***
Торину, за всю его долгую жизнь, не говорили, что гном он неправильный, разве что в младенчестве, да вот как королем стал. Только словами делу не поможешь. Он и сам знал, что нос у него слишком тонкий, пузо не растет даже от сытой жизни, да и борода – чем длиннее, тем менее пушистая – настоящий позор для представителя рода Дурина. Он как-то и смирился даже – подумаешь, внешне не вышел, с лица воду не пить. Да и не до того было, чтоб вот прям рассуждать об этом всем. Суровая жизнь в Синих горах не оставляла ни секундочки на отдых. Торин старался всем помочь, не чурался никакой работы, лишь бы своих гномов прокормить да на ноги поставить. Помогал сестре растить Фили и Кили, затем готовился к походу в Эребор. А как после ранения в первый раз осмысленно глаза открыл, и увидел перед собой рыжеволосую целительницу, так вдруг и вспомнил, что гном из него вышел неважнецкий. Не выдержав всех этих размышлений, из больничных палат он сбежал сильно раньше положенного, а затем завалил себя делами, пытаясь спрятаться от грозных изумрудных глаз. Не вышло. Прекрасная целительница его все-таки подловила на выходе из зала совещаний, резво подхватила под локоть и чихвостила его неспособность следить за здоровьем на все лады, пока он шел с ней. Сам не знал куда ноги ведут. Очнулся только осознав, что она его отбуксировала в палаты медиков и уже задрала его рубаху, аккуратно прощупывая ребра под повязками. Торин смутился – после долгого похода впроголодь и тяжкого ранения, ребра выпирали. Затем возмутился – в конце-то концов, он король, а его тут на все лады, как сопливого мальчишку. Но возразить так и не смог – не сподручно возмущаться, будучи в полуголом виде. Да и опасно дергаться лишний раз, пока хозяйка лекарских владений швы его ощупывает. А потом оно как-то уже и поздно… Так и привык он, что она его ловит раз в день, в любом уголке горы отыскивает, ругает и ведет на перевязку. Совсем издергавшись от того, что его посреди любого дела важного могут отвлечь, Торин даже просил Даина поговорить с его кузиной. А тот только головой покачал, сказал: «Нет, Торин, в таких делах лекари поглавнее королей». Торин смирился и уже сам, со склоненной головой, послушно являлся на перевязки, стоически переживая неловкость от собственной худобы и жутких шрамов, что красивой целительнице ежедневно приходилось наблюдать. А как нужда в этом отпала – даже как-то и заскучал. Пробовал больше работать, так его министры да советники взвыли от непосильных нагрузок. И Торин по вечерам повадился гулять по Эребору (чисто случайно оказываясь там, где нравилось прогуливаться Беатриче), нет-нет да поглядывая на рыжеволосую красавицу. Но так чтоб незаметно. И как не окосел только? Впрочем, он такой не один был. И это злило еще больше. И тут опять: в этот раз балкой по голове. Глупость же несусветная. Торин до последнего к лекарям не хотел являться – все отговаривался, что дел невпроворот. Но Даин тоже черт упертый, затащил-таки к целителям. А Торин, соглашаясь, совершенно упустил из виду, что раз рана на голове, то кто-то будет трогать его волосы… А как вдруг понял – стало поздно. Он сидел, сжав зубы и пытаясь уговорить предательские мурашки удовольствия не бегать по рукам. Ему даже и все равно было, что по-живому шьют. Сколько уж ему чем-то перепадало, и лечили как получалось – не счесть. А вот чтобы волос так ласково касались, да по непутевой голове погладили – так впервые. А уж как она взяла в руки гребень, и принялась разбирать и вычесывать длинные жесткие пряди… Он дышал через раз, боясь сорваться и показать, как разомлел от такой нехитрой ласки. Настолько разомлел, что даже размечтался, что девушка проявила к нему интерес. Оно же как у подгорного народа? Если гном хочет привлечь к себе внимание, то всячески распускает шевелюру да бороду, вплетает в них лучшие бусины с драгоценными камнями, ходит важно, выставив вперед грудь и живот. Но выбор всегда за девушкой – слишком мало их у гномов, а потому им и решать, кто им по нраву. И для того, чтобы показать, что девушка проявляет к гному интерес, она может себе позволить поправить его волосы. Так пару раз поправит – за девушкой можно ухаживать. А уж если кому из гномов девушка косу заплела – смело можно сразу же свататься к красавице. Но это все ему лишь кажется, она ведь просто как целитель помогла – выбрала кровь из волос, которые, пока швы не снимут, мыть нельзя. Уж если б он сам полез вычесываться – так наверняка бы и волос понавыдергивал и швы задел. Весь следующий день Торин говорил себе, что оно ему не надо, что у короля забот – вся гора, до сих пор в себя после столетия запустения приходящая, а на тебе – под вечер сам себя нашел у входа в палаты целителей.***
