***
Стою у черного входа больницы. Меня окутывает дурная поволока, становится сложнее дышать. Расстегиваю верхнюю пуговицу рубашки и прикуриваю. Дым рассеивается в небе и я прикрываю глаза. В мою психиатрическую клинику попала девушка. Впрочем, ничего необычного, таких по сто на дню, сказал бы я, если не одно но. Она — дочка моего лучшего друга, Петера, которому я поклялся, что если с ним что-нибудь случится, то я позабочусь о ней. И, к моему сожалению, у него были причины требовать с меня клятвы. Рак крови быстро преломляет людей. Лечение не приносило успехов, мы спохватились слишком поздно. Мне было трудно оправиться после его смерти, в последнюю нашу встречу я наговорил лишнего. Накипело, не смог. Твою мать, Петер, если ты меня слышишь, прости старого дурака… Я уж боюсь подумать, что чувствовала его дочь. В горле становится мерзкий ком. Я никогда не был сентиментальным, но мы многое пережили вместе и я не могу превратить все воспоминания в пустяк. Анели росла с отцом, и буквально у меня на глазах. Ее мама умерла при родах, так что Пету приходилось несладко. Я часто помогал. То-ли от неимения возможности иметь своих детей, то-ли от отсутствия личной жизни, то-ли попросту для отвлечения от серьезной работы, но я прикипел. Она, казалось, только скрепляла нашу дружбу. Очаровательная девочка с изумрудными глазами. Если папе не удавалось объяснить ей математику, то добрый дядя Тилль уж не мог отказать. Все-таки, обретая друзей, ты как-никак обретаешь семью. И, черт, как мне жаль, что его больше нет рядом. Зачем ты ушел, подонок?! Мне тебя не хватает… Не хватает, черт возьми! Я в сердцах ударяю кулаком по стене. Становится спокойнее, но лишь на минуту. Анели училась на втором курсе технологического института, была бесконечно мне благодарна, говоря, что это я ее натаскал. Зря. Я пророчил ей большое будущее. Она очень способная девочка. Была способной девочкой. Умная, способная адекватно и критично мыслить, душа компании и бесконечно милая девушка теперь сидит в одиночной палате с неутешительным диагнозом — шизофрения. В моей же, сука, клинике. Привязанная к кровати моими же собственными руками. Смерть отца она не смогла осилить. Причиной послужила травма при родах, которая дала о себе знать в переломный момент. У нее к чертям отшибло память, она не помнит отца, смутно помнит меня, но теперь ее голова забита чем интереснее. Параноидная шизофрения у нее шла с дополнениями — апатией, бредом и вполне себе осязаемыми галлюцинациями. У меня сердце кровью обливается. Черт! Начал курить фильтр, обжег пальцы… Ненавижу! Я жил больницей. Жил, и хотел подарить всем пациентам нормальную, полноценную жизнь. Но я почему-то никогда не думал, что столкнусь с проблемой своего профиля напрямую. Анели — тому подтверждение. И она прониклась к своей тульпе такой любовью, что меня начинает трясти от гнева. Психиатр со стажем, называется. Я не могу воспринимать ее иначе. Я был слишком ей близок, и мне трудно терпеть то, что происходит сейчас. В то же время, я не доверю лечение никому другому. Кто знает, к чему это приведет…***
Девушка сидела на кушетке и нервно теребила рукав, озираясь. Полное недоумение и страх сковали мысли. Звенящая тишина. Белые стены кабинета давят на голову, темноволосый мужчина поодаль, расположившись за своим рабочим столом, усердно просматривает какие-то бумаги, часто вздыхает и искоса поглядывает на Анели. — Как давно? — Говорит он первый. — Как давно что? — Потупив взгляд, отвечает шатенка. — Как давно ты его видишь? — Ты хочешь сказать, как давно я вошла и отношения с тем, кого люблю больше жизни? Или уже успел приставить мне какой-нибудь диагноз? — Она нахмурилась, злясь на друга семьи.— Ты для этого позвал меня «просто поговорить»? — Анели.