«призёр Всеяпонского конкурса по изобразительному искусству среди обучающихся старших классов школ».
Итадори подходил к работе каждую перемену, пытаясь увидеть хоть что-нибудь, кроме глаза, смотрящего куда-то прямо в душу. — Что ты видишь? — спросил однажды тихо подкравшийся Мегуми. Юджи от неожиданности резко обернулся и театрально схватился за сердце, быстро дыша. — Ты меня напугал! — с паникой в голосе произнёс Итадори, краснея. Он старался не врать себе ни в чём, поэтому давно отметил, что Фушигуро очень красивый молодой человек, выше него чуть ли не на половину головы. Юджи пытался не смотреть внаглую на парня, что старше него на год, лишь бросая короткие периодические взгляды. Неловко-то как… — Я, э-э… плохо разбираюсь в абстракции и картинах… Я вижу лишь глаз, на самом деле… — Юджи почесал затылок, кидая очередной короткий смущённый взгляд на заинтересованного старшеклассника. Итадори не привык обманывать и других людей в том числе. Честность была его силой и проклятьем одновременно. Казалось, парень перед ним от такой честности ненадолго впал в ступор. Юджи ожидал чего угодно, но… Мегуми рассмеялся. Тихо, бархатисто, словно его смех был самым настоящим вельветом какого-то тёмно-синего цвета. Как его красивые глаза. — Удивлён. Ты первый, кто честно сказал и не стал юлить, пытаться придумывать что-то сверхъестественное. Всё равно никто и никогда не узнает, чьи это глаза, точнее… один, и какой на самом деле смысл картины, — Мегуми слишком довольный, словно кот, получивший вкусную порцию кошачьего паштета. Его хотелось гладить, гладить, гладить… А потом положить на колени и рассказывать всякие глупости, что произошли с Итадори за день, внимательно смотря в его синие бездонные холодные глаза. Это первый раз на памяти Юджи, когда Фушигуро посмеялся. Не натянуто, а так тепло и искренне. Первый раз, когда в его глазах сияли не льдины вечной мерзлоты, а блестели, словно на солнышке, два чистейших сапфира. Точно, его глаза — два огромных сапфира. Юджи влюбился в бархатный голос, в глаза-сапфиры и молочную, светлую кожу. Он казался розоволосому парню каким-то небесным принцем, что спустился на землю, чтобы красть сердца обычных девушек и юношей. — А человек, чьи глаза стали победителями на Всеяпонском конкурсе знает, что на картине — его глаза? Точнее… один глаз, — по-доброму передразнил Итадори, а Фушигуро вновь рассмеялся. Ох. Итадори не может отвести взгляд от его улыбки. Он чувствует в животе рой бабочек. Юджи хочет ткнуть пальцем в одну из ямочек, которые образуются, когда Мегуми широко улыбается. Какой же он… Прекрасный. — Нет. И я думаю, никогда не узнает. — Почему? На этот вопрос Юджи так и не получил ответ в тот день. Глаза Мегуми как-то странно сверкнули, а улыбка стала какой-то загадочной, томной, такой… Словно он один знает какую-то мировую тайну и носит этот секрет в своём сердце, никому-никому не смея поведать. Он ушёл не попрощавшись, но не оставил после себя недосказанности. Всё было правильно. Всё было так, как оно того требует. В тот вечер Юджи написал песню под названием «Сапфир». Вложил в неё всю свою подростковую и наивную, но такую светлую и искреннюю влюблённость. История девушки с глазами цвета тёмно-синих сапфиров и любящего её ювелира, что добыл ради неё эти драгоценные камни и сделал невероятное кольцо, преподнося в синей бархатной коробочке. В каждое слово этой истории Юджи вложил всё тепло, что ощутил от взгляда Мегуми сегодня. А имя-то какое… Мегуми… С тех пор каждая песня о влюблённости была посвящена лишь одному человеку — Мегуми Фушигуро. Итадори, кажется, впервые заплакал от радости, когда на день рождения он получил прямоугольную коробку, замотанную в красную подарочную бумагу и красиво украшенную ленточкой розового цвета. Любимый цвет Юджи, между прочим.«От Чосо, дедушки и Юки самому талантливому музыканту нашего времени. Пускай о твоих песнях узнает весь мир»
