Дело пахнет благовониями

Под одеялом под утро невероятно уютно. Хочется свернуться в калачик, забиться в теплую «берлогу» поглубже и никогда не вылезать. Но… – Ку-ка-ре-ку! Как обычно, в то утро меня разбудил петух. Эта пернатая скотина, этот недощипанный камикадзе уже который месяц выводит меня своим кукареканьем, а я ничего не могу с ним сделать. Помнится, как-то раз я попробовал расстрелять его тайно пронесенными в комнату яблочками, так после первого же попавшего в цель, то есть в голову, снаряда этот кукарекальник рехнулся настолько, что начал орать независимо от времени суток. Хотя в громком деле летучего корабля это нас ой как выручило… А после настоятельной просьбы Яги пришлось почти отказаться от мыслей о вендетте. Но только почти! – А получи, фашист, гранату! – воодушевленно подскочил я, хватая сразу три крепенькие ягодки боярышника. Вчера за баней я обнаружил это полезнейшее растение и, естественно, не мог упустить шанса запастись мелкокалиберным, но эффективным оружием против моего пернатого соперника. – Пли! Все три ягодки просвистели в воздухе, разбрызнув фонтанчики пыли в сантиметре от распушенного хвоста, а к цели уже летела еще одна. Последний снаряд попал в толстый бок, и петух разразился истошным птичьим матом. Йес! Я коротко, празднуя победу, в три шага прошелся вприсядку в качестве зарядки и снова выглянул в окно. Сострадательные курицы тут же обступили пострадавшего героя, бросая на меня самые уничтожающие взгляды. Чувствую, они теперь из вредности мелкие яйца нести будут… – Никитушка, соколик, подымайся! – очень вовремя раздался из-за двери голос Яги. Сейчас начнет уговаривать, завтраком соблазнять… И точно! – Тебя там уже оладушки с пылу с жару дожидаются, поспешай, не опали покудова. Да еще сделала я тебе этот омлет твой басурманский на сальце, да с лучком, да с чесночком, уж тока вставай! Омлет… Я довольно зажмурился. Определенно день при таком отличном начале просто обязан быть замечательным! Вниз я слетел как на крыльях. На столе уже стоял накрытый завтрак, своими запахами вызывая обильное слюноотделение и почти первобытное желание сожрать все немедленно. – Быстро ты, Никитушка, – похвалила Яга, подставляя на стол последние плошки с вареньями к оладьям. – Ну, давай, к столу садись, кушай, да меня, старую, слушай. – Что-то интересное случилось? – полюбопытствовал я, усаживаясь на свое место и блаженно ловя носом запах омлета. Долго терпеть было выше моих сил, и я голодным волком набросился на бабкину стряпню. Я уже говорил, все московские рестораны поувольняли бы своих шеф-поваров на фиг, лишь бы только залучить в штат Ягу? И ведь не прогадали бы ни разу. – Ну как тебе сказать, касатик…– присела напротив моя домоправительница, с уже привычным умилением наблюдая, как я расправляюсь с восхитительным кушаньем. – Давеча, слыхал, вор да хулюган странный у нас в столице буйствовал? Так продолжает энтот ирод! У всех бояр да купцов, почитай, что-то, да упер! У Анисимовых – мешок подсолнечника утащил да по двору рассыпал, насилу потом забор от птичьих художеств отмыли. У Бодрова Псатирь с секретом для самогону хранения украл да заместо алкоголю масло касторовое подлил, ужо третий день боярин на собрания думские не ходит, в другом доме задумчивости обретается. У Мышкина мухобойку украл, вон он кляузу поутру прислал, шутка ли, царский подарок!  – Блин, я ж эту мухобойку хотел! – на секундочку оторвавшись от омлета, возмутился я. – Чем теперь Митяя от варенья отгонять? – И не знаю, касатик, – мимоходом пожалела меня наша эксперт по волшебным вопросам и продолжила. – Кашкина почти на корню испозорил. Своровал у него кафтан на ночь да вышил у него на спине слово дюже неприличное. Да еще криво так! – Форменное безобразие! – прочавкал я, искренне соболезнуя боярину. Кашкин – самый прогрессивный боярин из всех этих снобов в бобровых шапках, ко мне так почти как к сыну относится. Вот его мне было действительно жаль, хоть это и неправильно, если принять во внимание нашу деятельность. Но ведь могу я хоть чуть-чуть над этими думцами позлорадствовать?  – А то! – поддержала меня бабка, стукнув сухоньким кулачком по коленке. – И ведь даже царя-батюшку не помиловал! Корону ему всю как есть испакостил! Вуаль восточную навесил с люрексом, типа вся из себя такая княжна персидская. Горох поутру аж чуть на Персию войной не пошел, так разобиделся! Всем миром отговаривали, с грехом пополам утихомирили государя. – Ну, вообще-то я бы тоже обиделся, если б мне на фуражку чадру или фату навесили, – вступился я за царя, причем причиной были не столько верноподданнические чувства, сколько мужская солидарность.  – Да тю на тебя, Никитка! – захихикала наша эксперт-криминалистка, прикрывая зубы платочком. Видимо, представила меня в фуражке с фатой. Они вечно с молодоженом-Горохом меня женить пытаются, а тут еще я такое ляпнул, не подумавши. Сам виноват. – Ладно, по большому счету это всего лишь хулиганство, правда, за осквернение символов власти можно не так уж и мало схлопотать, – перевел тему я, отставляя тарелку от омлета и принимаясь за оладьи. – Больше ничего не было? – Про то пока не ведаю, Никитушка, – развела руками бабка. – Вот Митеньку поутру к царю отправила, пусть вызнает, что да как, а там уж и сам сходи, не гневи Гороха. – Схожу, конечно, – кивнул я, облизывая пальцы от меда. Так вкусно, что оторваться просто не реально. И как я еще не борец сумо? – Еще что интересное есть? – Да весь базар тока об энтом жулике и судачит! Иные лиходеи еще опосля зимушки потягиваются, зевают да просыпаются, лень им еще, а энтот шустрит, как таракан под лаптем, – отмахнулась Яга и встала. – Наелся, касатик? – Как тюлень, бабушка! – демонстративно развалился на лавке я, изображая полную неспособность двигаться. – Ой, будет врать-то! – делано погрозила мне пальцем мастер русской кулинарии. – Давай-ка подымайся да в подпол слазь. Хочу я к ужину вещь тебе вкуснющую сделать на этот, как его, десерт! А сама туда влезть не могу, радикулит проклятый ноет, как побирушка у церквушки. Уж сделай милость, соколик, слетай по-быстрому, – сделала умоляющие глаза честь и совесть нашего отделения. – Да в чем вопрос, бабушка, – улыбнулся я и тоже поднялся на ноги. – Что достать-то? – А там в углу в левом дальнем лукошко с калиной мороженой стоит, – пустилась в объяснения Яга. – Калина – она ягода полезная, а по весне так и вовсе ровно вода живая. Протоплю, пропарю, с сахарком смешаю – ум съешь, ить и не пробовал наверняка ни разу! – Ну, я вам безоговорочно верю, – ответил я, аккуратно откидывая в сторону дорожку и открывая дверцу. – Я полез. – Давай-давай, касатик, – напутствовала бабка, прибирая со стола. В подполе было темно и прохладно. Именно сюда я переместился из родного мира. О чем теперь и не жалею, где бы я у себя в современной Москве нашел таких друзей и сослуживцев? Сейчас я наоборот боюсь, что вернусь обратно, тут ведь уже столько всего со мной случилось. Хотя все равно иногда ностальгия накатывает, так и хочется чего-то такого… Телевизор посмотреть, на машине проехаться, да мало ли. Все-все, молчу.  Так, где же это лукошко? Я осторожно перешагнул через какие-то кадушки и пробился к дальнему углу. В прозрачной темноте смутно угадывались нужные очертания. Привстав на цыпочки, я нащупал ручку и потянул на себя. Потом, уже опуская руку с лукошком, услышал негромкий звук падения, больше всего похожий на тот, что бывает, когда падает какая-нибудь книга. Странно, что в подполе может делать книга? Тут же совершенно неподходящее место для их хранения! Отставив лукошко, я наклонился, шаря по полу в поисках упавшего предмета. Наконец пальцы наткнулись на что-то похожее и я, сунув находку под мышку, поспешил к светлеющему прямоугольнику выхода. – Чего так долго, Никитушка? – спросила бабка, ставя на полку последнюю вымытую чашку. – Я уж подумала, что ты обратно во времени скакнул. – Да бог с вами, бабушка! – чуть не перекрестился я. Вот ведь, бабка прям угадала мои мысли! Невольно поверишь в телепатию. – Куда ж я от вас? – И то верно, соколик, – довольно разулыбалась Яга, принимая у меня лукошко. И тут заметила книжку. – А энто что у тебя такое? – Не знаю, внизу нашел, – ответил я, извлекая находку на свет божий. – У вас спросить хотел. И наконец как следует взглянул на увесистый томик. – Ух ты, яркая какая…– завороженно прошептала старушка, во все глаза разглядывая обложку. – Энто где ж такие печатают-то? – В моем мире…– заторможенно ответил я. *** Я сидел у себя на втором этаже, полупустым взглядом сверля глянцевые корочки. Краски яркие, картинка четкая, бумага тоненькая и ни на что не похожий запах типографской краски. Сомнений не было, такие книги начали печатать только в мое время. Руки чуть дрожали. Я рассеянно перевернул книгу, смотря на залитые ярким солнечным светом пустынные барханы и уходящий вдаль верблюжий караван на обложке. Переплет чуть скрипнул, когда я открыл первую страницу с аннотацией, ища взглядом год издания. Нечитанная еще. Ого, на несколько лет позже моего исчезновения! Хотя… ничего удивительного. Время не остановилось и даже не замедлило свой бег. Действительно, что такое пропажа одного младшего лейтенанта в космических масштабах? Так, пустячок, не серьезнее упавшего с дерева листочка. Тьфу, чего это я! Такие депрессивные мысли для меня не характерны, может, и вправду витаминов не хватает? Надо бы поторопить Ягу с ее брусникой или чем там еще, а то я так в Пьеро превращусь. Стоп, а о чем вообще книга? Я легонько хлопнул себя по лбу: о самом важном за всей этой псевдофилософской меланхолией забыл. Ну-ка, что тут у нас? Надо же! О моем современнике! И он тоже переместился в прошлое! Только вот я залетел в полубылинную Русь, а героя книги судьба забросила на древний сказочный Восток. И все же… Это книга из моего времени. Хотел, гражданин