***
Его зовут Эрикс, и его пальцы дрожат, когда он опускает их на пыльную крышку лакированного пианино. На втором этаже никого; доски под ногами чуть слышно скрипят, пока он стоит здесь — один, не в силах пошевелиться. Пустота на месте левой руки зудит, жжётся и ноет. Он не уделяет ей ни капли внимания. Он слишком привык. За окном светит солнце — а на душе тем временем ночь. Он отмирает, встрепенувшийся, и откидывает угольно-чёрную крышку. Доска под тяжёлым ботинком скрипит. Он подносит к инструменту подушечки пальцев. Здесь всюду так пыльно, потому что на втором этаже давно никто не живёт. Подходящее место для такого потерянного человека, как этот. Касание клавиш. Лёгкий нажим… Вниз по руке, обжигая, электричеством струятся слова, замирая в беззвучии на кончиках пальцев. Давай же! Пальцы не слушаются его, когда он, склонив лицо к чёрно-белой линии клавиш, пытается сыграть то, что давно уже не хотел. Ну давай же! Давай!.. Он хочет сыграть сейчас их мелодию. — Най… — Имя так же беззвучно срывается с губ. Ему нужна нота. Всего одна нота.***
Его зовут Эрикс — так обращается к нему их местный шериф, люди в салунах и знакомые женщины в прачечной, что за левым углом. Ему двадцать семь, он был найден в переулках города Линой, а ещё он убил своего старшего брата. Лина хорошая, это он почувствовал сразу. Плохих людей вообще не бывает… Хотя нет: как минимум был бы один, если бы Вэш Ураган по природе своей был человеком. Лина живёт с бабушкой, Шерил. Лина маленькая, бойкая, весьма энергичная, она выглядит взрослее своего двенадцатилетнего возраста — наверное, потому, что взгляд у неё слишком серьёзный. Да и одежда совсем как у взрослых — потрепанная шляпа, простые брюки, рубашка, жилет… И глаза — глаза у неё такие же голубые. Такие же, какие были у Найвса. Эрикс не замечает, как ноги снова приводят его на второй этаж. По-прежнему пыльно; здоровая рука уже тянется к лакированной чернеющей крышке. Он вспомнил ноту — и он повторяет, и повторяет, и повторяет, и повторяет её… Реквием от убийцы. Сегодня во сне он снова видел сгорающего в космическом пламени брата. Фальшивишь! Рука соскочила вниз, дробя тишину искорёженным клавишным криком. Всё не то, не то… В этой музыке не хватает главного: Ная. От твоего близнеца остался лишь пепел, слившийся с пылью холодного космоса, ваша детская музыка да призрак боли в груди. Жить в эти дни хочется, мягко говоря, не особо… Сзади слышится скрип — ворчание старой немного покосившейся двери. — Эрикс, я принесла тебе завтрак. Поешь, ты ведь со вчерашнего обеда не ел… Эрикс долго молчит, уткнувшись взглядом в чёрно-белые домики звуков. Касание клавиш. Лёгкий нажим… Нота, и нота, и нота. — Ты что-нибудь вспомнил? — тихо задаёт вопрос Лина, останавливаясь и со стуком ставя на столик еду. — Это… сложно, — сдавленно говорит Эрикс, не поднимая лица. Я помню всё, с рыданием думает Вэш.***
Его имя Эрикс, и днём он ничем не выделяется среди сотен других. Все знают его как хорошего друга и телохранителя Лины. Он пьёт виски в салуне под бодрые беседы людей. Сейчас день, два часа пополудни, но для него это не значит ровным счётом ничего, ведь он живёт в отдельном от сотен других режиме: за окном светит солнце — на душе непроглядная ночь. Так он существует в новом мире уже где-то полгода. Привыкнуть к изменившемуся порядку вещей не особенно сложно — он старается, правда, и у него это очень даже неплохо выходит… До тех пор, пока очередной приезжий охотник в салуне не потрясёт, вопрошая, листовкой с его прошлым лицом. И тогда вновь всплывают все раны, все боли, его прошлая, губившая миллионами жизнь… Он не играет на пианино. Не пытается вспомнить. Ему и не нужно: прошлое и так услужливо напоминает ему о себе. Ему нужна была нота, и он получает её в одну из бессонных ночей… Вот только совсем, совершенно не так, как хотел бы. — ...