов. Все они стояли группками, в белоснежных халатах, и громко переговаривались, а стоило отвлечься, как появлялись новые — будто почкованием множились. Он хотел рассмотреть будущее медицины получше, но на экране загорелся его талон с звуковым оповещением — подошла очередь. Регистратор резво оформила всю необходимую документацию, получила его добровольное согласие на госпитализацию и объяснила, как попасть в отделение. — Да, знаю. Уже не в первый раз, спасибо, — он улыбнулся ей, прощаясь. Пока он добирался до отделения неврологии, стойка регистрации уже оповестила пост о прибытии пациента. Там его встретила заведующая Мария Алексеевна, по совместительству являющаяся его лечащим врачом, и проводила в палату. Она быстренько проверила все документы, переговорила о деталях госпитализации и обещала зайти позже. — Студентов прислали на практику. А, видели? Ну вот, Виктор Романович, бежать надо — встречать молодое поколение. Он не смел ее задерживать. Только она переступила порог, как соседи по палате решили устроить знакомство. Два из них оказались вполне себе адекватными мужиками, а вот один был страшным брюзгой, и через каждое слово жаловался на бесполезных медиков и такую же бесполезную медицину в стране. Один из мужчин вступил с ним в спор, а другой тем временем пояснил новоприбывшему, что такие концерты сопалатника тут не редкость — пусть привыкает. Виктор только усмехнулся и покивал. Заполнив прикроватную тумбу, он решил позвонить отцу. Выслушивая долгие гудки, мужчина разглядывал виды из окна: прямо напротив возвышалось противоположное крыло здания, а справа тянулись ровные ряды сосен далеко за горизонт. Июльский денек выдался пасмурным, от чего сосновые верхушки казались почти черными. Где-то далеко тянулись грозовые облака. Виктор поставил на то, что дождь эту часть города не коснется. — Да, сын? — послышалось в трубке. — Привет, пап. Звоню, чтобы сказать — я успешно госпитализировался. В целом, всё. — Отлично. Как там палата, мужики ничего? — Марисов Виктор здесь? — раздался низкий девичий голос за спиной. — Да, это я, — отозвался Виктор вполоборота и неразборчиво бросил отцу: — Ко мне врач пришел, позже созвонимся. Виктор обернулся и встретил ту, которой суждено умереть от остановки сердца в восемьдесят лет. У обоих по сосудам разлилось тягучее, как мёд, тепло, такое приятное и расслабляющее. Душащая тревога покинула их мысли, они на миг позабыли смерти друг друга, просто наслаждаясь долгожданной судьбоносной встречей. Мир для каждого заиграл новыми красками, и казалось, что они живут бок о бок всю жизнь. «Так вот, что испытывают те, кто встречают своего соулмейта», — подумали оба. Первой взяла себя в руки Маргарита. В конце концов, она — студентка, и сейчас ее главная задача — прохождение практики. Да, в злосчастном неврологическом отделении. Да, надо опросить пациента, оказавшимся соулмейтом. Да, ей хочется вопить от радости и рассказать всё о себе, и столько же узнать от него. Однако Маргарита одернула себя, напоминая, что она сейчас на своеобразной неоплачиваемой работе, где у нее есть круг обязанностей. Сначала это, потом остальное. Она быстрым шагом подошла к Виктору, сжимая тонкими пальцами в розовых перчатках клипборд, и официально отчеканила: — Меня зовут Маргарита Юрьевна, я студентка четвертого курса медицинского университета, и хотела бы немного расспросить вас. Вы не против? Виктор улыбнулся. Да уж, будешь тут против, когда тебе задают вопрос тоном, не требующим нареканий — волей-неволей согласишься. Мужчина подумал, что будь это даже не его соулмейт, то он не сумел бы отказать такой уверенности. Потому он кивнул: — Конечно нет. Спрашивайте всё, что угодно. Его речь была медленной, некоторые слова