участковый, привета из будущего – получите, распишитесь. Я ради любопытства открыл первую главу, прочел пару предложений, абзацев, страниц… Поход к Гороху отложился как-то сам собой. *** – Никитушка-а, – поскреблась в дверь Яга, отрывая меня уже от третьей главы. – Никитушка, ты чего там хихикаешь так заразительно? Ну не томи, расскажи бабушке! – Да просто книга эта, – ответил я, перелистнув очередную страничку и утирая с глаз слезы смеха. Автор описывал события так увлекательно и комично, что оторваться не было просто никаких сил. Вроде ничего особенного, но история затягивала как дорогой современный пылесос. – Что-то случилось? – Так ить тебе к Гороху поспешать надобно, – напомнила старушка заискивающим голосом. – Смотри, Никитка, осерчает царь-батюшка, а он… – На расправу крут, помню, – по-моему, уже второй раз за день согласился я. Видимо, чтение придется все-таки отложить. Я с сожалением захлопнул книжку и встал. – Ладно, уже иду. – Иди-иди, соколик, там уже и Фома Силыч тебя дожидается, вроде как вести важные у него для тебя есть, – на пороге обнаружилась изнывающая от любопытства бабка. – Никитушка, а про что книга-то твоя чудная? – Интересно? – подколол я. – А вот не скажу! А то читать неинтересно будет. – У, вредина, – надулась моя домохозяйка. – Сам, главно дело, хихикает, аки гиена африканская, а от чего – молчит, ровно карась речной. – Но ведь сами потом мне пенять будете, что рассказал! – парировал я, сбегая вниз. – И все одно, нечестно это! – уперлась Яга, семеня следом. – Не по-товарищески интересности всякие прятать. Не жадничай, дай почитать! – Но я сам еще не дочитал! Когда закончу – хоть насовсем отдам. – Так до того меня любопытство заест-загложет! – всплеснула руками старуха. – Никитка, делись давай, не толкай на преступлению! – Какое преступление?! – я чуть планшетку на пол не уронил. – А такое! – подбоченилась эксперт-криминалистка и начала загибать пальцы. – Проникновение на частную территорию – это, значит, раз! Изъятие, то бишь, хищение ценного имущества – это, значит, два! Ну и там нарушение общественного режиму – это три! – А общественный режим-то тут при чем? – я, наконец, сладил с пуговицами кителя и развернулся на выход. – Дык читать-то по ночам буду, днем некогда, – как дитю неразумному пояснила Яга. – А раз ты там хихикал да похохотывал, так я и вовсе животик надорву! Короче, не доводи до греха, Никитка, дай почитать! – Давайте я приду от царя, и решим этот вопрос, – предложил я, ловя скользнувшую интересную идею. – Можно читать вслух по вечерам всем вместе. И никому обидно не будет. – Так ты же начал ужо, – подозрительно сощурила левый глаз моя домохозяйка. – Я все равно прочел не больше трех глав, – пожал погонами я. – Так что ничего страшного, если послушаю еще раз. – Ох и хитер же ты, сыскной воевода, – покачала головой старушка, но ухмыльнулась и легким взмахом сухонькой руки отпустила на все четыре стороны. – Ладно уж, беги к Фоме, он тебя заждался поди. А я калиной твоей займусь, чай, отошла ужо. Я машинально козырнул и выскочил за дверь. Слава Богу, научил-таки меня Его Величество дипломатии. Надо будет и ему потом книгу прочитать в знак благодарности. – Здравия желаю, сыскной воевода, – приветствовал меня Фома. Судя по горящим глазам и встопорщенным усам, у него наготове целое ведро информации и ему просто не терпится его на меня выплеснуть. – И тебе, Фома, – коротко кивнул я и тут же перешел к делу. – Ну, рассказывай, у тебя на лбу написано, что невмоготу уже молчать. – Спасибо, Никита Иванович, – сердечно поблагодарил сотник и зачастил. – Тут такое творится, прости Господи! Про хулигана-то давешнего слыхал? – Яга упоминала. Еще чего-то натворил? – Не то слово, участковый! – выдохнул распаленный стрелец. – Этот антихрист уже не только на бояр да купцов руку поднял – духовенство не помиловал! Вчера у певцов храмовых все псалмы выкрал да такими словами расписал в арабской вязи, что прочесть – и то стыдно! Чуть службу не сорвал! В кагор церковный спирту чистого до полноты бочки долил, народ с утра как причастился, так частушки за версту слышно! А что с дьяком Филькой содеял!... – Ну-ка? – заинтересовался я, пока мы быстрым шагом приближались к базару. – Видать, успел уже этому злодею наш Филька насолить, – издалека начал Еремеев, почему-то счастливо улыбаясь. – Иначе бы другую пакость сделал. В общем, вышел Филька сегодня поутру из дому, а народ его как увидал – так и полег от смеха! Веришь, нет, сам не видел, но до того живо описывают, образ сам перед глазами встает! – Фома, не тяни! – взмолился я. – Поверь, я и так весь внимание! – В общем, разукрасили его как девицу восточную, – с нескрываемым удовольствием проговорил сотник. – Брови насурьмили, губы извазюкали, на щеки впалые румян да белил насыпали, даже реснички подрисовали! Криво так, но старательно! Вот и представь, Никита Иванович, выходит такое диво дивное с похмела на улицу… Я не выдержал и расхохотался. Есть Бог на свете! Только вот действует иногда через чужие руки… – А еще у Гришеньки вериги на столб ярмарочный подвесил, – вмиг посерьезнел Фома. – Грех божьего человека обижать, сыскной воевода. Найти надо этого пакостника да наказать примерно. … и эти руки уже зарвались. – Найдем, Фома, обязательно, – смех как рукой сняло. Юродивого этому сатирику-хулигану действительно трогать не следовало. Если такие шуточки над боярством и купечеством народ еще простит, то посягательство на божьих людей – никогда. А мне самосуд на участке нужен как рыбе зонтик. Так что необходимо все силы отделения бросить на поимку этого шутника-затейника, пока не дошло до массовых беспорядков. – Пусть твои ребята прочешут город, людей поспрашивают, вдруг кто-нибудь что-то видел. Совсем без свидетелей преступлений не бывает. Особенно надо обратить внимание на наших восточных гостей, а то что-то слишком уж от этого дела всякими персидскими благовониями тянет. – Исполню, как велено, – твердо кивнул сотник. – Мои ребятушки и так город обходят, так пусть повнимательней смотрят да на ус все мотают. – Хорошо, еще нужно выяснить, кто был первой жертвой, – задумчиво протянул я. – И далее по списку. Возможно, нам удастся вычислить его маршрут и взять его с поличным. – И это вызнаю, – снова согласился Еремеев, делая себе зарубку в памяти. На Фому можно положиться. Честно говоря, я уже с трудом понимал, как я раньше обходился без помощи стрельца и его сотни бородачей. Наверное, самому приходилось бы носиться как угорелому… Вдруг мое внимание привлек один человек в базарной толпе. Со спины обычный араб или узбек в старом халате и пестрой тюбетейке, он ничем особенно не выделялся, кроме роста да богатырской ширины плеч. Ну, почему бы и нет, ведь всякие люди бывают, может, потомок разных рас, откуда мне знать. Но когда он обернулся, у меня зашевелились смутные сомнения – на меня смотрел обычный русский голубоглазый парень, разве что загорелый чуть ли не до черноты. А еще при виде моей формы у него отвисла челюсть, глаза вылезли на лоб и он начал толкать локтем стоящего рядом полноватого мусульманина. Тот сначала отмахивался от своего рослого друга, но потом обернулся, заметил меня и тоже стремительно изменился в лице. И я прямо услышал их сдавленный диалог: – Ядрен батон, это ж натуральный мент! Ходжуля, мы попали… – Вай мэ-э, валим, Лева-джан! Кажется, я теперь знаю, кто у нас в Лукошкине шкодит. – Фома, хватай их! – рванулся вслед за ними я, даже не проверив, а бежит ли сотник за мной. Судя по топоту за спиной, Еремеев успел кликнуть своих, так что шансы на поимку серьезно увеличивались. Забег начался не очень успешно. Сначала я снес плечом шест, держащий навес над лотком с колбасами, потом под ноги попался ящик с кочанами капусты, а когда я удачно его перемахнул, мне в лоб врезалась чья-то переполошившаяся курица. Ненавижу этих пернатых! У них определенно против меня сговор. Позади смачно ругались стрельцы: кому-то тоже досталось от куриц, кто-то не рассчитал и со звоном влетел в лавку с богемским хрусталем, а кто-то поскользнулся на оброненной репе и с матюками усвистел за поворот. Но охотничьего азарта это только прибавляло! На нашей стороне было численное превосходство и знание местности. На их – фора в пару минут и явный опыт по части убегания в базарной толпе. И извечная активная гражданская позиция рядовых лукошкинцев! – Православные, а че происходит-то? Че стряслось?! – Да вишь, милиция бежит! А как стелют, как стелют-то… – А азарту, азарту сколько! Посмотреть любо-дорого! – А и доброго здоровьичка, Никита Иваныч! А чем-то таким спешным заняты? Подмогнуть? – Да че случилось?! – Жуб даю, прештупника ловют! Никитка-то ух какой охотник до штервецов нежаконных! Уш как шпоймает – так жашадит по оштрогам дальним! – Да замолчи, дед, у тебя тех зубов пять штук осталось! Батюшка сыскной воевода, пособить чем? – Не нать спрашивать, родной милиции без вопросу пособлять надобно! – И то верно! Всем миром, православные! А токмо кого ловить-то? – Да че случилось-то?! Вот и проводи мероприятия по задержанию… Фома скрипнул зубом, еле ушел от столкновения с крупом пегой кобылы и тихо рыкнул на своих, чтоб не обращали внимания на этих пустобрехов и глаз с наших ретивых бегунов не спускали. Я молчал. Демонстративно. Потому что эти подозрительные типы ускользали! И мало того, ухитрялись на бегу осуществлять преступную деятельность! – Ой, меня кто-то за косу дернул! А ну колись, кто самоубийца?! Тятенька ж за меня в подкову согнет! – Ай! Кто мне за пазуху орехов кинул?! Ну я того!.. Ах, то жемчуга… Тогда спасибо! – Где мой кошелек?! А вот он… Так не мой же! Мой-то где?! – Моя капуста! Цельный бочонок упер, нехристь! И ведь не надорвался! Митька азиатский! – А самогону бутыль полуведерную?! Филистимляне наглые! – Ну а козу, козу-то мою за что свели?! Любовь настолько