Подойдя ко мне, Благородная дама вскрыла мне грудь
И на страдающем сердце написала золотыми буквами
Свое имя,
Чтобы оставить его там навеки
Джованни Боккаччо «Любовное видение» (1342)
Солнечным декабрьским утром около десяти тридцати утра автомобиль подкатил к пристани в Саутгемптоне, из него выскочил необычный человек. Люди, ожидая посадки на лайнер класса «Олимпик», поглядели на него с любопытством. Причин тому было две: он был азиатом и на нем была огромная бобровая шуба до пят, которая распахивалась при каждом шаге, обнажая шикарный костюм цвета слоновой кости. Третьей причиной, заставившей дам не сводить с него глаз, а их сердца биться чаще, была невероятно привлекательная внешность прибывшего. Человек бросил несколько слов слуге, который вытаскивал из автомобиля чемоданы, а сам летящей походкой направился к двум господам, которые очевидно посмеивались над всем этим представлением. Один из них был в черном костюме, черном же пальто и шляпе хомбург, его длинные темные волосы спускались на плечи крупными волнами, а другой — в сером костюме и графитовом пальто, с такими же темными волосами и немного детским лицом. — Добрый день! — воскликнул человек, обнимая двоих разом. — А ты не можешь не привлекать к себе внимание, Тэхен? — проворчал тот, что был во всем черном. — Все остальные прибыли полчаса назад специальным поездом из Ватерлоо. — Да ладно тебе, Чонгук-и! Не будь такой букой! — весело отозвался Ким Тэхен, самый молодой миллионер-азиат, которого только видел английский свет. — Я просто не мог так быстро оставить прекрасного Мишеля в холодной постели в одиночестве. Он не хотел меня отпускать. — Ты все еще не бросил этого русского медведя? — фыркнул господин в сером костюме, опираясь на трость. — Он великий князь, Чимин, а не медведь, — резко оборвал его Тэхен. — К тому же смотри, какой подарок мне сделал милый Миша. Он выразительно повел плечами, демонстрируя шубу. Чимин закатил глаза и обратился к слуге Тэхена, Арчибальду Уилксу, чтобы тот не забыл занести на борт и его чемоданы. — Это ты нас затащил на этот монструозный лайнер, а сам опаздываешь, — вновь вмешался Чонгук, который ненавидел опоздания и ожидание. Он раздраженно оглядывал людской поток, спешивший подняться по сходням, пока они трое топтались на пристани. — Ладно-ладно! Да-да-да, я вас волоку с собой, но я за все и плачу! — похлопал его по плечу Ким, извлекая откуда-то три билета первого класса. — Идемте, здесь прохладно. — В этой шубе ты мог бы спать на снегу, — хихикнул Чимин. Все трое стремительно поднялись по широким сходням, на палубе Тэхен предъявил одному встречающему стюарду билеты, а другой записал их имена. — Господин Ким, вам на палубу В, — услужливо подсказал стюард, хотя в его маленьких глазках сквозил намек на презрение. Хотя, возможно, это только мнительному Чимину так показалось. Чонгук глядел в сторону, покуривая тонкую пахитоску, а Тэхен был слишком сосредоточен на своей персоне. — Каюта класса люкс номер два: гостиная, две спальни, гардеробная, ванная, туалет, персональная прогулочная палуба. — А кто занимает первую, вы мне не подскажите? Хочу заранее понять, с кем придется соседствовать. — Госпожа Кардеза с сыном, — тут же отрапортовался стюард. Тэхен разулыбался и переспросил: — С сыном? А сколько ему лет? — Тэхен, — прошипел покрасневший Чимин по-корейски, — не стыдно?! Ты только что вылез из постели русского князя! — Замолчи, — не переставая сверкать улыбкой, велел Ким. — Мишель остался на берегу, а мне нужно как-то развлекаться целую неделю. — Господину Томасу двадцать девять, сэр, — вклинился в их перепалку стюард. — Прекрасно! Спасибо! Какое чудесное соседство! Пока Тэхен расспрашивал стюарда, слуги уже перетаскали весь багаж в номер, который оказался действительно таким роскошным, как о нем и говорилось в рекламном буклете. Обставленный в стиле королевы Анны он больше походил на номер в роскошном отеле, чем на обычную каюту. — Ну и что мы будем тут делать? — спросил Чонгук, опускаясь на одно из кресел с шёлковой обивкой и деревянными подлокотниками около электрического камина. Он еще слегка ежился после стояния на ледяном ветру. — Да что угодно! — воскликнул Тэхен, кидая шубу в кресло. — В рекламе было сказано, что тут есть ресторан и кафе, бассейн и турецкие бани, даже спортзал. Мы отлично встретим Новый год! Поверьте мне! — И чего тебе вдруг взбрело в голову праздновать посреди океана? — Чимин присел на диван в самый дальний угол, подальше от Чонгука. — Почему бы нет? К тому же мне в любом случае нужно попасть в Америку. Там мы, — его глаза горели воодушевлением и алчностью, — будем делать бизнес. Это такое новое американское слово, недавно услышал. Очень хорошо отражает то, чем будут заниматься люди будущего. Не просто дело или производство, а именно бизнес — будем делать деньги, господа. — Думаешь, заработал еще недостаточно? — скептически вскинул брови Чонгук, снова закуривая. По каюте поплыл приятный табачный запах. Чимин дернул носом и поспешил прикрыться платком. К счастью, никто не обратил на это внимания. Слишком опасен был для него этот тонкий аромат, пробуждающий воспоминания. Он заставлял сердце, глупое и наивное, биться чаще. Чимин прикрыл глаза, борясь с желанием выскочить из каюты и морозным вдохом прогнать этот запах, как яд изгоняют из раны. — Дело не в деньгах. Вернее, не только в них, друг мой. Дело в азарте, в соревновании! В победе! — Тэхен как сумасшедший кружил по комнате, словно собирался начать свой бизнес прямо здесь и сейчас. Но он успокоился так же быстро, как и возбудился. — В Америке теперь настоящая жизнь, Чонгук-и! — Я бы предпочел греться на берегу моря, а не морозиться посреди ледяного океана. Дом на Корфу пустует и скучает по мне. Там сейчас солнце, а не этот унылый английский туман. — Да-да, знаю я ваше веселье на Корфу. Чимин целыми днями сидит на берегу или валяется в гамаке, будто пытается стать мавром. А ты шатаешься по горам и рисуешь. Очень весело! Ну уж нет! Не позволю я вам вот так бездарно проводить молодость! Внесли последний из множества его чемоданов, и Ким обратился к своему слуге: — Арчи, вы не узнавали, во сколько отплываем? — Около одиннадцати тридцати, сэр, — ответил Уилкс, которого все остальные звали исключительно по фамилии. Но, как ни странно, чопорный английский слуга позволял своему хозяину такую фамильярность. — Отлично, — глянув на часы, сказал Тэхен. — Значит, посадка окончена. Пора идти знакомиться с соседями! — Ты серьезно собираешься приставать к сыну госпожи Кардезы? — Я его еще ни разу не видел, Чимин, поэтому пока сложно сказать. Вдруг он редкостный урод? Или грубиян? К тому же я подумывал о том, чтобы на следующие несколько недель окунуться в объятия какой-нибудь очаровательной мисс или миссис, а может даже леди. — Фу, — поморщился Чонгук, у него вообще с самого утра было дурное настроение. Хотя Тэхен бы сказал, что дурное настроение у него последние полгода. — Вы не понимаете. Все, кто путешествует первым классом, и так знают друг друга, если не напрямую, то через друзей. Только вы и я здесь белые вороны, нувориши, а это плавание — наш лучший шанс войти в закрытое элитное сообщество. Это как тайный клуб! Пропуск совсем в другой мир глубоких связей и старых денег! Так что мне пора! — сообщил Тэхен, накидывая на плечи шубу. — Арчи, разложите, пожалуйста, мои вещи. Господа, спален только две, я займу правую. Вы ведь не возражаете, чтобы вдвоем ночевать в левой? Чимин и Чонгук одновременно открыли рты, посмотрели друг на друга и промолчали. Чонгук только хмуро кивнул, стряхнув пепел в стеклянную вазочку на низком кофейном столике с изогнутыми ножками приятного медового цвета. — Не думаю, что вы собираетесь кого-то приводить, так? А мне может и повезти, — улыбка у Тэхена была самая пошлая. Он вышел, а Чимин увязался за ним. На палубе было ветрено. Ким, закутавшись в шубу по самые уши, остановился у борта, наблюдая, как рабочие готовятся