Яньли любит

Яньли любит братьев. Хоть А-Сянь и очень бесбашенный и легкомысленный, а А-Чэн очень угрюмый и немножко зануда. Хоть они и препираются постоянно и влипают в неприятности, после чего Яньли приходится успокаивать полную гнева матушку и просить её не наказывать их, она всё равно их очень любит. И хоть они уже не дети давно, но для неё они навсегда останутся любимыми младшими братьями. Братьями, которым она когда-то в детстве читала сказки на ночь, ожидая, пока они уснут, чтобы подоткнуть им одеяло, и, осторожно ступая, выйти из комнаты, тихонько прикрыв дверь. Братьями, которым она варила суп из свиных рёбрышек и корня лотоса, и который те уминали за обе щеки, сражаясь за последнюю порцию. Братьями, которых она всегда будет любить, невзирая на то, кем они стали. Для неё они навсегда останутся прежними. Яньли любит маму и отца. Любит, несмотря на то, что они никогда не любили и не полюбят её в ответ. Для мамы она всегда была разочарованием и бездарным ребёнком. Мадам Юй хотела, чтобы её дочь стала прекрасной воительницей и лучшей заклинательницей ордена, а не слабой, неспособной удержать меч в руках девочкой. Для матушки Яньли всегда была мягкотелой слабачкой, которая не могла причинить и капли боли ни одному живому существу. Ведь девушка всегда очень печалилась, если случайно наступала на букашку, сидящую на траве, или улиточку, ползающую по земле. Всегда жалела всех бездомных кошечек и собачек, таща их в дом, и силясь скрыть от зоркого глаза матери. Но мадам Юй всегда неизменно их обнаруживала, и, бормоча что-то про "бесполезных пушистых дармоедов", отдавала их тому, кто был непротив завести питомца. Яньли была слабой, ведь не могла причинить боль не только животным, но и людям. Даже если эти люди причиняли боль ей. Когда шептались за спиной, произнося: "Странно, что у столь сильной женщины родилась столь никчёмная дочь", " На фоне своих талантливых братьев выглядит серым пятном", "Никогда никому ничего не может сказать поперёк. Строит из себя святую, а на деле просто боится чужого гнева. Жалкая. " Или когда оскорбляли её в лицо, плюясь ядом и покрывая грязью с ног до головы. Она никогда ничего не говорила в такие моменты, не пыталась оскорбить в ответ или защититься. Нет, просто молча слушала всё это, неловко улыбаясь. Обычно в такие моменты рядом вовремя оказывались братья, собираясь избить нахала до полусмерти. Но Яньли неизменно их останавливала лёгкой улыбкой и поглаживанием по плечу. Она не хотела, чтобы из-за того, что она не постояла за себя сама, пострадал человек. А постоять за себя она не умела. Да и не желала вовсе. Всё, что про неё говорят—правда. А на правду обижаться глупо. Так что она совсем не злиться на тех, кто обсуждает её. За спиной ли, напрямую ли—неважно. Матушка ненавидела эту её бесхарактерность и презирала Яньли из-за неё ещё больше. Слабая и телом, и духом—кто же пожелает себе такую дочь? Так что для Юй дочь являлась не более, чем бесталанной неумëхой со слабым духовным ядром. Воплощением рухнувших надежд. Ведь Яньли не оправдала ожиданий. Не смогла стать той, кем все хотели, чтоб она стала. Для отца же она и вовсе ничего не значила. В его глазах она была призраком, пустым местом. Когда он смотрел на неё, говорил с ней, голос его был мягок, а улыбка тепла, но во взгляде не отражалось ничего, кроме холодного равнодушия. Может, такое безразличие было оттого, что он слишком любил Вэй Ина, видя в нём отголосок своей возлюбленной, слишком был обеспокоен заботой о нём, чтобы обращать внимание на двух других детей. Или может это было оттого, что Яньли незначительно, но всё же напоминала ему мадам Юй своей внешностью. А жену из-за чересчур вспыльчивого, жёсткого и надменного характера он всегда недолюбливал. Цзян Фэнмэнь всегда заботился и беспокоился лишь о Вэй Ине. Юй Цзыюань недолюбливала и пасынка, и мужа, проявляя крохотную каплю