зла, да?! – Лови жуликов! Они у меня платок пуховый новехонький стащили! Теща со свету сживет, ейный же подарок! – Вай, зачем мой хурма покусал?! Да еще каждый штук, да по два раза?! Купил бы, раз вкусно, э! Под конец уже весь базар пылал законной жаждой мести. За нами со стрельцами выстроилась целая армия разозленных торгашей и ремесленников, баб и стариков с клюками. Даже, кажется, пара послушников из храма Ивана-Воина засучивали рукава ряс и, громко взывая о помощи к Богородице, неслись вслед за разгулявшимися преступными элементами. И все это со смаком приправлялось детскими восторженными писками. Однако нас ожидал грандиозный облом! Вот именно облом, не иначе! Когда впереди показался тупик и мы уже обрадовались, что подозреваемые никуда не уйдут, рослый верзила выдал непередаваемую нецензурную фразу, от которой у половины присутствующих уши натурально свернулись в трубочку, подхватил товарища и шутя перебросил через ближайший забор. С той стороны раздался пыльный плюх и охающее проклятие с участием этого самого верзилы и всей родни шайтана до пятого колена. – Стоять! Именем царя Гороха, вы арестованы! – рявкнул я в надежде потянуть время, но надежда эта, не успев толком и пожить, умерла от стыда при виде того жеста, который продемонстрировал этот русский нахал мусульманского вида. – Первым делом, первым делом – перелеты! – в до боли знакомом мотиве издевательски пропел псевдоазиат, сам перышком взмывая на верхушку частокола. – А милиция? Милиция – потом! И как большой кот успел спрыгнуть ровно за доли секунды до того, как хоть один из стрельцов успел навести пищаль с уже тлеющим фитилем на такую вроде бы легкую мишень. Ба-бах! Когда дым рассеялся, я сквозь пробитые дробью колья увидел, как за поворотом скрылись края халатов обоих преступников. – Ушли, стервецы, – в сердцах хлопнул шапкой о землю ближайший стрелец. Седоусый воин расстроился как мальчишка, только вот древко пищали хрустело под его сжавшимися пальцами как тоненький прутик. Остальные стрельцы тоже кто досадливо сплюнул, кто пристукнул бердышем об утоптанную землю, а кто и от избытка чувств пригрозил вслед сбежавшим преступникам кулачищем. – Ничего, зато мы их видели и теперь сможем сделать портреты для доски объявлений, – постарался подбодрить расстроенных бородачей я. – К тому же, если вы сами опишете их сослуживцам, то вероятность их поимки возрастет в разы. И немедленно перекрыть выходы из города! Тогда им от нас не уйти. – Все ли поняли? – Еремеев оперативно взял командование в свои руки. – Рысью всем постам передать, как выглядят супостаты! Да чтоб ни единой мелочи не утаили, все как есть поведали! И продолжить прочесывание города! Ишь, кисейные барышни, носы они повесили! Шагом марш! Десяток мужиков переменился буквально на глазах: плечи расправились, усы встопорщились, глаза загорелись азартным огнем, а из луженых глоток вылетел оглушающий рев: – Будет сделано, батюшка сыскной воевода! – Эй, православные, так что, совсем утекли нехристи? – вдруг расстроенно спросили из подоспевшей толпы горожан, которых мы тоже волей-неволей втянули в занимательную погоню. Так, видимо, отвечать все-таки придется мне как старшему по званию. Иногда я начинаю жалеть, что надо мной нет хотя бы одного генерала. Хотя вру, один есть. В тереме четырехэтажном сидит, на бояр кричит, корону носит, чуть что – так с меня спросит… Ох, забегался. Уже на местном фольклоре разговариваю, скоро и протоколы буду былинным языком вести. Искусствоведы в будущем себе все бакенбарды повыдирают, пытаясь разобраться, откуда вообще в гороховском государстве милиция взялась. Если хоть один протокол найдут… Отвлекся. Лезет чепушня всякая в голову, а народ-то ждет. – Уважаемые граждане-лукошкинцы! – я поднял руку, прося всех замолчать. Люди почтительно притихли, ожидая моего «мудрого слова». – Большое спасибо за посильную помощь при задержании! Несмотря на все наши совместные усилия, преступникам удалось уйти. Но это не надолго! – я перевел дух, а мужики и бабы мстительно сжимали кулаки. – Мы все видели их лица, ворота в скором времени перекроют, город уже прочесывают, а потому справедливость непременно восторжествует. Всех, кто увидит разыскиваемых граждан, прошу известить ближайший наряд стрельцов о времени и месте обнаружения. Вам это обязательно зачтется. Еще раз спасибо за содействие и прошу прощения за вынужденное беспокойство. – Как сказал-то, как сказал…– прослезились на задних рядах, а передние уже умиленно вытирали набежавшие слезинки. – Аж до косточек ить проняло! Вот ведь, вроде человек служивый, а с пониманием к народу, не токмо о себе заботится! Большой души человек… Может, еще чего для тебя сделать можем, а, батюшка сыскной воевода? – Разойдитесь, пожалуйста, – с чуть натянутой улыбкой попросил я. – А! Дык что ж сразу-то не сказал, отец родной?! А мы-то стоим-постаиваем… А ну, разойдись, православные! Милиция дальше лиходеев ловить пойдет! Люди вежливо образовали нестройный коридор. Я со стрельцами и Еремеевым поспешил вырваться из «оцепления». Похоже, мне есть что добавить к докладу для Гороха. Ну что ж, принесем ему информацию к чаю на блюдечке! Царский терем встретил меня нарочитой суетой. Туда-сюда сновали гонцы с какими-то депешами, приказчики старательно щелкали счетами прямо на бегу, а пара бояр у оконца напоказ серьезно обсуждала кандидатуру полководца для готовящейся кампании на Восток. Мать честная! Кажется, Гороху основательно попала вожжа под хвост… Один из дьячков побежал к царю «докладать». Все правильно, если мы готовимся к военному времени, пусть даже и для успокоения нашего любимого самодержца, то все внутренние вопросы плавно уходят на второй план. Хотя как знать, как знать. Из покоев государя дьячок вылетел как из катапульты. Вслед ему прокатился раздраженный царский рык: – Еще на пороге сыскного воеводу мне мурыжить?! Всех на плаху отправлю! А ну пустить немедля! – Никита Иванович… извольте… – еле пролепетал попавший под горячую руку служка, истово крестя себя и распахнутую дверь кабинета. Я успокаивающе ему кивнул и бесстрашно шагнул внутрь. Надеюсь, мне дадут высказаться. Горох сидел насупленный, как сыч, мрачно подпирал бороду и сжимал в кулаке перо. Перед ним валялась черканная-перечерканная карта, на которой главный полководец всея Руси продумывал маршрут пешеходного десанта. В сторонке притулился литровый кубок, от которого несло чем-то крепким. Распознать на запах не возьмусь, но вряд ли ошибусь, если предположу, что там уже чего только не намешано. На одном из шариков, венчающих спинку трона, висела поруганная корона, все еще дополненная легкомысленной розовой вуалью. – Ну проходи, сыскной воевода, – надежа-государь пробуравил меня тяжелым взглядом на мое козыряние и им же указал на лавку напротив. – Садись, будем совет держать. Слыхал ли, что со мной содеяли? – Так точно, Ваше величество, – отрапортовал я, присаживаясь. – Уже наслышан и от Яги, и от Еремеева. Да и сам вижу, – я покосился на газовую ткань и поспешно отвел глаза, чтоб не прыснуть от непрошенного смеха. – Опять выпиваете в дневное время? – Не указывай государю! Еще один учитель на мою голову выискался, – Горох чуть опасливо огляделся, ничего подозрительного не заметил и вернулся в начальнический настрой. – Слыхал, значит… Ну коли так, то объясни мне, Никита Иванович, что ж это в моем царстве-государстве, в стольном граде, на твоем участке, друг милицейский, происходит? – с обманчивой лаской поинтересовался нетрезвый Горох. С позабытого пера на карту падала уже которая клякса, но царю это было по барабану. – Бардак, – вынужденно признал я. Государь насупился, но я не стал тянуть льва за усы и поспешил продолжить, – На первый взгляд все эпизоды нарушения общественного порядка не имеют особой системы, хотя и странные до крайности. Видя, что я не отпираюсь, Горох подрасслабился и на минутку отвлекся, рявкнув стрельцам, чтоб те раздобыли еще чарку, а сам из потайного шкафчика выставил новый штоф. Кажется, на этот раз с немецким шнапсом. Уж не Кнута ли Гамсуновича подарочек? Или матушка-царица решила мужу поблажку сделать? – А что на второй взгляд? – царь опять набычился на меня, но и мы не лыком шиты. – На второй пока тоже сказать можно мало что, – с сожалением признал я, вертя в руках румяную сушечку. Целую миску хрустящего печева и еще какую-никакую нехитрую закусь притащили расторопные стрельцы, не понаслышке знающие крутой нрав Гороха. – По сути, мы имеем ряд хулиганских эпизодов, которые не преследовали никакой иной цели, кроме как насмешить народ. Однако меня не покидает ощущение, что все эти деяния имеют одну общую черту – явный восточный уклон. – Ага! – обрадовался государь, долбанув кулаком по столешнице. Я грешным делом побоялся, что проломит, а нет, умели ведь делать мебель на совесть. – Вот и я к тому же мысли имею. Ведь вуаль да чадру где бабы носят? Правильно, на Востоке! В Персии, Аравии аль еще где, все их мусульманские обычаи. А тут мне, мужику, да что там, царю!, на головной убор такое непотребство навесили! – Горох схватил изуродованную корону и сунул мне под нос. – Вот, полюбуйся! Хоть Лидушке отдавай, а себе новую заказывай! – Да, видел, – коротко кивнул я, аккуратно отодвигая от лица тяжелый золотой обруч с зубцами. И как он его только на голове таскает? – Значит, разумеешь, – удовлетворенно хрюкнул государь, возвращая символ власти на спинку трона. – Вот я и думаю, а не провокация ли? Посмеяться персияки надо мной захотели? Так я им быстро!... – Мне кажется, не та цель, – быстро вмешался я и отодвинул чернильницу, куда царь попытался воинственно ткнуть пером. – Мне более вероятной кажется версия с одиночным хулиганом, который планомерно «наказывает» тех, кто мог чем-то ему досадить. Ведь никому особых телесных повреждений или имущественного ущерба не нанесено, так? Морального