— Линдеманн потер переносицу, — Я все понимаю, но, пожалуйста, отвечай на заданный вопрос. — Устало проговорил тот. — Около полугода. — Она фыркнула. — Что-нибудь еще тебя беспокоит? — Он внимательно ее оглядел. — Да с чего меня вообще должно что-то беспокоить? Нет, не беспокоит. — Она отвела взгляд. — Не ври мне. — Он сжал ручку в руке чуть крепче. — Расскажи, пожалуйста. — Сплю плохо. Просто отвратительно. По пустякам тревожусь, что-то похожее на паническую атаку пару раз было. Голова болит безбожно, практически постоянно. Но это, извини, никак с Рихардом не связано. У меня завал на учебе, просто трудное время. — Анели, ты на учебу уже месяца четыре не ходишь, если не больше. — Он говорил вычурно спокойно, как обращаются с психически больными людьми, что дико выбешивало девушку. — Да что ты такое говоришь?! — Она дернулась и вцепилась в края кушетки. — Вчера ходила! Четыре пары отсидела! С Рихардом реферат писала! За кого ты меня держишь?! — Спокойно. — Тилль выпустил из рук злосчастное перо. Он прикусил язык, но тут же выпалил, — Как зовут твоего отца? — Он поднял глаза на Амели, которая вмиг замерла. — Отца?.. — Она задумалась. — Отца… Я… не помню, кажется… — Кто твои родители? — «Как я и думал».- Пронеслось у врача в голове. — Да не знаю я! — Новая вспышка агрессии обожгла душу. — Мне казалось, я с тобой жила… Или нет. Твою ж мать. — Она обиженно отвернулась. — Успеешь. — Он поднялся с кресла и направился к стеклянно-жестяному шкафчику. — А теперь, если ты не против, я тебя осмотрю. — Он распахнул дверцы и начал наводить свою кухню. — Я против. Во-первых, это незаконно, во-вторых, от чего ты меня собрался лечить? — Вот осмотрю, там и посмотрим, от чего лечить буду. — На столе начали появляться разные предметы: молоточек, фонарик, — Да и к тому же: разве бессонница и головные боли — это ли не повод прийти ко мне за помощью? — Танометр, стетоскоп, жгут, шприц, спирт… — Да нормально всё со мной! — Ее взгляд уцепился за подозрительный набор. В голосе уже переломно звучали плаксивые нотки, потому что сама понимала, что хуже и хуже воспринимает реальность. — А это зачем?.. — Она глядела на колющий агрегат. — Я возьму у тебя кровь на анализ. Из вены. Это не больно. — Добавил он последнее, зачем-то. — Для чего?! — Ее передернуло. — Чтобы видеть полную картилну. — Холод профессионализма перекрыл все эмоции. — Раздевайся до нижнего белья, все равно придется. — Он сложил руки на груди и кивнул на ширму. — Я не буду этого делать. — Она слезла с кушетки и спешно направилась к выходу. — Анели! — Голос зазвучал неимоверно строго, а Тилль быстро преградил путь беглянке, взявшись за ручку двери. — Ты сейчас меня насильно удерживаешь?! — Ради меня, пожалуйста. Чтобы я не волновался. — Он нежно и аккуратно взял ее лицо, положив руки на щеки, направляя взгляд на себя. Он значительно выше, так что смотрел сверху вниз. — Ты же не хочешь, чтобы я волновался? — Не налегая, спокойно, чтобы не спугнуть. — Не хочу. — Она слегка нахмурилась. — Тогда будь умницей и делай, что я говорю. — Он убрал руки и удрученно вздохнул. Тэгтерен долго мялась. Но все же развернулась и покорно пошла за ширму. Тилль присел на край кушетки и зачесал волосы назад ладонями. — Даже если у меня жалобы на бессонницу, зачем все эти манипуляции? — За ширмой шуршала стягиваемая одежда. — Потому что причины могут быть разные. — Вечная вопросительная форма ее фраз уже начинала напрягать, но Линдеманн и сам понимал, что он виновник. Недосказанность прекрасно виднелась в его словах. — Может, неврологические, может, у тебя с выработкой гормонов что-нибудь не так. Будет яснее, как решать эту проблему, если я взгляну на тебя целиком. — Он сделал паузу, стараясь оставаться родным человеком, но одновременно и лечащим врачом. — По крайней мере, сейчас я в процессе составления твоего анамнеза, и мне нужно знать все. Даже больше, чем все. — Он замолк, ожидая Анели. Но пауза затянулась. — Ты чего там так долго? — Он повернул голову в сторону ширмы. — Секунду. — Какая секунда, что ты там делаешь? — Уж больно все это подозрительно. — Подожди! — Вот же упертая! — Тилль решительно направился к ширме и резко ее отодвинул, открывая себе взор на нескладное тело, резко обхватившее себя руками. Испуганный взгляд устремлен на врача. — Что