Паранойя

      Эйстейна трясло уже с десяток ночей подряд. Каждый раз просыпаясь ото сна, дрожащий и потный со спутанными волосами, он оглядывался на спящую подле него и ни о чем не подозревающую Энн-Маритт. В такие моменты он вставал и шел на негнущихся ногах в ванную, закрывался изнутри и склонялся над керамической мойкой, обливаясь водой из-под крана, будто потерпевший. Он выглядел болезненным в отражении зеркала напротив. С темными кругами под покрасневшими глазами, и бледный, точно смерть. Молодой человек не хотел это признавать, но он параноил. Он вспоминал безжизненное тело Дэда, лежащее перед ним, когда он открывает дверь в его ужасно пахнущую спальню. Его горло было глубоко перерезано, оба запястья вскрыты до самого предплечья, а голова размозжена. Это выглядело отвратительно. Эйстейну стало хуже, стоило ему только спуститься вниз по лестнице. Черт побери. Он увидел что-то жуткое прямо сейчас, но осознание этого дошло до него только тогда, когда рука потянулась к домашнему телефону, а затем так же нерешительно положила трубку на место. Дешевая камера со вспышкой запечатлела несколько фотографий изуродованного и охолодевшего тела Пера. Он знал, что оказался виноват и так же хорошо знал, что поплатится за это рано или поздно. В то мгновение это не имело ни единого значения. Эти фотографии наконец дадут долгожданный толчок их группе. Они прославятся. «Дэд сделал кое-что классное! Он покончил с собой!» Иногда он представлял, как из последних сил хватает воздух ртом, ощущая, как его лёгкие продолжает охватывать жгучая, ужасная боль каждый раз, как острие ножа с животной жестокостью вонзается в его горячую плоть. Снова и снова. Эта картина всплывала перед глазами Эйстейна почти полгода. Она преследовала его, где бы он не оказался.       А однажды вечером, сидя за обеденным столом с подбитой деревянной ножкой, он опустил глаза.       — Маритт, — глядя куда-то сквозь пол, его голос дрогнул. Когда девушка взглянула на него, он закусил щеку изнутри, — Мне кажется, я умру.