And the Universe said: “You Are Loved”

Вспышка на солнце — тёплая, измученная, но такая яркая — пронзает гиперфокусировку Майлза. Это единственное предупреждение, которое он получает, прежде чем Мигель сталкивается с ним, обхватывает рукой за горло и крутит их в воздухе, используя инерцию. Но уже слишком поздно. Майлз и Мигель пролетают сквозь разрыв во Вселенной-928. Она захлопывается за ними. У Майлза вырывается рычание, он шокирован — как он смеет пытаться остановить его! Кто впустил эту солнечную вспышку?! Смотрите! Он пошёл за ним! Солнечная вспышка последовала за ним! — эти мысли наполняют его до краёв. Количество эмоций только злит его ещё больше. Они сбиваются с курса, дрейфуя в космической паутине между Вселенными. Мигель рычит в ответ, губы и клыки задевают щёку Майлза. Майлз сопротивляется и запрокидывает голову, его когти хватают каштановые локоны и тянут. — Остановись! — требует Мигель. — Нет! — ревёт Майлз. (Майлз — существо Иное, существо, которое не подчиняется законам Вселенной — он не позволит этому человеку остановить его) Воздух дребезжит, а паутина дрожит от голоса Майлза. Сердце Мигеля колотится о спину Майлза. Его ритм тоже сбивается. Вслед за этим изменением в поведении Майлз извивается в руках мужчины. Он хватает Мигеля за плечо, крепко и непоколебимо, в то время как сам практически поворачивается, чтобы оседлать мужчину, держащего его, пока они летят через Промежуток. (Отражение первого столкновения) (Как мы сюда попали?) (Непреодолимая сила. Неподвижный объект) — Ты должен был отпустить меня, когда у тебя был шанс, — выплёвывает Майлз, его глаза горят, выражение лица холодное, он приближается к лицу Мигеля, обнажая клыки. Нечто высвобождается из него — он нетерпеливый и такой же злой. Он набрасывается, границы Вселенной рассеиваются, чтобы умерить его существование. (Главный хищник становится жертвой) Майлз — существо Иное. Инаковость, которую невозможно сдержать. Вокруг них целое световое шоу — яркий солнечный свет, великолепный и трепетный. — Почему ты просто не хочешь просто послушать!? — рычит Мигель перед лицом бесконечности. Он — спонтанность молнии во время грозы, неистовый порыв ветра, свирепый удар волн океана по разрушенным утёсам. Чудо восхода солнца, освещающего вершины высоких гор, снег, мерцающий в утреннем свете, роковая красота бесплодных ледяных ландшафтов и замёрзших рек. Презрение расплавленной лавы. Сама жизнь, которая всегда найдёт способ процветать. Адаптируемая, неукротимая и неудержимая сила. Всё это конденсировалось внутри Майлза Моралеса на протяжении четырёх лет, лишь изредка вырываясь наружу. — И позволить моему отцу умереть? Никогда! — рычит Майлз в ответ, сотрясая саму структуру Мультивселенной, — Не стой на пути перед существом, которое любят и которое любит, и не требуй, чтобы я позволил боли и страданиям постигнуть тех, кого я люблю! — Потеря не определяет тебя! — продолжает он нос к носу, расплавленное золото сливается с кроваво-красным, — Вот почему ты застрял в этом, Мигель О'Хара. Вот почему ты проигрываешь снова и снова, снова и снова — ты гноишься, ты разрушаешься! Ты видел поражение и считал его неизбежным. Вот почему ты проиграл! Майлз запрокидывает голову, затем опускается вниз, впиваясь ртом в шею Мигеля; его клыки прокалывают кожу, и рот наполняется кровью. (Его сущность просачивается в Мигеля, она проникает под плоть и мышцы; она пробирается в кости и оседает в самом его мозгу. И это обжигает. Горит ярко, как солнце, как солнечная вспышка, которая и является Мигелем О'Харой. «Смотри!», хочется закричать Майлзу. «Посмотри, кем ты мог бы стать!») Руки Мигеля сжимаются, его когти раздвигают наниты костюма, помечая Майлза, закрепляя их родственные души кровью. (Помечая Майлза так, как никому другому никогда не удавалось — так, что какая-то его часть ликует и радуется этой гармоничной песне между двумя существами, которым было