это? — Линдеманн сделал шаг вперед, оглядел девушку и с ужасом уставился на ляжки, на которых красовались свежие, тонкие порезы с запекшейся кровью. Множество царапин. Какие-то глубже, какие-то совсем маленькие. — Мне было плохо. Я не помню почему. — Она опустило голову, с горечью осознавая свою нестабильность. Она прикрыла рот рукой, подавляя накативший ком в горле. — Девочка моя… — Его брови сложились домиком. Он подошел ближе и крепко обнял ее, гладя по голове. Девушка уткнулась ему в плечо, содрогаясь. Большой и теплый, Тилль прижал ее к себе, досадно вздыхая. — Только не ругайся… — Она неуверенно обвила руками мужчину, пытаясь успокоиться. Но ее дыхание все равно оставалось рваным, а порезы нещадно жгли. Осознание собственной нестабильности гневило душу. — Со мной вправду что-то не так… — Ничего. Мы справимся. Я рядом. — Он продолжал гладить ее по голове. Ситуация с ментальным здоровьем Анели становилась сложнее. Его худшие опасения одно за другим начали подтверждаться. — Все, тш-ш-ш… Давай сначала обработаем раны, хорошо? В ответ послышалось сдавленное «угу». Линдеманн слегка отодвинулся от Анели, стирая горячие слезы с ее лица. — И ругать я тебя тоже не буду. Не нужно от меня что-то скрывать. Это ни тебе, ни мне хорошего не сделает. Ты меня поняла? — Тилль смотрел со строгостью и нежностью одновременно. Анели только кивала, глядя в пол. Он провел ее к кушетке и усадил, подхватив под руки. Анели была не в состоянии пускать колкости и злиться. Тилль отошел за ватными тампонами и хлоргексидином. Поставил на столик рядом, прикатил высокий табурет, пристроился на него и начал с осторожностью промывать нелицеприятные порезы. Смотря на то, как Линдеманн начал обрабатывать истерзанные бедра, Анели становилось уже не так больно и не так страшно. Она утирала оставшиеся слезы и следила за действиями мужчины. — Ты сильно похудела. Это, определенно, не хорошо. — Безрадостно констатировал врач сам с собой. — А теперь, пожалуйста, расскажи подробнее о том, кто тебе является. — Он ко мне не является, он настоящий. Или нет… Я не знаю… — Она вздохнула. — Его зовут Рихард, и он музыкант. Очень талантливый музыкант… — Она замолкла. — Это все, что ты о нем знаешь? — Легкое уточнение. — Конечно, нет. Его полное имя — Рихард Цвен Круспе. Красиво поет, кроме того, имеет два высших образования: поварское и музыкальное. Переехал в Берлин по работе сессионного музыканта. Любит собак, романтические комедии и медитации. — Она начинала улыбаться, когда думала о нем. Светлее мыслей не найти. «Бабский идеал! Придумала ведь! Не удивлюсь, если она ему еще и всю биографию сколотила!» — И часто он почитает тебя своим присутствием? — Не отрываясь от дела, Линдеманн продолжает разговор. — Когда он не на работе — часто. Но каждый день стабильно. — Я тебя понял. — Он выбросил использованную вату. Поднялся, отставил табурет и выдохнул. — Сейчас я буду производить некоторые манипуляции, нажимать на определенные точки, проверять нервные окончания, кровоток и состояние тела в общем. Говори, если будет больно. — Тилль подошёл к Анели впритык, что ее колени упирались тому в бедра. Анели хлопала глазами, ее сердце забилось чаще. Она никогда не видела Тилля столь сосредоточенным. Сначала он вооружился молоточком, проверяя рефлексы. Фонариком проверил сужаемость зрачков. После, руки врача умело пришли на лицо, несильно, но весомо надавливая на лицевые нервы. Ладони сухие и горячие, его прикосновения проходят разрядом по всему телу. Когда он приступил к вискам, напряжение будто вовсе отпустило и девушка прикрыла глаза. Такой сильный и опытный, матерый врач знал свое дело. Но, хорошего понемножку. Его руки легли на плечи, очерчивая ключицы, аккуратно двинулись к шее, уперевшись большими пальцами в подбородок, а остальные оказались на затылке. Средним и указательным пальцем он надавил на шейное сплетение. — Ай-ай-ай! Так больно! — Тегтерен будто очнулась ото сна. Резкая боль пронеслась по телу. Она дернулась и уперлась руками в мужчину. — Все, не