Есть места, которые ты будешь помнить всю свою жизнь, невзирая на то, как сильно они изменились. У всех них есть свои особые моменты, связанные с дорогими сердцу людьми, которые всплывают в памяти, как только ты окажешься там.
2014 год. Прошло сто лет с тех пор, как она вновь очутилась в Химворде. Теодора шла по свежевыложенному тротуару, смотря по сторонам. Дороги стали шире с появлением большого количества автомобилей у простых жителей, однако до траффика крупных городов Бельгии было ещё очень далеко. Дома на центральных улицах были почти такими же, и лишь окна стали более современными, а кое-где были прикреплены спутниковые тарелки. Теодора остановилась у знакомого крыльца, который вёл в дом госпожи Ваутерс. Теперь это место и впрямь стало гостиницей. Скромная табличка висела на входе, зазывая гостей. «Интересно, — подумала Теодора, — это сделали её наследники?». Она робко постучала. Дверь открыла хозяйка средних лет и приветливо спросила: — Добро пожаловать, мадам! Желаете снять номер? — Д-да… Хотелось бы. Теодора всматривалась в черты лица женщины, пытаясь узнать в ней госпожу Ваутерс, но всё тщетно. — Всё в порядке, мадам? Вы так глядите… — О, прошу прощения! Просто я думала, что вы могли быть родственницей госпожи Ваутерс, которая раньше сдавала здесь комнаты. — Раньше? Последние пятьдесят лет тут только гостиница моего отца, Артура де Витте. Никого из семьи Ваутерс у нас в роду не было. — Эм… Это было ещё во времена Первой мировой войны… — Ох, вот это вы вспомнили, конечно! — удивилась хозяйка, восхищаясь знаниями гостьи. — Вы очень погрузились в историю нашего города, да так, что даже я сама знать не знала об этом. — Работа обязывает копать глубоко, — усмехнулась Теодора, заходя в холл. — Вы историк? — Нет, журналистка. Приехала сюда написать статью о том, как изменился город за последнее столетие, основываясь на воспоминаниях моей… прабабушки… Это была правда лишь отчасти. На самом деле Теодора приехала сюда, чтобы просто поностальгировать. — Как интересно, мадам! И, я полагаю, ваша прабабушка гостила здесь? — Да, именно так. — Что ж пройдёмте, я покажу вам свободные комнаты. И сейчас я скажу Пьеру, чтобы он отнёс ваш чемодан. Цены на проживание у нас скромные, но я вам всё равно небольшую скидочку сделаю! Вы к нам на один день? Теодора ответила кивком и осмотрелась по сторонам. Дом выглядел старым только снаружи, а внутри всё было отделано лишь с закосом под винтаж. Уютный домашний коридор больше не был таковым. Теперь там стоял ресепшен и висели часы со временем других регионов. На стенах были фотографии отдыхающих разных годов, но ни одного снимка из начала двадцатого века там не было. — Вы правда никогда не слышали, что тут раньше сдавали жильё? — поинтересовалась Теодора, пока они шли по лестнице. — Нет. После Второй мировой войны мой дед выкупил этот наполовину развалившийся от обстрелов дом и долго реставрировал его, ничего не зная о прошлых владельцах. Он хотел, чтобы мой отец в будущем жил здесь, но у того были другие совсем иные планы. Папа решил, что поселиться в Брюсселе, а из этого места сделать гостиницу. Печальная мысль, что госпожа Ваутерс или её родственники погибли во время злополучных обстрелов, ничего о себе не оставив, кольнула сердце Теодоры. — Вот, взгляните на эту комнату, — хозяйка открыла дверь, предлагая войти. Теодора увидела до боли знакомую планировку. Мебель стояла почти на тех же местах, но была теперь совсем иной, современной. Перед глазами возникла дымка с воспоминаниями прошлого. Здесь жил Лоуренс. Сидел за столиком у окна и работал над статьями. Сюда она приходила к нему за чернилами. Тут они обсуждали свои идеи. У Теодоры перехватило дыхание. Хотелось перенести все образы из головы сюда, а всё для того, чтобы вновь увидеть дорогого друга как наяву, поговорить с ним, пройтись по улицам вместе, найти Йоке… Что с ней теперь? Если Бруно больше нет, то кто навещает её могилу? Кто живёт в их доме? Такие же люди, что никогда не знали об их существовании? — Я останусь в этом номере, — произнесла Теодора, стараясь загасить печаль, которая норовила проявиться в эмоциях и голосе. — Как скажете, мадам! — Женщина выглянула в коридор и крикнула: — Пьер, можешь заносить багаж девушки сюда! Когда все оставили Теодору одну, она присела на кровать и, запустив руки в волосы, старалась не поддаваться нахлынувшим слезам. И зачем её только угораздило вернуться? Чтобы расстроиться? А она ждала другого развития событий? Теодора вдруг вспомнила пожилую пару, которую увидела полвека назад в Италии. Они гуляли по улочкам и тоже плакали. Плакали от ностальгии и осознания, что мир изменчив, что не всё вокруг не будет так, как было в их молодости. «А я ведь сейчас такая же старушка! Во всех смыслах» — усмехнулась она, вытирая всё же выступившие слёзы.***