отдать швартовы. Чимин плотнее запахнул пальто и намотал шарф. — Зачем ты так? — после недолгого молчания спросил Пак. — Ты же знаешь, что я не могу… с ним. — Я думал, все прошло, — серьезно заметил Тэхен. — Ты же сам, когда соглашался на поездку, сказал, что все в прошлом. Отгорело и нет. — Конечно! — поспешно согласился Чимин. — Конечно, отгорело. Они трое были друзьями с самого детства. Жили рядом, учились вместе и проводили все свободное время за мальчишескими играми. К огорчению матушек и нянек, возвращались домой затемно, перепачканные травой и пылью, с ободранными ладошками и разбитыми коленками. Детство и отрочество пролетало беззаботно и весело, пока им не пришлось расстаться: Чимина и Тэхена отправили в Британию изучать экономику, а Чонгука — во Францию осваивать военное дело. Бесконечные письма носились по Европе по несколько раз в неделю. Тэхен быстро разочаровался в учебе и бросил университет, чем почти довел отца и мать до могилы. Но его дело по золотодобыче в Африке быстро пошло в гору, принеся и без того состоятельной семье небывалое богатство. А когда учеба окончилась, они трое вновь собрались вместе в доме Чонгука на греческом острове Корфу. И все было, конечно, как и описывал Тэхен: шезлонги, солнце, море и прогулки по горам. Но для Чимина все было иначе. Он помнил Чонгука подростком со слишком крупным носом и маленькими глазками, узкими плечами и такими длинными руками, точно какой-то силач вытянул их книзу до самых колен. На острове их встретил мужчина, широкоплечий и высокий, с черными волосами до плеч. В первую секунду Чимин даже позавидовал — сам-то он так и не вырос. А потом мужчина заговорил, улыбнулся белозубо и посмотрел прямо в глаза, и Пак понял, что пропал, потерялся в нем. Тэхен каждое утро сбегал в город, искал каких-то новых знакомств и ощущений, а они, оставшись наедине, словно не могли надышаться друг другом. Гуляли по скалам, плавали, ныряли за ракушками и без конца разговаривали, точно не было этих тысяч писем, посланных друг другу через Ла-Манш. Большое, сильное тело Чонгука в морских брызгах, когда солнце словно поджигало их, заставляло Чимина трепетать. Он открывал для себя нового Чона, более взрослого, более замкнутого, но по-прежнему веселого и отзывчивого. Пак влюбился прежде, чем смог себя остановить. А когда вдруг осознал, что Чонгук невольно и ненамеренно похитил его сердце, то ужасно испугался. Черкнув Тэхену короткую записку, Чимин сбежал обратно в туманный, дождливый Лондон, где, как он надеялся, ростки любви замерзнут в английском холоде. С тех пор минуло полгода, Чимин поступил на работу в газету, стал писать и больше пить. Образ Чонгука подернулся серой пеленой, словно кто-то опускал один полупрозрачный газовый занавес за другим. Он полагал, что почти здоров. Но сегодняшним утром что-то в сердце вновь всколыхнулось, словно запертая под коркой льда вода. — Так чего же ты тогда боишься оставаться с ним? — ехидно спросил Тэхен, доставая его из воспоминаний. — Не боюсь, — по-детски надул губы Чимин. — Просто не хочу. — Ладно, — Ким обнял его за плечи, — если будет совсем невмоготу, приходи ночью ко мне. Обещаю — не прогоню. Отдали швартовы, крепившие нос и корму к мощным береговым тумбам. Шесть буксиров оттянули корабль от причала и вывели его в фарватер реки. Где-то в глубине мощного металлического тела заработали двигатели, и лайнер пошел через док своим ходом. Постепенно оставались позади другие корабли, причал и берег. В этот момент Чимин осознал, что на целую неделю заперт с Чонгуком. В каюте Уилкс удалился в спальню Тэхена, а Чонгук спокойно докурил очередную пахитоску, а затем стремительно вошел в комнату, которую ему предстояло делить с Чимином. Их чемоданы, еще не разобранные, лежали на кровати. Чонгук открыл один из них, перебрал вещи, вытащил тонкую белую хлопковую рубашку и вдохнул аромат парфюма. И запах словно осел на пальцах, на щеках и шее. Он прикрыл глаза, вспоминая: жаркое солнце в чистом, будто умытом небе, обжигающий песок, в котором утопают пальцы ног, и смех. Так много смеха, глаза, похожие на полумесяцы, самые прекрасные глаза на свете и самая лучшая улыбка. Чонгук отбросил рубашку, как ядовитую лягушку, и захлопнул чемодан. Ничего не было, ему все показалось. То лето было лишь иллюзией, прекрасной сказкой, которую он сам придумал и поверил в нее. Чон вернулся в гостиную, помассировал виски и решил, что ему нужно выпить. Может быть, он сможет напиться так, что проведет все чертово плаванье в забытье. Чимин поплелся за Тэхеном в курительную комнату первого класса на палубе А, но там ему быстро наскучило. Слишком много табачного дыма и разговоров о политике. За одним столом говорили о революции в Португалии и создании республики, о том, что новое правительство так же нестабильно, как и старое, и как это повлияет на дела в Африке. За другим — о войне на Балканах и вторжении итальянских войск на территорию Турции. Чимину показалось, что у него сводит зубы от такой серьезности. Поэтому он, извинившись, оставил Тэхена, который был поглощен беседой со знаменитым филадельфийским банкиром. Пак прошел по палубе, зябко ежась. Лайнер мягко скользил по водной глади с удивительной быстротой. И почему Тэхену нравится общаться со всеми этими промышленниками и толстосумами? Оттого лишь, что им все равно: азиат он или нет? На них троих всегда смотрели косо, как бы хорошо они ни говорили по-английски и по-французски, как бы хорошо ни учились. Для большинства они оставались туземными аристократами, у которых черт-те что на уме. Но современные миллионщики не смотрели на цвет кожи и происхождение, прежде всего они ценили состояние и умение делать деньги. А Тэхен сполна владел и тем, и другим. Пусть, стюарды и слуги смотрели на Кима с плохо скрываемым презрением, но большие воротилы, быки, знали, кому жмут руку. Чимин вздохнул и потер руками в перчатках заледеневшие уши. Ничего не поделаешь — нужно возвращаться в каюту. Если он так и продолжит гулять до вечера, то заработает пневмонию или ангину. Или стоило отправиться в салон, выпить бренди, сыграть в бридж? Остановившись в нерешительности, он заметил у борта высокую фигуру в черном, походившую на мокрого грача. Ноги сами понесли Пака вперед, прежде чем он успел подумать. — Чонгук, — останавливаясь в двух шагах, позвал Чимин. Мужчина обернулся и хмуро кивнул. «Интересно», — подумал Пак, оглядывая пальто Чонгука, — «по-прежнему у него в кармане есть браунинг?». Чон последние пару лет почти не расставался с маленьким лёгким пистолетом. Считал это разумной мерой предосторожности. Утром они встретились на вокзале в Ватерлоо, и ростки прежних чувств ожили в сердце Чимина, пусть он и скрывал это от самого себя. Нипочем им оказался ледяной лондонский дождь и порывистый ветер. После приветствия Пак улыбнулся ему нерешительно, но Чонгук был холоден и отстранен. Они перебросились несколькими фразами о погоде, а затем всю дорогу молчали. Чимин время от времени ловил на себе чужой взгляд, но не решался заговорить. А на пристани вдруг будто треснул лед, и они, как в прежние времена, вместе подначивали и дразнили Тэхена. А Чимину стало и страшно, и радостно. — Ты тоже заскучал в каюте? Не лучшее время для прогулок. — Наверное, — пожал плечами Чонгук. Чимин стушевался, покачался с пяток на носки, пожевал пухлую нижнюю губу. — Глупо, что Тэхен потащил нас за собой, да? У него дела в Нью-Йорке, а нам там чего делать? — нашелся он и робко улыбнулся, но под тяжелым взглядом Чонгука тут же сник. — Ты злишься на меня? — Кто мы друг для друга по-твоему? — Друзья, — пролепетал Чимин. — Друзья? — зло переспросил Чонгук и процедил сквозь зубы: — Друзья не убегают, не сказав ни слова! Не исчезают, не оставив адреса! Друзья не скрываются в проклятом Лондоне так, чтобы их невозможно было найти! Друзья не игнорируют десятки писем с извинениями и просьбами объяснить, что случилось! — Прости, — выдавил Пак, сдерживая слезы. — Прости, я