Най? — шепчет он, замечая в темноте комнаты знакомый с давних детских времён силуэт. Тень в углу, за кроватью, шевельнулась неслышно, принимаясь неспешно подбираться к нему. — Най! — глухим шёпотом зовёт брата он. Голос плохо даётся ему, словно отказываясь покидать его глотку, так же как ранее его не слушались пальцы; он пытается, но понимает, что не сможет сейчас произнести громко и ясно ни слова. — Най… — на грани слышимости вновь шелестит он, взволнованно следя за нечёткой фигурой. В глазах стоят слёзы, и он уже готов выплакать их, бросаясь навстречу. — Най… боже мой… ты всё же вернулся! Он понимает, как жестоко ошибся, когда холодная, совсем чужая рука ложится на шею, вцепляется ему в горло сбоку — намертво-крепко, — и в тот же момент неестественный голос режет, режет с осуждением тишину: — Ты убил меня, Вэш. Ты убил меня, твою семью. Брата. Най поворачивает к нему скрывавшееся в тени лицо. Это он и в то же время не он. Кожа сожжена до костей. Нет ни крови, ни плоти. Его левая глазница пуста… Вэш кричит. Изо рта Эрикса не выходит ни звука.***
Его знают как Эрикса, ведь так его представила Лина. Так обращается к нему их местный шериф, люди в салунах и знакомые женщины в прачечной, что за левым углом. Ему двадцать семь, и он — тот самый парень, что хорошенько приложился головой в какой-то таверне и забыл своё имя — всю свою прежнюю жизнь… Его прошлому «я» — сто пятьдесят, и он слишком хорошо себя помнит. Най качает головой: не смей. Только попробуй забыть. Поздно вечером Эрикс уходит к себе, поднимается на второй этаж в дальнюю комнату. Ему кажется, что пианино, стоящее там, прямо за правой стеной, следит за каждым его сделанным шагом. Оно — напоминание тоже: не смей, не смей. Только попробуй забыть! Он ложится в кровать, накидывает на себя тонкий плед. Когда он переворачивается на бок, в голову через ухо издевательски вливается музыка. С этой музыкой уходит Эрикс и просыпается Вэш. За спиной его прорезаются крылья. — На-а-а-а-ай!.. Это слабость души, во всём виновата она. Телу и разуму Вэша кажется, что бой ещё не окончен. Он ещё не всё сделал, не всех успел защитить. Он падал из космоса. Он потерял брата… По ночам все эмоции становятся чашей, вода в которой переливается через край. Он не может сдерживать их; он не контролирует то, что с ним происходит. Вэши, зовёт вкрадчивый голос, ты помнишь? Вот та рука, что прикончила твоего близнеца. Вэш с ужасом смотрит, как его правая кисть поднимается против его же собственной воли. — Нет!.. — шепчет он во тьму комнаты, одёргивая себя. — Я пытался… Я умолял… Я столько раз просил тебя отпустить! Крылья за его спиной распускаются, словно цветы в садах SEEDS. Они ни в чём не виноваты, они пытаются его защитить, не зная, что атака не исходит извне — она сидит в его сердце. Ментальная, внутренняя. Самая худшая атака из всех. Музыку в голове обрывают, и Най выходит из тени. Ну здравствуй, Вэш. Вот мы и встретились снова. Вэша окатывает знакомым уже бесконечным чувством вины, и тошнотворный ком в