***
Солнце в Ущелье светит сегодня особенно ярко: его лучи, подобно фанфарам, опускаются ниц, освещая сцену для представления. Подготовка к выступлению, - неважно, насколько опытный актер, всегда минуты трепетные. Всё должно пройти идеально. В этом месте собраны все необходимые элементы предстоящей процессии. Мать-природа хорошо подготовила декорации, они достаточно красочные, чтобы подчеркнуть изящество маэстро, но недостаточно выделяющиеся, чтобы отвлечь на себя внимание зрителя. В нашем случае сам художник для себя и есть костюмер, бутафор и сценарист. Сегодня особенный день. Так он называет каждый день, который украшает своим искусством постановки. Жизнь слишком мала, чтобы выразить искусство бытия, лишь смерть долговечна. Она шокирует, вызывает эмоции. А жизнь медлительна и спокойна. Это совершенно не подходит настоящему художнику, который живет чувствами. Творец, уровня Джина, очень требователен, он хочет уловить этот секундный момент восхищения созерцанием. Нечто, смешанное с мгновенной снисходящей тревогой и паникой. Что-то, что человек способен испытывать только вместе с болью от смертельных ран; скоротечность уходящих минут. Выплески крови под четким углом разлетаются в стороны, образуя крылья. У каждого человека они есть, но только настоящий художник поможет их проявить. Но что за художник без своей любимой кисти. Он называет её «шёпот» и никогда не выпускает из рук. Пистолет, из раза в раз отстреливающий ровно идеальную четверку уже долго близкий друг и помощник Джину. Смерть - пугающе символична, а оттого и мастеру нельзя умолять свою музу. Отточенное мастерство помогает держать планку, достойную великого гения. Терпения не хватает дождаться, кто же будет перед дулом его кисти. Хочется увидеть взволнованный взгляд жертвы. Нет, не жертвы. Полотна. Взгляд трепетно бегает по сторонам в поисках идеального, каждый встречный не подходит. Лишь просто замарает сцену Джина своей грязью. Словно по наитию не художник управляет рукой, а рука управляет им. Почему же она так косится в сторону? Что-то не совпадает, будто…Вот-вот произойдет нечто грандиозное. Самая настоящая кульминация его представления. Импровизация - тоже часть сценария, она делает каждое выступление неповторимым. Даже сам творец не всегда знает, чем кончится очередная пьеса.***
Их взгляды встретились настолько стремительно, что растянулись по ощущениям на целые года. Обоих захлестнули яркие эмоции тревоги и спокойствия, гнева и любопытства. И все же разные по ощущениям они - едины по происхождению. Это ущелье и вправду приготовило для них двоих подарок. Подобно воссоединению семьи, глаза художников воспылали, как никогда прежде. Наконец-то здесь появился тот, кто сможет понять их искусство. Наконец-то появился тот, кто никогда не сможет его принять. Противоречивость мыслей ломает умы, но вдохновляет на свершения. Вдруг тишину громкой скрипки напрочь заглушает едва слышимый голос Лукая: — Джин? Это ты? Эти тихие слова громким эхом отчеканили в голове Джина ровно четыре раза, прежде чем он смог осознать происходящее. Неужели этот молодой гений вновь стоит пред ним? Не просто пред ним, пред «шепотом», готовым выстрелить воистину волшебными цветами. Такого в жизни Джина еще ни разу не происходило, а оттого трепет в груди сменяется приятным ощущением возбуждения. Нет, ни в коем случае не в пошлом смысле. Творец возбуждается иначе. Искрой это чувство пронзает все тело, наполняя его сковывающей страстью. Впервые на сцене актер, не сумевший из-за кома в горле произнести ни слова. Фанфары будто озарили тьму, в которой скрывался настоящий художник. Не достойный выступать здесь, но получивший авансом главную роль в пьесе. — Хвей. Я думал, ты мертв. «Надеялся» - чуть не сорвалось с уст Джина, но он бы соврал, если бы использовал именно такую формулировку. В глубине души ему на животном уровне хотелось взглянуть в глаза своему некогда любимому зрителю. Как же хотелось, чтобы он гнил всеми красками небытия существующими в этом сером мире. Но почему же он настолько ярко сверкает своими черными оттенками? Почему его бренное тело, девственное от прикосновений его кисти, переливается настолько ярким красным, что ни один оттенок крови с ним не сравнится? Хочется скорее коснуться, ощутить его собственным руками. Нагло тянущиеся руки тут же отпрянули от строгого удара чем-то деревянным. В глазах блекнет, внимание растворяется в единой картинке. Только творец сможет сполна ощутить то же, что и другой. Эти чувства были ему знакомы, но претерпели немного иную эволюцию. Как гений такого уровня, как Джин, смог опуститься на такой низкий уровень, что животные желания стали брать верх человеческим? Как так вышло, что сценой для него стал любой иной клочок земли, на которой он вытворяет свои действа? А как же подготовка? Как же поиск вдохновения? Как же страдания на грани безумия, через которые проходит любой гений? Но осуждение излишне, ведь Хвей и сам был такой. «Животное желание» не позволяет ему действовать. Этого человека следовало бы убить, но… Как же не хочется загрязнять жизнь страшными оттенками смерти. А ведь это именно то, чего он желает. Они оба этого желают. Впервые кульминация берет свой верх в полной тишине. Но было кое-что, в чем они оба ошибались. Это вовсе была не кульминация. Лишь предисловие, экспозиция. Настоящее представляется начинается сейчас.