плохо поступил, я знаю. Это все потому… потому… Но он не мог произнести настоящую причину вслух, а врать Чонгуку не умел и не хотел. Он отступил, повернулся, чтобы уйти, но тут Чонгук поймал его. Чимин посмотрел на свою маленькую ладонь в его большой руке и весь сжался, задрожал. — Чимин, — произнес Чон с укоризной и чем-то еще, похожим на… нежность? Пак заморгал часто-часто и поднял глаза. — На Корфу… помнишь хлеб, козий сыр и молодое вино? Они там и сейчас есть, они будут ждать тебя в любое время… Чимин кивнул, закусив губу, и быстро ушел, не услышав, как Чонгук договорил: — Как и я. В любое время. Пак вбежал в каюту, захлопнул за собой дверь спальни и, как был в пальто и шарфе, упал на кровать и зарыдал, горько и безутешно, как в детстве. Воспоминания о мимолетном летнем счастье иглами пронзали сердце. Слишком они были свежи, слишком близки, но так недоступны. Он будто бы протягивал руку к чудесному оазису в пустыне, а тот оказывался лишь миражом. Чувства к Чону были штормом, который Чимин разглядел давным-давно, и все же направил свою лодку прямо в сердце бури. И теперь оставалось лишь смириться с тем, как его кружит в водовороте и швыряет о скалы. Он изранен, он кровоточит, но не делает попыток выплыть, а ждет и ждет, пока волна сама выплюнет его на берег. А Чонгук надолго, хуже, если навсегда, застрял у него в сердце. Чимин не знал, сколько провалялся на кровати, слышал только, как понятливый Уилкс выпроваживает прислугу. Наверняка приходили узнать, почему господин Пак не пришел на ланч и не стоит ли подать еду прямо в каюту. Есть не хотелось. В основном, хотелось удавиться и никогда больше не показываться Чонгуку, который явно что-то заподозрил, на глаза. Чимин скинул пальто и шарф в кресло, поплескал в лицо водой из умывальника и велел себе не валять дурака. Он прожил полгода в Лондоне совсем один, неужели не протянет неделю на дурацком корабле? Пак выглянул из спальни и попросил кофе, затем вытащил из одного из чемоданов печатную машинку. Последнее время он почти не расставался со своим Ремингтоном, увлекшись писательством даже сильнее, чем книгами. Чимин сел писать, заполняя листок за листком, наполняя их своими чувствами, своими воспоминаниями. Кофе остыл, небо за окном стало свинцовым, и Пак очнулся, когда Тэхен и Чонгук пришли переодеться к ужину. Стоило Чону войти в каюту, как Чимин подскочил и заметался, как школяр, застуканный за списыванием. Он сунул листы в картонную папку, которую спрятал среди книг, выбежал вон и забился в кресло в спальне Тэхена. — Мы собираемся в ресторан, — оповестил его Ким. — Ты с нами или так и просидишь всю неделю со своими книгами, как какой-нибудь средневековый инок? — С вами, конечно, — вздохнул Чимин, разглядывая серые облака в просвете между портьерами. — В этом? — Тэхен окинул презрительным взглядом его скромный костюм. — Я тебя такого туда не пущу. Чимин скорчил ему физиономию и покинул спальню, благо слышал, как хлопнула дверь — Чонгук ушел на палубу. До ресторана пришлось добираться неэлегантной рысцой, к вечеру совсем похолодало и даже короткая прогулка по палубе грозила отмороженными носами и щеками. Зато в огромном помещении, оформленном в помпезном георгианском стиле, было тепло и очень светло. За столиком, где их разместили, собралась пестрая компания: адъютант президента США Тафта, странствующий знаток борзых, сын трамвайного магната из Филадельфии и еще один делец, связанный с рельсовым транспортом. Адъютанта и магната сопровождали жены, а знатока борзых — сестра. Чимин ожидал, что Тэхен, по своему обыкновению, начнет флиртовать со всеми подряд, легкомысленно шутить и заставлять его участвовать в разговоре. Но Ким завел серьезную беседу с трамвайным королем, поэтому Пак сосредоточился только на своей тарелке. Подавали бифштекс с маленькими грибами и гранатовыми зернами. Чимину мерещился вкус пепла во рту, но он уже не удивлялся: вся пища казалась безвкусной последние полгода. Он пригубил прекрасное выдержанное вино, совсем не похожее на ту густую виноградную кровь, что они пили на Корфу. Чимин бросил короткий взгляд на Чонгука и тут же себя одернул — хватит мечтать о несбыточном. Звучала музыка, разговоры и смех. Еда была приятной на вид и, вероятно, на вкус, но Чимин ждал только того времени, когда будет уже удобно уйти, не вызвав вопросов. Прозвенели часы, он поднялся, пожелал всем доброй ночи и удалился. В каюте Чимин переоделся, завернулся в пару одеял — в комнате было зябко — и улегся поближе к стене, заставляя себя заснуть прежде, чем вернутся Чонгук и Тэхен. Чонгук гипнотизировал спину Чимина, когда тот уходил. Но взгляд его остался незамеченным, как все брошенные украдкой в этот вечер взгляды. Он ругал себя последними словами, останавливал, заставлял думать о другом и слушать глупые ненужные разговоры о бизнесе, и все время возвращался к Чимину. Чонгук словно делал мысленные фотоснимки. Тонкая маленькая рука держит вилку, другая разрезает ножом кусок мяса. Пухлые губы расходятся в улыбке. Желтоватый свет дрожит на черных волосах. Кусочек мяса исчезает между белыми зубами. Короткое жевательное движение и снова улыбка. Не для него, не для Чонгука, а какому-то незнакомцу. Бокал виски кончился слишком быстро, и Чонгук постучал по краю, показывая налить еще. И следующего ему тоже оказалось мало. Он видел тревожный взгляд Тэхена, и как тот качает головой, но продолжал заливать в себя алкоголь. Первыми ушли дамы, а за ними тихо исчез Чимин, комната мерно, как на волнах, раскачивалась перед глазами. Мысли текли медленно. Неужели такой большой лайнер способен так подпрыгивать на волнах, как жалкая плоскодонка? В детстве они удили рыбу, сидя в маленькой лодке посреди пруда. Вода казалась коричневой от взбаламученного со дна ила. Солнце просачивалось через густую листву, окрашивая мир в зеленый и желтый. Тогда все было проще и понятнее. Чонгук тряхнул головой и потер виски. — Мне что-то нехорошо, — пробормотал он. — Позвольте откланяться, господа. Чонгук поднялся и покачнулся, схватившись за спинку стула. Тэхен был вынужден прервать беседу с магнатом и подхватить друга под локоть, чтобы помочь ему покинуть ресторан. — Что с тобой случилось? — набросился он на Чонгука, как только они оказались на палубе. — Почему ты так себя ведешь? — Как? — Чон оперся на перила и старался дышать через рот. — Ты позоришь нас перед этими уважаемыми людьми. Чимин сидел весь вечер, будто в воду опущенный, а ты напился как свинья. Я же вижу, что между вами происходит что-то, и мне это совсем не нравится. — Отстань, — еле ворочая языком, велел Чонгук. От холодного воздуха ему стало лучше, по крайней мере, качка кончилась. Тэхен всплеснул руками и возмущенно воскликнул, выпуская облачка пара: — За что ты его так ненавидишь? Что он тебе такого сделал, а? — Ненавижу? — Чонгук отвернулся от темного моря, тяжело и медленно вздыхавшего под тонким, почти прозрачным, туманным одеялом. Он оперся о борт, потому что стоять самостоятельно сил не хватало, зато теперь мог видеть Кима. — Ну да, ты такие на него взгляды бросаешь, что удивительно, как это Чимин еще не провалился в ад, где должен гореть. — Ты мне скажи, ведь он теперь только с тобой говорит. У Тэхена было нечитаемое выражение лица. Ледяной ветер трепал смоляные кудри, завивавшиеся крупными кольцами, и забрался под пиджак, но Ким не дрожал. Он сунул покрасневшие руки в карманы брюк. — Дай мне закурить. — Свое кури, — огрызнулся Чонгук, но полез во внутренний карман и протянул портсигар. Призрачный дымок заструился на ветру, точно тонкие ниточки. — Так ты что же не знаешь, почему он такой? — А ты знаешь? — недоверчиво спросил Чон, стараясь подавить желание взять Тэхена за грудки и вытрясти из него всю возможную правду о Чимине, как конфетки из пиньяты. — Разве вы не из-за его поступков в ссоре? — Тэхен сощурился, словно подозревал, что Чонгук хочет его обмануть. — Разве Чимин не заставил тебя себя ненавидеть? — Он