он произносил по слогам с разной громкостью, но старался контролировать это. Маргарита мысленно похвалила саму себя за остаточные знания с ненавистной кафедры, моментально вспомнив название такой форме речи. Не подав виду о ликовании, она кротко кивнула, попросила присесть на постель, а сама притащила стул и уселась напротив. Спина вытянута в струну, макушка кверху, ноги не перекрещены — врач гиппократовского образца, не хватает медицинского колпака, как на первых курсах. Виктор не мог налюбоваться ей, и, хотя Маргарита была самой обыкновенной девушкой — ни дурнушкой, но и не писанной красавицей, — мужчина даже позабыл на короткий миг, что сейчас у них разные ролевые модели: он — пациент, она — почти врач. И, к тому же, прослушал ее вопрос, потому как она всем видом показывала, что ожидает ответа. — Что, еще раз? Извините, задумался, — виновато улыбнулся он. — Назовите полное ФИО и дату рождения, пожалуйста, — она тоже улыбнулась. — Марисов Виктор Романович, четырнадцатое февраля ХХХХ года. Путем несложных математических вычитаний, Маргарита поняла, что ему тридцать лет. — Есть жалобы на данный момент? — продолжала она, готовая торопливо писать за ним. — Тремор беспокоит, руки меня не слушаются. Со зрением проблемы — сегодня глаза дергаются. И речь — сами слышите, — чуть склонил голову он. Маргарита заметила всё это, едва только узнала, что он — Марисов Виктор. В попытке попасть по кнопке сброса вызова, тремор его усилился, руки двигались несколько асинхронно, и как будто больному требовалось приложить усилия, чтобы заставить мышцы работать. А когда она взглянула ему в глаза, то заметила горизонтальный нистагм. Перед глазами снова возник образ из сновидения, но он уже не пугал. Скорее, Маргарита почувствовала сопереживание и смирение. Она продолжила опрашивать его, и на все вопросы Виктор охотно отвечал, стараясь говорить как можно ровнее и быстрее, чтобы не задерживать ее. После этого Маргарита повертела его так, как вертят все врачи-неврологи на осмотре, и даже чуточку дольше. Мужчина пытался не отрывать глаз от соулмейта, а Маргарита, пересекаясь с ним взглядами, еле заметно улыбалась и мыслями возвращалась к осмотру. — Пожалуй, всё. Я зайду к вам немного позже, хорошо? — Я буду ждать с нетерпением. — А я что, доктор? — издевательски вопросил брюзга на противоположной койке. — Меня не осмотрите? — Быть может, позже, — сдержанно ответила она и покинула палату. На посту девушка присела на стул и старалась утихомирить долбящееся в груди сердце, которое, кажется, хотело выпрыгнуть наружу. Повезло, что парни тоже ушли к больным — сейчас Маргарите надо побыть наедине с собой и привести чувства в порядок. Мысли звучали так громко и спутанно, что лишь расшифровка собственных заметок немного отрезвила ее, и теперь она жаждала узнать, чем же болен Виктор. Она сумела выделить наиболее значимые симптомы, но не имела ни малейшего понятия, что за недуг поразил ее вторую половинку. В ординаторской она попросила историю болезни, на что получила ответ: — Стоило осмотреть кого полегче. По нему сложно будет заполнять дневник ваш, к тому же, все данные хранятся в медицинской базе, истории болезни пока нет. Он поступил буквально сегодня, заполнять-то нечего. Ладно, иди сюда, покажу в базе, — ординатор поманила студентку к себе, а после с лукавой улыбкой свернула окно приложения на мониторе. — Ну-ка, есть предположения? Ваша диагностическая гипотеза, коллега. — Нозологическую единицу не смогу назвать. Предполагаю, что у него что-то с мозжечком. По крайней мере, атаксия именно этой этиологии, если память с курса неврологии мне не изменяет, — пожала плечами девушка. — Хм, неплохо. У него атаксия Фридрейха, — она открыла окошко на компьютере