На следующий вечер, как Беа и надеялась, Торин все же явился. Тяжко вздохнул на пороге, будто ему не осмотр предстоит, а новое сражение, и решительно шагнул в палаты целителей. Беа усмехнулась, и, поздоровавшись, снова указала ему на уже знакомую кушетку. Присев на самый краешек – будто заранее готовился от целительницы сбегать, его величество покосился на снова лежащую рядом расческу и недовольно свел брови. Но Беатриче была решительно настроена недовольство короля игнорировать. За время, проведенное в горе, она уже успела узнать, что недовольный вид монарх принимает исключительно оперативно и профессионально. Но верить этому не стоит ни на грош. Торин и на коронации такой же был, насупленный, будто обижен на корону, или разгневан на Гэндальфа и на всех подданных. Но она-то стояла близко, и прекрасно видела, как Торина слегка потряхивало от волнения. Ох уж эти гномы – как воевать или работать им цены нет, ничего в полсилы не делают. Но как дело до чувств доходит – воистину Махал их сотворил из камня, сами с собой разобраться не могут. Снова разделив волосы, Беатриче быстро проверила как рана заживает и уже протянула руки к расческе, как Торин вскочил и обернулся к ней готовясь прощаться. – Ну и куда? – Недовольно осведомилась она. – Дела. – Сурово буркнул Торин. – Королевские. – Здоровье короля тоже, знаешь ли, дело королевское. – При чем тут?... – Психологическое здоровье, психологическое… Ничуть не смутившись, Беа усадила короля обратно и снова взялась расчесывать длинные черные пряди. В конце концов, потенциальная женитьба короля – тоже вполне себе королевское дело. И так и повелось у них, что всю неделю, пока заживала рана, Торин под вечер заходил в больничные палаты, а Беа, быстро осмотрев швы, расчесывала короля, пока он млел под ласковыми, нежными руками.***
Спустя неделю, когда пришла пора снимать Торину швы, гномы как сговорились – весь день то у одного что-то болит, то другой поранился. Беатриче до ночи работала без перерыва и только отпустив последнего пострадавшего – снова от зловредных балок в шахтах – поняла, что его величество сегодня не имела счастья наблюдать. Тяжко вздохнув, девушка вышла из палат целителей и притворив за собой дверь решительно направилась в сторону зала для совещаний, предположив, что король тоже заработался. Но по пути встретила Оина, который ей любезно сообщил, что его королевское величество не решилось беспокоить главного лекаря прознав про наплыв пациентов, и швы Оин добросовестно снял сам. Сухо поблагодарив товарища, Беа резко сменила направление пути да призадумалась. Ну это же никуда не годится! Она посвататься намерена, а этот нерешительный от нее бегает. Ох уж эти гномы… Вредные, упертые, как что-то себе в голову вобьют – так с этим и живут всю жизнь. Слава Махалу – гномок он создал еще более упертыми, чтоб была в мире сила, способная переупрямить их мужчин. И уж она свое получит, или она не Беа, дочь Ноина! Твердо вознамерившись сей же момент прояснить свои матримониальные планы на его величество, Беатриче решительно направилась к покоям короля. Как хорошо, что положение главного целителя снимает все возможные вопросы у выставленных на входе стражников. Приветливо, несмотря на плохое настроение, поздоровавшись со стражей, и даже ради приличия постучав в дверь, она вошла, не дожидаясь ответа. Покои короля состояли из нескольких комнат и личной купальни. Быстро проскочив – только разулась – через маленькую прихожую, Беатриче прошла в следующую комнату, предназначенную для приема гостей. Обстановка здесь была суровая и аскетичная, под стать королю: несколько ворсистых ковров, пара мечей, висящих в креплениях на стене, три кресла напротив камина и рабочий стол. Из действительно милого и уютного тут наблюдался только сам король, заснувший прямо за столом, уронив голову на руки. Беа осторожно подошла ближе, а Торин, видимо сквозь сон услышав шум, недовольно всхрапнул и дернул рукой, перевернув чернильницу и испачкав пальцы. Беатриче немного постояла рядом умиляясь Торину: волосы растрепались, хмурится, храпит… Ну просто чудо что за гном. Права она, себе надо брать.***