молча уехал, вот и все. Оставил меня мучиться в неведении. Заставил перебирать осколки воспоминаний в попытках понять, что же я сделал не так. Ким покивал и глубоко затянулся. Его лицо было раздражающе самодовольным. Чонгук до боли сжал зубы, сдерживая гнусные слова, рвущиеся наружу. — Ты скажешь мне, в чем дело или нет? Тэхен глянул на него, пожал плечами, но на губах у него появилась коварная улыбка. То была улыбка змеи, которая готовится открыть пасть и проглотить целиком глупого кролика, прижавшегося от испуга к земле. Чону она была безумно знакома: с такой улыбкой Тэхен всегда замышлял очередную каверзу против учителей или родителей. Она возникала на губах, когда он решал обдурить какого-нибудь простофилю, обвести вокруг пальца наивного дурачка. В этот раз участь дурачка выпала самому Чонгуку. — Скажи мне, — Чонгуку показалось, что между белыми зубами мелькнул длинный раздвоенный язык, — что ты к нему чувствуешь? — Он мой друг, — без колебаний ответил Чон. Ветер был так холоден, что у него заледенели не только пальцы на руках и лицо, но и все тело. Казалось, мороз медленно подбирается к его сердцу, которое вот-вот покроется ледяной корочкой и замрет навсегда. — Правда? Тогда наш разговор не имеет смысла, — Тэхен махнул рукой и пошел по палубе в сторону кают. — Забудь. — Стой! Ким замер, а Чонгук догнал его и вцепился дрожащими пальцами в рукав пиджака. Тэхен перестал улыбаться, но Чон не видел сочувствия, появившегося на лице друга. Он смотрел только на дощатую палубу, на отсветы фонарей на полированном дереве. Выл ветер, клубы дыма вырывались из огромных труб, шумели корабельные венты. Большинство пассажиров лайнера давно разошлись по каютам, в салоне второго класса играли в карты и грелись ромом и виски, в радиорубке радист отщелкивал последние на сегодня послания, да впередсмотрящий не отрывал взгляда от горизонта. И никому не было дела до маленькой драмы, разрывающей чье-то усталое сердце. — Я… — заикаясь, решился наконец Чонгук. — Я… Может быть, он мне больше, чем друг. Тэхен притянул его к себе и обнял, поглаживая по сгорбленной спине. — Скажи мне правду, друг, и я тебе помогу. Скажи мне, что любишь его… Любишь? Чонгук только кивнул, но так и не смог произнести этого вслух. — Идем в каюту, а то я совсем замерз, — Тэхен обнял его за плечи. — Расскажу тебе, что нужно делать. Утром Чимин проснулся мягко, словно его вынесло нежной волной из воды на песок. Под щекой было что-то жесткое, но Пак давно так хорошо не спал. Он медленно приходил в себя, над ухом кто-то тихо похрапывал. Чимин замер, осторожно приоткрыл один глаз и чуть не вскрикнул, вовремя прикусив язык. Засыпал он у стенки, а проснулся, обнимая Чонгука. Не просто обнимая, а, положив голову на плечо, примостил макушку под чужим подбородком, закинул ногу и руку. Чонгук спал на спине, заложив одну руку за голову, а другой прижимал к себе Пака. Чимин осторожно, чтобы не потревожить, выскользнул из объятий. Хорошо, хоть они оба надели пижамы, а то получилось бы совсем неловко. Чимин на цыпочках направился в уборную, но на полпути обернулся. Чонгук был так красив, что Пак невольно протяжно вздохнул. Черные длинные волосы, совсем не по моде, очень ему шли, придавая таинственный, даже поэтический вид, словно он был пиратом или опальным дворянином из прошлого. Чимину хотелось бы остаться в постели и до самого завтрака накручивать темные локоны на палец, ведя неспешную беседу. Любоваться его безусым лицом, маленькой родинкой над губой. А лучше — приникнуть губами к той, что на шее. Природа вылепила Чонгука одновременно мужественным и трогательным. Сердцу стало слишком тесно в груди, Чимин поспешил уйти, будто этот громкий стук мог разбудить спящего. Чимин умылся и переоделся, накинул теплый халат и расположился в гостиной с книгой. Мерная вибрация корабля казалась ему успокаивающей. Но сердце, пробужденное близостью Чонгука, не желало успокаиваться. Взгляд скользил по строкам, но Чимин не находил в них смысла. Мысли, как туман, утекали обратно за закрытую дверь, где робкий розовый рассвет постепенно наполнял комнату светом. Чимин мог представить, как мерно и спокойно вздымается грудь Чонгука под тканью пижамы. А низкое солнце, обещавшее морозный день, ласкает его подрагивающие ресницы. — Доброе утро, — Чонгук возник на пороге спальни в пижаме и домашних расшитых туфлях с загнутыми носами, будто у арабского принца. Чимин вздрогнул и выронил книгу. Она жалко упала на ковер страницами вниз. Оба метнулись ее подобрать, столкнулись руками. Длинные пальцы сомкнулись на тонком запястье, Чимин тихо ойкнул, будто обжегся. Чонгук отодвинулся, отвернулся, брови дернулись, сошлись на переносице. — З-здравствуй, — возвращаясь на диван, все же сказал Пак. Чон выглядел чуть помятым после сна, но не угрюмым и отстраненным как обычно. Уши у него отчего-то были красные, и краска медленно спускалась по шее. — Как всегда предпочитаешь книги людям? Может, бросишь ее и сходим в бассейн? Там, говорят, и бани есть. Чимин, глядя на него круглыми глазами, удивленно открыл рот и ответил: — Эээм… Не сегодня, но спасибо за приглашение. — Как хочешь, — пожал плечами Чонгук. — А я схожу, можешь найти меня там, если передумаешь. Стоило Чонгуку скрыться, как Пак бросился в спальню Тэхена и снова забрался с ногами в уже знакомое кресло. Ким тоже уже встал и даже оделся к завтраку. Он сидел на банкетке перед туалетным столиком и глядел в большое зеркало. Массивная рама была украшена резными птицами и виноградными лозами. Тэхен проводил гребешком по идеально уложенным волосам. — Чонгук позвал меня в бассейн! — выпалил Чимин. — И что? — не проявил особого интереса Тэхен, даже не обернулся. — Он же почти не говорил со мной… с тех самых пор. — Может, наконец, перестал дуться? Вы, ей-богу, — Ким все же оторвался от своего отражения и посмотрел на Чимина, — как дети. Оба. — Ты не понимаешь! — Куда уж мне? — закатил глаза Тэхен, а Чимин обиженно надул губы и даже халат на груди запахнул плотнее. — Почему вы просто не можете поговорить как взрослые люди? К чему все эти дикие танцы? — Может, — едко сказал Пак, поднимаясь, — кто-то тут уже забыл о приличиях, но не я. Он мужчина, и я — тоже. Это недопустимо. Невозможно. — То есть это я такой бесстыжий, да? — Тэхен схватился за край столика. В его голосе пропала обычная игривость. — Так ты обо мне думаешь? Я думал, мы друзья, Чимин. — Прости. Нет, конечно, я так про тебя не думаю. Мы друзья, и я тебя люблю, но… Дозволено ли мне быть таким же свободным, как ты? Глядя вперед, я вижу только мрак. — Может, — Тэхен поднялся и подошел, погладил поникшего Чимина по плечам, — оглянешься вокруг и сможешь увидеть свет? Пак покачал головой. — Прости еще раз. Мне лучше уйти. — Чимин, — позвал Ким, когда тот уже был в дверях. — Страх не лучший советчик. Хоть раз послушай, чего хочет сердце. Вдруг оно не обманет. Весь оставшийся день странности продолжались. То Чонгук позвал его вместе прогуляться по палубе, хотя день был дождливый и холодный, то пригласил играть в карты в салоне первого класса, а вечером настаивал, чтобы они пошли слушать струнный квартет. Чимин старательно отнекивался, хотя это тоже уже казалось подозрительным, точно они играли в догонялки. Только для того, чтобы не оказываться с Чонгуком наедине Чимин до полуночи просидел в ресторане. Все давно разошлись, музыканты закончили играть, слуги стали перестилать скатерти и драить полы, а он притаился в дальнем углу, мечтая стать невидимым или там маленьким, чтобы спрятаться в щелку между палубными досками и провести там остаток пути. Внесли огромную, пахнущую морозом и хвоей ель, и только теперь Чимин вспомнил «угрозы» Тэхена, что Новый год они встретят на воде. Будто эльфы, стюарды и горничные суетились вокруг ели, ползая вверх и вниз по лестницам, нанизывая игрушки и гирлянды на колючие ветви. Чимин отвернулся. Все это глупости: Новый год не приносит ни перемен, ни чудес. Одна дата на