и быстренько пробила его. — К сожалению, впервые слышу. Не припоминаю, чтобы на парах разбирали что-то подобное, — честно отозвалась Маргарита, вглядываясь в огромный перечень обследований. — А он сам тебе не рассказал? — вскинула брови ординатор. — Тогда дома сама почитаешь, что это за болезнь такая. Важно, что прогноз летальный в ста процентах случаев. Маргарита ощутила, как сердце в пятки не просто ушло — оно туда бухнулось. Она тихо спросила: — То есть, лечения нет? — Нет. Вроде как, разработали препарат и клинические исследования его почти закончены, к началу следующего года должны пустить в оборот. Якобы есть положительная динамика в лечении. Но стоить он будет… неприятно. Если у него будут средства, то и шансы свои он увеличит, не на полное выздоровление, конечно, но хотя бы на продление жизни на два-три года. Маргарита ничего не ответила. Она поблагодарила за содействие и уселась на кушетку, погружаясь в заполнение дневника практики. Немного позже пришли парни — хитрецы взяли одного пациента на двоих. Они втроем бросились в обсуждения, а ординатор тактично попросила найти другое место для разбора клинических ситуаций — работать мешают. Извинившись, студенты вышли из кабинета и наткнулись на Виктора. Маргарита залилась краской и вопросила: — Кого-то ищите? — парни как истуканы стояли рядом. — Вообще-то, вас. Хотел кое-что спросить, если вы не заняты. «Дома дневник заполню», — молниеносно пронеслось утверждение в голове, и девушка кивнула, согласившись на разговор.***
Каждое утро Виктора начиналось с прихода Маргариты в палату. Она стучала в одно и тоже место по дверному косяку, громко здоровалась и интересовалась самочувствием, у всех по отдельности, и в самом конце — у него. Маргарита приходила ровно в восемь утра и уходила не раньше шести вечера, вопреки тому, что на практику отводилось шесть часов. Она заканчивала добросовестную работу в отделении и остаток проводила с Виктором, бродя по коридору этажа или сидя в столовой. Виктору она нравилась вся, от макушки до кончиков пальцев: придет она с тугой косой на плече или с высоким хвостом, с макияжем, скрывающим проблемную кожу, или вовсе без него, в черной рубашке или в ярко-зеленой футболке — не имеет значения. Он полюбил ее, незнакомку из сна, выбирающую яблоки, предназначенную самой судьбой. — Слушай, Мар… — Как-как? — с прищуром переспрашивала она. — Как ты меня назвал? — Мар. Не нравится? — Наоборот, ко мне никто никогда так не обращался. Ритка или Марго, всё. Мар улыбалась в ровный ряд зубов, переполненная счастьем. Это походило на сказку о любви с первого взгляда, где оба героя — нравственные и чувственные люди, и всё у них наверняка будет хорошо, а в конце они останутся счастливы. Мар никогда не спрашивала у Виктора, что он увидел во сне, как и он не спрашивал ее. Узнав друг друга, они даже не касались этой темы. Вместо этого каждый рассказывал о себе всё подряд. Например, Виктор знал, что любимый цвет его соулмейта — зеленый, она обожает музыкальный коллектив «Flёur» и видеоигры, но с последним у нее проблемы. — Времени нет. Боюсь, что не смогу остановиться, — она прыснула в кулак. — Да и ноутбук мой древний, как мир. Ничего не тянет. Немного позже Виктор соберет для нее компьютер и подарит игры, о которых когда-то вскользь упоминала Мар. Она знала, что Виктор не любит желтые яблоки и не верит в гороскоп, один из его любимых писателей — Достоевский, а горам он предпочитает море. Соулмейт ее болен уже как восемь лет, и всё не так плохо, ведь некоторые выглядят гораздо хуже к этому времени. — Я не собирался умирать, пока не встречу свою судьбу, — говорит он, мешая сахар в кружке чуть подрагивающей рукой. — Теперь-то можно. Он поднял глаза на