только хоть отбавляй… – Хм… – тормознул Горох, с мерзким звуком царапая бумагу сухим пером. – А за что мстить-то? Народ у нас хороший, бояре тоже о благе государственном радеют, а что о себе не забывают, так на то мы все и люди, не без греха. – А, так вы еще про духовенство и дьяка Фильку не слышали? – Про Фильку?! А ну докладывай немедля, да с деталями мельчайшими! Я коротко пересказал ему информацию, которую мне буквально час назад поведал Еремеев. Горох от души поржал над опозоренным Филимоном Митрофановичем и так же как сотник нахмурился на моменте лишения вериг Гришеньки. – А вот это не по-христиански, – царь богобоязненно перекрестился на иконы в углу и снова повернулся ко мне. – Сыщи мне этого хулигана, Никитка! Сам судить изволю! – Ни разу не сомневаюсь, – я взял вторую сушку и в четвертый раз отодвинул чарку шнапса. – В этом плане, кстати, есть подвижки. Пока я шел к Вам, на базаре нам встретились двое крайне подозрительных типов… На рассказ о базарных побегушках Горох издал рев раненого бизона и чуть не кинулся на меня с кулаками: – Сам развлекаешься, жадина, а государя родного позвать забыл?! Вот отправлю я тебя в острог дальний, оленей да лосей по полосам движения разграничивать, будешь знать, будешь, будешь! – Ваше величество, да как бы я успел! – безнадежно пытался оправдаться я, но поддатый Горох не поддавался (прошу прощения за каламбур!) на разумные уговоры. – Все произошло настолько стремительно, что и чихнуть некогда было! – Тоже мне друг… – нахохлился самодержец и надулся как мышь на крупу. Придется умасливать… – Из города они не сбегут, стрельцы перекрыли выезды. К тому же, их видели многие граждане, думаю, с минуты на минуту начнут поступать новые сведения. А ближе к вечеру я планирую выйти на охоту. – Чур, я руковожу! – встрепенулся царь, подпрыгнув на троне. – И не перечь государю!!! – Ни в коем случае, я сам хотел предложить вам возглавить операцию. – Во-от, – аж расплылся в улыбке Горох, не замечая повисшей на бороде кислой капусты. – Вот теперь уважил, сыскной воевода, вот теперь ты мне друг и товарищ. А ну выпей за здоровье государя! – На службе не пью. – А и… шайтан с тобой, зануда! – неожиданно на восточный манер послал меня надежа-государь и махом опрокинул мою чарку. Видимо, перебор случился с восточным колоритом. – Иди, собирай вести важные, а вечерком заезжай да пойдем ловить этого ловкача восточного. – Если будет что-то срочное, пришлю Митяя, – пообещал я. – И это… вы подождите пока персов воевать. Сдается мне, они тут и сами пострадавшая сторона. Горох лениво пожал плечами, погладил ладонью початый штоф и неожиданно покладисто кивнул. Я облегченно козырнул и мановением царской длани был отпущен восвояси. – Токмо царицу мне тревожить не вздумай! Рано ей пока в это лезть, да и капризна она в последнее время... Пусть отдыхает, мы ей потом сказку дивную расскажем, – прилетело мне в спину и я согласно кивнул. Только деятельной и правильной немки Лидии Адольфины нам сейчас не хватало. Хотя с этой бурной деятельностью по организации восточной кампании... Удивлен, что она еще не строит всех по линеечке для проверки готовности к походу. Я помахал на прощание встревоженным стрельцам, на ходу прекратил дебаты тех умников, что выбирали воеводу для ратного похода на Восток, чем вызвал бурю негодования (как же, ведь почти уговорились!), и задумчиво потопал в отделение. И что же мы в итоге имеем? В сущности, ничего серьёзного… и ничего понятного и логичного. Учитывая избирательность жертв хулигана, а также абсолютное безразличие к их сословию и статусу, от бояр до скромного юродивого, действительно напрашиваются выводы о личной неприязни этого «неуловимого мстителя». Политической подоплеки я тут, побей бог лаптем, не видел, равно как и прочих признаков шпионажа и высокой дипломатии. Но что-то все же ускользало от моего внимания за яркой восточной мишурой… Уже возле подворья Яги я столкнулся с Митькой. Наш двухметровый младший сотрудник тоже был непривычно задумчив и без оравы «заарестованных» лукошкинцев и не очень. И кислой капустой от него опять же не пахло, значит, тетка Матрена сегодня торгуется без лишних скандалов с органами. – Митяй! – окликнул я парня, тот вздрогнул и будто впервые меня увидел. – А, Никита Иванович! – просиял он и подождал, пока я вытряхну из сапога камешек. – Слыхали ужо про хулюгана персидского? – Слышал, Митяй, от стольких людей уже слышал, что мне кажется, о нем уже все собаки сутулые в курсе. – А про забег их коварный на базаре? – Даже участвовал. – И без меня! – ужаснулся наш активист, хватаясь за сердце. У государя выучился? – Я с Фомой, – пояснил я, убирая его лопатообразную ладонь со своего плеча, за которое он схватился якобы в припадке инфаркта. Тоже мне, держи меня, соломинка. – А вот ты где шлялся в это время? – Так ить в слободу Немецкую бегал! – Погоди, Садко! – прервал его я. – Яга говорила, что отправляла тебя к царю! А ты мне тут про немцев поешь. – И у царя-батюшки я был! – не стал отпираться этот дуралей. – А токмо не пустили меня к нему служаки дубовые, сказали, мол, государь печалиться, гневаться, пить да планы ратные строить изволят, не велено мешать! И матушка светлая царица за сироту деревенского не заступилась, сказали, почивает еще. Так и пошел я, сирота, до базару, дай, думаю, капусточки к обеду прикуплю, бабуленька-Ягуленька щишек ароматственных наварит Вам, батюшка сыскной воевода, на радость, животу на потеху… – Растекся мыслию по древу! – прервал его словесный понос я. – Мить, ты мне огород не городи, а переходи к делу. Как в слободу попал? – Так повстречался мне на пути от царя-батюшки Кнут Гамсунович в карете. То, сё, одним словом перемолвились, другим продолжили, так и выяснили, что и у немцев лиходей этот лапу приложил! – В смысле? – не понял я. – И немцам перепало? – Как есть перепало, Никита Иванович! – махнул кулаком Митька. – Хучь верьте, хучь нет, а нету совести у энтого мракобеса! – Конкретнее, Склифосовский! – прикрикнул я, и Митяй тут же присмирел. – Сейчас, сейчас. В общем, напакостил там хулюган наш, от души всей проклятущей развернулся! Ихним флойляйн всем духи французские перепортил, нечистотами разбавил, они утром душиться – так теперь хоть удушиться. На стене кирхи месяц мусульманский изобразил, второй час отмыть пытаются. Шпицрутены все в горчице да хрене вымазал незаметно, так теперича половина слободы ни стать, ни сесть, ни лечь, у колодца все толкутся, отмыться пытаются. А уж самому послу чего натворил… – Мне уже страшно… – пробурчал я, а Митька, не расслышав, продолжал описывать изуверства восточного вредителя. – … парик в красный перекрасил! А ко всему прочему на лбу ему знак какой-то намалевал, ровно колесо о четырех спицах загнутых, на солярный круг дюже похоже, токмо сторона там то ли та, то ли другая. И на щеках слова навазюкал: «Зиг хайль», значит. Энто к чему бы? Так… вот только растравливания фашизма мне в Лукошкине не хватало. Стоп, фашизма? Но ведь это стопроцентный продукт двадцатого века с моей родины! Час от часу не легче. Опять привет из моего мира? Как-то это все подозрительно. Митяй продолжал сам с собой обсуждать выходки «хулюгана», не особо заботясь о том, слушаю ли его я. Чем я, собственно, и воспользовался, устроившись с комфортом на завалинке и глубоко погрузившись в свои мысли. Готов поклясться, тот русско-азиатский нахал явно узнал мою форму. И если я правильно разобрал его артикуляцию, он меня назвал «ментом». А это тоже жаргон из моего времени. И его издевательская песенка на заборе. Сразу не узнал в спешке, но по некотором размышлении – вылитые «Первым делом самолеты» из «Небесного тихохода»! Все это в комплексе наводит на одну мысль – он мой современник. Но как?! Митька продолжал гоголем дефилировать по двору, артистично размахивая руками и выражая всей физиономией вселенское осуждение. К нему из-за ворот прислушивались дежурные стрельцы. Явно завидовали, что пропустили столько увлекательных событий, и строили планы напроситься из дежурных в патрульный наряд, а ну как повезет на что-то интересное наскочить. – Никитушка! – вдруг окликнула меня Яга, высовываясь из-за нарядного оконного наличника. – А чегой-то ты тут одиноко притулился аки петушок на жердочке? Вот сравнила так сравнила! Не люблю я этот птичий вопрос... – Да так, бабушка, мысли всякие одолели. – Про супостата энтого персидского? – О нем, чтоб ему пусто было. За неполные двое суток он успел отметиться в нескольких боярских и купеческих подворьях, в церквях, в царском тереме да даже в Немецкой слободе! – И туда добрался, ирод? – ахнула моя домохозяйка, прижимая руки к лицу. – Да, Митька только что поведал, он повстречал Кнута Гамсуновича по пути на базар, так и узнал, – я хотел подозвать нашего младшего сотрудника для дачи показаний, но тот незаметно улепетнул за ворота хвастаться стрельцам. Его реплики отдавались эхом в примыкающем переулочке, так что звать охламона было бесполезно. Мне самому было лень описывать все проделки «хулюгана», так что для краткости я сразу выделил главное, – И знаете, что самое интересное? Снова восточные мотивы! Полумесяц на стене кирхи – очень красноречиво. – Вот же паразит! – поразилась старушка, осеняя себя крестом. – Антихрист, святое место обезобразил! Хоть и католическое, а все ж таки христианское. Ирод! – И не только, он в целом по духовенству прошелся, псалтыри в арабской матерной вязи чуть не стали причиной срыва службы и, как следствие, массовых беспорядков. Каюсь, над разрисованным под персиянку гражданином Груздевым я долго смеялся. Если хотите подробностей, можно Фому позвать, уж очень у него красочное описание получается. – Охти ж мне, радость какая! Непременно кликну! – расхихикалась наша эксперт-криминалистка, но взяла себя в руки. – А токмо чуется мне, что люд лукошкинский остальное вряд