play stupid games - win stupid prizes

тома - идеален. его одежда чистая и выглаженная, осанка прямая, улыбка вызывает желание довериться этому чудесному молодому человеку, руки чистые с аккуратными ногтями - чего уж, тома давно стал хорош в отмывании крови. (неважно где. неважно чьей.) он услужлив, его голос тверд и уверен, его приказам подчиняется все в доме, он всегда готов помочь гостям поместья камисато, он всегда готов услужить самим молодым господам, которых знает с детства. «да он убьет за вас», - со смехом пьяно восклицает один из чиновников комиссии тэнрё на одной из встреч. аято позабавлено поднимает свою идеальную бровь, аяка прячет лицо за веер. «да я уже», - думает тома, обманчиво-заботливо поддерживая хмельного гостя стальной хваткой. тома стоит за плечом молодого главы дома камисато, одновременно оббегая весь рито, пока он же мягким голосом допрашивает наглецов, что посмели влезть в дела его господина, - он везде и одновременно в одной лишь точке, твердо оберегая спину главы комиссии ясиро, пока аято играючи добивается своего от закостенелой элиты инадзумы. легкий, верткий, смертоносный - у них нет никаких шансов, они и сами это осознают. тома улыбается, аято насмешливо сообщает, что всегда рад быть причиной его улыбок. («я и только я, понимаешь?», - шепчет он блондину на ухо. «да», - тома слишком хороший слуга, чтобы дерзить своему господину, тома слишком влюблен, чтобы врать и отказывать аято.) на следующий день тома приносит ему документы, что вчера отказался подписать единственный упрямый старик, уверенный в силе своей власти и посмевший усомниться во власти камисато. аято хватает управляющего за лацканы пиджака, игнорируя бордовые пятна на красной ткани, и целует того безумно улыбаясь в процессе. (томе приятно знать, что они с аято в одинаковых условиях) «зазнавшийся мальчишка», - слышны шепотки, но тома слышит лишь морской прибой. «полукровка», - тома фыркает, возвращаясь к прилавкам с фруктами. «щенок комиссии ясиро», - тома лишь вздыхает, убирая со лба пот, ну какой он щенок? давно уже вымахал в полноценного пса. он вздыхает опять, вытирает венозную кровь со своего пиджака, осознавая, что это абсолютно бесполезно, она уже высохла, ну ничего, а после кивает спутникам - пусть сами зачищают помещение, у него еще должны остаться силы на готовку обеда - молодая госпожа попросила чазуке. у томы не дрожат руки, голос не срывается, а сам он спокоен даже тогда, когда хочется кричать во все горло. - все идет по плану, - аято слегка морщится, пока тома стежок за стежком зашивает ему раскроенное бедро. - даже не уверен хочу ли я знать каков ваш план по итогу, - тома аккуратно обрезает нитку, проводя почти нежно по бедру комиссара рукой, затем поднимает глаза прямо в сиреневое небо чужих, - милорд. - ты во мне сомневаешься? - аято легко поддевает подбородок блондина двумя пальцами, заставляя не отрывать взгляд, - могу ли я рассматривать твое неверие в меня как измену? - его губы изгибаются в опасной ухмылке, не обещающей ничего хорошего, если все так продолжится. - никогда, милорд, - тома тянется к губам камисато, жестче сжимая руку на раненом бедре, хмыкая на тихий болезненный стон. верить он верит - одобрять не обязан. аято врывается на кухню, разгоняя прислугу, но крепко хватая тому за пояс и требуя помочь ему с готовкой, видимо, молодого господина сегодня настигло вдохновение - слишком уж велика тяга добавить в карри специи из далекого сумеру, что пришли с недавним торговым кораблем, на что тома тихо вздыхает, закатывая рукава, - враги комиссии могут даже не пытаться кого-то тут отравить - за резистентность к ядам в этом доме отвечает сам глава семьи камисато, причем делает это со всей ответственностью и вовлеченностью. война ужесточила их сердцà - ее окончание не обтесало углы. архонтка может спокойно ходить по улицам города, находясь в благостном тумане благополучия, что госпожа гудзи заботливо обернула перед глазами возлюбленной, ведь сколько бы она не отрицала, но ее сердце ждало свою богиню целую вечность и теперь сделает все, чтобы она больше не исчезла. (даже если придется лгать) увы, великая жрица так добра не ко всем, поэтому тома аккуратно убирает кинжал из под подушки аяки, передвигая его так, чтобы молодая госпожа случайно не поранилась, не возражает против дополнительной охраны, которую аято заставил следовать за ним, а сам крепко сжимает глаз бога в руке, близко прижавшись к спине возлюбленного каждую ночь. и совсем никак не комментирует, что аято также крепко сжимает свой. тома знает все улицы, переулки, закоулки и уголки инадзумы - он может попасть легко из точки «а» в точку «б» за считанные минуты, его система агентов и шпионов в городе настолько широка и незаметна, что сами докладчики не в курсе, что они работают на тому, - рынок лучшее место, чтобы узнать все и обо всех, обольстить милых продавцов улыбкой и купить любимые сладости брата и сестры по скидке. тому не задобрить морой, не прельстить дорогими камнями, он тенью следует за теми, кто может быть опасен, он страшной карой обрушивается на безумцев, что планируют нарушить его планы - на этих улицах лишь ему решать: умрете вы или будете жить.