умолкшую девушку и прикусил себя за язык за необдуманную шутку. Ее темные глаза поблескивали в свете люминесцентных больничных ламп, а острый носик кривился. Виктор молил прощения остаток встречи и больше никогда не смел заикнуться о подобных вещах. В стационаре он пробыл десять дней: все необходимые обследования были готовы, а заключения к ним составлены, завотделением дала подробные рекомендации и разъяснения, заверив, что в запасе у Виктора еще годы и годы. — К тому же, у вас есть поддержка, не так ли? Лучшее лекарство — это любовь, Виктор Романович. — она мечтательно коснулась пальцами своей щеки, кивая головой в сторону ведущей опрос Мар. Виктор чуть смутился и энергично покивал. Мария Алексеевна замечала, что Маргарита стала задерживаться в отделении. Эта студентка, не горящая желанием становиться неврологом, день за днем сидела рядом с ординаторами, наблюдая их работу в медицинской базе. Она участвовала в каждой утренней планерке персонала с последующим обходом пациентов, сосредоточено внимая отчетам старших. Она наблюдала за тем, как опытные врачи осматривают и расспрашивают больных, и не смела глазом моргнуть, страшась проглядеть нечто важное. Она задавала вопросы и иногда делилась мнением, без страха быть осужденной. Очень скоро она полюбилась всем работникам отделения. Заведующая замечала и то, как часто Маргарита общается с Виктором. Как наливаются ее щеки, а легкая улыбка не сходит с лица, пока пациент не спускает с нее внимательного, влюбленного взора. И Мария Алексеевна опечаленно думает о том, что жизнь — это несправедливое явление в существовании человека. Что жизнь и смерть — это не разные понятия, а две стороны одной медали. И она незаметно вздыхает, решив для себя, что поможет Виктору всем, на что хватит ее влияния и сил. Несмотря на то, что соулмейт Мар выписался, она не бросила посещать отделение. Если коллеги ее — Ваня и Максим — появлялись три-четыре раза в неделю, то Мар стабильно приходила шесть дней в неделю, во-первых, как положено правилами прохождения практики, во-вторых потому, что лишь здесь она имела доступ к медицинской базе данных, где могла впитывать в себя опыт и знания своих старших коллег. Они встречались с Виктором почти каждый день. Он заимел привычку поджидать ее в холле больницы с пышными букетами. Мар краснела и распиналась в благодарностях, однако очень скоро заявила: — Честно говоря, я чувствую себя неловко. Ну, то есть, мне приятно твое внимание, но… это дорого. И они быстро вянут… деньги на ветер. Давай ты мне не будешь дарить букеты. — Вообще? — Конечно нет! В какие-нибудь особые дни, и достаточно. — Ну так у меня каждый день особый. Я же с тобой вижусь. Мар радостно поджимала губы и отворачивалась, а мужчина тихо посмеивался. Однажды она не выдержала и поинтересовалась, кем он работает. Виктор сразу просек, что дело в нескончаемых букетах, которые стоят немалых денег, и прояснил: — Мой отец — владелец гостиницы «Gold H.». Раньше владел рестораном «Gold R.», пока не передал бразды правления мне. Вот и всё. — Так ты нереальный богач? Туда-сюда миллионер? — заливисто смеялась она. Виктор был слишком стар для современных шуточных трендов и абсолютно серьезно отнекивался, чем еще больше веселил ее. Мар совсем перестала обращать внимание на его болезнь. Тремор его ладоней, когда они держались за руки, ничуть не мешал. Неторопливая речь по слогам, порой чересчур тихая и неразборчивая или, напротив, резкая и громкая, не казалась чем-то надоедающим. Девушка всё раздумывала: причина в том, что Виктор — ее соулмейт, или в том, что человек способен адаптироваться ко всему? Тогда решила для себя, что причина куда проще: в его любви и ее принятии. Одним днем, еще на втором году