суждено встретиться) (Помечает его так, что Майлз с радостью будет носить эту метку в себе всю оставшуюся жизнь) … Солнце и его Вспышка, плывущие по течению в космических сетях Жизней и Судеб, не желающие сдаваться и не желающие принимать слова друг друга. Но это не имеет значения. — Потеря не определяет тебя, — повторяет Майлз. На этот раз его тон мягкий, нежный и извиняющийся, — Не нужно бояться попробовать. Сочувствие — это то, чему Рио и Джефферсон Моралес учили Майлза. Это основной принцип, которым он живёт. Лоб ко лбу, их губы и зубы в красных пятнах, Майлз обхватывает челюсть мужчины, его большие пальцы легко касаются щёк Мигеля. Когти втягиваются, большая, покрытая кровью рука держит его твёрдо, а другая ложится на бедро, демонстрируя идеально контролируемую силу в напряжённых мышцах. Они дышат вместе. Вместе, как солнце и вспышка, они проливают слёзы — слёзы потери, боли, вины. Майлз плачет, потому что чувствует, чем обременён Мигель, чувствует, что мужчина носит внутри, чувствует, как Мигель копил всё в себе, пока это не начало разъедать его изнутри, и даже тогда не позволил себе отпустить это, не позволил себе исцелиться. Потому что он верит, что заслуживает этого. Но он не заслуживает. (Вот в чём разница между Майлзом и Мигелем) — Это нормально — просто продолжить двигаться дальше. Простить себя. Жить своей жизнью, — тихо бормочет он, наблюдая, как Мигель быстро моргает, — Это не должно определять тебя. Живи так, как они бы того хотели — ты чтишь их память, отдавая всего себя, пытаясь стать лучше. Никогда не забывай о них и двигайся дальше. Мигель вздыхает. Ему тяжело это вынести. — Майлз, — бормочет он сдавленным болью голосом. — Отпусти меня, — шепчет Майлз, — Позволь мне бороться за то, что я люблю. — Кто ты? — вместо этого спрашивает Мигель. В неподвижном пространстве, в тишине, которая является великой космической паутиной, голос Мигеля нежный. Он прерывистый и озадаченный. В нём слышится надежда и нетерпение. Мигель О'Хара — человек науки; он стремится понять всё, что может. Рационализировать всё, что видит. Сейчас он ничем не отличается. Майлз издаёт тихий смешок, губы растягиваются в улыбке, в уголках его глаз появляются морщинки. Его ореол — небытие — калейдоскоп бесконечности, и он мерцает. — Хотел бы я знать, — признаётся он, голос такой же мягкий, нежный, задумчивый, — Я просто... Другой. Я вижу многое, я могу делать многие... вещи, на которые я не должен быть способен. Меня укусил паук, который путешествовал по измерениям. Нечто изменило меня и сделало меня чем-то большим. И я стал таким. Майлз прижимается лицом к плечу Мигеля, а Мигель утыкается носом ему в ухо. Их дыхание синхронизировалось. Солнце и его Вспышка в гармонии. Они чувствуют всё, но в то же время ничего. — Меня это не пугает, — добавляет Майлз, — Я всегда чувствовал, что это правильно. Я уверен, что так и должно было быть, но теперь я могу слышать и видеть гораздо больше. То, чего я не должен был уметь. Вот почему я должен попробовать. Потому что я могу. Мы все можем. Всё может получиться, или нет. Провалы случаются, но они не являются неотвратимостью. От этих слов его пробрала дрожь, они напомнили ему о Таносе. Майлз никогда не забудет этого монстра, не после того, как он преследовал его месяцами. Так много за последние несколько лет было связано с Таносом и защитой не только Земли, но и целой Вселенной. Теперь, когда у Майлза появилось ощущение покоя, Пятно решил сделать свой ход. И у него снова отняли покой. Но Майлз не может найти в себе сил злиться, не тогда, когда есть более важные вещи — его папа, Мигель и то, как и почему именно он вызывает у него такую реакцию, почему Мигель делает с ним что-то странное. С другой стороны, Майлз предпочитает относить эти вопросы к вещам, которые он никогда не поймёт. Мигель подаёт знак согласия, и Майлз мягко улыбается. Он целует Мигеля в плечо в молчаливой благодарности.