любви только к Цзян Чэну. На Яньли родителям было всё равно. В их семье она всегда была белой вороной, бельмом на глазу. Но Яньли совсем не завидовала ни А-Сяню, которому удалось мгновенно завоевать любовь отца; ни А-Чэну, к коему матушка единственному во всей семье проявляла хоть каплю благосклонности и молчаливой заботы. Не ненавидела она и родителей, которые так увлеклись восхвалением и обожанием одних детей, что совсем забыли про третьего ребёнка. Ребёнка, который со временем стал совершенно нежеланным, ненужным никому. Ребёнка, который в глубине души очень хотел, чтобы его приняли таким, какой он есть. Без всяких заклинаний, духовных ядер, и силы. Без выдающихся способностей и многочисленных талантов. Нет. Просто таким, какой он родился. Но это робкое желание, со временем превратившееся в далёкую, несбыточную мечту было невыполнимо. И Яньли это знала. Но отгоняла эту печальную мысль, безвозмездно любя каждого члена семьи таким, какой он есть. И втайне питая хрупкую, словно хрусталь, надежду, чтобы кто-нибудь когда-нибудь полюбил её также в ответ. Яньли любит Цзысюаня. Он красив, словно переливающиеся на солнце пёстрые перья павлина, но и характер у него соответствует этой гордой птице. Высокомерный, хвастливый. Смотрит на всех свысока, считая себя самым лучшим. Задирает нос до небес, считая всех лишь пылью под своими ногами. Но Яньли эти его не самые привлекательные черты никогда не отпугивали. Она всегда верила в то, что в каждом человеке, несмотря на то, каким плохим он может быть, есть что-то хорошее. Даже если это "что-то" очень небольшое, оно всё равно должно быть. Так она думала. Даже когда Цзысюань явно показывал свою неприязнь к ней, даже когда фыркал, завидя её, даже когда обвинил её в краже супа, который она же для него и приготовила. Девушка была огорчена, но ни на секунду не переставала верить в то, что когда-нибудь они смогут стать хотя бы друзьями. Но ничто не вечно, и в конце концов Яньли сдаётся. Она больше не верит, что в Цзысюане осталось ещё хоть что-то помимо высокомерия и гордыни. И она уж точно не верит в то, что они смогут подружиться. Но там, на горе Феникс, когда Цзинь Цзысюань крикнул ей вслед, что это он пригласил её на ночную охоту, а не мадам Цзинь, всё в миг перевернулось. Его слова звучали искренне и смущение на его лице было столь неподдельным, что то, что он сказал, по-видимому, всё же было правдой. Видеть неловкость и смущение на лице Цзысюаня было странно, но в то же время Яньли это его выражение лица казалось милым. Вскоре после этого он делает ей предложение. Яньли так долго об этом мечтала, так долго представляла это у себя в голове, и вот сейчас её возлюбленный стоит перед ней на колене, прося руки и сердца. Её сердце бьётся в груди быстро-быстро, словно птичка, силящаяся выбраться из клетки. В уголках глаз собирается влага, и, кажется, она сейчас просто расплачется от радости, но быстро берёт себя в руки и с мягкой улыбкой говорит заветное: "Да". Они оба впервые в отношениях, но кажется, что Цзысюаню тяжелее, чем ей. Он не привык быть с кем-то вежливым, чутким, мягким. Его всегда все холили и лелеяли, с ним всегда обращались как с фарфоровой вазой. Все вокруг так носились с ним, так принижались перед ним, что в итоге взрастили в нём непомерную гордыню. Ему сложно было признать, что он о ком-то беспокоится, заботится, любит кого-то. Он был слишком горд для этих слов. Но он по-настоящему любил Яньли, хоть ему и сложно и неловко было говорить об этом, он всё равно хотел, чтобы она это знала. И она знала. Ей не нужны были устные подтверждения искренности и правдивости его любви. Всё и так было очевидно. То, как нежно он обнимал её, желая сжать в объятьях крепче, чтобы выразить всю силу своих чувств, но не осмеливаясь, чтобы не причинить боль ненароком. То, как аккуратно целовал её в уголок губ, не решаясь на большее, не зная, будет