отношений, когда оба пока жили порознь, Виктор гостил у Маргариты. Он читал роман, пока Мар потела над врачебными науками. Периодически мужчина бросал на нее взгляд: она имела привычку щипать брови во время обучения. Верный признак нервозности и не совсем хорошего расположения духа. — Мар, не щипай, пожалуйста. — Ладно, — зло бурчала она. И позже ни с того ни с сего выпалила: — Я найду лекарство. Виктор сначала не понял, о чем это она. Он выглянул из-за книги, безмолвно вопрошая. Свет настольной лампы так падал на нее, что темные круги под глазами казались еще глубже и чернее. На рабочем месте будто рота солдат прошлась, хотя Мар была по сути своей аккуратисткой. Еще один признак ее нервозности. Она на верном пути выгореть от нескончаемой учебы. — Я вылечу твою болезнь, — непривычно тихим голосом пробормотала она, шмыгая носом. — Я найду способ. Обещаю. Только дождись, договорились? И Маргарита разревелась навзрыд, зарываясь в острые коленки. Она рыдала от всего: от обиды, что нет спасительной таблетки, от бессилия, что опыта, знаний и часов в сутках не хватает ей на поиск лекарства, и, в конце концов, от отвращения и злости к самой себе — она давала слабину и плакала тогда, когда этого не позволял себе смертельно больной. Виктор был для нее самым мужественным человеком из всех, кого она встретила на своем коротком жизненном пути. Он никогда не сетовал на судьбу-злодейку, не позволял выражать жалости к себе, как не позволял лить напрасные слезы из-за того, чего он изменить не в силах. Зато плакал он тогда, когда видел Маргариту в таком состоянии. Когда его сокровище в поте лица втягивалось в специальность, два года назад казавшуюся ей непостижимой наукой, лишь ради того, чтобы разработать чудо-лекарство. Его Мар оставила мечту работы лучевого диагноста, где не пришлось бы вечность торчать в стационарах среди несчастных, мучающихся пациентов. И именно в такие моменты внутри Виктора бурлила гадкая ярость и беспомощность за то, что именно на его долю выпало несчастье быть больным, и не потому, что он испытывал к себе ненавистную жалость, а потому, что болезнь эта отравляла его соулмейта. Он требовал, просил и умолял оставить эту затею, не возносить на хрупкий пьедестал неизвестности будущую карьеру и дальнейшую жизнь без него, подумать дважды, трижды, сотню раз. Но упрямица даже слушать не хотела, грозясь наказывать его молчанием за такие «ужасные, низкие слова». Днями и ночами она готовилась к государственным экзаменам, которые начнутся уже через два месяца, параллельно посещая научный кружок неврологии, изучая английский язык с нуля для того, чтобы беспрепятственно штудировать кроме отечественных еще и иностранные статьи об атаксии Фридрейха. Маргарита еще изъявила желание устроиться на работу, но здесь Виктор выбил с боем с нее обещание, что пока она не окончит университет, она работать не будет. — Но мы ведь съедемся рано или поздно. Разве это будет честно, что ты будешь тянуть финансово еще и меня, пока я не устроюсь в какую-нибудь больницу? — Это уже не твоя проблема, Мар, и решать ее не тебе. Виктор давным-давно познакомился с родителями Маргариты, и чуть позже, когда Мар твердо заявила, что будет поступать в ординатуру по неврологии, он заверил их, что самостоятельно оплатит ее обучение, если вдруг произойдет так, что ей не удастся поступить на бюджет. Серьезность его намерений просачивалась даже сквозь разорванную речь, потому родители даже слова против не подумали сказать. Его отец был горд собственным сыном и его поступками по отношению к соулмейту, и всячески намекал на узаконивание их отношений. Виктор всегда обрывал его речи на этой ноте, хмуро говоря, что Маргарите сейчас не до этого — она и так вымотана