Это был красивый новенький MacBook Air. Он несколько секунд смотрел на коробку, не смея открыть её полностью, с шоком в глазах смотря то на Чосо с Юки, которые снимали его реакцию на камеру телефона, то на деда, в чьём лице читалась гордость. С тех пор отношения с дедом улучшились, хоть он и доставал его периодически тем, что музыка — это несерьёзно. Юджи переживёт. В тот день он в первую очередь крепко обнял ворчливого старика, который также крепко обнял его в ответ. У всех присутствующих стояли слёзы на глазах. Они пересматривают это видео на каждом семейном празднике, что отмечают вместе. Юки, невеста Чосо, была принята старшим и младшим из семейства очень тепло. Чосо очень переживал, когда привёл девушку на знакомство, поэтому, Юджи исполнил для неё одну из своих самых любимых песен. Юки плакала. Она долго-долго говорила Юджи, что он огромный молодец, талантище, и никто не исполнял ей подобных песен. Чосо выдохнул спокойно. Они стали маленькой семьёй, и Юджи был искренне счастлив. У него было всё и о большем даже мечтать было кощунственно.***
С наступлением августа в пригороде вновь встрепенулась жизнь. Август — время празднования одного из самых красивых праздников Японии. Обон — трёхдневный праздник поминовения усопших. В этот день множество японцев выходят из дома, расставляют на улицах, кладбищах, в домах бумажные фонарики — тётины. Юджи всегда нравился этот праздник. Не только тем, что у Чосо и дедушки появилось три дня выходных, и они могли все три дня быть вместе в домашней атмосфере, но и тем, что это самый красивый праздник в году. В августе в стране восходящего солнца начинается метеорный поток. Невероятнейшее зрелище, на которое хочется смотреть снова и снова. Подготовления к празднику тоже являются приятной традицией для маленькой семьи: они устанавливают красивый алтарь с разными вкусностями и сладостями, ставят несколько сюки, куда наливают саке. Дедушка настаивает, говорит, что у Джина, отца Юджи и Чосо, это был любимый напиток, и они не могут так кощунственно поступить, лишив его саке в такой великий праздник. В центр, между лилиями и различными вкусностями, Чосо аккуратно ставит рамку с их семейной фотографией: папа, дедушка и маленький шестилетний Чосо приехали встречать маму и маленького Юджи из роддома. Фотография, от которой тепло разливалось по телу вместо крови. Чосо помнит этот день. Двадцать второе марта, на улице всё ещё лежал небольшой слой снега, но солнце уже по-весеннему прогревало воздух и землю. Джин, Васукэ и Чосо ехали в такси в роддом больницы в Такаяме, где на свет появился малыш Юджи. Они просили таксиста сфотографировать их на фоне выхода из больницы. Джин держал огромный букет из белых лилий — любимых цветов Каори. Чосо, вместе с дедушкой, по обе стороны от родителей, держали голубые шары. Всё семейство ярко улыбалось, а в конвертике тихо посапывал новорождённый Юджи. Чосо плачет каждый раз, когда ставит эту фотографию на алтарь, а дедушка мягко кладёт ему ладонь на плечо. Они долго обнимаются, пока их не увидит Юджи, а потом они обнимаются втроём, вытирая со щёк слёзы. Родители погибли в автокатастрофе двенадцать лет назад, и у мальчишек остался лишь дедушка. Юджи расставлял сложенные ранее тётины по дому, а потом перешёл на улицу. Дедушка старательно готовил кимчи на кухне, а Чосо украшал алтарь. — Юджи, я принесла тебе подарок! — добродушно кинула Юки, проходя в дом мимо парня, который расставлял во дворе фонари. Он обернулся и посмотрел на коробку в её руках: излюбленная розовая ленточка вновь украшала коробку в подарочной бумаге. На его лице расплылась тёплая улыбка, он любил подарки. — Спасибо тебе, Юки! Как только я закончу расставлять фонарики, я обязательно посмотрю. — Я положу его на кровать. Не затягивай, скоро начало фестиваля! Фестиваль проходит в городе ежегодно, собирая всё население вместе. Они запускают фейерверки в ночное небо, танцоры танцуют бон одори, а в самом конце пускают по воде торо нагаси, для того, чтобы духи усопших спокойно и