seatstealer

      Шарль откровенно не понимал, почему все шутили, что он постоянно занимает чужие места. Нет, конечно, он не отрицал, что такое случалось. Но ведь не у него одного, так ведь? Вчера Ландо занял кресло Пиастри и все это проигнорировали. Две недели назад места перепутал Расселл и снова никакой реакции. В этом же не было ничего странного, людям свойственно ошибаться. Леклер имел достаточно сил, чтобы признать, что он ошибался, пожалуй, чаще других. Но в этом всегда был замешан Макс Ферстаппен.       Однажды Шарль был так увлечён беседой с Максом, что по привычке сел на соседний с ним стул. Это ведь логично, сидеть с собеседником рядом, чтобы тому не пришлось повышать голос? Монегаск не очень задумывался о таких деталях, как чьи-то имена на спинке стула в тот момент. Голландец, кажется, рассказывал очередной забавный случай, произошедший с ним и Норрисом, Шарль не особо вдавался в подробности. Но эта история действительно веселила Макса и тот улыбался так искренне и открыто, что Леклер не мог не улыбаться в ответ. У Ферстаппена была милая улыбка и, возможно, Шарль смотрел на него слишком внимательно и влюблённо, чтобы заметить появление Переса. Макс разрывает зрительный контакт, переводит взгляд на напарника и момент безвозвратно утерян. Шарль трясёт слегка головой, придавая мыслям ясность, и внезапно понимает, что сидит на месте Чеко, стоящего рядом. Монегаск тут же подрывается встать, но Серхио уверенно кладёт руку ему на плечо и вынуждает остаться. Леклер смотрит на него удивлённо, но тот лишь садится на соседнее кресло и подмигивает Ферстаппену. Макс снова улыбается. Шарль снова смотрит на Макса.       Возможно, улыбка Макса слишком милая.       Леклер и сам не до конца уверен, как так вышло. Всё было до смешного нелепым. Кажется, это был Гран При Азербайджана. Быки тогда взяли двойной подиум, а Шарль оказался третьим. Макс привычно нашёл его после гонки и закинул руку ему на плечо. Второй рукой он начал активно жестикулировать, что, на самом деле, не было удивлением. Шарль подавил тихий смешок от того, каким красноречивым был язык тела нидерландца. Кажется, он не мог произнести и слова без того, чтобы рассечь рукой воздух в непонятном жесте. Макс делал это не задумываясь, а Шарль считал это забавным. Рассказывая о моменте на одном из кругов, Ферстаппен рисовал напротив лица собеседника какие-то замысловатые фигуры. Леклер не совсем уверен в их геометрии, но руки у Макса и правда красивые. Он следит за их движением и задумчиво кивает на каждое сказанное Максом предложение, но тому, кажется, и так не нужны ответы Шарля вслух, чтобы продолжать. Они оказываются у подиумов слишком внезапно и Леклер, резко вынырнув из собственных мыслей, без задней мысли встаёт на одно из мест. То самое, которое принадлежит Максу. Шарль осознаёт это слишком поздно, уже во время совместной фотографии, когда над этим шутит Чеко. Монегаск хмурится, не понимая, почему Ферстаппен не исправил его. Вопрос так и застревает на кончике языка, когда рука Макса сжимается на его талии чуть сильнее. Шарль едва заметно дёргает уголок губы в неуверенной улыбке.       Возможно, руки Макса нравятся Шарлю ничуть не меньше его улыбки.       Монегаск подходит к шумной компании, активно выискивая глазами свободное место, по пути здороваясь со всеми. Шарль не особо разбирает, кому жмёт руку и кому улыбается, но мягкое «Шарли» из самой глубины толпы заставляет его сердце на секунду замереть, а дыхание сбиться. Рядом с Максом есть место. Макс нашёл это место специально для него. Леклер глупо улыбается и, конечно же, спешит к Ферстаппену. Улыбка Макса всё такая же милая, но Шарль не может смотреть ни на что, кроме светлых глаз. Нидерландец довольно щурится, приветствуя его, а Шарль даже и не задумывается о том, где сейчас Чеко. Чеко, который обычно всегда стоял рядом с Максом. Сейчас рядом с Максом стоял Шарль. И Шарль быстро выкинул мысли о Пересе из головы, всматриваясь в смеющиеся глаза напротив.       