* аяка зовет его присоединиться к одной из ее редких прогулок у океана. давно прошли времена, когда тома дергался лишь завидев морскую синеву до горизонта - теперь он лишь иногда может вздрогнуть, когда шальная волна заденет мысок его сапог. - как ты думаешь, - волосы госпожи выбились из идеальной прически, у томы сердце сладко екает, когда аяка не обращая на это внимание продолжает глазами искать ракушки в песке, - когда это все закончится? - война кончилась, госпожа, - тома с любовью смотрит на человека, ставшего ему младшей сестрой. девушка поднимает ракушку, что принесло волной. он убьет за нее, - все обязательно станет лучше, главное верить. аяка поднимает на него серьезный взгляд своей синевы, синяки под ее глазами стали меньше, но еще не ушли до конца. тома не знает, уйдут ли они насовсем когда-либо. - да, ты прав, - аяка вертит в руках ракушку, набирает в легкие воздух и поворачивается к океану, - главное заставить себя в это верить. они еще долго стоят на берегу, охраняемые шумом волн инадзумы и ветрами, что пришли из далекого мондштата. весной прибывает корабль из мондштата. тома узнает об этом едва ли не первым, но не спешит к прилавкам. где-то там сейчас идет фестиваль, он ощущается отголоском старой жизни, на языке горчит родной язык, из горла рвутся песни и стихи во славу родного бога, но тома идеально вышколен - он давит все что есть в его голове и продолжает работу. - ты же знаешь, что я не сочту изменой твою тоску по родине? - аято бесшумно скользит по только вымытому полу, - тебе позволено скучать по дому. - ты говоришь так, будто только одна мысль о том, что я вспомню о месте, куда могу уйти без тебя, не выпускает тебе в кровь все то темное, что ты тщательно скрываешь, - тома кривит губы, - вы не любите отдавать то, что принадлежит вам, молодой господин. аято неопределенно хмыкает, подходя еще ближе: - я не могу забрать у тебя дом. тома резко поворачивается, его хвост бьет по груди комиссара, тот отодвигается от неожиданности, но тут же возвращается на место, ведомый теплой рукой: - ты уже пытался, когда хотел меня отослать, но, как видишь, за все что я люблю я привык бороться. недовольство заглушается поцелуем. они больше не говорят об этом. тома часто вспоминает жизнь в поместье, когда они были детьми и все было в разы проще. солнце казалось ярче, тучи были не такими темными, а молнии не вызывали отголоски игнорируемого птср. - тише, тише, - аято мягко прижимает его к груди, - все хорошо, ты дома, я больше не позволю никому тебя забрать. тома крепче сжимает ладонь аято на своем лице, лихорадочно вдыхает аромат их спальни, а не удушливого озона, сжимает в пальцах мягкие простыни, а не жесткие доски плахи*. он слушает аято и верит ему. верит. верит. верит. они надевают праздничные маски и проскальзывают в город, поглядеть на очередную задумку итто до того как прибудет кудзё сара и испортит все веселье. они пьют горячее сакэ, держат друг друга под руки, громко смеются, а потом убегают, когда слышится крик главы комисси тэнрё. быть пойманными тут - это верх глупости, да и кто потом вытащит итто, пока горо на ватацуми? они бегут, опасность лишь призрачна, а не держит острие ножа у их горла, в крови бурлит алкоголь - тома чувствует себя живым. они долго целуются в тени деревьей тиндзю, долго шепча друг другу то, что давно не давала сказать война. быть похищенным - это часть его работы. наемники не слишком умны и дальновидны, они разбалтывают больше, чем хотелось бы заказчиками - это быстрее, чем муторная слежка и выжидание, хоть аяка этот способ и не любит. - и как с такими как ты камисато еще не развалились? - наемник мерзко смеется, тома скучающе замечает, что его руки немного затекли, плечи устали, а еще он возможно опоздает на ужин, - хотя, даже твои хозяева не считают тебя важным, ведь за тобой никто не пришел! ты для них не несешь никакой пользы? бесполезное отродье. внезапное пламя охватывает комнату - мельчает разбойничий род, даже глаз бога не додумались поискать, хотя, откуда он у уборщика, да? - копье со свистом достигает чужую плоть, легко разрезая ее острием, древком тома отталкивается от пола, скидывая обугленные остатки веревок. огонь пожирает тех, кто был ближе всего к блондину, пока тот уверено идет по комнате, в которой не был пленником ни секунды: - ты прав, - он неизбежно настигает наглеца, что самоуверенно решил открыть рот, - что со мной, что без меня дом камисато будет стоять долгие летà, - острие копья быстро ложится в основание шеи главного наемника, - но это не значит, что верный слуга должен перестать стараться, да? в конце концов, это достойно - положить свою жизнь на благо семьи, да? но мертвые, к сожалению, отвечать еще не научились. на следующий ужин они открывают одуванчиковое вино. становится легче дышать. солнце пробивается сквозь расходящиеся тучи инадзумы, ветра крепчают - тома жить старается.*