Чумба

Ночью северная часть Уотсона принимала зловещий вид — жизнь не останавливалась, просто становилась вялотякуще-напряженной в свете мигающих разбитых фонарей. Было тихо. Сокрушительное молчание окутывало Нортсайд густым ядовитым туманом. Тут и там, конечно, звучал и треск музыки, и гудедеж рабочих машин, где-то по обычаю стычки, крики, драки. Но это была своя особая тишина. Нортсайд будто погружался в бредовый транс, когда в приступе человек уже не кричит, а хрипит, захлебываясь в пене. Все звуки становились истощенными. Ночью жизнь шла по инерции, как умела. Придумать что-то новое было не в её силах. Дум-Дум поджал одну ногу ближе к груди, а вторая всё так же болталась, свисая с низкого подоконника. Подошва слегка пошкребывала асфальт, разгоняла пыль и камешки. Где-то там под ногами тухло догорал окурок, источая последнюю тонкую ленточку дыма. Прости, друг, ты не умрешь как подобает, раздавленным и размазанным толстой подошвой. Может, будь сегодня другим днем, у тебя и был бы шанс получить достойную смерть, но сегодня — это сегодня. А сегодня настроение у Дум-Дума ни к черту. Именно сегодня, после удачного налета, сраным мексикашкам приспичило украсть у Дум-Дума его тачку. А ведь это не просто тачка, нет. Это тачка с историей. В своё время парень сам, тогда ещё мясными пальцами, сделал хитровыебанную отмычку, пробрался в особняк и увёл красотку из гаража какого-то корпа-обсоса. Вот же веселуха была, гнали обратно на полной скорости, мусорки летели во все стороны. Долго потом ещё мелькало по каналам объявление о пропаже, но было поздно — номера и коды отбили, малышку перекрасили, подлатали и превратили в адского скакуна. Диски ещё такие фирменные поставили, светятся ночью, если разогнаться. Девчонки от такого текут. На узком проеме у битого окна трехглазый держался кое-как, завалившись на бок и прижав щеку к пыльному осколку. Новая железная клешня колюще хныкала фантомными болями. То, что инициация будет, мягко говоря, болезненной, он знал, но о судорогах в ампутированных ногах его не предупреждали. Вроде щекотно, а вроде бесит. Болты скрипели, а пальцы щелкали, пока Дум-Дум нервно сжимал и разжимал новый кулак. Ещё и джинсовая безрукавка не защищала от уличного холода. Кожа сильно дубела, обтирание сырым металом в форме ладони не помогало. Дерьмовый день. И ведь никто не поймет. Боль в мышцах от инициации ничто по сравнению с фантомной болью водителя крутой тачки. Тачки нет, а боль в мозолях от руля есть. Это ноюще-завывающее в сердце, когда вспоминаешь рёв мотора, крутые повороты, дрифты на круговой у квартиры дружков. Колеса скрипят, пердят, дымяться, а тебя колбасит на сиденье. Увы, в Мальстреме ребята простые, им незнакомы такие высокие чувства. Украли тачку? Ну так спизди новую. Тазовая кость занемела от сидения на, в лучшем случае, пяти сантиметрах горизонтального известняка. Покрутить жопой и сесть удобнее не представляется возможным. Ну и что делать? Идти назад не хочется, там сразу заведут шарманку, мол, куда ты там слился, че ты как этот, давай лучше дунь. А хочется сидеть и обижаться, что б искали и извинялись. Второй ноге с трудом нашлось место на подоконнике, а когда нашлось, вся конструкция тела была готова рухнуть. Зацепиться за битое стекло было плохой идеей, очень плохой — оно радостно рухнуло за компанию. Пошли они все в задницу, честное слово. Земля ещё холоднее стены. Шнурок зацепился за подоконник, камушки врезались в хребет, а небо было...такое черное, как дыра в полу на базе. На бесконечном спокойно блестят капельки звезд. Они мерцают, игриво перекликаются, может перешептываются о всяком своём, звёздном. В них прохлада и ледяное спокойствие. Как давно он отрывал визоры от грязных улиц и смотрел на небо? Мать-земля, когда затылок приложился об её твердь, смогла отвлечь от тягучего уныния. Густое полотно в стразах заставило подумать о разных вещах — например, что три визора это вообще ни о чем, через пол года, когда привыкнет, нужно поставить ещё пару. А лучше две. Ещё сами собой вспомнились остатки пиццы в холодильнике, интересно, их сожрали крысы или соклановцы? И те, и те паразиты. Вспомнились