беспрепятственно вернулись назад. Юджи с любовью расставлял каждый тётин, представляя, как бы выглядел их праздник, если бы были живы родители: наверное, мама вместе с Юки помогали бы мужчинам красиво укутаться в юкату. Помогали бы погладить одеяние, завязать оби; папа бы готовил вместе с дедушкой моти и кимчи, а Чосо и Юджи украшали фасад дома и двор фонарями. Наверное, было бы так. Время близилось к пяти, скоро начало фестиваля, а нужно ещё переодеться и доехать до Такаямы. На кухне стихло, вероятно, дедушка пошёл надевать традиционные одеяния. Юджи за три шага долетел до своей комнаты, бережно доставая из шкафа свою тёмно-фиолетовую юкату с чёрным оби. Она была достаточно старой, но такой любимой; Итадори нежно прошёлся пальцами по льняной ткани, вспоминая каждый предыдущий Обон, который он встречал в этой юкате. В детстве у него была голубая юката, а потом они с дедушкой выбрали эту — оттенка сочной спелой сливы. Кинув взгляд на коробку, он заботливо повесил выглаженную заранее юкату на ручку двери и распаковал подарок. Это была новая юката, сшитая самой Юки, о чём свидетельствовала бирка на обратной стороне в районе шеи: «от Юки». Юката была нежного персикового оттенка, чем-то напоминающего цвет волос Итадори. Он аккуратно взял её за плечи и осмотрел со всех возможных ракурсов. Юджи за последний год вырос достаточно сильно: как в росте, так и в мышечной массе, и прошлая юката уже сидела не так свободно, как должна была. Поэтому Юки заботливо сшила для Юджи новую. Он смотрел на изделие, вероятно, глазами-сердечками. Оно всё также было сделано из льна, пахло превосходно — видимо девушка хранила его в шкафу с лавандовым аромасаше. Спустя несколько мгновений он стоял в новой юкате, прошитой тёмно-розовыми веточками сакуры по всей площади ткани. Юки явно вложила в эту вещь много любви, заботы и внимания, которое могла только передать из сердца в вещь. На талии красовался белый широкий оби. Девушка работала модельером в одном из крупнейших японских свадебных ателье и создавала шедевры, заслуживающие всемирного признания. Она невероятно талантливая, такая бодрая и яркая, что Юджи ни раз думал: они так похожи. Чосо заботился о Цукумо, словно она была самым редким цветком на планете. Словно Маленький Принц за Розой. Словно она была его Принцессой, а он — преданным слугой. Их любовь такая простая и нежная, что она ощущалась в воздухе запахом полевых цветов. Они были такими свободными и такими любимыми друг другом. У Итадори щемило сердце от того, с каким трепетом они относились друг к другу вот уже на протяжении двух лет. Это первый раз, когда Юки празднует с ними Обон. Юджи хоть и понравилась юката, даже намного сильнее, чем его прежняя, он немного смущался выйти в ней на фестиваль, всё же розовый цвет на парнях не воспринимался обществом как что-то… правильное или даже обыденное. Надев свои гэта, он аккуратно вышел из комнаты, ещё раз окидывая напоследок себя взглядом в зеркале. В зале его ждали все остальные члены семьи, собравшись возле ярко украшенного алтаря. Зажигали ароматические свечи. Дедушка неизменно был в белой классической юкате, а вот на Чосо он тоже увидел новую одежду: светло-серого оттенка с чёрными и белыми незамысловатыми узорами-завитками, похожими на кружащихся карпов кои. Приглядевшись, он понял, что так и есть. Они символизировали Инь и Ян: противоположности, создающие идеальный баланс. Юки девушка яркая, энергичная и сильная. Она словно эспрессо после тяжелого раннего утреннего подъёма; словно лимонад со льдом после изнурительной тренировки в летний жаркий день на улице под палящим солнцем. Она была чем-то таким необходимым в жизни Чосо, что он держал её за руку, будто она вот-вот пропадёт, растворится. Чосо же спокойный, мягкий и молчаливый. Он словно перьевая мягкая подушка, новое постельное бельё после душа, словно горы, виднеющиеся из окна. Они прекрасно дополняли характеры друг друга, и Юджи уже давно держит в голове несколько