выпускным годом. К тому же, Виктор преступил к лечению новым препаратом, успешно прошедшем клинические испытания. Фармкомпания заявляла, что, к огромному сожалению, вылечить он не в силах, но повлиять на продолжительность жизни, продлив ее минимум на пять лет, препарат способен. Траты одного курса обошлись ему в копеечку — пришлось просить некоторые суммы у отца. — Возьми мои стипендиальные, — упрашивала Мар. — Копейка рубль бережет. Виктор наотрез отказывался. Лекарство оказалось не из приятных: постоянная тошнота, вплоть до рвоты, усиление симптомов на первом месяце приема и тупая боль в правом подреберье. Вместе с Марией Алексеевной они подбирали более подходящие дозировки, и весьма успешно — побочные эффекты понемногу сходили на нет. Последний год выдался для них особо тяжелым, но после продолжительной грозы, как известно, солнце светит ярче. Маргарита успешно сдала экзамены на высокие баллы и получила синий диплом, однако на бесплатную ординатуру этого не хватило. Эту дыру, как Виктор обещал, он закрыл самостоятельно, вопреки недовольству Мар. Их родители сделали им сюрприз, подарив путевку в южные страны к бирюзовому морю. Мар растрогалась от восторга — никогда раньше ей не приходилось путешествовать заграницей. Виктор стоял на берегу и глядел, как любовь всей его жизни неуверенно шагает в море, подол ее зеленого хлопкового платья намокает от соленой воды, и она пищит от удовольствия и дышит полной грудью влажным воздухом, вскидывая руки к вечернему небу. Мар возвращается по еще не остывшему песку босыми ногами и требовательно тянет любимого за собой, держась за дрожащие руки, заверяя, что вода — парное молоко, и ему непременно надо хотя бы помочить ноги. Виктор старается шагать уверенной и легкой походкой, но непослушные ноги не успевают за темпом возлюбленной, и со стороны кажется, что он изрядно пьян. В конце концов они оба стоят в прозрачной воде, лицезрея пылающий закат за морским горизонтом. Точнее, это Маргарита восхищенно охает, тыкая пальцем в сторону заходящей звезды, а потом пробует море на вкус, морщится от соли, и пробует снова. Она смеется, она улыбается. Она счастлива, а для Виктора ее счастье — его счастье, и ему неинтересно ни огромное озеро, ни пылающие закаты. Самое красивое творение природы стоит подле него. В попытках встать на колено, координация его подводит, и он едва не плюхается на бок, но каким-то чудом этого не происходит, однако вода все равно немного попадает ему на бедра, обдавая приятным теплом. Руки его дрожат еще сильнее, и он уже корит себя за несдержанность, что решился делать предложение в море, а не на берегу, но пути назад нет; Мар потрясенно хлопает глазами и замирает в ступоре. Виктор собирает всю волю в кулак, чтобы не уронить коробочку с кольцом на дно, и произносит: — Любовь моя, ты выйдешь за меня? Он знает, что она не откажет, но сердце все равно глухо долбится в висках, а тремор начинает нарастать. И Мар волнующе говорит: — Да… да. Да, я выйду. Я согласна. Из глаз ее текут соленые, как море, слезы, она помогает жениху надеть помолвочное кольцо на свой тонкий палец и утопает в родных объятиях. У Виктора нет сил и чувства равновесия поднять невесту и закружить на фоне алеющего заката. Вместо этого он с жаром целует ее, рассыпаясь в благодарностях.***