календаре сменяется другой, и в этом нет никакого волшебства. Все то же, что и раньше. Чимин вернулся в каюту — в ней было уже темно. Он зажег маленькую электрическую лампу, убавив ее до минимума. Чонгук спал у стены, оставив ему возможность лечь рядом. Чимин постоял, разглядывая спящего, и покачал головой: невозможно. Он переоделся, затушил лампу и лег. Утром Чонгук был все так же ненормально, с точки зрения Чимина, дружелюбен. Он вынудил Пака прятаться по всему кораблю, словно насильно устраивая ему экскурсию по всем тем местам, куда обычно пассажиры не забредали. Чимин увидел, где сортируют почту и стирают белье, рубку радистов и багажное отделение, нижнюю жилую палубу, где каюты были меньше, чем его рабочий кабинет в Лондоне. Пак отыскал даже вход в кочегарку, но решил, что это уже лишнее. Набегавшись, Чимин окольными путями вернулся в тихий курительный салон первого класса, где и обнаружил Тэхена. Издалека он сделал несколько пассов руками, привлекая внимание друга. Тот извинился перед мужчиной, с которым беседовал, и подошел к Паку. — Что? — без приветствия спросил он. — Ты, видимо, занят, — тут же стушевался Чимин. — Просто не хотел прерываться. Не представляешь, сколько я уламывал этого американского воротилу выслушать мои идеи. Он большая фигура в тяжелой металлургии! — Так это деловой разговор? Ты же обещал соблазнить весь корабль от носа до кормы, а сам только и делаешь, что ведешь переговоры да налаживаешь связи. — Ничего подобного, — возмутился Тэхен, поджимая губы. — Просто подвернулась удачная возможность. — Если так подумать, — Чимин хитро улыбнулся, на время забывая о своих бедах, — ты ни с кем не флиртуешь, ночуешь в номере один и не уходишь на ночь. Что это с тобой? Неужели сердце Ким Тэхена наконец-то занято? И кем же? — Хватит, — раздраженно прервал тот и несильно ткнул Чимина кулаком в грудь. Крупный сапфир в перстне на указательном пальце хищно сверкнул, точно звериный глаз в темноте. — Тот русский? Неужели великий князь завоевал цитадель, которая не давалась никому, — сердце Тэхена? — Чимин хихикнул. — Это неважно. — Почему? — Потому что он возвращается в Россию выполнять свой долг. Мы попрощались с ним в Лондоне. Навсегда. Он останется на родине, а я — на другом конце света, — он посмотрел в удивленно-грустное лицо Чимина и добавил сухо: — Все равно бы у нас ничего не вышло. Шуба и перстень — прощальные подарки. — Тэхен-а… — Не надо тут меня жалеть. Что ты хотел? У меня важный разговор. — Чонгук… он… Не понимаю, чего он хочет от меня. Почему он ведет себя так, будто ничего не было? Он что, потерял память? Шел в каюту, поскользнулся, ударился головой и теперь ничего не помнит? — Вариант, что он просто хочет заново подружиться, ты даже не рассматриваешь? — Подружиться? Я не могу с ним дружить. Не могу. Мне лучше не приближаться к нему. — А иначе что? Набросишься на него? Или ты так беспокоишься о себе, что отталкиваешь Чонгука, который пытается сделать шаг навстречу? Приди в себя, Чимин, и хватит быть таким трусом. Если любишь, может, стоит сделать то, чего хочет Чонгук. Хватит беречься. — Думаешь, я трус? — у Чимина было такое лицо, словно Тэхен в него плюнул. — Конечно. Ты так охраняешь свое маленькое испуганное сердечко, что ничего кругом не видишь. Только бы никто не сделал тебе больно, только бы никто его не разбил. — Мне уже больно! Недостаточно?! — выкрикнул Пак и тут же зажал себе рот ладонью. В салоне наступила тишина, все взгляды скрестились на них. Тэхен быстро извинился, подхватил Чимина под локоть и вывел в коридор. — Слушай, — Ким наклонился к нему, — просто послушай, что у Чонгука есть тебе сказать, ладно? — Почему ты на его стороне? — Нет никаких сторон. Если говорить начистоту, то вы оба мне уже смертельно надоели. Не надо использовать меня как телефон. Говорите друг с другом, черт бы вас побрал! — прорычал Тэхен и ушел. Чимин скитался по лайнеру до самого вечера. Мысли его преследовали самые мрачные. В конце концов, похоже, ему все равно суждено потерять Чонгука. Оттолкнет ли Пак его сам или Чон вышвырнет его из своей жизни — лишь в этом весь вопрос. То, что Чонгук не захочет иметь с ним дел после признания, Чимин не сомневался. Готов ли он увидеть выражение брезгливости и разочарования на лице друга? Готов ли он поставить его спокойствие выше своего? Быть откровенным для того, чтобы тот понял, что вся вина принадлежит одному лишь Чимину? Только он здесь причина всех бед — это Пак ясно осознавал. Так и не придя к решению, он вернулся в каюту. Чонгук поднялся с дивана ему навстречу. Сердце Чимина забилось быстро-быстро. Зверь, который так долго убегал от охотника, сам прыгнул в силок. Лапа попала в капкан, и теперь невредимым ему не уйти. Остается только отгрызть ее, чтобы не умереть от руки охотника, а истечь кровью в одиночестве, скуля и воя от отчаяния. — Добрый вечер, — мягко сказал Чонгук. Красноватый свет электрического камина вычерчивал его силуэт, словно на старинной гравюре. — Здравствуй. Читаешь? — Чимин указал на книгу с закладкой, оставленную на диване. — Да. Присоседишься? Как вечерами на Корфу, когда мы валялись в гамаке и читали по очереди понравившиеся куски. — Тот роман был знаком нам обоим, — покачал головой Чимин. — Этот можем прочитать целиком. Ты только не уходи… пожалуйста. Садись, я тебе почитаю, — и Чонгук первым вернулся на диван. Пак присел на другом конце, так далеко, что свет настольной лампы до него не доставал. — Не хочу слушать про любовь, — он прикрыл глаза. — Там не только про любовь, еще про дружбу, про привязанность, про то, что семья — это не про кровь, а про совместную жизнь. Чимин услышал шуршание, и вдруг Чонгук прикоснулся к его щеке, очень нежно и почти невесомо. Пак сжался, сдерживая уже обжигающие глаза слезы. — Ты знаешь? — Тэхен мне рассказал. — Как некрасиво с его стороны, — меланхолично заметил Чимин, на щеках стало мокро. Прикосновение Чонгука мешало ему думать и в то же время успокаивало. Большой палец гладил скулу, а указательный обводил мочку уха. Не торопясь, будто исследуя, Чонгук ласкал его лицо, чувствительное местечко за ухом, шею и ключицу в вороте рубашки. — Я сначала не поверил, а он показал мне твои записи. Ты вспоминал о Корфу, о доме и… обо мне, — большой палец очертил пухлую губу и чуть смял ее. Чимин вздохнул, обдавая его теплым дыханием. — Но я бы хотел услышать это от тебя. — Если скажешь первый. — Ты в моем сердце, Чимин. Никого, кроме тебя, там нет. — Этого не может быть… — Почему? — Потому что я столько времени боялся заговорить с тобой, боялся даже смотреть на тебя, вдруг ты заметишь. Прочитаешь во взгляде то, что скрыто внутри. И тогда навсегда оттолкнешь меня только лишь оттого, что я чувствую то, что не должен. — Неужели я виделся тебе таким жестоким? — Я не такой храбрый, как ты, и не такой открытый, как Тэхен. Думал, что полгода будет достаточно, чтобы чувства остыли. Дружба надежнее и проще, чем влюбленность. Любовь делает нас беззащитными и глупыми. — И все же я рад, что сердце твое не остыло ко мне. Поверь, что и для меня те дни у моря были самыми счастливыми из всех. Ты прости, что я так от тебя отстал и тогда еще не понимал, что у меня на сердце. Но теперь ясно вижу — люблю, милый. Люблю тебя, единственный мой, — пылко прошептал Чонгук, привлекая к себе Чимина. В темноте гостиной, где лишь настольная лампа очерчивала круг света, из которого двое выскользнули и приникли друг к другу. Их страсть была тихой, почти немой. Чимин закрыл глаза и позволил Чонгуку забрать себя в чудесное царство, где не было страхов и тревоги. Поцелуй был сладким и терпким, как вино. По кораблю вдруг прошла едва заметная волна, словно от толчка, зазвенели стаканы на столике. — Что это? — Чимин удивленно оглянулся, точно мог через стену увидеть, что произошло. — Да просто поднялась волна на воде, не обращай внимания, — Чонгук притянул его обратно к себе. Ему совсем не хотелось отвлекаться на всякие мелочи. Не