ли она против или нет, отчего ей всегда приходилось брать инициативу в свои руки. То, как он пристально следил за тем, чтобы она не нуждалась ни в чём. Ведь даже если Яньли было что-то нужно, она бы никогда не осмелилась просить об этом. Она была слишком скромной девушкой для такого. Поэтому Цзысюаню приходилось просить служанок выведать, не хочет ли чего госпожа, не нужно ли ей что-то? То, как сильно он любил еду, приготовленную именно её руками. Особенно суп из свиных рёбрышек и корня лотоса. Для Цзысюаня не существовало более ароматного и вкусного супа, чем этот. Он обожал её готовку и всегда очень хвалил её блюда. Яньли улыбалась, но говорила, что до настоящего шеф-повара ей ещё далеко, и что у её блюд самый обычный вкус. Цзысюань никогда не соглашался с этим. То, как часто он дарил ей различные подарки. Будь то дорогая заколка в форме бабочки с драгоценными, блестящими в свете солнца камнями, или прелестное платье, с вышитыми на нём золотыми нитями лотосами. Цзысюань всегда безошибочно угадывал, что точно понравится Яньли. И она всегда была восхищена подарком, но беспокоилась, что он тратит на безделушки для неё слишком много денег. Мужчина отмахивался, говоря, что ей не стоит волноваться об этом и что для того, чтобы увидеть её яркую улыбку и восхищённо распахнутые глаза, во всю глядящие на обновку, он готов заплатить любую сумму. Яньли неодобрительно качала головой, но подарки принимала. То, как он всегда готов был порвать на куски любого, кто осмелился бы бросить в сторону его прекрасной жены хоть один косой взгляд. Он всегда был готов вступиться за неё. И неважно, был ли это простой житель, богатый торговец или прославленный заклинатель. Никто не имел права показывать хоть малейшее неуважение в сторону его возлюбленной. Всё это говорило само за себя. В отношениях с ним Яньли чувствовала, что её любят такой, какая она есть. Без красивой внешности, сказочного богатства, огромной духовной силы или сильного характера. Любят без всяких на то причин. Любят просто за то, что она есть. Братья тоже любили её просто так, но иногда они так увлекались ссорами друг с другом, что совсем забывали про её чувства. Она не обижалась на них, но это немного задевало её. С Цзысюанем такого не было. Для него она всегда была на первом месте. Важнее себя, собственных чувств и желаний. С ним она чувствовала себя самой желанной, самой любимой, самой счастливой на свете девушкой. Он действительно любил её. И она была безмерно благодарна ему за эту искреннюю любовь. И любила его в ответ. Яньли любит А-Лина. Это очаровательное дитя точная копия своего отца. Такие же бровки, глазки, губки. Такая же форма лица. Такой же носик. Такой же утончённый и красивый с рождения, как и отец. Ребёнок был на удивление спокойным. Редко плакал, с любопытством глядел своими светлыми широкими глазками на новых людей. И всегда очень радовался родителям. —Он такой милый, –говорила Яньли, —Так же, как и ты, он просто очаровашка. —Да, но мне бы хотелось, чтобы он хотя бы чуть-чуть был похож на тебя, милая. —Хм, может, если заведем второго ребёнка, то он будет больше похож на меня. Цзысюань удивлённо спрашивал: —Ты уже второго ребёнка заводить собралась? Нам бы хоть А-Лина сначала вырастить. —Я сказала "если заведем", а не " давай заведем". Может, нам и А-Лина хватит. Всё же воспитывать детей нелегко. Сказав это, Яньли предалась воспоминаниям о былой жизни с братьями. —Да-а-а, уж тебе ли не знать. На твоих плечах и так всю жизнь было два взрослых ребёнка, —по-доброму усмехнулся Цзысюань. —Хе-хе, А-Сянь и А-Чэн действительно часто вели себя, как дети. Но они уже повзрослели. Женщина помолчала, а затем добавила грустно: —Когда же они приедут навестить свою старшую сестру?... —Война уже подходит к концу, так что думаю, что с Цзян Чэном ты скоро встретишься. Но Вэй Усянь... Ты же знаешь, он для всех теперь