трогаю. — Он моментально прекратил, делая какие-то собственные выводы. Анели поглядела ему в глаза, опустила взгляд и подалась вперед, упираясь лбом о его живот. Тилль ободряюще погладил ее по голове, сам невзначай проходясь пальцами по позвоночнику, который так его заинтересовал теперь. — Солнышко, поднимись, пожалуйста. — Он сделал шаг назад. Анели на вдохе слезла, повинуясь. Тилль развернул девушку к себе спиной. — Лиф придержи. Расстегну. — Чего? — Она обернулась на него с опаской. — Так, без разговоров. — Хмуро ответил тот. Ей ничего не осталось, как прижать чашки черного бюста к себе. Внезапно стало неудобно, глупое стеснение сковало. Тилля же не смущало ничего. — Расслабься. — Он дернул замочек и прошелся большим пальцем по позвоночнику. Чуть отошел, оглядел. — Не ортопедия. Точно неврология, ничего не скажешь. — Констатировал он, вновь сам с собой. Вернулся и наконец застегнул предмет одежды. — Все, осталось только взять кровь и я тебя отпускаю. — В смысле, домой? — Она села назад. — В смысле, из рук. — Тилль выставил на маленький столик у кушетки жгут, спирт, отошел к раковине и тщательно вымыл руки. Вытер о бумажные полотенца и натянул белые перчатки. Анели передернуло. — То есть ты меня не выпускаешь? — Девушка заволновалась. Тилль взялся за ее плечо и мягко уложил на спину. — Я не собираюсь держать тебя тут насильно, и, больше того, не собираюсь держать долго. Ради твоего же блага. — Он затянул на руке Анели жгут, вена стала в разы заметней. Тегтерен не отпиралась и только отвернула голову, зажмурившись. — То есть я больная, да? — Ты можешь себе навредить. — Игла прошла сквозь кожу, Тилль в один момент снял жгут и бордовая, тягучая жидкость шла за поршенем. — Я хочу предотвратить это. Анели шикнула, чувствуя, как кровь наполняет шприц, легким покалыванием проходясь по всей вене. Она жмурилась только сильнее, не отвечая на слова Линдеманна, которые, определенно, были правдой. Игла быстро вышла, и Тилль прижал к месту прокола смоченный в спирту бинт, сложенный в несколько раз, сгибая ее руку. — Можешь одеваться. — Он отошел к своему рабочему месту. Его вид стал серьезно-задумчивым. — Голова не кружится? — Нормально. — Она плавно начала подниматься с места. — Уже довольно поздно. Сегодня на ночной смене только я и медбрат Пауль. Я думаю, вам стоит познакомиться. — На слежку ко мне его пристроишь, а? — уже одеваясь, выпалила она. — Как дал бы! — Тилль фыркнул. «Как о стенку горох, это ж надо!», — Не на слежку, а наблюдение. Он славный малый. Пока меня не будет, по всем вопросам к нему. — Ладно. Все. Закрыли тему. Я смирилась. — Удрученно ответила она. Поправляя одежду, Анели вышла уже к двери. Тилль выдохнул и подозвал медбрата: — Пауль! Подойди, пожалуйста! — Иду! — Долго ждать не пришлось, уже неподалеку слышался голос. На удивление жизнерадостный. — Да, Герр? — Войдя, перед ними предстал не очень высокий, но до одурения приятный парень с добрыми чертами лица. Казалось, лишенный всяких скверных мыслей. — Познакомься, это Анели, я тебе о ней рассказывал. Анели, это Пауль. Возьмешь на попечительство? — У Тилля даже удалось улыбнуться. Было в медбрате что-то заряжающее. — Возьму. Приятно познакомиться, Анели. — Он ей улыбнулся, Анели же улыбнулась в ответ. Обаятельный. Очень. — Проведешь девушку в палату? Ее карту я буду доделывать. Впрочем, зачем тебе мои наставления, ты прекрасно справишься. — Да, без проблем. — Он глянул на девушку, — Фрау, позвольте провести вас в наш люкс. — Он разулыбался и как проявления верха вежливости выставил локоть. — Ну как же в таком случае я могу отказать? — Анели взялась за него и усмехнулась. — Пауль, умеешь же! — Тилль улыбнулся. — Ладно, идите. Анели, слушайся Пауля, я к тебе еще зайду.***