Возможно, глаза Макса заслуживают такого же внимания, как и все остальное.       Шарль задумчиво хмыкает и выключает кран, оттряхивая руки от воды. Они в одном из клубов Лас-Вегаса и кто-то снова пошутил про забавную привычку Леклера. Компания искренне с этого посмеялась и со знанием дела покивала головой, подтверждая, что так оно и есть. Пусть тема и не задерживается надолго, не заходит дальше одной шутки, но монегаск не может перестать думать об этом ни когда говорит всем, что отлучится в туалет, ни когда моет руки уже после. Это, всё-таки, было не справедливо. Да, иногда он ошибался. Иногда он путал места. Но ведь и Макс никогда ничего не говорил ему, а ведь мог! Ответственности на нём, несомненно, меньше, но она есть. Почему тогда шутят только над Шарлем? Все эти случаи происходят с участием их обоих.       Леклер возвращается к компании с таким же задумчивым видом и удивленно застывает на месте. Его кресло было занято. Но, что более важно, все кресла были заняты. Подвыпивший Шарль не может вспомнить, кто был с ними с самого начала, а кто присоединился недавно. Может, это Алекс занял свободное место, когда подбирался поближе к Расселлу. А может и Оскар, сдавшись под натиском бесчисленных сообщений от Ландо, всё-таки приехал на их встречу. Леклеру не интересны подробности, Леклеру интересен факт того, что сидеть ему больше негде. Как назло, все слишком увлечены беседой, чтобы заметить его заминку и придумать что-то, и Шарль так и остаётся стоять. Пока его не замечает Макс.       Ферстаппен ловит взгляд Леклера и улыбается ему, вопросительно вскидывая брови. Макс не понимает, почему Шарль продолжает стоять, а тот лишь мнётся с ноги на ногу и неопределённо качает головой. Признаться, повышать голос и кричать, чтобы Макс услышал его, не хотелось. Так что Шарль пытается сообщить ему, что свободных мест не осталось, молча и не вербально, прибегая к любимой жестикуляции нидерландца. Леклер слегка улыбается, завидев то, как в глазах немого собеседника загорается понимание. А потом внезапно хмурится, глядя на него же. Макс, не думая ни секунды, просто хлопает себя по бедру. Хотел ли Макс господибоже Ферстаппен, чтобы Шарль сел к нему на колени? Звучит, как полный бред. Шарль бросает на него недоверчивый взгляд и снова качает головой. Ноги после гоночного уик-энда и целого марафона танцев с Джорджем на первом этаже у барной стойки отзываются тянущей усталостью, но и алкогольное опьянение, пусть и лёгкое, твёрдо стоять на полу не помогает. Леклер вздыхает и снова оглядывает помещение взглядом. Ничего не поменялось. Все места всё так же заняты, а Макс Ферстаппен всё так же пристально смотрит на него. Шарль замирает и возвращает взгляд к Максу, кивнув ему в немом вопросе. Нидерландец всё в той же немой манере кивает ему на свои колени.       Шарль думает лишь мгновение. Он смотрит на упрямый взгляд Макса, переводит взгляд на его бёрда и нервно облизывает губы. Макс, на самом деле, выглядел как тот, кто спокойно бы вынес нахождение другого человека у него на коленях. Глядя на худые ноги Расселла, в этом можно было усомниться. Леклер фыркнул тихим смешком, подумав об этом, но взгляд его был всё ещё направлен на ноги Макса. Они, несомненно, выглядели накаченными и внушающими всем своим видом доверие. Только слепой бы это не заметил. Шарль не был слепым, он замечал всё. Даже повторное движение руки Макса, приглашающего сесть наконец на эти колени.       Шарль сдаётся. Шарль снова сдаётся. Кто он такой, чтобы отказывать Максу Ферстаппену? Если кто и будет жалеть об этом решении, то точно не он. Макс сам в этом виноват, он ведь это затеял.       Леклер пересекает расстояние, разделяющие их, в пару широких шагов. Нидерландец улыбается ему и чуть меняет позу, чтобы сидеть вдвоём было удобнее. Шарль колеблется последнюю секунду и всё же опускается к нему на колени. Опускается, но садится всё же не до конца, удерживая часть веса своими ногами. Наверное, было бы слишком эгоистично так нагло воспользоваться предложением, Максу тоже может быть неудобно. Всё же, он провёл такую же изнуряющую гонку и его ногам тоже нужен отдых. Шарль благодарен ему хотя бы за попытку помочь, но Ферстаппен издаёт недовольный и раздражённый звук. Слишком громкий, чтобы его можно было игнорировать.       — Сядь нормально, Шарль, — шепчет Макс и, обхватив монегаска поперёк живота, двигает ближе, вынуждая сесть на него полностью. Леклер коротко удивлённо вздыхает и его плечо прижимается к твердой груди Макса. Мышцы на его ногах и правда оказываются крепкими, а рука, так никуда и не девшаяся, уверенно удерживает Шарля на месте. Шарль старается не краснеть, внезапно словив себя на мысли, что сидеть так удобно, приятно и очень естественно.       Никто не обращает на их позу никакого внимания, Карлос продолжает отпускать глупые, но слишком смешные шутки, а Макс рядом заливисто смеётся. Леклер отпускает ситуацию и позволяет себе просто наслаждаться вечером, не думая ни о своих действиях, ни об их последствиях. Ему передают очередной стакан и события начинают медленно и ненавязчиво смешиваться в одно большое яркое пятно. Других в Лас-Вегасе, наверное, не бывает. Шарль выпил недостаточно, чтобы забыть всё, но прилично, чтобы помнить только отрывки. Отчётливыми и ясными в его памяти остаются только чувства и ощущения. Он помнит, как приятно было осмелеть настолько, чтобы запустить руку в отросшие волосы на затылке Макса, мягко перебирая пряди. И как приятно было услышать, как Макс издал довольный тихий звук, тут же нашедший отражение где-то в глубине души Шарля. Леклер покраснел, но списывал это на внезапную жару. В клубе было душно. Макс же был таким горячим под ним, а в груди разливалось тепло от контакта с ним. Шарль снова глупо улыбался и смеялся над всеми шутками, даже если они были не слишком то смешными.       Леклер помнил, как за полночь все засобирались по отелям. Осознание того, что ему придётся отпустить Ферстаппена, кольнуло неожиданно больно. Шарль недовольно замычал и сморщил нос. Уходить не хотелось. Вставать с Ферстаппена не хотелось. Макс тихо хихикнул в его висок и всё же вынудил их обоих подняться. Обиженный возглас затих, не успев родиться, когда его рука так и осталась на талии монегаска. Шарль не был настолько пьяным, чтобы не иметь возможности стоять прямо, но Макс всё равно поддерживал его, и это было приятно. Похоже, Леклер не единственный получает удовольствие от ситуации, в которой они оказались. Отстраняться Макс не спешил, как не спешил и убирать с него свои руки.       Кажется, уже упоминалось, что Шарль любил руки Макса. До определённого момента. В одном из коридоров, по пути к выходу, Леклер запнулся о неровное ковровое покрытие и слегка пошатнулся. В темноте препятствие заметить было сложно, а Макс тянул так, будто бы жил в режиме гонки постоянно. Шарль делает неуверенный шаг к стене, удерживая равновесие, и его голову посещает идея. Возможно, слегка авантюрная. Но в Вегасе же принято рисковать, так?       Шарль упирается спиной в стену и тянет Макса на себя. Ферстаппен вновь не оказывает никакого сопротивления, с готовностью принимая любые выходки монегаска. Вестись на его инциденты было у него в крови. Леклер с пьяным блеском в глазах смотрит на Макса несколько секунд. В тёмном коридоре почти не горит свет, но в глазах Ферстаппена отражаются огни с танцпола и Шарль шумно выдыхает, признавая свою капитуляцию. Глаза Макса всё так же красивы, хотя губы растянуты не в милой улыбке, а самой настоящей ухмылке. Шарль кладёт ладони ему на щеки и притягивает Макса для поцелуя. Поцелуя, на который Макс, конечно, отвечает, получив довольный звук от Шарля. И, о Боже, Леклер обожает руки Макса, крепче сжимающие его талию, прижимающие к Ферстаппену ещё ближе.       Возможно, Шарль просто был без ума от всего Макса, а не отдельных его составляющих.       