ещё какие-то вещи, но обрывки мыслей слились в бетонную кашу и постепенно ушли на задний план, пока рев мотора от, как минимум, корпоратского ави медленно, но верно заглушал любой другой звук в радиусе мили. Нечто приближалось. Оранжевый гигант, помятый, расцарапанный, обутый в надутые шины, постепенно загородил единственный фонарь в округе. Машина внушительная — ещё немного и грузовик. Такой можно протаранить пару заборов. Судя по вмятинам — таранила стабильно. Из окна появилась незамысловатая рожа, довольная такая, ухмыляется изрезанными губами в хищном оскале. — Нормально лежится, чумба? — голос у Ройса звучит как вызов на драку, любой другой уже бы убежал или напал первым, но Дум-Дум научится различать его интонации. Конкретно эта — вполне себе дружелюбная. Честно? Ройс был странным мужиком даже по меркам Найт-сити. Появился из неоткуда, поднял на уши весь Нортсайд, и сразу начал рваться к мальстремовцам, как парни с промытыми мозгами рвутся на войну. Он и кулаками стучал в двери их крепостей, и с ноги врывался, и пытался тусоваться с другими паукообразными, отчаянно искал внимания и поддержку конкретно этой ниши психопатов. Не редко появлялся как гром, превращая стычки в мясорубку, даже полиция приезжала — крайне редкий гость в этих районах. Языки шептали, что такими темпами к ним постучится МаксТак и надо бы дикаря угомонить, но добровольцев так и не нашлось. Не дожидаясь ответа, Ройс сам поменял себе глаза на какие-то дешёвые импланты с рынка. Красные огни из глубоких глазниц придавали владельцу дикий вид, одного взгляда этих бешеных огней хватало, чтобы пьяные трезвели, а драки рассасывались. Повадки тоже под стать, Как-то Дум-Дум застал его за полосованием рта кухонным ножом. Зачем? "А хули нет?" Больше не спрашивал. Может поэтому и подружились? Ройсу не нужна была дурь или другие стимуляторы, он был наглухо отбитый сам по себе. И казалось бы, вот, сверхмальстремовец Ницше, отрыжка дьявола, сам готов прыгнуть под нож к риперу пока ритуальный деф-металл рвет перепонки, так почему их лидер не допускает энтузиаста к инициации? Боится неконтролируемого гнева? Переживает за вакантное место главы стаи? Никто не знал. Дум-Дум запрокинул голову. Ройс лыбился вверх-ногами. — Да просто на небо смотрю, — лёжа пожимать плечами было неудобно. Бородатый подполз к окну фуры и тоже глянул на небо. С минуты поглазел в одну часть, потом в другую. Небо как небо. Синее. С луной. — Хорош жопу об асфальт греть, запрыгивай давай. Вообще-то холодно. Мощная дверь открылась с ноги водителя. Вставать так-то неохота, но сейчас ночь, улица, где-то фонарь, а где-то аптека, делать совершенно нечего, так что почему бы и нет. Где Ройс, там всегда приключения на пару часов. Дум-Дум без лишних вопросов забирался на пассажирское впереди. Внутри трака тепло и по-своему уютно, лампочка горит мягко-оранжевым, в салоне пахнет хот-догом. Один как раз доживает последние мгновения в руках Ройса, а вот второй, ещё завернутый, ждет своего часа, маня запахом свежего хлеба и синтетической сосиски. — Горчица есть? — спрашивать для кого сосиска в тесте было незачем — других гостей у Ройса не водится в принципе. — В бардачке. Там ещё тройка, достань её. Тройка это что-то среднее между пивом и колой. Говорят, им отмывают ржавчину с керамики. Свой перекус Ройс уплетал за обе щеки, рвал хлебную плоть и внутренности мяса, политые кетчупом с избытком. Как-то сразу и самому есть хочется, так аппетитно он жрет. Сосиски ещё горячие, хлеб мягкий, но слегка мокрый из-за пара в упаковке. Ерунда. С горчицей и тройкой — так едят боги, не меньше. Сзади, кстати, боевой арсенал. Новенький сканер довольно оповестил владельца о превышении количества оружия на квадратный метр. Гранаты, дробовики, пушки по-проще, по-сложнее. Пассажир оборачивается, всматривается. Окуляры цепляются за любимую пушку Ройса — кроваво-красный «Хаос». Этот пистолет как бутылка коньяка на праздник, его не достают без повода. Обертки от еды летят на улицу. — Куда едем? Резким движением водитель стирает крошки и кетчуп, прилипшие к усам. Половина тройки находит свое место у ручника. — В Глен. Заберем твою тачку.