изгой. —Знаю. "Где же ты теперь, младший брат? Все твои прежние союзники ополчились против тебя, каково же тебе теперь одному? Хотела бы я знать, всё ли у тебя хорошо. ", —проносилось в голове тоскливо. *** Кучка адептов неловко входит в зал, переминаясь с ноги на ногу. Они мнутся на месте, нервничая. —Что такое? –предчувствуя плохие вести обеспокоенно спрашивает Яньли. —Юная госпожа Цзинь, нам сложно это говорить но... Ваш муж мёртв. Нам жаль. "Что? " "Цзысюань... мёртв? " "Нет." "Нет-нет-нет." "Как такое могло произойти? " "Как это вообще случилось? " "Почему? " "Он ведь поехал приглашать А-Сяня на праздник в честь первого месяца жизни А-Лина, так как?... " Один адепт зло выкрикивает: —Госпожа, во всём виноват этот треклятый старейшина Илин! Это он виноват в смерти Вашего мужа, это он убил его! "... что? " "А-Сянь убил А-Сюаня? " "Это не может быть правдой! А-Сянь бы никогда... " —Мы ещё раз извиняемся, госпожа. Нам очень жаль. "А-Сянь...Почему...? " *** Она сидит возле гроба мужа. Цзысюань лежит в нём. Его лицо бело, словно мел, а тело холодно, как вода горных рек. На губах его навечно застыла грустная улыбка. Яньли смотрит на него в последний раз. Затем прикасается к щеке, слегка поглаживая, и встаёт на негнущихся ногах. В глазах её стоят слëзы. Вдруг она слышит крики. —Тревога! Старейшина Илин проник в Башню Кои! "А-Сянь? " Она выбегает в корридор и ей чудится, будто за углом одного прохода скрылась чëрно-красная ткань. Она быстро подбегает туда, но... ...ничего. Проход пуст. *** Вокруг шум, гул боя, запах крови, крики отчаяния и истошный вой. Люди и мертвецы дерутся друг с другом не на жизнь, а на смерть. Каждую секунду мёртвые тела падают одни за другим. Яньли продирается сквозь этот Ад к его главной причине—своему брату. Она выкрикивает его имя так громко, как только может, надрывая горло до хрипа. И она находит его. Она умоляет его остановить резню, закончить кровопролитие, и Вэй Ин почти соглашается. Но краем глаза она видит блеск меча. Яньли всегда любила своих близких больше самой себя. И потому когда адепт нападает на А-Сяня, она не задумывается ни на секунду. Её тело стремительно двигается вперёд, заслоняя брата. Кровь стекает по одежде, превращаясь в тёмно-красное пятно. Она знает, что умрёт. Она знает, что больше не сможет увидеть ни А-Чэна, ни А-Сяня, ни А-Лина. Но она старается не думать об этом, чтобы не грустить. Если это спасёт её близкого, если это не даст ему умереть, то она пожертвует собой. Её жизнь всё равно никогда ничего не значила. А так она хотя бы может сделать что-то полезное. Может обменять свою неважную жизнь на жизнь важного для неё человека. Глаза уже слипаются, кровавый цветок пятна расплывается по одежде всё дальше и дальше. Кто-то что-то отчаянно кричит ей, но она уже не слышит. На грани сознания Яньли думает: "Прошу, пусть мои родные выживут. Пусть А-Сянь, А-Чэн и А-Лин будут счастливы. Это всё, чего я желаю. " Жизнь медленно покидает её тело. И где-то меж явью и сном она видит силуэт в золотых одеждах. Человек протягивает к ней руки и она хватается за них, пытаясь разглядеть лицо сквозь белый свет. И когда ей это удаётся, то шепчет грустно, но одновременно с тем радостно: —Цзысюань... Мужчина улыбается ей и крепче переплетает их пальцы. Яньли улыбается ему в ответ и следует за ним по дорожке из разноцветных камешков прямиком к тоннелю, что наполнен белым светом. Вступая в него она собирается оглянуться назад... ...но так и не делает этого. Она не хочет видеть омраченные, опечаленные, убитые горем лица братьев. Не хочет видеть тень вины на них. На это будет слишком тяжело смотреть. И она будет сожалеть о том, что обернулась. В её жизни и так было слишком много сожалений, и Яньли не хочет больше сожалеть ни о чëм. Она оставляет прошлое позади. И, крепче сжимая руку любимого, смело шагает вперёд, в новый круг перерождений. В новую жизнь.