Монегаск просыпается от звука сообщения, пришедшего на телефон. Конечно, это Джордж. Кто же ещё не имел совести настолько, чтобы писать ему после бурной ночи в Лас-Вегасе? Шарль разлепляет глаза и открывает переписку. Расселл прислал фотографию и Леклер слегка хмурится. Этот момент в его памяти был не таким отчётливым, как остальные. Они стоят на улице и, кажется, ждут такси. Все уже разбрелись по небольшим компания и общаются о чём-то своём. Макс разговаривает с Чеко. А Шарль… Шарль стоит рядом, уткнувшись носом в его щёку и прикрыв длинными ресницами глаза. Леклер в смятении краснеет и закрывает фотографию. Ему даже не нужно было смотреть: руки Макса всё так же крепко держат его за талию. Шарль помнил, как неприятно ощущался на коже холод после долгого нахождения в жарком и местами душном помещении. И как приятно на этом фоне было прижиматься к Ферстаппену, ощущая тепло его объятий. Не нужно было ничего решать, заказывать такси или разговаривать с таксистом, всю ответственность можно было спихнуть на нидерландца. Шарль позволил себе устало прикрыть глаза и шумно дышать в чужую щёку.       Леклер раздражённо фыркает и отправляет засранцу из Мерседес смайлик с красноречиво поднятым средним пальцем. Думает ещё секунду, а после отсылает видео, где пьяный Расселл сжимает в своих объятиях смеющегося Алекса, который пытается его оттолкнуть с жалобными возгласами о том, что ему всё ещё нужно дышать. Не у одного Джорджа есть архивы. Победная улыбка тут же трогает губы Шарля, но не успевает тот отложить телефон, как на его талии снова оказывается сильная рука. Ферстаппен, не обращая внимания на недовольное ворчание Шарля, тянет того через половину двуспальной кровати, прижимаясь горячей обнажённой грудью к его спине. Леклер едва ли успевает отбросить телефон, чтобы не вырвать из того зарядное устройство.       — Ферстаппен, не наглей, а? Ещё раз так сделаешь, я выгоню тебя из номера, — громко шепчет монегаск, впрочем, не предпринимая никаких попыток отстраниться.       — Шарли, это мой номер, — сонно выдыхает ему в затылок Макс и Шарли мелко вздрагивает, чувствуя, как табун мурашек скользит вниз по позвоночнику. — Или твои французские корни берут верх и ты решил повторить подвиг предков, захватив чью-то территорию?       — Я не француз! — раздражённо шипит Леклер. — Монако — отдельное государство и если у кого-то из вас, придурков, с этим проблемы…       Макс за его спиной хрипло смеётся и приподнимается на локте, чтобы с мягкой улыбкой посмотреть на Шарля. Шарль недовольно пыхтит и пытается заехать локтём ему в бок. Макс смеётся только сильнее.       — Извини, я не слышу, что ты там мурчишь на своём французском, — дразнит его Ферстаппен и Леклер лишь разочарованно стонет, возводя мученический взгляд к потолку. Ему обязательно быть таким невыносимым?       Макс целует его в плечо и Шарль шумно выдыхает, тронутый внезапным проявлением нежности. Злиться на него долго не получается, но Леклер упрямо продолжает делать вид. Нидерландец напоследок коротко трётся щекой о то же плечо и снова падет на подушку за спиной Шарля. По тихому шуршанию постельного белья, Леклер понимает, что Макс тянется, разминая мышцы.       — Хочешь позавтракать? — интересуется Ферстаппен, получая от Шарля недоверчивый взгляд из-за плеча.       — Только попробуй предложить мне круассаны, — ворчит Шарль и, услышав мягкий смех Макса за спиной, закатывает глаза.       — Ты можешь выбрать всё, что захочешь. Я, на самом деле, не слишком привередлив в еде и соглашусь на всё, что ты предложишь. Если это будет не далеко от отеля, — примирительно предлагает нидерландец, в ответ на что получает лишь согласное мычание. Макс снова обнимает его со спины, но в этот раз Шарль всё же находит в себе силы развернуться и обнять его в ответ.       Через час они сидят вместе в кафе и Ферстаппен не может перестать смеяться. Из всего меню Леклер всё-таки выбрал круассан, пусть и с сёмгой и сливочным сыром. Шарль пинает его под столом и пытается скрыть улыбку. Он и правда без ума от Макса и всех его составляющих. Даже если эти составляющие иногда его безумно бесят.