Часть 1. Кошка и котенок
3 декабря 2023 г. в 00:51
Инес одиннадцать. Она вяло шлепает ногами в тряпичных кедах, изредка пиная мелкие камешки, разбросанные недавно прошедшим дождем по асфальту. Шнурки на правой ноге норовят развязаться уже в пятый раз, но девочка упрямо отворачивает лицо в строну и делает вид, что не замечает. Маленькой Марии с соседнего квартала всего семь, но она уже умеет ловко завязывать непослушные веревочки на своей обуви. Инес как-то слышала, свисая с ветвей старого дуба, как она хвасталась этим перед друзьями, ярко улыбаясь и сияя дыркой от недавно почившего молочного зуба. Ей же дурацкие бантики не даются вовсе, но она упрямо вяжет кривые узелки и идет дальше.
Инес не знает куда идет, бредет случайными улицами, поворачивает наугад. Улицы со временем становятся все более пустыми — люди спешат домой после очередного трудового дня: кто несет домой бумажные пакеты из магазина, изредка подбрасывая вверх те, что сползают от тяжести; кто-то ведет со школы детей, пока те весело тараторят об очередном учебном дне, бегая вокруг родителей. Солнце скрывается за высотками, прячется за бетонными плитами бизнес-центров, забирает с собой остатки дневного тепла. В стеклянных окнах загорается желтоватый свет ламп, отражаются мерцающим светом экраны пузатых телевизоров.
Инес не знает сколько она идет. Но ноги в тонких кедах уже давно замерзли и ноют от усталости, а желудок бесперебойно урчит во всевозможных тональностях, уже не намекая, а прямо возмущаясь отсутствию какой-либо еды. Она сильнее кутается в старую куртку — та ей не по размеру, досталась от одной из старших девочек — прячет покрасневшие пальцы в длинных рукавах. В Готэме даже летние вечера заставляют прятаться в теплые вещи, чего уж говорить о конце октября.
Инес всего одиннадцать, но она хорошо понимает — в Готэме у таких как она будущего нет. Она наблюдает, как город съедает людей заживо, оставляя от них одни объедки. Видит это вокруг себя: видит пустые лица воспитателей, ворующих еду и одежду из приюта; видит лицемерные улыбки семейных пар, забирающих очередного ребенка и через месяц-два возвращающих его обратно еще более сломанного, как какую-то наскучившую игрушку; видит все больше знакомых силуэтов старших ребят, отправленных на вольные хлеба и просто убежавших, в форменной одежке мелких бандитских шаек.
И она бежит. Убегает в очередной раз, только теперь возвращаться некуда — воспитатель сама вышвырнула нерадивую девочку на этот раз. Она тихонько проскальзывает в закоулок между домами, рыскает в мусорном контейнере, как бездомная кошка, и досадливо вздыхает — в железном баке не находится ничего даже отдаленно напоминающего еду. Дальше по улице есть еще пара таких же закутков, возможно, там повезет больше. Снова потирает ладони и дует, пытаясь согреться, собирается пойти дальше, когда на глаза случайно попадает приоткрытая створка на третьем этаже. Совесть внутри даже не успевает взбрыкнуть, как Инэс уже ловко запрыгивает на жестяную крышку бака, цепляется замерзшими пальцами за водосточную трубу. Слегка ржавый металл скрипит и возмущается, но девочка забирается выше. Свет в квартире не горит, да и шума внутри, вроде, тоже нет — она не уверена, но все равно как можно аккуратнее поднимает оконную раму выше и юркает внутрь.
И вот Инес оказывается в спальне небольшой старенькой квартирки. Она прикрывает за собой окно, чтобы не пускать холод внутрь и двигается дальше, с интересом оглядываясь. Ей почти стыдно, но желудочные трели и перспектива хоть немного отогреться, заглушают любые другие мысли. Помещение не блещет дорогой мебелью или новым ремонтом, но все равно выглядит аккуратно. Кровать застелена мягким пледом, на стене кухни-гостинной за диваном маленькие полочки уставленные безделушками, на небольшом кухонном столе светлая вазочка откуда выглядывает несколько стебельков хлопка. Девочка старается идти на цыпочках — не хочет следить в чужом доме. Моет руки в кухонной раковине, тянется за стаканом и наполняет стекло теплой водой. Первый стакан она выпивает залпом, сразу наливает себе второй. Потом находит на кухонном фартуке хлебницу, а в ней половину батона белого хлеба. Плюхается на пол и вгрызается в чуть подсохший мякиш, но с голодухи кажется, что это самый вкусный хлеб, какой может быть. Она ест быстро, набивает желудок пресным тестом, но вскоре приходится с трудом останавливаться — нужно оставить немного на потом. Прячет батон за пазуху и застывает, как кролик взглянувший в глаза хищнику, когда слышит шум дверной ручки.
Инес едва ли дышит, когда встречается с недоуменным взглядом хозяйки квартиры. Та, явно не ожидая встретить гостей в собственном доме, тоже на пару секунд застывает на месте, сначала удивленно, а затем с интересом разглядывая незнакомого ребенка. Затем она вздыхает, скидывает сумки и верхнюю одежду прямиком у входа, игнорируя железные крючки торчащие со стены, проходит в ванну, чтобы вымыть руки, и направляется прямиком в гостиную. Гудение трансформатора старенького телевизора быстро сменяется задорной мелодией детского мультфильма, и комнату наполняет шумом. Девушка юркает туда сюда как ни в чем не бывало, а девочка наоборот застыла статуей, вжимаясь спиной в дверцу шкафчика.
И кажется ей, что мир вокруг тоже застыл, замер, остановился вместе с ее сердцем. И хочется зажмуриться до ярких разноцветных мушек. Она ждет криков, хлестких ударов и угроз вызвать полицию, давно уже привычных оскорблений и причитаний. Но по экрану старенького пузатого телевизора Том все еще гоняется за Джерри, поеденный временем тюль все еще колышет прохладным осенним ветерком, а перед ней на столе появляется полный стакан теплого молока и тарелка с бутербродом. Как она сама оказывается сидящей за столом Инес даже не замечает.
— Ну-ну, котеночек, давай уже отмирай, — с мягкой улыбкой подшучивает девушка и садится на соседний стул с кружкой горячего чая. — Я ж совсем не страшная.
Инес еще пару секунд держит теперь уже непонимающий взгляд на хозяйке квартиры и переводит его на стол.
— Простите, — раздается тихое, едва ли не шепотом произнесенное извинение. На смену отступающему страху приходил стыд. Ребенок осторожно отодвигает посуду и встает из-за стола. — Простите. Мне правда жаль.
— И куда пойдешь? — вопросительно приподнимает бровь девушка и смотрит на нее.
Не нужно быть провидцем, чтобы понять, что идти ей некуда. Но какая той разница? Инес беспризорница, грязный, бездомный ребенок, а теперь еще и воришка. На нее должны кричать, выгонять, проклинать в конце-то концов. Но странная девушка лишь смотрит. Смотрит не с сердоболием и деланной жалостью, а пониманием. И это путает еще больше.
— Так я и думала, — отвечает сама себе, и вновь сажает девочку за стол, — Знаешь, мне одной тут скучновато. Думаю, что вместе повеселее будет, что думаешь?
— Правда? — неверяще распахиваются серые глаза.
— Правда, — кивок с мягкой улыбкой.
И Инес улыбается в ответ. Жует самый вкусный бутерброд в своей жизни, запивает уже успевшим остыть молоком, трет краешком рукава бегущие по раскрасневшимся от слез щекам. И улыбается.