песен, которые исполнит им вдвоём, когда будет возможность. Юката Юки была ярко-оранжевой с жёлтым оби на талии. Такая же яркая, как она сама. Волосы Чосо и Юки убраны в высокие шишечки из которых торчат кандзаси с украшениями в виде цветов. У Чосо белые лотосы, а у Юки — по две веточки сакуры. Все они вчетвером направились на фестиваль, проходя по дорогам, мягко освящённым тётинами и обсуждали Обон. Когда они вышли к центральному парку, то увидели множество японцев, большая часть которых была в юкатах различных цветов и размеров. У дам и некоторых юношей в руках были веера под цвет юкаты или оби. Каждый раз у Юджи перехватывает дыхание от того, насколько же здесь красиво. В его глазах отражается свет каждого тётина. Традиционная японская музыка легко и ненавязчиво доносится с колонок, которые закрепили на шатрах, где продавали различные сладости, торо нагаси и японские сувениры для иностранцев, посетивших страну восходящего солнца в такой чудесный день. Фестиваль здесь проводится в последний день празднования Обона. Вокруг множество довольных и, самое главное, красивых людей. Красивы они потому что в глазах каждого отражается свет тётин, потому что на лицах их — яркие улыбки, а в душе радость от возможности «пообщаться» с духами близких людей, пришедшими в мир живых на время Обона. Дети в предвкушении фейерверков бегают по дорожкам большого парка, тянут взрослых за широкие рукава юкат с просьбой купить какую-нибудь вкусняшку или памятный сувенирчик. Иностранцы восхищённо и медленно осматривают всё вокруг. Они шагают робко и аккуратно, будто стараются остаться незамеченными, никому не мешать. — Юджи, пойдём, нужно занять место! Юджи оторвался от разглядывания совершенно невероятной картины. Всё-таки Обон — слишком прекрасный праздник. Глаза предательски щиплет, и он на секунду запрокинул голову назад, наслаждаясь тёплым вечерним ветром и еле слышными звуками традиционной японской музыки. — Привет. Ох. Знакомый голос. Неужели… Юджи быстро возвращает голову в исходное положение и смотрит прямо перед собой. Мегуми стоит перед ним в классической чёрной юкате, с белым оби на талии. Волосы всё также беспорядочно торчат, а ветерок раздувает их в разные стороны ещё больше. В руках Мегуми небольшая белая кинтяку, видимо Цумики поручила держать её, пока сама отлучилась куда-то. — Красивая юката. Видно, что ручная работа, — голос Мегуми всё такой же бархатистый. Он ласкает уши поприятнее японских мелодий из колонок. Тембр всё такой же тягучий, будоражащий, вызывающий толпы приятных мурашек по спине и рукам. Фушигуро всегда был немногословным, наверное по этой причине его лучший друг Инумаки Тоге, который говорит также редко, но по делу и конкретно. — Спасибо… Мне тоже нравится твоя юката, — Юджи почувствовал как краснеют его щёки и смущённо опустил голову вниз, осматривая свои гэта. — Не хочешь посмотреть с нами на фейерверки? Мы заняли место вон там, — Мегуми пальцем указал на плед на небольшом холмике. Юджи глазами отыскал своё семейство и отметил, что их пледы находятся не так уж и далеко друг от друга. — Конечно. Я с удовольствием. Спасибо за приглашение! — на лице Мегуми расплылась тёплая улыбка, а в животе Юджи бабочки снова расправили свои крылья. До пледа они шли молча. Рядом с тканью стояла Цумики в белой юкате с розовым оби, аккуратно поедавшая розовый шарик моти, задумчиво вглядываясь в вечернее небо. Ветер игрался с её чёлкой, перенося волосы то на одну сторону, то на другую. Она, казалось, совершенно этого не замечала. Высокий конский хвост был украшен белой атласной лентой и завязан в бантик с длинными концами. Девушка выглядела поистине шикарно. Она олицетворяла мягкость и умиротворение, которые, порой, так нужны были этому миру. Цумики словно остановила время вокруг себя, наслаждаясь вкусом клубничного моти и мерцающими небесными светилами. Увидев брата в компании друга, она легонько поклонилась, что сделал и Юджи в ответ. — Здравствуй, Фушигуро-сан. Как