Время беспощадно торопится, и годы пролетают практически незаметно. Сначала пара играет громкую свадьбу, налаживает семейный быт бок о бок в одной квартире, и Маргарита не верит, что в жизни всё бывает настолько гладко. Они уступают друг другу во всем безвозмездно, а если ссорятся, то по глупым мелочам, мирясь в тот же день. Любящий муж понимающе относится к ее отсутствию по несколько суток в исследовательском институте и стационаре; Маргарита продолжает искать способ искоренить болезнь супруга навсегда. Через четыре года совместной жизни у них рождается абсолютно здоровая дочка Аврора, и как раз на свет появляется она перед первыми лучами солнца — на заре. И родители заново открывают для себя прелести мира с появлением этой долгожданной крохи. — Какое счастье, — шепчет Виктор, подрагивающими губами целуя спящего младенца в лоб. — Я самый счастливый человек в мире. А время всё бежит и бежит, не щадя Маргариту, которая силится обвести судьбу вокруг пальца. Поиски лекарства ни к чему не приводят, она и исследовательская группа снова и снова возвращаются к отправной точке, но Маргарита не смеет опустить руки. Она обещала, а обещания свои она сдерживает с малых лет. Но, не ровен час, смерть отберет жизнь дорогого отца и мужа. Виктору последняя разработка больше не помогает: он не может самостоятельно ходить, речь его с каждым днем становится неразборчивее, а зрение стремительно ухудшается, что даже лазерная коррекция не дает ожидаемых результатов. Работать он не в силах, и ресторан возвращается в руки его отца — Маргарита не потянет бизнес, в котором она ничего не понимает. Всё, что она может, это исследовать и выделять молекулы, что каким-то образом повернут время вспять, вырвут атаксию Фридрейха из ее соулмейта, которого она не желает отпускать в иной мир. И час икс настает, раньше, чем предполагает Маргарита. Аврора еще в школе и ни о чем не знает, а женщине звонят из той самой больницы, где они встретились впервые, и говорят, что Виктор на пороге гибели. Маргарита бросает работу, и никто ей слова не говорит — все знают, что это должно было вот-вот произойти. Она судорожно вызывает такси, не рискуя в таком состоянии садиться за руль, и слезно просит ехать как можно скорее. Маргарита забегает в палату, где лежит ее муж, ее соулмейт, ее мир. Он исхудал, он обессилен, он все так же прекрасен как в день, когда она увидела его у окна палаты. — Милый, я тут. Слышишь? — Мар падает на колени рядом с постелью, поглаживая его тощую руку. Виктор с усилием приоткрывает глаза и едва разборчиво произносит: — Мар… любовь моя. Она кивает, кусает губы, волей сдерживая слезы. Маргарита знает, что Виктор не хотел бы видеть ее несчастную. Не сейчас, не в его последние минуты в этом мире. Маргарита сидит на прохладной плитке, пока медсестра не подает ей стул. Она благодарит ее кивком и ни на миг не отпускает руку супруга. Аппарат кротко пищит, и Маргарита одной лишь волей заставляет себя не следить за мониторами. Боится, что едва она взглянет туда, как на экране вместо сердечного ритма явит себя изолиния. И в насмешку ей аппарат начинает недобро пищать всё чаще. Маргарита нервно дергается и смотрит на супруга. Больше сдерживаться она не может. Из уголков его потускневших зеленых глаз текут блестящие дорожки слез, а на губах играет нежная полуулыбка. Он чуть приоткрывает рот, но сил говорить не остается. А Маргарита все без слов понимает — он благодарен судьбе за то, что именно Мар оказалась его соулмейтом. — Не плачь, — шепчет она, касаясь пальцами его теплых щек. Виктор умирает, аппарат противно режет слух монотонным писком, а ЭКГ выдает сплошную линию. Маргарита жалостливо всхлипывает, наклоняется к мужу и целует его в уголок губы. Она сжимает его ладонь, утыкается в нее лбом и позволяет себе тоскливо взвыть, пока в палату не врывается медсестра с просьбой покинуть помещение. А через десять лет Маргарита станет известна на весь мир. Ее будет знать каждый как спасительницу миллионов будущих жизней, так как именно этой женщине удалось наконец разработать лекарство, полностью излечивающее от атаксии Фридрейха на ранних стадиях. Мар сдержала свое обещание.