горле поднимается всё выше и выше. Най улыбается и медленно подходит к нему. Сейчас для Вэша начнётся новая пытка. Я так счастлив тебя видеть, брат. Скажи, и ты ведь рад нашей встрече? Вэш весь сжимается, подбирается в клубок на кровати, с головой укрывается пледом… лишь бы не видеть его. Вэш? Что случилось? Я сделал что-то не так? Вэш приоткрывает зажмуренный глаз и выдыхает судорожно: из темноты на него взирает пустая глазница. — Не хочу… — дрогнувшим голосом просит он. — Пожалуйста, я не хочу всего этого, Най… Прости меня… прошу тебя, дай мне забыть! Ох, Вэши, Вэши… Най подходит ближе и садится к нему на кровать. Вэш вскакивает в постели, пятится по простыне в сторону — ноги запутались в пледе, и он дёргает ими не глядя, едва не касаясь ступнями фантомного Найвса… Изнутри уже вырывается последний и первый агонизирующий хрип. Ты знаешь… Я бы и пальцем не посмел тебя тронуть. Переделать? Конечно. Но не убить. Его присутствие крошит жалкие остатки барьеров. Его слова — словно по сердцу нож. Вэш бездумно рвёт на себе отросшие мерзкие крылья — осязаемые, слишком реальные… На пол опадают чешуйки — искры чёрного оникса. Ты пытаешься забыть, стереть из памяти всё, что случилось. Но это невозможно… Ты и сам знаешь, брат. Голос Ная мягкий, практически ласковый. Несуществующий Най касается бережно его дрогнувших плеч. Вэш всхлипывает, чувствуя, как холодные руки возвращают осыпавшиеся чешуйки обратно, вставляя их в полотно ненавистных, бессмысленных крыльев, не позволяя забыть о том, что он не так давно сотворил. Най целует его — в чёрные перья, шею, спину, запястья и кисти у крыльев; затем — привычным уже скорбным шёпотом в тишине: Итак, ты прикончил меня. Почему? Зачем ты лишил меня жизни, брат? Мы ведь оба часть целого. Две равные половины… Расскажи, каково это, когда ты совершенно один? — Пожалуйста, Най, отпусти… — хрипит Вэш. — Тебя больше нет… Зачем ты всё ещё терзаешь меня?.. Най хмыкает и вздыхает у него за плечом. Обнимает его, утыкаясь в получёрные волосы. Ты и сам знаешь, зачем. Отныне и навечно я — в твоей голове. Лина спит крепко, бабушка Шерил тоже. Они не слышат того, что происходит у Вэша внутри. А Вэш продолжает ломать себе крылья, вырывая перья-чешуйки, отчаянно желая забыть. Крылья, точно назло, заживают мгновенно, и Вэшу кажется, что это Най с того света не позволяет ему… Ночью Вэша напололам разрывает от боли. Утром Эрикс сжигает чешуйки в кухне, на включённой плите.***
Теперь его имя Эрикс, но по ночам он уступает своё место Вэшу. У Эрикса нет прошлого, которое душит его. У Вэша есть Най — его собственный, новый, фантомный. Этот Най, по-видимому, наказание ему от него же — за все ошибки, непростительную слабость, грехи. Вэш уже даже немного привык к этому Наю, со всем комфортом устроившемуся у него в голове. Его стальное крыло, когда он приходит, всегда обвивает спину Вэша, ложась остриём на груди. Оно холодно, как лёд, и такого же серебристо-синего цвета. Ножи-щупальца слева ласково гладят его по напряжённой спине. Мазут крыльев Вэша сливается с темнотой ночи, и в эти минуты ему хочется выть оттого, что не смог, опять не сумел выпустить из пальцев рук прошлое. Кажется, у кого-то большие проблемы с контролем… Он пытался уже пару раз вступить в драку с Найвсом — тщетно. Найвс осязаем тогда, когда это нужно ему. Их крылья сплетаются; Най хочет быть ещё ближе, словно это не он проник и въелся червём в его мозг. Вэш твердит