— И как ты согласился взять меня, даже не узнав, что со мной? — Анели, проходя по тихим тускло-освещенным коридорам, неосознанно прижималась к медбрату, боясь тут потеряться. — Потому что я считаю, что диагноз не определяет личность. Я лишен этой опаски. Я думаю, тебе бы было очень неприятно, если бы сразу навесили какой-то ярлык, так еще и отношение резко поменялось. Это же неправильно. — Он завел ее в одиночную палату. Койка у окна без ручки, тумба, стол и стул. — Располагайся. — Ты, наверное, прав. — Анели огляделась. — Сейчас самое неприятное будет, скорее всего. Телефон придется отдать. Ключи, любые коляще-режущие, вообще, можно сказать, что на руках есть. — Правила осуждаю, но понимаю, что ты действуешь по протоколу. — Она вздохнула и вытащила из карманов ключи и телефон. — У меня больше ничего нет. — Ага, спасибо тебе. — Он забрал вещи из ее рук. — Пока у тебя нет своих вещей, я так понимаю, Тилль их привезет, могу организовать тебе пижаму. — Вот тот халатик? — она усмехнулась, — Нет, спасибо. Я эту ночку в футболке, наверное, переживу. Не против? — Я думаю, сделаем исключение. — Он вновь лучезарно улыбнулся, отчего Анели вновь чувствовала себя совсем обычной. — Тебе пока ничего не назначали? — Резко изменил тему разговора он. — Пока нет. — Анели пожала плечами, — Тиль же сказал, что зайдет. Скорее всего, даст мне какие-нибудь колёса. — Боишься чего-нибудь? Темноты, призраков, одиночества? Я могу оставлять дверь открытой, в коридоре всегда горит свет, и, к тому же, я на дежурстве сижу. По крайней мере, сегодня. Так что если вдруг что, бей в бубен, я помогу. — Спасибо, с этим проблем не имею. Не смею больше отнимать твое время. — Она улыбнулась. — Хорошо. Я тебе верю. — Пауль направился на выход из палаты. Дверь захлопнулась. И, кажется, осталась открытой. Девушка выключила лампу. Из окна пробивался лунный свет, обволакивая палату загадочной дымкой. Анели прошлась глазами по стене. Она стянула с себя штаны и забралась в больничную кровать. Неуютно, совсем не по себе. Сон точно приходить не собирался, Тилль пока не составил рецепт на снотворное. Видимо, понаблюдать решил. Но это последнее, что волнует девушку. Она беззвучно произносит: — Рихард? И в считанные секунды он материализуется, приоткрывая дверь, тихо, крадясь через палату. Он одет в черную рубашку и джинсы, а его волосы уложены в небрежный ежик. Он шарит глазами по комнате, и, встретившись взглядом с девушкой улыбается. — Привет, моя принцесса. — Он без стеснения подходит к кровати. — Скучала? — Спрашиваешь! — Шепотом отвечает она, откидывая одеяло и двигаясь к краю. Тот довольно ухмыляется, пристраиваясь рядом. — Нам с тобой нужно серьезно поговорить. — О чем угодно, моё сокровище. — Почему я ничего не помню об отце? Ты это сделал, да? — Укрывая Рихарда одеялом, шепотом сказала Анели. — Я. Впрочем, я ведь для этого и рядом. Эти воспоминания делали тебе слишком больно. Зачем вспоминать то, что причиняет столько боли? — Рихард отвечал вполголоса. Он обвил талию девушки руками. — В твоих словах есть логика, но… Я так не хочу это признавать… Ты ведь плод моего воображения? — Анели заискивающе смотрела мужчине в глаза. В его синие, бездонные глаза невиданной чистоты. Утопая в них, она принимала каждое его слово прямиком в сердце. — Кто тебе сказал такую чушь? Этот Тилль? — Он запустил пятерню девушке в волосы, приятно перебирая волосы, даря такое нужное сейчас тепло. — Да. — Она вздохнула, прикрыв глаза. Почему-то в таком положении его голос становился в разы четче. Вкрадчивый и бархатный, он заговорчески действовал на нее. — И как ему верить, если он закрыл тебя тут? Это ведь психушка, да? Ты не психически больная, милая. — Убеждал ее Цвен. — Но ведь он не желает мне зла, и я ему доверяю. Он все же мой дядя… — Пыталась Анели оправдать родного. — А кому больше? Мне или ему? — Он посерьезнел. Анели распахнула глаза. — Тебе. — Немного замявшись, отвечает она. — Я не плод твоего воображения. Я существую, но не здесь. Тебя сейчас что-нибудь волнует? Не отвечай. Я вижу сам. Один порез — и я спасу тебя от этого мрака. Один порез — и решатся все проблемы, мой ангел. — Рука Рихарда ласково огладила щеку девушки. — Ты не врешь мне? — С опаской спросила она. — Я клянусь. Только ответь мне: хочешь, я покажу тебе луг?***