ли одобрит, как бы буяны какие не пошли народ баламутить. – Согласен, ощущение закипающего котла меня тоже не покидает. – Настолько худо? – А, то есть про Гришеньку вы еще не слышали? – Юродивый-то чем ему помешал? – и вовсе схватилась за сердце бабка. Ягу сложно было назвать яро верующей, но безобидный вечно босой Гришенька у всех вызывал только теплые чувства. – Худо, ой как худо энто, участковый... Не ровен час, придут к нам лукошкинцы с требованией изловить супостата! – Я больше подозреваю, что нам визит нанесет наш фигурант. Учитывая наши развеселые догонялки на базаре, которые язык не поворачивается назвать задержанием, мы у него первые кандидаты на очередной визит. Яга застыла, глядя на меня с открытым ртом, а потом внезапно стукнула сухоньким кулачком по подоконнику: – Опять белке в глаз бьешь, Никитушка! И после секундного молчания обиженно насупилась: – И не рассказал, вредина, про догонялки. Вот что ты за жадина сегодня, участковый! Сначала книжку почитать не дал, теперь вот историю интересственную зажал! А меня как обухом по затылку огрело. Книжку?! Перед глазами встали отпечатанные на глянцевом картоне песчаные барханы и уходящий вдаль караван. А еще сидящий по-турецки на потертом ковре голубоглазый славянский парень в видавшем виды халате и характерной восточной тюбетейке. Подозрительно знакомой внешности. – Ты куда, соколик? – переполошилась бабка, когда я пулей сорвался с места, чуть не запутавшись в лежавшей на коленях планшетке, и метнулся в сени. – Да что стряслось?! А я уже летел по лестнице в свою комнату. Если верить мелькнувшей догадке, то... Похоже, меня надо срочно показать лекарям, а то я явно чего-то на базаре нанюхался, раз готов поверить в неимоверный бред. Книжка так и лежала на кровати у подушки, где я ее оставил перед уходом к царю. Из-за огромного количества событий, что успели произойти с утра, казалось, что я открывал ее как минимум на прошлой неделе. И да. Память меня не подвела, на обложке усмехался очень похожий на встреченного на базаре неуловимого нахала парень. Я поспешно нашел в тексте имя персонажа и обомлел вторично. Лев Оболенский. Лев! Лёва! Из моего времени. А пролистав чуть дальше, наткнулся и на «Ходжулю». Мне определенно пора в дурку... – Никитушка! – в комнатку аккуратненько просочилась моя переполошенная домохозяйка. – Что случилось, касатик? Кто куснул не в то место? Ты мне только укажи негодяев, уж я им организую икоту с прострелом! Никитушка? Я продолжал сидеть статуей, пытаясь уложить в голове слишком невероятную информацию. Герой-современник найденной в подполе книги из моего мира сейчас в наглую расхаживает по Лукошкину, наводя свои антисоциальные порядки. Как?! – Никитушка! – окончательно перепугалась честь и совесть нашего отделения. – Отомри, Никитка, а ну не пугай бабушку! Скажи хоть, что стряслось? Ни-ки-ту-шка-а-а! – Посторонитесь, бабушка, счас я его по-деревенски в ум возверну! – послышался бас Митяя, а меня легко сгребли в охапку и куда-то потащили. – Книжку ток не попорть, Митенька, книжку! Ить вон как в нее вцепился, видать, нужное что нашел, чуть не улику. – В лучшем виде сделаем! Меня все несли, осторожно, надо сказать, а я все пытался осознать... Как они сюда попали? Зачем? И действительно ли это они? Но почему? Намертво сжатые пальцы кто-то попытался разжать, но смог это сделать лишь отчасти. – Ух, и силен же! А и не скажешь... – Давай-давай, Митенька, еще чуточку! Достала! Все, неси его на двор! Хлопнула дверь, в лицо повеяло весенним ветерком. Весна... И как они добрались сюда по распутице? Насколько помню, торговые караваны только-только начали прибывать, неужто с первыми и забрели? Зачем же? Что им здесь нужно, с какой целью? И ведь они же? – Ну, с божьей помощью... Лей, Митенька! – Прощенья просим, батюшка сыскной воевода, а токмо... Не серчайте, короче! ВШУХ! Меня, зависшего как какой-то престарелый Пентиум на продвинутой программе, окатило целым шквалом леденющей колодезной воды. Холодно же, сволочи! Убью. – Какого лешего? – отмер я, судорожно пытаясь вытереть мокрое лицо такой же мокрой ладонью. – Опамятовался, соколик, – расчувствовалась Яга, утирая уголок глаза краем косынки. – Никитушка, ох и навел же ты суеты, охальник! – А то, бабуленька-Ягуленька так причитала, ажно за воротами слышно было! – согласно влез Митяй, все еще держа здоровенное ведро. И вот это все он на меня вылил?! То-то я такой водяной. – Прибегаю я на подмогу, глядь, вы, Никита Иванович, сидите весь ни жив ни мертв, в одну точку смотрите, а взгляд пусто-ой, аки... – ... Бочонок из-под капусты после твоей ревизии, – закончил за Митьку я, осторожно поднимаясь из грязной лужи, в которую стараниями нашего младшего сотрудника превратился утоптанный пятачок у колодца . – Ладно, понял, был не в себе, реанимационные действия признаю оправданными. Но причина у меня для такого очень даже веская. – Что ж ты такого измыслил, касатик? – заботливо встряла бабка, набрасывая мне на плечи полотенце. – Ить сначала замер, ровно пыльным мешком стукнутый, потом чего-то сорвался, побежал, тока я доковыляла – а ты уже сидишь, статуй греческий из себя изображаешь. И в книжку свою новомодную вцепился, что тот клещ, насилу отобрали! А ну колись, участковый, что?! За разговорами мы успели дойти до горницы и теперь бабка сноровисто раскочегаривала самовар. Митька притулился сбоку, старательно развесив уши и мерно кивая как китайский болванчик. Я немножко помолчал, мучаясь сомнениями. Надо ли им это все рассказывать? Бред же, сущий бред. Хоть мне он и кажется логичным. – В богадельню для умалишенных меня потом не сдадите? – мрачно спросил я, откладывая насквозь промокшее полотенце. Переодеться бы определенно не помешало. – Да навродь ты в своем уме, – прищурилась на меня эксперт-криминалистка. – И безумием от тебя покудова не тянет. – Тогда дайте я переоденусь и постараюсь все по порядку объяснить. Бабка еще раз пристально в меня вгляделась и разрешительно махнула рукой. – Да, и книжку пока тоже приготовьте, она действительно навела меня на некоторые догадки, – попросил я, как можно аккуратнее проходя к лесенке. За мной четким следом оставались мелкие лужицы, но тут уж я был бессилен – этот деревенский бугай в своем рвении и утопить мог в той бадье, которую по непонятной логике обозвали ведром. Повезло, что только облил, а не окунул. Наверху меня уже ждал сменный костюм и я не сдержался, чтоб не скривиться. Опять буду щеголять в образе классического Иванушки-царевича. Но деваться некуда, милицейский китель пока не в строю. Придется форсить. Надеюсь, никого нелегкая не принесет, а то я со стыда сгорю. Ну не вижу я себя былинным супер-героем! Слава богу, Яга с Митяем решили мой внешний вид не комментировать, за что им отдельное младше-лейтенантское спасибо. Я специально старался думать обо всем вокруг, только не об основном вопросе. Иначе я рисковал опять зависнуть, а очередного приведения в себя в стиле нашего Митьки made in Podberyozovka я не вынесу. При таком раскладе уж точно лучше переживать по поводу кафтана! На столе в горнице уже ароматно парили кружки с настоем липового цвета и еще бог весть какими заготовками Яги. Рядом выстроились блюдца с медом и малиновым вареньем. Ага, обливания обливаниями, а профилактика простудных заболеваний – по плану. Чуть в стороне поблескивала корешком виновница недавних перепетий, и мысли помимо воли поплыли в карусель одних и тех же вопросов. Но уйти на второй круг мне не дала Яга, строгим голосом вернув в текущий момент: – Ну , участковый, рассказывай, что тебе покоя не дает. Я вздохнул, сделал глоток горячего напитка и неторопливо повел рассказ. – Как всем известно, последние двое суток мирное население нашего города Лукошкина всех социальных групп подверглось необоснованному мелкому хулиганству со стороны пока однозначно не установленного лица, – двое слушателей серьезно кивнули. – Выходки были разнообразны, но во всех четко прослеживался определенный почерк, отсылающий нас к традициям и быту наших восточных партнеров. – Не всех, но многих, – дотошно поправила наша эксперт-криминалистка. – Да, спасибо за уточнение, – согласился я и продолжил. – Однако общая сатирико-ироничная направленность позволяет сделать вывод об одном исполнителе во всех эпизодах. – Очень на то похоже, – подал голос Дмитрий, втихую подгребая к себе миску с ватрушками. Яга не глядя вытянула его полотенцем по загребущим пальцам, но потом сжалилась и самолично положила ему на блюдце сразу две румяные булочки. – Значит, это не только мое мнение, – подытожил я. – В целом, Горох тоже согласен, что авторство за одним фигурантом. Да и как верно с утра отметила наша эксперт, остальные уголовные элементы еще копят силы после холодного сезона. Так вот. Сегодняшним утром мною в подполе нашего дома была найдена печатная продукция, относящаяся к моему времени. И что наиболее интересно, также носящая в себе восточные мотивы. – Это мы знаем, Никитушка, ты к конкретике веди, а не вокруг да около! – нетерпеливо поторопила меня Яга. – А я туда и веду, – не пошел на поводу я. – Далее сегодня по пути в царский терем мной в сопровождении стрельцов Еремеева была предпринята попытка задержания подозрительных личностей восточных национальностей (опять Восток!), которая закончилась побегом этих личностей, но позволила нам составить некоторые портреты подозреваемых. И! – повысил голос я, заметив, что меня снова собираются поторопить. – Портрет одного из них имеет подозрительно много схожих черт с изображением на обложке найденной книги! – Как? – обомлели мои сотрудники, во все глаза таращась на книжку. Взгляд нарисованного Багдадского вора стал еще ехиднее (как?). – Можно было бы подумать, что художнику попался в качестве модели похожий человек, однако я склонен думать иначе. Потому что книга повествует о моем