себе: сон. Это всё дурной сон наяву. Утром он встанет и забудет о нём. Всё; впредь этого не повторится. Наивный дурак… Будто это хоть раз помогало ему. Хорошо. Тогда Вэш убеждает себя: Ная не су-ще-ству-ет. Най мёртв, и теперь он только у него в голове. Иллюзия… Правда, слишком реальная. Он мог бы поклясться, что ощущает призрак Ная рядом как себя самого. Те слова близнеца… Это из-за них он перестал ощущать себя цельным. Две равные неделимые половины, да? Если бы не груз вины, тяжёлым свинцом давивший на плечи, Вэш пошутил бы вслух, что они с Наем как две части пончика. Пончики — слитны, их всегда лучше съедать целиком, ведь по отдельности всё будет совсем не то и не так… Но сейчас, к сожалению, ему не до шуток. Грешник, что убил брата и запачкал идеалы Рэм кровью. Ты предал её, предал их всех. Ты замарал себя и своё доброе имя… Он всё ещё помнил, каким долгим был путь на землю из космоса. Он помнил всё... О, как он хотел бы забыть! Вэш желает заснуть и больше никогда не проснуться. Эрикс просыпается утром, скрывает выставку шрамов за шторой рубашки и сопровождает Лину в повседневных делах. Ноет правая рука — та, которой он выстрелил в брата… За окном светит солнце. На душе — ночное небо без звёзд.***
«Меня зовут Эрикс, и я так благодарен вам за этот подарок», — искренне говорит он, бережно прижимая к себе новую руку-протез. На небольшой площади сегодня вечером собрались жители города — те из горожан, которые так или иначе знали его. Многим из них он помог за эти два года, со всеми дружил… Эрикс числился здесь на хорошем счету. У Эрикса была размеренная, тихая жизнь, ведь он не был уникальным объектом — человеком и бедствием, выглядящим на шестьдесят миллиардов двойных… Этим объектом был Вэш, чьи ноги почти каждую ночь снова и снова путались в пледе, и он дёргал ими не глядя, едва не касаясь ступнями фантомного Найвса… Най всё время смеётся, обнимая его. А у него изнутри, на волю всё ещё рвётся последний и первый агонизирующий хрип. Пианино за стенкой, как и прежде, молчит, но музыка как-то пробирается в ухо, укореняясь на ночь у него в голове. Вэш вздыхает, приготовившись к ещё одной пытке. Нота, и нота, и нота, и нота… Хм. Как странно. Сегодня в кошмаре у него новый звук. — Чей ты? — шепчет Вэш, мысленно перебирая все нити. Смутная догадка-надежда поселяется в нём, но он отбрасывает её, про себя лишь громко и горько посмеиваясь. Не-ет, его демоны никуда не уйдут. Упустят они такой лакомый кусок, как же! И всё-таки… Всё-таки что-то в новом звуке не то. Он похож на основную мелодию, этот звук, и вместе с тем так разнится с другими… Вэш едва не падает с края узкой кровати, когда где-то там, далеко-далеко, кто-то щёлкает несуществующий тумблер. Музыка стихла; ему осталось теперь одно только жужжание. Вэш в панике ловит мысли, ускользающие из самых потаённых глубин, но всех их стремительно уносит из головы с незнакомым, невидимым ветром. Что за… Тумблер щёлкает, переключаясь ещё раз. Вэшу кажется, что некоторые из его мельчайших частиц оживились и задвигались, начав нагреваться. Он отчётливо слышит гудение… Вэш? Лампочка загорелась. Чёрт побери, это ведь для неё был переключатель! Вэш? Ты же слышишь? Отвечай мне, я знаю, ты там! Сердце Вэша подпрыгивает и пропускает удар. Най?.. Не может быть, нет. Это не более чем очередная уловка. Да, это я. И я тоже, знаешь ли, рад тебя слышать. Вэш сглатывает. На внутренних демонов как-то не очень