Сквозь льды и бураны

      В Меропиде время течёт своеобразно: там нет ни солнца ни луны, ни дня ни ночи и, кажется, всё бытие сливается в один огромный ком, который медленно тянут резиной сначала в одну сторону, затем в другую. И так до бесконечности.       Но Ризли к подобному уже давно привык. За год, проведённый в ссылке под водой, приспособиться пришлось ко многим вещам. К кулачным боям, купонам, компании шумных мужчин и женщин, что как и он отбывают наказание в этом Лимбе.        Сейчас, однако, это видится обыденностью. Однотонная рутина повторяется и повторяется, лишь изредка удивляя какими-то сюрпризами. По типу дебоша нового узника.       Но это была абсолютная крайность. И, на удивление многих людей снаружи, все преступники ведут себя тихо и прилично.       — Иди уже давай! — От души рявкает кто-то за стенкой, совсем близко к его комнате. Столь раздражённый тон вынуждает Ризли напрячься. И отвлечься от кропотливой починки механических перчаток. — Эй, пацан, принимай соседа.       В широком проёме рисуется надзиратель. Ризли раньше его не встречал, но это и нормально — работники здесь меняются крайне часто.       Надзиратель волочит за шкирку неизвестного юношу, и единственное, что Ризли мог сказать наверняка — они с ним ровесники. В мрачной тени коридора сложно разглядеть в новеньком особые приметы. Разве что белую макушку.       Но когда парень полностью выходит в лучи тёплого света от лампы, Ризли может внимательно рассмотреть его. И отметить некоторые странности.       Он помятый. Худой, покрытый страшными гематомами, с израненными руками. Болезненно розовыми белками в глазах и бледной кожей. И биркой в правом ухе.       Сдаётся, перед Ризли возвышается и не человек вовсе, а ходячий мертвец. Труп, который вырвался из лап самой смерти.       — Он ни слова ещё не произнёс, даже на суде в молчанку играл. — Продолжает меж тем надзиратель, подталкивая бедолагу дальше, вовнутрь комнаты. — Парень —настоящий псих. Целую шайку каких-то сектантов перебил, прикинь?        И поэтому вы подселяете его ко мне, проносится в голове Ризли. Но вслух это транслировать он не намерен. Ответ на его претензии всё равно будет один: «Мне некогда слушать твоё нытьё, шкет». А потому лучше не возникать лишний раз. Тем более, что пока у него самого в этом месте нет ни репутации, ни влиятельных знакомых.       — Вот-вот, сам сперва не поверил. Но говорят, что месиво было то ещё. — Добавляет надзиратель, видимо, считая молчание Ризли за акт недоверия. — Ты поаккуратнее с ним. Он хоть и ведёт себя покладисто, но мы не знаем, что в башку взбредёт этому придурку.       — А он точно здоров? — Решает подать голос Ризли. Эту деталь стоит уточнять сразу. Он не горит желанием заражаться какой-нибудь чахоткой, лихорадкой. — Как будто помрёт скоро.       — Я-то откуда знаю? — Недовольно цыкает надзиратель, насильно усаживая юношу на соседнюю от Ризли койку. Конечно, обсуждать детали кровавого дела всяко интересней, чем пробегаться по мелочи жизни. — Идёт, не жалуется. Значит здоров. А если будет фонить, пусть тащится к Сиджвин. Буду я ещё здоровьем каждого интересоваться, как же.       Надзиратель сплёвывает себе под ноги, а после хмуро бредёт к выходу. Ризли глубоко вздыхает. С таким настроем он тут явно долго не проработает. Уж больно не любят здешние обитатели выскочек с манией величия. Таких на место быстро ставят.       Но сегодня на повестке дня иные планы. Новенький, растерянно восседающей на кровати, словно птичка на перекладине. Морально истощённый и отстранённый. Верно блуждает сейчас где-то в завитках своего разума, прокручивая в мозгу один и тот же момент.       Момент убийства.       Ризли знакомо это состояние. Много месяцев назад он так же, как и он, жался к изголовью койки, пытаясь забыться и погрузиться в грёзы, где не было чувств, эмоций, ощущений. Реальной картины мира.       Но, увы, удалось ему это не с первого раза. И этому мальчику — вне сомнений — тоже придётся несладко.       — У тебя есть имя? — Ризли спрашивает больше для справки, чем из искреннего любопытства.        Но юноша молчит. Даже не смотрит на него. Только бирка с написанными на ней непонятными цифрами покачивается туда-сюда. С каждым его невесомым вздохом. Какая мерзость. Клеймо висит, как на скотине. Что существует лишь для убоя.       Ризли не пытается вытянуть из него информацию. Всё равно это бесполезно. Парнишка, вероятно, пребывает в шоке и ему не до глупого трёпа. Ризли по себе это понимает.        Да и к тому же это совершенно не касается его. Завтра Ризли ждёт много работы. А уж ей безразлично, хорошо ли ты спал. Как гласит одно из главных правил в Меропиде: не поработаешь — не поешь.       Ризли в последний раз глядит на новенького, продолжающего сверлить пол разноцветными красно-чёрными глазами. А после тушит керосиновую лампу. И ложится в постель, погружаясь в беспокойный сон.