Прошёл час, как Теодора гуляла по родным и в то же время таким чужим улочкам города. Больницу, где когда-то работали Йоке и Джон, давно снесли и построили новую. И сам дом госпожи Ван дер Люссе смотрел на прохожих пустыми чёрными глазами. Теперь он был ничейный, и на одном из окон висело объявление о продаже. Теодора подошла к стеклу и увидела кухню, где когда-то они собирались все вместе, пили чай. Йоке, Бруно, Лоуренс, Джон — она, безусловно, любила их всех. Но ни один из её друзей никогда не сравнится по важности с Фридрихом. Тоска разъедала сердце Теодоры изнутри. «О, Фридрих! Как жаль, что ты сегодня не со мной… — скорбно думала она, тяжело вздохнув. — Жаль, что мы не съездили сюда с тобой в начале тридцатых годов… когда всё было хорошо…». Она постучала пальцами по стеклу, а после стала выводить на нём узоры, попутно вспоминая все тёплые мгновения, проведённые с любимым. Ей хотелось всячески оттянуть момент, когда нужно будет вновь пройтись по тем местам, где они встретились и зарождались их чувства. Откладывать больше не было смысла — он сам напомнил о себе, давал знак. Теодора отпрянула от окна, легонько кивнула, прощаясь с домом подруги, и поспешила навстречу нежным и щемящим воспоминаниям об ушедшей любви. Заглянув за угол, она увидела ту самую подворотню, где в первый раз встретила Фридриха, где потом часто находила его, и где они впервые пересекли черту, сблизившись в пустом доме неподалёку. Теперь там была жизнь: слышался женский голос и детский смех, а из окна высунулась рыжая мордочка кота. — Жаль, что нам не свезло завести такую же прелесть, — шепнула Теодора и хотела подойти, погладить пушистика, но остановилась. — Не стоит… Пойду дальше.***
Понадобилось немного времени, прежде чем Теодора поняла, что поля, где они с Фридрихом собирали цветы, больше нет, а этих домов действительно тут раньше не было. Но зато сохранился лес. Он, к удивлению, остался таким, как и столетие назад, и лишь валявшийся кое-где мусор ломал красоту многолетнего пейзажа. На той опушке, где они в последний раз собирались вчетвером, всё ещё проводят время люди. Уже иная компания друзей сидела на пледе и пела под гитару.***
Таверна Питера превратилась в совсем другое заведение. Теперь это простое кафе с блюдами голландской кухней. Но что осталось на месте, так это фонтан, за которым, к сожалению, перестали следить. Теодора смотрела струящуюся чистую воду и с разочарованием вздохнула. Всё так переменилось и не везде к лучшему. Она понимала, что время идёт вперёд, не щадя прошлое, и за столь долгое существование у неё, казалось, появилась холодность к увядающим эпохам. Но легко отпускать давнишние события, когда они не связаны с тобой и тем, что тебе дорого. Неужели все её друзья отныне стёрты из истории навсегда? Теперь они живы только в её воспоминаниях и больше о них никто не знает? А если бы Джон не спас её, то про неё тоже ни один человек не вспоминал бы? Впрочем, ответ на этот вопрос был известен и сейчас. Про журналистку Теодору Эйвери знают лишь историки, да и то узконаправленные. Она и Лоуренс оставили небольшой след в военных хрониках, а что остальные? Джон загадочно исчез для общественности, несмотря на упоминания в статьях, и никто даже имени его не упомнит. Йоке и Фридрих затерялись в червоточине таких же простых людей, что жили себе тихо, без лишних амбиций. Сколько ещё подобных им? Сотни. Тысячи. Миллионы. Биографии таких людей порой не знают даже их прямые потомки. «Вот так проживаешь года, а родственники через поколения могут и не узнать, что ты существовал когда-то…» — мрачно подытожила Теодора. Тяжело носить с собой бремя, которое не с кем разделить и даже поведать о нём. Носить не одно столетие, дополняя новыми фрагментами прощания с тем, что любил, утяжеляя его. Она не понимала: почему нельзя забыть всё, что было так давно и облегчить груз? Но тогда и существование без такого прошлого казалось бессмысленным. Они, её друзья и любовь всей жизни, сделали её той, кем она есть. Обида на Джона, что повесил на неё этот крест, вновь вспыхнула спичкой. «Эгоист! — Теодора сжала кулаки, и снова фиолетовая дымка появилась перед глазами. — Влюбился он! Я тоже любила и люблю до сих пор, но не могу ничего сделать, чтобы вернуть его! Смотрела, как Фридрих уходил из этого мира, а я всё не старела. Джон, ты знал, знал же, что твои чувства не взаимны и всё равно полез. Ты мне жизнь сломал! Потом опять появился и исчез. Как долго мне гоняться за тобой? Отпусти, прошу… Дай же спокойно умереть!». Она еле сдерживалась, чтобы в очередной раз не заплакать, повторяя себе, что должна быть сильной и не сдаваться. Твердила, что ей удастся найти выход и возвратить всё на круги своя. Эта болезненная поездка по местам прошлого сквозь слёзы придала ей сил продолжать бороться несмотря ни на что.