проходит твой вечер? Как тебе моти? — Цумики мягко улыбнулась и прикрыла глаза, как бы говоря: «вечер проходит великолепно, а моти — сплошное наслаждение». Юджи довольно покачал головой. Всё было так волшебно, словно он оказался в сказке. Люди расстилали пледы возле водоёма, готовясь увидеть яркое шоу из фейерверков — с секунды на секунду должна была начаться программа. Он смотрел в небо также завороженно, как и Цумики, абсолютно не замечая взгляд тёмных сапфиров. Его изучали. Запоминали каждую видимую и невидимую деталь. Фотографировали глазами на память и оставляли в сердце каждый кадр. Юджи громко ахнул, когда на небе показалась падающая звезда. — Мегуми! Мегуми, смотри на небо! — Цумики с восторгом указала своим указательным пальчиком на ночное небо, и Фушигуро, недовольный тем, что его так нагло отвлекли от рассматривания парня напротив, поднял голову наверх. Множество, множество падающих звёзд в момент показались на небе, и люди вокруг завизжали от восторга, хлопали в ладоши. Мегуми вновь опустил взгляд на юношу в розовой юкате, который, казалось, аплодирует этому восхитительному природному явлению отчаяннее всех. Словно он ждал этого всю жизнь, увидел первый раз, и больше никогда не увидит. В глазах Юджи отражались падающие звёзды, а в глазах Мегуми — красивый Юджи. — Фушигуро, почему ты не смотришь на звёзды? Нужно ведь загадать желание! — Юджи с любопытством перевёл взгляд с падающих звёзд на черноволосого парня напротив, который, видимо, не ожидал того, что Итадори так резко обратит на него своё внимание. Но взгляд тёмных сапфиров был непреклонно направлен на Юджи. Теперь они смотрели друг другу в глаза. У Юджи подкосились ноги. Мегуми смотрел прямо на него своими неземными тёмными глазами. Голубые искорки хитрого интереса устроили в них бал, кружась в различных направлениях и темпах. Итадори словно зачарованный смотрел в глаза напротив. В те глаза, в которые влюбился, которым посвятил одну из своих самых красивых баллад, одну из самых популярных его песен, что незаметно напевали даже пожилые люди и люди высокого статуса. И всё это было посвящено этим драгоценным камням тёмно-синего оттенка. Раздался первый хлопок салюта, и люди вокруг подняли восторженный громкий гул. Красные, зелёные, жёлтые, белые огоньки то и дело рассыпались по небу, устилая его определёнными рисунками. Но мир, кажется, перестал существовать. Салюты подождут. Люди вокруг подождут. Даже звёзды пока перестанут падать, ведь сапфировые глаза смотрят в его, Юджи, глаза. Ничего больше не имело значения сейчас для него. На лице Мегуми всё та же неизменная мягкая улыбка, с которой он всегда смотрел на Итадори, а на лице Юджи — смесь из смущения, удивления и обожания. Он не мог оторвать взгляд от того, как красиво сочетался любой из цветов салютов с тёмными глазами Мегуми, от того, как они то загорались, то затухали, то вновь загорались. Бал искорок был в самом разгаре, и Юджи даже не заметил, как подошёл поближе, чтобы иметь возможность получше рассмотреть это восьмое чудо света. Фейерверки закончились. Юджи так и не посмотрел ни разу на небо, но он видел всё в двух Вселенных напротив него. Итадори моргнул. Сначала один раз, затем второй, третий… Глаза высохли. Создалось впечатление, что он не моргал всё это время, пока любовался глазами старшего парня. Он смущённо отвернулся от него, пытаясь успокоить трепещущее сердце в груди. Рвано вдохнул и также рвано выдохнул. Цумики в числе первых побежала к воде, опуская фонарик на воду. Когда Итадори нашёл в себе силы обернуться, след Мегуми уже простыл. Словно его тут и не было, а всё это — фантазия Итадори. Он растеряно поглядел по сторонам и расстроенно выдохнул, когда не нашёл предмет своего обожания. Юджи повернулся на своих гэта в сторону семейства, которые размеренным шагом направлялись с фонариками в руках в сторону озера, как за рукав юкаты кто-то дёрнул. Он обернулся — там стоял Мегуми с двумя того нагаси в