Торин проснулся от того, что его кто-то аккуратно и ласково гладил по голове. – Мхм… – Прохрипел он спросони и попытался перевернуться на другой бок – так чуть не свалился со стула. Снова заработался и отключился прямо за столом. Замечательно. Торин выровнялся и поудобнее переложив голову прямо поверх свитков с государственными указами приготовился спать дальше. А потом вдруг сообразил. Резко вскочил – стул за ним опрокинулся – и круглыми от удивления глазами уставился на неожиданную гостью. – И как это понимать? – В противовес весьма нежным поглаживаниям его шевелюры, звучала Беатриче грозно. – Что именно? – Удивился Торин. – Я вам, величество, что сказала? Зайти ко мне сегодня. – Ну так швы сняли… – Пожал плечами король. – Хоть что-то хорошее за сегодня… – Голос ее вдруг сделался очень грустным, и вся она поникла. Торин – чисто в силу многолетней привычки – нахмурился. Он решительно не понимал, что происходит, и чем он в этот раз обидел прекрасную и сострадательную (пусть и внешне суровую) девушку, но был заранее собой недоволен. Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Старательно удерживая на лице грустное выражение, мысленно Беа откровенно веселилась над озадаченностью короля, и уже даже начала находить его показную суровость в известной степени милой. – Ты совсем за собой и своим здоровьем не следишь. – Стараясь звучать достаточно грустно продолжила девушка. – И нет бы зайти ко мне, я-то как лекарь по долгу службы об этом должна заботиться… Так даже не зашел. Самой пришлось идти. Одной в ночи! Торин совсем растерялся. Открыл рот, силясь что-то сказать, но слова не шли. Снова закрыл. Беатриче театрально прижала ладонь ко рту, будто сейчас заплачет, на самом деле искренне боясь рассмеяться и обидеть своей игрой, столь доверчивого к хитрым женщинам, короля. – Так я же все как ты велела. Пришел… Швы снял… – А волосы? – Сразу же оживилась девушка. – А что с ними? – Вот все-то надо объяснять… Бесцеремонно схватив все еще немного заспанное величество за руку, Беа двинулась в сторону кресел у камина. Усадила Торина в одно из них, а сама встала за его спиной и по привычке властно уложила руку ему на плечо, не позволяя встать. Достала из кармана прихваченную с собой расческу. Торин мысленно радовался, что сразу после снятия швов наконец-то вымыл волосы – хоть теперь они и пушились, а всяко лучше того, что было. Он смотрел на язычки пламени в камине и уже будто бы и привычно млел под нежными девичьими руками, что старательно и аккуратно разбирали ему волосы. Все расчесав, Беа принялась ласково массировать кожу головы – Торина понемногу отпускала из своих тисков головная боль от постоянного ношения королевской короны. Он задремал, и очнулся только от резкого щелчка бусины, закрепленной на заплетенной на Ториновой голове косичке. В неверии распахнув глаза он завел руку назад и ощупал косичку. Затем перекинул ее на плечо и внимательно рассмотрел свадебное плетение и изумрудную бусину на конце. Беа же тихо над ним хихикала. – Это что же… – Сватаюсь я к тебе, ваше величество. – Ко мне? Так я же… – Что – ты? – С мягкой улыбкой Беа подошла ближе. – На мой взгляд ты – чудесный гном и мужем будешь мне хорошим. Или я тебе не нравлюсь? – Кокетливо уточнила она. – Очень нравишься. – Смущенно пробубнил Торин. – Так в чем же дело? Она присела на широкий подлокотник его кресла, и будто невзначай прижалась к его боку стратегически важными округлостями. Торин поднял на нее свои невозможно-синие глаза, а затем вдруг очень тихо и грустно сказал: – У меня талия слишком уж тонкая для гнома. Беатриче в неверии широко распахнула глаза. И об этом суровый великий воин так беспокоился все это время? Снова запустив ручку в его волосы, она наклонилась и прошептала ему на ухо: – Мне и так нравится. Но если хочешь – могу попробовать тебя откормить. – Бороду я отращивать не буду. – Снова попробовал Торин. – На мне длинная плохо смотрится. – Что ж… – Беа пожала плечами. – Так мне будет удобней тебя целовать. Против воли снова расслабившись под знакомыми руками, король выдал ей свой последний аргумент: – И нос у меня тонкий. – Не беспокойся, – улыбнулась она, – и это мы придумаем как применить. И залихватски ему подмигнула.***
На следующее утро Торин проснулся в гостиной все в том же кресле. Боясь, что все ночные разговоры были только сном он первым делом после пробуждения проверил свои волосы. Косичек было целых пять – и все с изумрудными бусинками. Торин вновь восхитился своей теперь уже невестой – мало того, что красивая и умная, так еще целеустремленная. Идеальная выйдет королева для гномов! Еще через пару месяцев Торин проснулся уже женатый. И с того дня каждое утро ее величество заплетала ему брачную косу, а Торин старательно делал вид, что не ждет этого даже больше, чем она сама. А еще через пару лет у Торина и Беатриче родился сын. Такой же синеглазый и упертый как его отец. И тоже с тонким носом. Но к тому времени ее величество наловчилась делать грозное лицо даже лучше, чем ее муж, и маленькому Даину никто ни разу не посмел сказать, что какой-то он неправильный гном. Только кузен его матери, в честь которого юного Даина и назвали, нет-нет да похохатывал, глядя на маленькую копию Торина. И каждый раз рыжий властитель Железных Холмов думал о том, что никогда он дураком не был и верно решил все про династический брак.