Проблемы гибридов

— Ну и вот, в общем… как-то так, — говорит Ренджун своему собеседнику на другом конце провода. — Если честно, мы все побаиваемся его… он реально рычит… — Какой ужас, — вздыхает собеседник, то есть Ли Донхек, — в этот раз сильно же они его вымотали. — Ну конечно, — фыркает китаец, — по пятьсот групп и юнитов. В одном отпуск, так в другом камбэк, а в третьем запись альбома. А в четвертом шоу. Я бы тоже рычал, хоть я и человек. Хотя я бы, наверное, даже покусал кого-то. — Тебе и будучи человеком ничего не мешает так делать, — припоминает Хёк, намекая на ситуацию, когда Ренджун так разозлился на бесконечный бубнеж младшего, что просто укусил его за руку. Рискуя при этом быть проглоченным заживо Марком! — Отстань, — кривится Хуан. — И это… прилетай уже быстрее…       Хэчан вздыхает, завершая звонок. Сейчас он возвращается с недельного отпуска, который брал по состоянию здоровья и летал в родительский дом. Однако все время отдыха он не переставал думать о парне, что остался без него и явно не особо справлялся с этим.       Начнем с того, что Марк — гибрид. Лев и человек. Человеческого в нем, конечно, больше, и намного, но и звериного доля тоже есть: это здорово помогло ему на своем пути. Он более вынослив, нежели человек, в нем больше физической силы, он дольше может не спать, лучше концентрироваться на чем угодно, на ногах переносить многие болезни. За это и ухватились сотрудники их компании, когда, только получив досье, увидели заветное «гибрид», да не просто человека и кого попало, а настоящего льва. Редкость, алмаз, из которого можно сделать еще большую драгоценность. И теперь никто не осмелится спорить с тем, что Марк Ли — официальное лицо и главный артист SM ENT. Потому что и ишачит больше всех. Иногда Хёку кажется, что таких Марков Ли не один, а где-то пять, потому что успевать делать все, что делает он, одному человеку физически невозможно. Человеку невозможно, но зато гибриду, видимо, очень даже. Работать без отпусков и нормальных выходных стало у парня уже в порядке вещей, и они с Донхеком часто ссорились из-за этого. Но Марк всегда говорил, что он не устает, что это ему в кайф и что он чувствует себя отлично, когда находится вот в таком круговороте. Лишь бы только Хёк был рядом с ним хотя бы пару раз в неделю.       В этот раз, как можно понять, «пару раз в неделю» не вышло, потому что отпуск Хёка был спонтанный и по жесточайшей рекомендации врача. Его спина все чаще и чаще напоминала о себе и подставляла в самые ненужные моменты: когда он на репетиции и, еще хуже, на сцене. Так, в один день, когда они вернулись с записи танцевальной практики, Донхек понял, что не может встать с кровати из-за просто невыносимой боли при попытке напрячь спину. Перепугались тогда все, кто был в зоне видимости парня: все хёны из 127, менеджеры и, конечно, Марк, глаза которого налились хищным светом в природном инстинкте заботиться о своей половинке. Неделю Хёку кололи уколы и витамины, а потом сказали еще на две недели уехать к чертовой матери куда-нибудь, где его не будут ничем напрягать. Только хотел он сказать, что останется здесь и просто будет валяться в общежитии, как Марк строго возразил и сам связался с родителями Хёка, рассказал всю ситуацию под хныканье младшего Ли и проводил на самолет, напоследок промурчав в поцелуй. И Донхек даже почти успокоился, получая от Марка ежедневные видео и сообщения, но вот последние три дня видео не присылались, да и обычных сообщений было мало. А потом позвонил Ренджун и сказал, что Марк начал рычать и пугать этим всех дримисов, менеджеров и стилистов. И тогда Донхек понял, что пора. Пора возвращаться.       Дверь в темную комнату открывается так резко, что ей грозит участь слететь с петель, но, к счастью, она остается на месте. Время уже за полночь, а Марк только вернулся домой. Только хочет он пройти внутрь, как тут же останавливается, принюхивается и понимает, что в комнате кто-то есть. Глаза загораются, чуткие уши на голове крутятся, улавливая сотрясения воздуха, а хвост медленно перемещается из стороны в сторону. Свет включать не спешит, только издает такой звук, который и рычанием назвать недостаточно: какой-то внутриутробный очень устрашающий рык, от которого тут становится не по себе. — Ой-ой-ой, что же они сделали с моим котенком, что он уже мой запах не узнает, — слышится вдруг тихий сладкий голос со стороны кровати в углу. Темнота кромешная, но Марку не нужен свет, чтобы понять, кто сидит в его комнате. Рык прекращается, слышится только шорох от мнущих ковер шагов. — Стоп, — требовательно, но мягко, и Марк останавливается мгновенно и не шевелит ни одной мышцей, — сначала закрой дверь, — две секунды и щелчок, — теперь подходи, — не успевает он договорить, как перед его лицом оказывается чужое, с такими же глазами-фонариками. — Ну привет, мой большой кот, — произносит Хёк, улыбаясь.       Марк только жадно смотрит в глаза и ныряет носом в шею, так же жадно вздыхая, но вдруг делая несколько коротких вдохов-выдохов. — Бабушка грела мне спину мазью, не фыркай. Сам знаю, воняет отвратно, — Донхек легко целует его прямо рядом с ушком, отчего по телу проносится вибрация: Марк мурчит от ласки. — Ну, расскажешь? — Он отодвигает парня от себя, похлопывая по бедрам, хотя знает, что Марк не говорит в таком состоянии, пока хотя бы наполовину не придет в себя. Сейчас перед ним действительно хищник, только в человеческом обличии и понимающий его речь. Но он все еще ужасно напряжен, и не дай бог кто-то сейчас неосторожно решит постучать или зайти в комнату: он будет в большой опасности. Из последних сил Марк будет защищать Хёка от несуществующей угрозы и может серьезно испугать несчастного вошедшего.       