теперь, когда Чимин так уютно устроился у него в объятиях. — И все же, мне как-то тревожно. Уилкс, вы там? — позвал он слугу и отодвинулся от Чона. Дверь мгновенно открылась. — Уилкс, пожалуйста, сходите проверить, что это было, хорошо? — Конечно, мистер Пак. Время приближалось к полуночи, и на лайнере было тихо. Но Уилкс добросовестно обошел палубу первого класса и расспросил стюарда, затем вернулся с докладом. Говоря, он старательно делал вид, что не понимает, чем эта парочка занималась на диване. — Мы налетели на айсберг, сэр. Огромный кусок остался на палубе второго класса. Господа наполняют бокалы с напитками полярным льдом. Стюард уверил меня, что ничего серьёзного не произошло. — Айсберг прямо на палубе? Как интересно. Может, сходим посмотреть? — Там так холодно, — протянул Чонгук и прошептал Чимину на ухо: — А здесь тепло. И никто не помешает мне и дальше тебя целовать. Пак хихикнул, обвивая его шею руками, и кивнул Уилксу, чтобы тот уходил: — К черту айсберг! Не прошло и получаса, как их прервал громкий стук в дверь. Вошел Уилкс, а за ним запыхавшийся стюард, который выпалил единым духом: — Господа, капитан просит надеть всех спасательные нагрудники и подняться на палубу! Похоже, ситуация на самом деле серьезнее, чем казалось раньше. — Х-хорошо, — Чимин и Чонгук обменялись встревоженными взглядами. — Неужели это так необходимо? — Боюсь, что да. Одевайтесь теплее, господа, ночь сегодня холодная, — сказал стюард. Чимин прошел в спальню, Чонгук следом. Они неторопливо облачились в две пары теплого белья, в костюмы на подкладке и пальто. Когда стюард помогал Паку подогнать тесемки нагрудника по фигуре, тот вдруг растерянно пролепетал: — Тэхена ведь нет. Ему кто-нибудь сказал? Стюард открыл было рот, но Уилкс, помогавший Чонгуку, его перебил: — Я разыщу господина, с вашего позволения. — Да-да, идите скорее. Только… только захватите его шубу, вдруг он замерзнет. Уилкс поклонился, подхватил мохнатое чудище — подарок Мишеля — и вышел. Чимин протянул руку к Чонгуку и крепко сжал его пальцы. Не было никакой паники, никто не бежал по коридору, не звенел колокол. Только — Пак прислушался — не было едва заметной вибрации, никакого движения вообще. Он похолодел и прошептал сдавленно: — Двигатели остановились? — Что это значит? — Чон хмурясь обратился к стюарду. Тот сгорбился, точно старался стать меньше, незаметнее: — Мне неизвестно, мистер Чон. Возможно, это временные неполадки. Если вышел из строя один из двигателей, то ничего страшного. Вернемся в Белфаст для ремонта, только и всего. Они поднялись на палубу, где среди пассажиров уже ходил слух о том, что в корабле пробоина. Кто-то из матросов проговорился, что почтовое отделение затоплено и вся почта всплыла наверх. Пятый помощник капитана, мистер Лайтоллер, уверял всех, что, благодаря вовремя задраенным люкам водонепроницаемых отсеков, лайнер, без сомнений, останется на плаву. Чимин и Чонгук, по-прежнему держась за руки, молчали. Пак думал об оставленных в каюте документах и о том, что в такой ситуации никому и дела нет до того, почему двое мужчин прижимаются так тесно друг к другу. Чонгук обнял его, согревая своим теплом. Проходивший мимо стюард выхватил из унылой толпы бледное лицо Маргарет Фоулишер улыбнулся и решил подбодрить ее: — Не бойтесь, все будет хорошо. — Я и не боюсь, — ответила она. — Я просто страдаю от морской болезни. Присмиревшая беспорядочная толпа медленно стекалась на палубу А. Джек Тэйер щеголял в зеленом твидовом костюме с жилеткой, под которой у него был надет еще один, мохеровый, жилет. Шерстяная пижама — все, что было на филадельфийском банкире Роберте Дэниэле. Миссис Кавендиш поверх халата надела мужнино пальто, а миссис Эйда Кларк была в одном только халате. Какая-то дама не успела надеть чулки и застегнуть сапоги, поэтому они болтались на ее ногах. Все были недовольны и самую малость встревожены. — Что происходит? — проворчал Чонгук, Чимин только плечами пожал и кивнул в сторону пары людей, стоявших будто бы отдельно от остальных. Обаятельный энергичный мужчина, знакомый почти всем пассажирам первого класса, выговаривал юной даме по-родительски строго: — Я, кажется, велел вам надеть спасательный нагрудник! — Да, — отвечала она, — но мне показалось, что я в нем выгляжу ужасно. На ней была симпатичная шубка, шляпка с вуалью и пушистая белая муфточка. Хоть сейчас на прогулку по королевскому парку. — И все же, наденьте… Если вы дорожите своей жизнью, наденьте его. — «Дорожите жизнью»? Но корабль непотопляем, разве не это утверждала компания «Уайт Стар Лайн»? Мистер Эндрюс, вы проектировали этот лайнер. Так что же, затонет он или нет? — Чимин возмущенно обратился к мужчине. — Я бы хотел вернуться в каюту и захватить свою печатную машинку, если нам предстоит покинуть судно… — Мистер Пак, надеюсь на вашу благоразумность, — негромко, так, чтобы слышали только близкостоящие. — Молчите о том, что услышите. В корабле пробоина, в этом сомнений нет. Мы медленно погружаемся в воду, и, если об этом узнают все, начнется паника, давка, в толпе женщины и дети. Нам хватит времени, чтобы другой корабль успел прийти на помощь, но лучше садитесь в шлюпку, если будет такая возможность. И да поможет нам всем Бог. Наступила звенящая тишина. Чимин бросил взволнованный взгляд на Чонгука и заоглядывался — Тэхена все еще не было. Матросы суетились у шлюпок: убирали брезентовые чехлы, раскатывали тросы, загружали припасы. Одна за другой стали поворачиваться рукоятки, заскрипели шлюпбалки, завизжали тали, и шлюпки медленно повываливались за борт. Затем матросы стали травить тросы так, чтобы каждая шлюпка остановилась на уровне шлюпочной палубы. Помощник капитана Лайтоллер встал одной ногой в подготовленную шлюпку, а другой оставался на палубе. Посадка началась, многие дамы с явной неохотой перебирались в лодки. Сонные дети капризничали. Все двигались еле-еле. Квартет музыкантов расположился неподалеку, и поплыла над толпой веселая танцевальная мелодия, будто все собрались на палубе ради ночной прогулки, а не потому что их сонных вынули из постели стюарды. Чонгук послал Чимину ободряющую улыбку и вытащил из внутреннего кармана пальто портсигар. Он прикурил одну из своих тонких пахитосок, которым не изменял. Пак вдохнул приятный знакомый запах табака, было в этом что-то успокаивающее и очень повседневное. Чимин положил голову Чону на плечо. Уши на ветру совсем заледенели, а стоять на месте было зябко и скучно. Ах, как им было хорошо в той гостиной в красном свете очага! Скорее бы все закончилось. Может, они скоро смогут туда вернуться и продолжить валяться на диване, болтая обо всем на свете? Чонгук потянул за цепочку и вытащил из нагрудного кармана золотые часы. Он поджег спичку и вгляделся в циферблат. — Так и думал, — улыбнулся он. — С Новым годом… — Уже? — забывая и о холоде, и о тревогах, поразился Пак. — А я и забыл. — Да, десять минут, как наступил Новый год. Тэхен был прав, что будет очень необычно встретить праздник на воде. Чимин рассмеялся с едва заметной горечью и тихо сказал: — Жаль, я не смог поцеловать тебя в полночь. — Может, хотя бы потанцуем? — Чонгук кивнул на музыкантов и тут же притянул Чимина за талию к себе, крепко, но аккуратно. Тот улыбнулся и подал ему руку. Они закружились в минималистичном подобии вальса, почти не сходя с того места, где стояли. Было ужасно холодно, пар облачками выходил изо рта, вокруг все жаловались или ворчали. А они танцевали и танцевали, на них оглядывались, отступали, как от сумасшедших, какая-то пожилая дама даже прошипела: — Какое бесстыдство. А Чимину было так хорошо и весело, будто он впервые ощутил сладкий пьянящий вкус свободы на губах. Он улыбался и видел улыбку Чонгука. И не нужно было слов, чтобы понять, как тот счастлив, прижимая к себе Пака. Раздался легкий недовольный ропот — кто-то проталкивался через толпу. Чимин поднял голову, Тэхен появился в своей огромной шубе и в сопровождении верного