руках. Улыбка искреннего счастья озарила лицо Юджи, и он взял предложенный ему фонарик из рук Фушигуро. Они вдвоём пошли к водоёму, всё также молча окидывая постоянными короткими смущёнными взглядами друг друга. Парни подошли к берегу, где совсем не было людей и опустили свои фонарики на спокойную водную гладь. И вот, когда фонарики были отправлены в путь, Юджи поднялся с пяток и посмотрел на Фушигуро сверху вниз. Тот задумчиво глядел на одно из самых красивейших зрелищ в своей жизни: бумажные фонарики плыли, стукались друг о друга, собирались то в одном месте озера, то плавно перемещались в другое. — Это были твои глаза, — тихо произнёс Мегуми, но Итадори услышал это достаточно чётко. Он нахмурился. — Ты о чём, Фушигуро? — Мегуми. Зови меня Мегуми. — О чём т- — Ты спросил у меня тогда, знает ли человек, что это его глаза… глаз… изображён на холсте. Я ответил, что он никогда об этом не узнает. Но… — он поднялся с пяток и повернулся лицом к Юджи, подходя к нему в упор. — Это твои глаза, Итадори Юджи. Практически все мои работы посвящены тебе. Когда я слушаю твой голос вживую или по школьному радио, по моей коже пробегает табун мурашек. Когда я встречаюсь со взглядом твоих карамельных глаз, я таю: словно сладкая карамель не они, а я, а ты жаркое летнее солнце. Когда я вижу твою розовую макушку в толпе, я хочу запустить свои пальцы тебе в пряди и мягко оттянуть их. Вот так, — и Мегуми запустил свои длинные аккуратные пальцы в окрашенные волосы ошалевшего Юджи. Тот стоял не то живой, не то мёртвый и практически не дышал, будто боялся спугнуть. Итадори загипнотизированно смотрел то на глаза Фушигуро, то на его губы, что оказались от его лица так незапланированно близко. Он громко сглотнул, и Мегуми осторожно оттянул волосы Юджи на затылке. Вспышка перед глазами, громкий рванный вдох, ноги трясутся так, словно он присел до этого раз шестьсот. В животе рой бабочек щекочет его внутренние органы. Никогда Мегуми не был настолько близко. Он пах черникой. Запах ягоды окутал Юджи с ног до головы, унося остатки здравого смысла куда-то очень далеко. — Когда я слышу твои песни, я мечтаю, чтобы ты пел их персонально для меня. Чтобы писал их обо мне. — Они и так о тебе, — быстро сказал Юджи, не слишком громко, будто боясь разрушить момент, оттолкнуть. Глаза Мегуми забавно расширились. — Что? — Они о тебе, Мегуми. О твоих глазах, твоих руках, твоём голосе. Они вдоль и поперёк исчерчены тобой, — произносит Итадори чуть медленнее и увереннее, не видя в глазах напротив неприязни или отторжения. — «Твои глаза — большие сапфиры, и я мечтаю об этих камнях каждый божий день…» — строчка из его песни, которую он напел едва слышным голосом специально для Мегуми. Как оказалось, этого достаточно, чтобы ощутить чужие тонкие губы на своих пухлых, искусанных от волнения. Губы Мегуми хоть и сухие, но мягкие, и Итадори заботливо проводит по ним языком, увлажняя, чтобы не сделать больно. Он ловит ртом неловкий стон удовольствия и притягивает Фушигуро ближе за хлопковую ткань юкаты. Они целуются медленно, изучая друг друга, реакцию, ощущения, эмоции. Пальцы Мегуми всё ещё запутаны в розовых волосах младшего юноши и мягко массируют кожу головы. Когда воздух в лёгких заканчивается, они отрываются друг от друга, прижимаются лбами и носами, тихо и глубоко вдыхая. — Я буду ждать тебя в университете искусств весь год. И только попробуй туда не поступить, Итадори Юджи. — Я обязательно поступлю. Только дождись. И он дожидается. Год проходит незаметно, а видятся они по выходным. Юджи знакомит Мегуми с Чосо и Юки через полгода их отношений, в феврале, на День Святого Валентина. А с дедушкой Юджи они знакомятся на следующий Обон, что был не только самым красивым праздником, но и самой волшебной датой в их жизнях. Когда они, наконец, признались друг другу, когда один из них осмелился сказать то, что замалчивал годами. И всё у них прекрасно. Картины Мегуми посвящены Юджи, а песни Юджи посвящены Мегуми.