Гибрид укладывает голову на бедра своей половинки, при этом смотря на его лицо снизу вверх, также безмолвно и напряженно. Хек же смотрит нежно, видя только очертания, но прекрасно зная расположение каждой родинки на светлой коже. Он подносит руку к щеке юноши, тот не ластится к ней, но и не отодвигается. Только теперь хотя бы глазами хлопает и дышит уже не так шумно. — Мне сказали, что ты тут распугал всех от себя, — говорит Донхек, нежно водя пальчиками за пушистым ушком. Вторая рука лежит на груди юноши и просто греет ее своим теплом. — Совсем не жалеют тебя. Неужели, хотят быть съеденными? — Тихонько смеётся, чувствуя, как Марк кладет свою руку поверх его и видя, как его горящие глаза немного тускнеют. — Рассказать тебе, как прошел мой отпуск? Но только при условии, что потом ты расскажешь мне, как прошла твоя неделя, — он перемещает руку от головы к его лбу, убирая черные кудри и легко зачесывая их назад. — В первый день я просто валялся без дела и прочитал все мамины журналы. Ты знал, что сейчас в моде опять карго джинсы? Мама говорила, что в ее молодости девушки в Европе носили подобное. Во второй день папа приготовил мне свой фирменный чай, который он собирал с друзьями много лет назад, — голос парня струится, как тихий родник, и он слышит, как Марк снова тихонько мурчит, так же крепко держа его руку на груди. У Хёка немного затек копчик, потому что хоть ковер и мягкий, но все же недостаточно для больной спины, но он продолжает, — на третий день Джисон позвонил мне и сказал, что ему скучно рубиться в игрушки самому, и что Ченлэ постоянно занят для этого дела. Так что я провел вечер в телефоне. Ты позвонил мне тогда, кстати, прямо во время боя, и явно навлек гнев Джисона, — снова чуть-чуть смеётся, — потому что он проиграл и в итоге выкинул меня из коопа.       Донхек замечает, что глаза Марка, наконец, перестали гореть, а взгляд стал уже больше походить на адекватный, только сонный и ужасно уставший. Вдруг Марк закрывает глаза, глубоко вздыхает и выдыхает негромкое «хааа», а когда снова смотрит на Хёка, то и правда выглядит, как обычно. Младший проводит рукой по волосам Ли и, удостоверившись, что львиные ушки исчезли, наклоняет голову вбок и произносит шепотом: — С возвращением, моя любовь.       Марк подрывается с его колен, встает на ноги, затем садится уже на кровать и Хёка тут же тянет на свои бедра, только чтоб не головой, а тоже бедрами, и чтоб вес Донхёка ощущался на ногах, а тонкость талии — в руках. Марк прижимает его близко к себе, отчего тот чуть вскрикивает. Тут же ослабив хватку, старший осторожно проводит теплыми ладонями по пояснице, беспокойно и виновато заглядывая в глаза. — Все нормально, не болит, — спешит сказать Хёк, и Марк снова зарывается носом в его шее и ключицах, снова громко дышит, а Донхек водит руками по его спине и голове, позволяя оставлять на своей коже маленькие покусывания. — Блять, — наконец, сдавленно произносит Марк куда-то в шею Донхеку и шумно выдыхает. — Я думал, что сдохну. — Будет недалеко от истины, если не перестанешь выматывать себя, — строгим шепотом говорит Хэчан, целуя в лоб, а потом и в губы, немного волнуясь и оттого торопливо. Но теперь Марк успокаивает его, не давая шевелить губами и языком быстро, потому что снова ведет и задает темп. Теперь это долгий мокрый жадный поцелуй до первого еле слышного стона Донхёка. Потому что не сейчас. — Что произошло? Я испугался. — Прости, — Марк прикрывает глаза и, хоть больше признаков его перевоплощения и нет, все равно тихонько довольно мурчит, только теперь не как царь зверей, а как простой котенок, — просто переоценил себя и не справился без тебя. — Ты же знаешь, что ты самый лучший, самый талантливый, старательный, самый невероятный парень на свете? — Голос Хёка всегда действует на Марка как успокоительное, он сам всегда говорит об этом. — Нет никого, кто был бы лучше тебя в этом мире. — В этом мире? — Переспрашивает Марк. Донхек кивает, не прерывая зрительный контакт, и чувствует, как ладони на его талии чуть сжимают разгоряченную кожу. — А для тебя? Я лучший для тебя? — Глупый кот, — младший подхватывает тонкими пальцами чужой подбородок и снова целует, только теперь намного более целомудренно и нежно, — ты всегда им был и будешь, что бы ни делал. Для моей любви тебе достаточно просто существовать и заботиться о себе.       Марк взволнованно вздыхает и смотрит в глаза Донхёка, когда понимает, что его самое любимое на свете лицо начинает расплываться. Он снова утыкается носом ближе к родным ключицам и водит по ним немножко, пока парень в его руках убаюкивает его пальцами в волосах и на спине. — Пообещай мне, что следующую неделю мы отдохнем вместе, — тихо говорит Хёк, чуть подрагивая от ощущений и прикосновений.       Марк прямо вот так осторожно заваливается на бок, прямо на подушку и, обнимая Хэчана, обволакивает его своим теплом. — Обещаю.       Один вздох и долгожданное спокойствие накрывает его с головой, как и Донхёка, наконец утихомирившего свое беспокойное сердце.