Уилкса. Он был бледен, но собран. Даже не обратил внимания на перемену в поведении друзей. Чимин принялся было сетовать о том, как они волновались, но Ким оборвал его жестом и поманил за собой. — Арчи, расскажите им то, что рассказали мне. — Господин, я ведь не моряк… — с сомнением покачал головой Уилкс. — Неважно. Говорите, я вам полностью доверяю. — Я слышал разговор мистера Эндрюса со старшим помощником капитана. Он сказал: судну осталось не более часа. На палубе третьего класса уже поднимается вода. Переборки не выдержат. И словно бы в подтверждение его слов с капитанского мостика взметнулась ввысь ракета, осветив горящим хвостом всех собравшихся на палубе, — лайнер просил помощи у любого корабля, находящегося поблизости. Чимин ахнул, но тут же прикрыл рот ладонью. Чонгук сжал зубы и вновь вцепился в его руку: — Нам пора, — велел он и решительно направился к шлюпкам у правого борта. Там в лодки сажали не только женщин, но и мужчин, если было место. Тэхен в своей развевающейся шубе пошагал за ними. — Но, — запротестовал Чимин, едва успевая переставлять ногами, — сажают только женщин и детей. Посмотрите, никто не торопится: ни стюарды, ни помощники капитана! — Время уходит! — Мы должны оставаться джентльменами! — Пак вырвался и остановился, скрестил руки на груди. — Мы должны пропустить женщин вперед. Тэхен? Он повернулся за поддержкой к другу — тот отвел глаза, задумчиво покусывая губу. В этот момент пожилая женщина при посадке оступилась и упала между бортом корабля и носом шлюпки. Толпа в ужасе ахнула, но кто-то успел схватить даму за лодыжку. Другие втащили ее на прогулочную палубу, находящуюся под шлюпочной, и женщина снова поднялась к месту посадки, чтобы сделать новую попытку. — Тэхен! Видите! Мы не можем… — Послушай, — наклонился к нему Чонгук, сунув руку в карман пальто. Браунинг явно обозначился под плотной тканью. — Я тебя не потеряю. Не на чертовом корабле уж точно. Ты сядешь в лодку или я застрелю того, кто посмеет сесть вперед тебя. — Неважно, что происходит, но мы не можем, расталкивая всех, садиться в шлюпки. Здесь еще много женщин. — Чимин, — Тэхен положил руку поверх его и заговорил очень уверенно. — Помнишь, во время прогулки по палубе мистер Эндрюс уверял нас, что лодок хватит на всех. Все рано или поздно сядут в шлюпки, просто стоит поторопиться. Взгляни на тех господ, разве они похожи на трусов? Как раз в это время к борту приблизились двое американцев. Один из них легко перемахнул в лодку, а другой с трудом преодолел леерное ограждение. Ему пришлось лечь на перила и перевалиться в шлюпку, как куль с мукой. Его мучения вызвали у окружающих кратковременный приступ веселья, даже помощник капитана Мэрдок рассмеялся и заметил: — Это самое смешное из того, что я видал за всю ночь. Вокруг почти никого не оставалось, лишь несколько мужчин в рабочей одежде собирались занять последние места. Чонгук подтолкнул Чимина к борту и велел: — Вперед! Пак не успел опомниться, как Мэрдок помог ему забраться в шлюпку. Затем рядом оказались Тэхен и Чонгук. Ким, нетвердо стоя на дне лодки, обернулся и позвал: — Арчи! Давайте руку, дружище, я вам помогу! Но старый слуга отступил назад. — Не стоит, господин. Я дождусь, когда станут сажать остальных слуг. — Не глупите, Арчи, в лодке полно места! Вы же слышали Эндрюса! Садитесь, иначе мне тоже придется остаться! — Тэхен решительно взялся за перила. — Мистер Ким! Тэхен! — одновременно выкрикнули с палубы и из шлюпки. В конце концов, Киму удалось переупрямить своего слугу, и тот благополучно занял место рядом с господином. Мэрдок усадил еще шестерых кочегаров и назначил старшим по шлюпке впередсмотрящего Саймонса, наказав ему: — Держись не очень далеко от борта судна и возвращайся, когда мы позовем вас. Затем он махнул людям, и шлюпка медленно поползла вниз, к воде. Чимин прижался к Чонгуку и ощутил, что тот дрожит. Пак потянулся и накрыл его ладони своей маленькой ручкой. Чонгук улыбнулся, но не было в этой улыбке никакой радости. Он снова вынул часы из нагрудного кармана и сказал: — Полпервого ночи. Долго ли мы пробудем здесь? Никто не ответил. Вокруг светились керосиновые фонари остальных лодок, которые по гладкой поверхности моря отходили от корабля, сопровождаемые лишь хлюпаньем весел да вздохами пассажиров. Все взоры были прикованы к лайнеру, чьи четыре большие трубы и высокие мачты вырисовывались на форе безоблачного неба. Из иллюминаторов исходил яркий свет, и можно было видеть людей, которые только-только появились на палубе. Много позже Чимин и остальные узнали, что стюарды, наконец, вывели на посадку тех пассажиров, что ехали третьим классом. Над волнами текла тихая джазовая мелодия. Судно, что звали непотопляемым, уже сильно клевало носом в воду. Шлюпки отходили от него все дальше и дальше. Чонгук отвел взгляд от гибнущего — в этом уже не было сомнений — гиганта, кочегары с кряхтением налегали на весла. С мостика продолжали взлетать ракеты, это походило на странный грустный фейерверк. И в темном море не было ответного сигнала. Время текло медленно, будто капающая из крана вода. Чимин нахохлился как воробей и еще теснее прижался к Чонгуку, но это не помогало. Напротив него Тэхен закутался в свою огромную шубу вместе с Уилксом, у которого вовсе не было времени на одевание, поэтому он сел в лодку, как был, в костюме. Несколько женщин кутались в шали и пальто. Миссис Далтон, жена банкира из Чикаго, успокаивала свою молодую племянницу, которая очень беспокоилась за оставленные на борту драгоценности («Дорогая, я сама видела, как стюард запер каюты. Судовая компания ни за что не допустит воровства»). Обеих Чимин встречал во время вечерней игры в бридж, тогда они выглядели куда как веселее. Паку казалось, что он в жизни так не мерз — до самых костей. Время от времени Чонгук закоченевшими пальцами откидывал крышечку часов, словно чего-то ждал. — Смотрите! Слышите? — одна из дам подняла руку, и все вновь посмотрели на лайнер, чей левый борт почти погрузился в воду. Люди перебегали к другому борту, продолжали спускать шлюпки, но за места уже началась драка. Раздались выстрелы и крики. — Что там происходит? — тихо спросил Чонгук, ни к кому конкретно не обращаясь. — Боюсь, — спокойно, даже отрешенно, ответил Тэхен, — что теперь не только мы знаем, сколько осталось этому лайнеру. Люди, наконец, увидели воду. — Началась паника, как и предсказывал мистер Эндрюс, — добавил Чимин. — Может, стоит вернуться? Посмотрите, сколько тут места. Лодка и правда была заполнена лишь наполовину. — Вы обезумели?! — накинулась на него миссис Далтон, чье лицо едва виднелось, так она была закутана в многочисленные шали. — Это слишком опасно! С какой стати нам расставаться со своей жизнью ради безнадежной попытки спасти других? — Леди права, — поддержал Саймонс. — Мы вернемся, если увидим сигнал с лайнера. Сэр Космо Дафф Гордон так же заявил, что не считает нужным предпринимать такую попытку, поскольку она чревата опасностью. — Но это так несправедливо! Взгляните на этих людей, им страшно! — чуть приподнимаясь, воскликнул Чимин. По закоченевшим ногам словно побежало пламя. Лодка опасно закачалась, Чонгук мягко, но твердо поддержал его под локоть. Чимин сел обратно. — Замолчите! — жестко велел «капитан» маленького судна. — И сядьте! Я тут командую! — Не нужно грубить, — негромко, но весомо сказал Чон, а Чимин вновь вспомнил о браунинге у него в кармане. — Смотрите! — взвизгнула та же дама. Кто-то прыгнул с борта судна вниз и приземлился животом о воду. Одна из отчаливших лодок поспешила на помощь, несмотря на то, что в море, будто переспелые фрукты, падали с корабля шезлонги, бочки и ящики. Лайнер светился в темноте зловещим красным. — Нужно вернуться! Кто-нибудь еще прыгнет, и мы сможем его подобрать! Пожалуйста! — Чимин умоляюще посмотрел на гребцов, а потом на Чонгука — искал поддержки. В свете керосиновой лампы его лицо казалось совсем белым, хотя на щеках и цвели красные