современнике, попавшем на древний Восток, как я когда-то попал к вам. А еще по совокупности некоторых признаков, которые мне удалось заметить в ходе мероприятий по задержанию, наш неуловимый хулиган и подозреваемый – и есть тот самый мой современник из книги. Понимаю, это звучит как полный бред, но слишком много совпадений, которые в комплексе перестают быть совпадениями. Вот. На меня смотрели две пары одинаково круглых глаз. С ватрушки Митяя на скатерть мерно капала начинка. Мда. Придется добавить деталей. – Поясню насчет признаков, – кашлянул я. – Во-первых, подозреваемый узнал мою форму. И не просто со слов, а явно виденную ранее. Даже назвал он меня словом, которое было в ходу в мое время для моей профессии. Во-вторых, перед тем, как скрыться от погони, он исполнил издевательскую песенку, мотив которой очень известен в мое время. И самое главное. Имя. Имя подозреваемого, которым обратился к нему подельник, точно такое же, как имя героя книги. Слишком похоже, согласны? Тут уж мои напарники отмерли и медленно повернулись друг к другу, одновременно выпалив: – Во закрутил... – А ить версия! Кажется, Яга поверила мне больше. Митька все еще недоверчиво косился, напрочь забыв про угощения. – Если все еще есть какие-то сомнения, предлагаю позвать Фому и показать ему обложку. Он подозреваемых тоже видел, будем считать его мнение дополнительной экспертизой. – И что ж ты раньше не сообразил, соколик! – вскинулась бабка и властно прикрикнула на Митьку. – Митенька, скорой ногой метнись да кликни Фому Силыча, а то экспертиза простаивает! Младший сотрудник, как был с зажатой в кулаке ватрушкой, так и вымелся за дверь вместе с последним словом Яги. Что с ним интерес делает, однако. Даже в полемику не вступил! В горнице воцарилась тишина. Только самовар негромко попыхивал, завлекающе поблескивая пузатым боком. Еще чашечку у Яги попросить, что ли? А моя домохозяйка, взглядом спросив разрешения, осторожно взялась за книгу. Сначала долго и вдумчиво разглядывала нарисованного псевдоазиата, потом рассеянно изучила барханы и верблюдов на обороте. Затем немного полистала страницы, по моей указке найдя подтверждение моим словам про имя и соотвечественность мне персонажа, если можно так выразиться. – Что я тебе скажу, участковый, – наконец прервала молчание бабка. – Звучит и впрямь как бред сивой кобылы, ан слишком многое одно к одному складывается. А напой-ка мне песенку? Я послушно повторил номер восточного вредителя. – Веселая, – прокомментировала Яга. – И легко так тебе далась, и вправду хорошо тебе знакома, иначе бы долго вспоминал. Это что ж получается, Никитушка? Как нам хитреца псевдоперсидского ловить теперича? Коль он как ты разумен, то и уловок столько же напридумывать сможет? – Вот тут сказать ничего не могу, все люди разные, – покачал головой я, подставляя пустую чашку под носик заварника. – Возможно, дальнейшее чтение смогло бы прояснить этот момент, но времени на это решительно нет. Горох дал срок до вечера, но... – Не хочешь царю докладывать? – Слишком все зыбко. Доказательств никаких, улик ноль, максимум свидетельские показания, а их к делу особо не пришьешь. Книгу я не хочу показывать широкой общественности, раздерут на клочки для сувениров. – Твоя правда, участковый, – вздохнула эксперт-криминалистка, задумчиво размешивая мед в чае. С улицы доносились цокот копыт и перекличка стрельцов. Что-то Митька там застрял в поисках Еремеева, неужели сам побежал по всему городу сотника разыскивать? Вот балбес, нельзя было у наряда спросить! – Токмо своим и можем рассказать, кто доверия достоин. А все ж таки царю надо доклад сделать, а не то осерчает... – Да все я понимаю! – поморщился я. – Но все же... – Давай так, – предложила Яга, безапелляционно всовывая мне плюшку в руку. – Послушаем, чего нам сейчас Фома Силыч поведает, с ним побеседуем, а там и придем к этому, как он, консецусу. – Консенсусу. – Один черт! – Какой черт? – спросил наконец-то подоспевший сотник. Бородач выглядел запыхавшимся и растрепанным, но глаза хищно сверкали азартом. Видимо, Митяй смог не на шутку заинтриговать главного сыскного стрельца, что тот сломя голову прибежал в отделение. – Никакой, – немножко приземлил его я, – Проходи, садись, Фома. – Счас будет время удивительной истории... – брякнул на заднем плане Митька, за что опять словил от Яги полотенцем. – Бабуленька, да что ж сироту обижаете?! – А не мешай экспертизе! Фома заинтересованно перевел на меня взгляд, а я вздохнул и уже в который раз решился. – Это касается нашего восточного хулигана. Сам понимаешь, дело серьезное, друг, а вот догадки у меня бредовые. Поэтому нам очень нужно твое мнение, оно сейчас самое непредвзятое. – Да будет тебе, сыскной воевода, туману нагонять, – чуть озадачился стрелецкий начальник. – Говори прямо, какая помощь нужна? Я придвинул поближе книгу, прикрывая обложку рукой. Еремеев уже хотел закидать меня вопросами, но я снова его придержал. – Сейчас я тебе покажу одно изображение, но ты пока воздержись от вопросов. Нужно понять, похожа картинка на нашего подозреваемого, которого на базаре ловили, или нет. Потом я тебе уже обстоятельно разъясню детали сложившейся у меня версии. Фома понятливо кивнул, но было видно, как его грызет любопытство. Я убрал ладонь и сотник склонился над четким глянцевым рисунком. Он довольно долго изучал его, иногда поднимая взгляд к потолку, словно вспоминая детали утренней операции. Мы ему не мешали. Учитывая весь кавардак погони, сложно сразу и целостно воспроизвести в памяти всю картинку. Опять же я бежал первым, так что часть происходящего я ему неизбежно должен был загораживать. Но с другой стороны, с его ракурса он мог заметить то, что укрылось от меня. – На диво странная книга, – наконец заговорил Еремеев, все еще задумчиво поглаживая бороду. – А уж про обложку я и вовсе молчу, таких красок и четкости я отродясь не видывал. Но ты просил, поэтому пока не спрашиваю. А что до этого Багдадского вора нарисованного... Хоть режь ты меня, сыскной воевода, а похож он на энтого супостата с базара! Халат, может, и не тот, но лицо! Я хоть издали его видел, но на глаза покуда не жалуюсь, прям аки близнец похож. Мы переглянулись всей опергруппой. Кажется, бред потихоньку обретает реализм. – Я свое дело сделал. Не томи, Никита Иванович, что за версия?! Я вздохнул и в который раз завел старую песню о главном подозреваемом. Глаза Фомы по итогу были почище совиных. Круг-лые, о-ша-лев-шие... – Не знал бы тебя, сыскной воевода... – прокашлялся он, немного уложив в голове информацию. – Не видел бы супостата своими глазами... Песенку б не слышал... – Упек бы в богадельню, прекрасно понимаю, – закончил за него я. – Я тоже сначала сам себе не поверил. – И суеты навел, – подсказала из угла старушка, куда привычно переместилась с вязанием. Рядом с ней обретался пушистый черный Василий. Он проснулся под вечер и теперь тоже прислушивался, даже тихо участвовал в обсуждении, перво-наперво придирчиво обнюхав бумажную находку. Пару раз даже осторожно потрогал лапой. Оно и понятно, он таких запахов еще не встречал, а учитывая по-животному острое обоняние, они ему могли порассказать гораздо больше, чем нам. – Да, и это тоже, – чуть сконфуженно согласился я, но сотник на мою удачу подробностей не затребовал. – В общем, сейчас у нас на повестке три самых главных вопроса. Как нам ловить наших подозреваемых и верно ли мы их опознали? Какие наши дальнейшие действия? И самое интересное: что и как докладывать царю? – Вот с последним сложнее всего, сыскной воевода, – глубоко задумался Еремеев. – Твои дневные приказы исполнены, ворота мы закрыли, город патрулируем. Все стрельцы знают, как вороги выглядят, уж не упустят. Граждане пару раз докладывали, что видели лиходеев, но все мельком, искать там уже поздно было. А патрулям они не попадались, хитрые. – И то хлеб, – также впал в задумчивость я. Васька перебрался ко мне поближе: еще раз захотел рассмотреть книгу. Она буквально всех завораживала яркостью и непривычным глянцем. Я машинально погладил пушистого котофея, чем тут же заработал осуждающий взгляд. Василий никому гладиться не давался за исключением нашей суровой домохозяйки. – Никита Иванович, – вдруг подал голос наш младший сотрудник. Все выжидательно на него воззрились. – А может, ему послание написать какое? Помните, как мне писали? Мол, приходи, шайтан мерзопакостный, дело есть, переговорить надобно! – Глупость какая... – начал было Еремеев, но я ухватил его за плечо. – А ведь мысль! Он вряд ли заинтересован в нашем пристальном внимании, а мы и граждане-лукошкинцы сегодня показали, что с нами нужно считаться. Если предложить договориться, чем черт не шутит, вдруг и проканает! Внезапно стукнула входная дверь и в горницу шагнул один из дежуривших у отделения стрельцов – небезызвестный Федор Заикин. – Б-батюшка с-с-сыскной во-воевода, докла-клад тебе им-мею! Раз-разреши слово м-молвить. – Докладывай, – тут же разрешил я, жестом попросив всех помолчать. – На-насчет ху-хулигана восточ-точного в-вести есть! Сы-сызнова он на п-промысел вышел, о-опять пак-кость с-содеял! П-подкараулил он на-наряд с-стрельцов да благ-говониями т-так у-уделал, что во-воняет т-теперича за в-версту, ажно ко-кони ш-шарахаются! Да ло-ловко так п-персиянками в ча-чадре с п-подельником п-прикинулся, н-наши и н-не о-отличили. В-вот что му-мужикам д-делать? Ить слу-службу н-нести м-мешает, на по-подлете их в-все пре-преступники у-учуют! Вот же! Стахановец пакостный! А стрелец продолжал: – Е-еще и же-женские то б-были благ-говония, как и-им ввеч-черу к же-женам д-домой воз-возвращаться? З-заревнуют да п-погонят с-со д-двора! Опять в отделении повисла тишина. Только Еремеев пыхтел как закипающий чайник, разобидевшись за своих ребят. – Пиши повестку этому вредителю азиатскому, Никитка, – хрипло проговорила Яга. – А