похоже. Ему показалось, или это издёвка в конце?.. Най, а ты… Что случилось? — нетерпеливо перебивают его. Ох. Это… слишком тяжёлый вопрос. Най… Господи, это действительно ты? Дурак! Естественно, я. Ты что, мне не веришь? Вэш садится в кровати, горло вдруг сильно сжимает в тиски. Так и подмывает сказать: я ведь видел, я знаю, что ты тогда умер… Ладно, я понял, ты и правда не очень-то рад. Видно, эти жалкие мухи прожужжали тебе все мозги… Что ж, прощай. В таком случае и я вернусь к завершению плана. Вэш резко вскакивает, сжимая в руке сдёрнутый плед. Най, постой! Прости, братец, у меня совершенно нет времени. Вот выберусь из лампы и перейду к насущным делам... Билл Конрад, наверное, уже заждался в Июле. На слове «Июль» лицо Вэша болезненно дёргается. Вдруг — понимание: Най не помнит того, что было два года назад. Он осторожно дотрагивается до того конца связи. Так и есть: в памяти брата зияет дыра. Он помнит их сущность, причины и цели… но вот результат многолетнего спора — нет. Что-то в мозгу опять переклинивает, и Вэша всё-таки прорывает — впервые за множество дней. Задыхаясь и плача, он говорит Наю всё. Передаёт ему в образах: жизнь, ссору и встречу, кульминацию, схватку, последний полёт… Най молчит, поражённый. У Вэша тоже не находится сил облекать мысли и чувства в слова. Особенно когда приходится показать брату то, как провёл без него два последних мучительных года. Затем картинки заканчиваются, и на смену им является боль. Най кричит так громко, что уши Вэша закладывает. Лампа мерцает над ними, накаляясь, трескуче шипя. Наю больно, обидно и скорбно — Вэш чувствует его боль, обиду и скорбь как свои. Он с готовностью тянется к брату, и разумы их на миг сливаются вместе, позволяя разделить на двоих эту боль. Тумблер вновь щёлкает, убавляя свет в лампе. …Потом становится легче. Они держатся друг за друга. Молчат. Совладав с мыслями и переварив факт собственной смерти, Най переводит дыхание, отталкивается от образа Вэша обратно и спрашивает: Ты не будешь больше калечить себя? Вэш ёрзает на кровати. А ты будешь и дальше приходить ко мне вместо снов? Най на другом конце связи вздыхает. Вэш почти видит, как он устало трёт нос. Найди меня, Вэш. Нам надо поговорить. Хорошо. Жужжит лампочка. В голову возвращаются мысли. Най, я люблю тебя. Прости меня, Най. Най не отвечает ему. Очень долго. Затем произносит вполголоса: Поспеши. К его мыслям о Нае прикрепляется карта. Вэш изучает её, затем, взволнованный, подбегает к столу за бумагой и ручкой. Рисует увиденное, хотя в этом нет особой нужды. Он всё запомнил отчётливо — просто хочет убедиться, что всё это с ним в самом деле, что он не спал и прямо сейчас тоже не спит… Он кивает мысленно, крепко стискивая брата по связи. Я всё понял. Подожди немного... Я иду к тебе, Най.***
Он прощается с Линой и её бабушкой Шерил. Лина маленькая, бойкая, весьма энергичная девушка, она выглядит взрослее своих двенадцати лет — наверное, потому, что взгляд у неё слишком серьёзный. Да и одежда совсем как у взрослых — потрепанная шляпа, брюки, простая грубая рубашка, жилет… И глаза — глаза у неё такие же голубые. Такие же, какие он снова увидит у Ная. Ему двадцать семь, и все думают, что он — тот самый парень, который хорошенько приложился головой в какой-то таверне и забыл своё имя — а вместе с ним и всю прежнюю жизнь… Его прошлому «я» — сто пятьдесят, и он слишком хорошо себя помнит. Он — Эрикс… Нет, Вэш. Его зовут Вэш.