я уж помогу, расстараюсь. Помню еще как киноварью орудовать... – Эх, опять потом сироте подневольному забор отмывать, – тихонько пробубнил Митька, под шумок тыря из миски последнюю ватрушку. *** Пока я на пределе скорости выдумывал текст послания Багдадскому вору (после показаний Фомы, я уже так про себя и именовал восточного гастролера-хулигана), Яга отправилась вместе с Митяем мешать киноварь. Еремеев по мере сил подсказывал, а Заикина мы по молчаливому согласию отправили за кем-то из пострадавших стрельцов для дачи показаний. – Как думаешь, сыскной воевода, откликнется супостат? – Как знать, Фома, как знать. Но попытка не пытка. Учитывая последние данные, ловить мы их можем хоть до Яблочного спаса, а они и не почешутся, продолжат терроризировать народ своими выходками и мы будем иметь недружелюбно настроенную толпу. Кому как, а мне такое на участке не надо. – Твоя правда, Никита Иванович, – согласился сотник. – Вот тут добавь «взаимно без вредительства». – Да, спасибо, будет не лишне. Наконец текстовку мы согласовали и наша «публицистическая бригада» пошла на дело. А я взялся за письмо царю. По размышлении мы решили приоткрыть часть правды, что есть догадки о личности восточного вредителя, но пока требуются дополнительные розыскные мероприятия для подтверждения версии. Насчет вечерней охоты я написал, что подозреваемые залегли на дно и установить их примерное местонахождение пока не представляется возможным, а потому облаву пока лучше отложить, но место руководителя прочно закреплено за его царским величеством. – Пойдет? – спросил я у вернувшейся Яги. – Добавь, что мы без его мудрых приказов шагу лишнего не ступим. – Лучше? – Вот теперь хорошо, касатик. Сейчас я Васеньку попрошу депешу срочную государю нашему отнесть, да будем ждать вестей. И отужинаем по-человечески, время-то уж позднее! Война войной, а обед у моей домохозяйки – по расписанию. Еремеев от ужина отказался и убежал домой, заверив, что с пострадавшими от азиатского шутника стрельцами поговорит сам, а нам потом принесет конспект опроса. Мы же неспешно уселись за сноровисто пересервированный бабкой стол. Митька по заведенной традиции утащил свою XXL-порцию к себе в сени, тут бабка оставалась непреклонной. Время тянулось как плохая резинка. Муторно, тяжело и совершенно скучно. Даже яства бабки, которые как всегда были выше всяких похвал, никак не скрасили тягостное ожидание. – Никитушка, – застенчиво подкатилась Яга, скромно прижимая к себе центр сегодняшних событий. – А не почитать ли нам, покудова ждем? Все веселее будет... А почему бы и нет? Сторговались, что начну читать я. Хоть я уже и успел прочитать первые пару глав, слог у автора был живой и вкусный, так что никакого дискомфорта я не испытывал. Бабка же радовалась как школьница, которую родители наконец-то отпустили в кинотеатр на модную романтическую комедию. За окном мягко сгущались сумерки. У соседей мычала вернувшаяся с дневного выпаса скотина, сменился стрелецкий патруль. Вечер шел своим чередом. Однако далеко продвинуться мы не успели. На дворе внезапно заголосил петух. – Чегой-то он? – тут же насторожилась эксперт по волшебным вопросам, замерев чуть ли не в охотничьей стойке породистого добермана. – В неурочный час орет. Твоя работа, Никитка? – Я ему по голове больше не попадал, – честно ответил я, аккуратно обходя скользкий момент. – Бабуленька-Ягуленька, – всунул нос в горницу Митяй. Прилипшая к оному органу крошка безмолвно ябедничала, что нашего младшего сотрудника нещадно отвлекли от положенной трапезы. – Там ить странное что-то деется, никак, колдовство какое? – Ничего такого не чую, – отбрила Яга, но еще подобралась. – Однако ж и вправду странное что-то в воздухе витает. Сиди тут, участковый, мы с Митенькой пойдем проверим, кто там на двор залез. – Не до смерти только бейте, – попросил я, захлопывая книжку с закладкой. Тихо потрескивала оставленная лучина. Я следил за медленно танцующим огоньком, всей кожей ощущая наэлектризованный воздух. В какой-то момент электричества стало так много, что мне стало не по себе. То ли кафтан, в котором я так и сидел с полдника, то ли еще какие неведомые мне подсознательные причины, но что-то натолкнуло меня на мысль, что нужно найти себе какое-то оружие. Типовая планшетка вряд ли меня спасет от неизвестных татей. Не сразу, но вспомнился царский подарок в виде сабли, так и висящий у меня в спальне на гвоздике. Я, конечно, тот еще фехтовальщик, но не сидеть же просто так? Пятая точка уже в плоскость превратилась со всеми нашими бдениями-обсуждениями. Точно, надо сходить. Горох только порадуется, что я воспользовался его подарком. Пусть и посмертно. Тьфу, эти упаднические мысли. На лестнице не в пример горнице было темно. Не хоть глаз выколи, но крайне слабого света хватало только не спотыкаться на каждой ступеньке. Мою спальню освещали только робко выглянувшие звезды. Луна сегодня была в растущей фазе, а потому тонкий полумесяц размытой акварелью едва проявился на небосклоне. Саблю на стене выдавали блики камней на богато украшенной рукояти. Я с осторожностью снял оружие и только хотел пристроить на пояс к специальным креплениям, как за спиной раздалось: – Ну привет, что ли, современничек. Или как там у тебя принято, здравия желаю? Я неторопливо обернулся. В темноте угадывался рослый силуэт. А голос я опознал сразу – именно он пел про милицию и перелеты. – Гражданин Лев Оболенский? – Вот ментяра, все знает! – силуэт вальяжным котом переместился на мою кровать. – Сам-то кто по жизни? – Младший лейтенант Ивашов Никита Иванович, здешний сыскной воевода. – Младший лейтенант, мальчик молодой... – басом промурлыкал ночной визитер опять же крайне знакомый мотив. Но долго распеваться не стал, а сразу перешел к делу. – А впрочем, тут у тебя чинов постарше не наблюдается, как я понял. Ну, и какого ляда тебе от меня надо? А то так звал, так звал, вай мэ, я аж прослезился, клянусь Аллахом. Кажется, настроен он мирно. Прогресс, а то я опасался, что он решит меня прирезать по-тихому, чтобы не мешал. В криминальной среде такое случается сплошь и рядом. Я осторожно, не делая резких движений приблизился и, стараясь держать ровный тон, предложил: – Давайте договоримся, что мы здесь исключительно для переговоров. От себя обещаю не арестовывать и по возможности честно ответить на все вопросы. От вас хотелось бы получить обещание не красть и в целом во время переговоров не творить ничего незаконного. Темнота саркастично фыркнула. – Какой правильный, я тащусь. Ладно, уболтал, шайтан бюрократический, не буду я пока ничего у тебя красть. Кстати, на свою планшетку, все равно у тебя там ничего интересного. Когда успел??? Я машинально хлопнул себя по боку, где она обычно висела, и действительно ощутил только ткань кафтана. – Извини, это уже как рефлекс, – повинился ночной визитер, заодно возвращая и саблю. Нет, ну как он это делает?! Я же вообще ничего не почувствовал, а сабля – это вам не пушинка, вес у нее внушительный. – Так чего ты от меня хочешь? И сядь уже, успеешь еще пешком настояться. Глаза потихоньку привыкли к темноте и я смог разглядеть складки халата на моем госте и тюбетейку на буйных кудрях. Он подвинулся и я воспользовался приглашением в своей же спальне. И опять как он это делает? Царские замашки за версту видны, имя получается прямо таки говорящее. – Во-первых, я правильно понимаю, что вы и есть тот самый Багдадский вор Лев Оболенский? – И откуда ты такой прозорливый на мою голову? – проворчал голос. – Я это, собственной персоной нон-грата. Уж просвети меня, азиата немытого, как узнал? Неужто ты тут Интерпол организовал, шустряк? – Признаться, это самое мистическое стечение обстоятельств. – Услади же мой слух, о младший лейтенант, дабы любопытство не прогрызло мне печень! И да, можешь не выкать, мы с тобой тут одни такие современутые, к чему эти политесы? Я выдохнул и в который раз за день пустился в рассказ о найденной книге. – Ни шутя себе... – в конце присвистнул Лев, сбивая тюбетейку на затылок. Все время моего повествования он только изредка позволял себе матюкнуться или что-то одобрительно (на месте их побега от нас, например) хмыкнуть. – Не ожидал, что книжку про меня аж сюда занесет. Знаменитость, блин. Ну Андрюха, ну удружил, дэв борзопишущий... Багдадский вор (теперь уже точно!) абсолютно по-султански развалился на половине кровати, небрежно жестикулируя и покачивая остроносой тапкой на кончике большого пальца. Воображение упрямо рисовало рядом с ним какой-то низкий столик, уставленные пиалами с кумысом и закусками. Я тоже пристроил себе под спину подушку, поскольку беседа наша оказалась на удивление длинной. – Пока я показал книгу только самым доверенным. Однако даже их реакция была ожидаемо опасливой, я даже опасался оказаться в известном заведении, – поделился я, а Оболенский медленно кивнул. Он как никто понимал всю дикость о перемещениях между мирами и всем, что с этим связано, для окружающих. – Рядовые граждане скорее всего останутся в неведении, как обычно пишут «по имеющейся в распоряжении отделения информации». – Официальная версия, – понимающе усмехнулся Лёва. – Знаю-знаю, сам такое же использовал в бытность мою адвокатом. Может, оно и к лучшему, не все могут нормально воспринять непонятную действительность. – Согласен, беспорядки мне на участке не нужны. Кстати, Лёва-джан, а где до сих пор заняты мои сотрудники? – Это та колоритная старушка и двухметровый амбал? Ох и лось, чуть мне башку своей оглоблей не проломил, – уточнил Оболенский. – Их Ходжуля развлекает арабскими предсказаниями, домулло по этой части гранд маэстро. Не боись, много денег он с них драть не станет, а за развлечение не заплатить – Аллах накажет! Кстати, а что за старушка? – Это моя домохозяйка, баба Яга. Квартирую у нее с момента своего перемещения в Лукошкино. А амбал – наш младший сотрудник Дмитрий, из деревни парень, к нам на перевоспитание направлен. – В натуре?! – ошалел россиянин. – Та самая Баба Яга? Костяная нога, ступа, помело и все такое?! – Именно, та самая. Числится у нас в должности эксперта-криминалиста по волшебным вопросам, всяким лабораторным крысам сто очков вперед даст. А нога – последствия старой травмы, но когда надо – она и молодым фору обеспечит. – Может, у вас тут еще и кощеи всякие обитают? – саркастично не поверил мне Лев. – Слава богу, только один. – Что?! – Местный уголовный авторитет, проходит у нас основным подозреваемым по множеству дел. Даже как-то ловили его, сидел, да сбежал, гад. И снова козни строит, говорят, есть непроверенная информация, что он готовит новую комбинацию. – Весело тут у вас, я фигею... – ошалело покачал головой восточный пришелец. Его говорящее лицо не скрывал даже царящий вокруг сумрак. Я только пожал плечами. Весело, ничего не скажешь. Его искреннее удивление приятно согрело мою самооценку, чуть потешив самолюбие. Так вот оно и бывает: кто-то хулиганит на базаре исподтишка, а кто-то в это время ловит былинных преступников. – Это, – вдруг вспомнил он, – а ты куда форму свою дел, опер? Я тебя без нее и не признал сразу, царевич Елисей натуральный! – Да случилось тут одно ЧП, на чистке, – не стал вдаваться в неудобные подробности я. – А-а, теперь понятно, – протянул Лев. – А то сидит на тебе этот прикид как на верблюде пеньюар. – Мне тоже не очень нравится, – разоткровенничался я. – Но не ходить же нагишом. – Вай мэ, вай дод, – согласился ночной гость, умудренно покачав головой. – Эх, хорошо сидим, участковый! А не выпить ли нам за встречу? – На службе не пью, даже царь Горох ни разу не смог уговорить. – Какая служба, ночь на дворе! – Я на 24/7 на службе. - Правильный до скуки, – поморщился этот сибарит и выудил из рукава какую-то склянку, по виду очень сильно напоминающую что-то из бабкиных закромов. – А вот дружба с царем – это тебе не хухры, шустрый малый, – и вдруг поперхнулся. – Стоп! Горох?! – Он самый. Я же говорил, тут полубылинная Русь. Можешь считать, что ты застал времена царя Гороха, и теперь по праву можешь претендовать на пенсионное обеспечение. А так... Охрана правопорядка всегда интересовала власти, – опять пожал плечами я. – А тут я весь из себя нарушитель, – ухмыльнулся Багдадский вор. – Безобразия устраиваю и дисциплину нарушаю. Заслуженный ветеран криминального труда! – Да уж, натворил ты, весь город о тебе только и гудит, каждая собака про твои приключения слышала. Объясни мне только, за что? Нападки на бояр я еще могу понять, но царя за что? Его народ любит, хоть и горяч, но справедлив. – Зато властителей всех мастей не люблю я. Плюс на таможне по его приказу нас столько мурыжили, я те не вру, думал, в сухофрукт превращусь. Слыхал, женился он у вас недавно, вот и поздравил в своей манере. Еле нужную ткань нашел, пришлось по трем караванам лазить! Красиво ж вышло? – А священнослужители тебя чем задели? – Я правоверный мусульманин! – перекрестился Лев. – И нечего меня перетягивать, я вам не спортивный канат! – Ясно, ты не захотел менять вероисповедание, – улыбнулся я. Понятно, что он все же христианин, но зная иногда чрезмерный энтузиазм наших духовных лиц, я не удивлен. – И все же, почему именно так? – Смех лучшее оружие против страха и силы, – по-восточному тонко улыбнулся Оболенский, а я вынужден был признать его правоту. Ведь действительно, никому не навредил вроде, а какая молва. Отдаю ему должное. – Впрочем, за выходку в отношении гражданина Груздева я от лица всей Лукошкинской милиции и себя лично готов принести благодарность, только тс-с, – и пояснил на недоуменное молчание. – Ты его под персиянку накрасил. – Задолбал? – понимающе уточнил восточный нарушитель спокойствия. – Не то слово. – Мне этот прыщ тоже сразу не понравился, крыса такая, что пробы ставить негде, – пренебрежительно отозвался Лев. – Выходит, хоть где-то я хорошее дело сделал? – Да, но вот с юродивым Гришенькой ты крупно просчитался. – С кем? – страдальчески уточнил вор. – Юродивый, босой и в лохмотьях, ты у него вериги, цепи такие тяжелые, на столб подвесил. – Это который меня сразу с полузырка проклинать как Антихриста начал? – Об этом мне не докладывали, – вынужденно признал я. – Так и не суди сразу, чему тебя в твоей школе милиции учили, – буркнул возмутитель Востока. – А то сразу ему презумпцию невиновности, один я кругом виноватый. Хрен вам без масла, облезете! – Ладно, не кипятись, я понял, – примирительно заметил я. – Но и ты пойми, к нему люди уважительно относятся, с их точки зрения божий человек, а его задевать негоже. – Какие все цацы, я худею... – продолжил бурчать мой гость, втихаря уговаривая экспроприированную настойку. – А немцы что тебе сделали? – перевел тему я. На богословские темы я спорить никогда не любил. – Ибо нефиг, – фыркнул Лев. – Их посол уж больно мне кого-то из Вермахта мордой лица напомнил, вот и не удержался. А их фройляйн недотроги такие, что и пальчиком кринолин не задень. Нет, не гарем это, не гарем... – на последнем слове глаза у него мечтательно замаслились, даже мне в темноте было видно. – Так ты ж вроде женат? – Вай мэ, и что?! Вот ты хоть раз встречал восточных пэри?! Танец живота настоящий вживую видел? А Укус пчелы?! А я видел! И я тебе скажу... Там святой не устоит! А я таки ни разу не он. Вот ты женат? – У меня есть любимая девушка. – Тут или там? – Тут. – Так чего ждешь? – Она немного... связана обязательствами. – А невест я еще не крал... – словно бы сам с собой протянул Багдадский вор. – Могу предложить свою квалифицированную помощь. Вспомним славные традиции гор, начальник?! – Спасибо, я как-нибудь сам. Кощей меня знает, а потому, может, и не станет связываться. – Крут как Эверест! – уважительно покивал чуть захмелевший Оболенский. В склянке еще что-то сиротливо побулькивало на дне. – Ох и ядреное пойло, кто варил? – Яга делала. – А я выживу? – запоздало озадачился экспроприатор, пытаясь заглянуть в горлышко. – Ну пока летальных исходов не было зафиксировано. – Фух! – выдохнул он и махом заглотил остатки. – Ладно, участковый, здоров ты, конечно, поболтать, но ждут дела-делишки. – Про делишки, – тормознул его я. – Если планируете еще задержаться в нашем городе, то пожалуйста, веди себя немного потише. Царь требует результатов и я не могу ему их не предоставить. Так что давай без воровства, а если и высмеять кого... – Посрамить. – Что? – Я посрамитель самого шайтана, так что всех предпочитаю именно насрамить. – Пусть так. Короче, если и насрамить кого – чтоб без последствий в виде общественных беспорядков. Вот как с Груздевым, в общем. – Понял, тут будет тебе мое полное содействие следствию, – великодушно согласился вор, но сразу помрачнел. – Но погодь, начальник, не все так радужно. Как ты мне предлагаешь жить, если без воровства? Я на какие шиши сам кушать и Ходжулю кормить буду? – Вы с Востока, а значит, для нас малоизвестные и интересные. Рассказывайте сказки на базаре, слушать будут охотно, – предложил я и не удержался от подколки. – Неужели «Тысячу и одну ночь» не читал? – Я в них жил, умник. Я опять почувствовал щелчок по носу. Заслуженный, с размаху и со всей восточной силы царя зверей. Возгордился, блин, решил, что я весь такой легендарный. Ан нет. До того только Гороху удалось вернуть меня с небес на грешную землю, теперь это сделал мой земляк. Когда я уже научусь не бежать впереди паровоза? А Багдадский вор, Лев Оболенский, текучим движением встал и потянулся как большущий котяра. Выпитая настойка Яги никак не сказывалась на его координации. – И давай сохраним нашу встречу в секрете, подельник? И да пребудут дни твои в благоденствии, – подмигнул он и буквально растворился в темной комнате. Как он это делает? – Никитушка! – вдруг ворвалась в комнатку моя домохозяйка. Бабка явно была взбудоражена настолько, что не замечала съехавшего на макушку платочка. – Почему у меня защита верещит, будто у тебя тут ворог какой побывал?! А ты сидишь впотьмах, гусь спокойственный, в ус не дуешь? – Потому что у меня нет усов? – пошутил я, неторопливо поднимаясь навстречу. – Все хорошо, бабушка, я его спугнул. Мужчина с оружием в руках – не самая легкая мишень по умолчанию. – А чегой-то ты подарок царский ухватил? – подозрительно прищурилась на меня Яга. – Ты ж энтот, как его, пацифист? – Я просто не люблю холодное оружие, пацифистом меня назвать сложно, – возразил я, вешая изукрашенную саблю обратно. – И где вы слов-то таких нахватались? – Сам вечно мелешь, а теперь не разумеешь, – проворчала старушка. – Ой, Никитка, темнишь ты... Вот не буду тебе свои приключения расписывать, помучаешься с мое любопытством, пусть оно тебе ухо откусит! Будешь знать! – А я Митяя спрошу, он как на духу выложит. – Иезуит! – ахнула бабка и опрометью побежала договариваться с нашим младшим сотрудником. Как и сказал Лев, вместе они слушали «арабскую гадалку», к той самой гадалке не ходи. Интересно, конечно, что им этот великий насмешник Ходжа Насреддин наплел, говорят, фантазии у него немерено. А я подошел к окну. Звезды загадочно перемигивались на чернильном небе. Акварельный полумесяц уже увереннее разливал холодный прозрачный свет. И мне чудились в этой ночной тиши ритмы восточных рубаи... – Батюшка сыскной воевода! – донесся снизу бас Дмитрия. – Там гонец царский прискакал, говорит, государь-батюшка с царицей-матушкой зело пред очами царственными тебя видеть хотят! Приехали. Что ж, деваться некуда. Я спустился и действительно увидел взмыленного царского стрельца. – Все ведаю, сыскной воевода, однако ж поспешать тебе надобно. Гневается государь... Час от часу не легче. Взгляд упал на до сих пор лежащую на столе книгу. План сложился сам собой. – А как вы смотрите на то, чтобы прочитать Его величеству одну невероятную историю?