маки. Он повторил тихо, только для одного человека: — Пожалуйста. Чонгук вздохнул и приподнялся, опираясь на плечо Пака. Он вынул пистолет и спокойно направил его на Саймонса. — Велите им поворачивать обратно к кораблю, если вам дорога жизнь. Миссис Далтон закричала, но тут же закашлялась, точно подавилась собственным криком. Ее племянница залилась слезами. Остальные пассажиры молча замерли. — Сэр… — Поворачивайте, — повторил Чонгук. Саймонс медлил, но, посмотрев в черный глаз пистолетного дула, решился. И лодка, не более надежная чем ореховая скорлупка, повернула обратно к кораблю. Вода уже добралась до мостика, нос уходил все глубже, а корма, наоборот, поднималась. В воду прыгали уже и дамы. Прокатилась волна и подхватила людей, подтолкнула их к лодкам. Тэхен подал фонарь бывшему впередсмотрящему и велел указывать на людей в воде. Первым на борт втащили человека, оказавшегося стюардом первого класса Джонсоном. Тем самым, что помогал Чимину нацепить спасательный нагрудник. Затем выловили женщину и двух молодых людей. Согреть их было нечем, так что Чимин мог только стащить с женщины мокрые сапоги и попытаться растереть ее красные, как окорок, ноги руками. Она была так напугана, что даже не вспомнила о приличиях. — Назад! Назад! — вдруг заорал Саймонс. — Корабль уходит под воду и засасывает все, как чертов водоворот. Кочегары налегли на весла, и лодка отплыла ровно настолько, чтобы ее не потянуло к лайнеру. Затихла музыка на палубе, огни на борту потухли, вспыхнули в последний раз и больше не зажигались. Слышались крики убегающих от воды людей, приглушенный грохот: переворачивалась мебель, билась посуда, чемоданы кувыркались по комнатам. Чимин замер, думая о своем Ремингтоне, о записях. Он никогда не сможет повторить тех слов, что уже попали на бумагу. Но зато напишет о том, что произошло этой ночью, чему он стал живым свидетелем. Если, конечно, ему предоставится такой шанс. Корма корабля задралась вертикально, словно указующий в небо перст на фоне усыпанного звездами неба. «Непотопляемый» погружался все глубже и глубже. Прошло едва ли больше двух минут, как лайнер целиком оказался в воде. — Конец, — констатировал Тэхен, на сердце у него было тяжело и черно, словно он видел крах всего человечества. Чонгук снова посмотрел на часы и сказал, будто это имело какое-то значение: — Первое января, двадцать минут третьего. Над водой висел неплотный, похожий на дымку туман, вокруг плавали ящики, доски и еще какой-то непонятный хлам, который продолжал всплывать из глубин. Люди барахтались, цепляясь друг за друга и за обломки. Чьи-то тонкие пальцы вцепились в шлюпку, Тэхен охнул и попытался вытащить женщину из воды. Но она кричала и билась, ожидая, что ее постараются вытолкнуть. — Тише, милочка! — прикрикнула на нее миссис Далтон. — Не глупите, с вами все будет хорошо. — Помогите… Помогите… — слышалось со всех сторон. — Мы не сможем взять всех, — предупредил Саймонс. — Они просто потопят лодку и все. Видите, насколько мы уже погрузились? — Еще… — Чимин быстро пересчитал свободные места, — еще семерых, хорошо? — Тогда сами решайте, кому суждено спастись, а кому — нет. Чимин на секунду прикрыл глаза, а затем кивнул. — Пожалуйста! Пожалуйста! — еще один мужчина добрался до лодки, и ему помогли забраться внутрь, потом была женщина с мужем, оба были бедно и скудно одеты. Пак внимательно следил за оставшимися местами, которые стремительно кончались. Лодка оседала на воде, вновь прибывшие роптали и жаловались, что гребцы медлят. Женщины плакали. Нарастающий многоголосый крик отчаяния набирал обороты, будто лодка плыла по стадиону, заполненному болельщиками. Чимину хотелось упасть на дно и зажать руками уши, только бы отгородиться от этого гула. И тогда миссис Далтон громко сказала: — Дамы! Дамы, не стоит ли нам помолиться? — это немного привело всех в чувство. — Достаточно. Отплываем, — велел Чонгук, и гребцы его послушались. Лодка устремилась прочь от барахтающихся в воде людей, прочь от криков и проклятий, от стенаний и просьб под хоровое «Отче наш». Чонгук обнял поникшего Чимина и тихо на ухо сказал: — Не смотри, не слушай, лучше вообще забудь о том, что произошло. Мы сделали все, что могли. Остальное в руках Господа. Когда крики тонущих затихли, ночь стала неестественно тихой. Закончилась молитва, и все замолкли, будто оглушенные масштабом произошедшего. Чимин вздохнул, племянница Далтонов всхлипнула, вытащенный из воды мужчина закашлялся. И постепенно все снова задвигались, окоченевших женщин завернули в парус, промокшему молодому человеку Чонгук отдал свое пальто. Саймонс зажег несколько фальшфейеров, подавая сигнал остальным лодкам. Чонгук по привычке потянулся было к своему портсигару, но, вспомнив о дамах, тут же извинился. Вскоре рядом оказалось еще несколько лодок, все они легли в дрейф на гладком, как пруд в летний день, океане. Всем было очевидно, что стоит дожидаться тех судов, что приняли сигнал бедствия. — Господин Лайтоллер, — обратилась в соседней лодке к помощнику капитала молодая леди необычайно вежливо, — подскажите, пожалуйста, когда можно ждать спасения? — Вероятно, на рассвете, мэм. — Спасибо, господин Лайтоллер. Ночь медленно уходила, все замерзли и очень устали, не было никакой возможности встать или походить. Чимин время от времени вытягивал ноги и шевелил пальцами и лодыжками. Поднялся морозный ветер, волны пошли по глади Атлантики. — Доживем ли мы до рассвета? — тихо спросил Чимин. Чонгук ничего не ответил, только, не обращая ни на кого внимания, прижался губами к его виску. — Не говори глупостей, разумеется, доживем, — строго сказал Тэхен. И вновь все умолкли, будто погрузились в глубокий сон. Пока, наконец, на горизонте не показались огни, а за ними послышался грохот. — Это молния! — выкрикнула племянница. — Глупости, дорогая, — сказала миссис Далтон. — Взгляните на огни, они приближаются. Богом клянусь, это наше спасение. Из остальных лодок тоже заметили приближение парохода, который мчался к месту катастрофы на всех парах. Над водой прокатилось дружное: «Ура!». Чимин мало запомнил из дальнейшего. Он очнулся, обернутый в одеяло, уже на палубе «Карпатии», рядом был Чонгук, серый, с заострившимися скулами, тоже в одеяле. Солнце всходило, и его лучи блистали на ледяных глыбах, тут и там разбросанных по воде. Айсберги казались синими и нежно-розовыми. Небо на востоке было золотистым и голубым, обещая прекрасный денек. Подошел стюард и предложил Чимину проследовать в обеденный салон, где ему будут предложены горячий суп и бренди. Пак молча закрыл глаза и заплакал. Он держался всю ночь, но теперь сдался. Горячие слезы текли по ледяным щекам, причиняя боль. Кажется, потом его снова уговаривали уйти с палубы, и кто-то подхватил под руки. Чимин не сопротивлялся. Пак очнулся в небольшой, но хорошо обставленной каюте. Постель была мягкая, и ему было тепло и уютно под большим тяжелым одеялом. Чимин услышал голос Чонгука где-то совсем рядом. — Значит, мы все же попадем в Нью-Йорк? — Да, господин. Но «Карпатия» гораздо медленнее, поэтому мы прибудем туда позже, чем вы рассчитывали. — Спасибо, вы можете идти, — послышались шаги. Чимин повернул голову и увидел Чонгука в пижаме и халате. Он вспомнил домашние туфли с загнутыми носами, которые теперь, вероятно, навсегда упокоились на океанском дне, и слегка расстроился. — Проснулся? Как ты себя чувствуешь, родной? Пак только вздохнул и покачал головой, Чонгук прилег на постель рядом с ним. — Мне было так страшно, — он погладил Чимина по щеке. — Страшнее всего было бы потерять тебя… Я спрашивал Бога: неужели мы прокляты? Неужели он ненавидит нас лишь за то, что решились любить друг друга. — Но мы живы… — Чимин прижался к Чонгуку, спрятал лицо у него на груди. — Видимо, мы не так уж ему противны. Они лежали, обнявшись в тишине, только тикали часы Чонгука на прикроватной тумбочке. Солнце просачивалось в каюту через маленький иллюминатор. — Где Тэхен? — У себя в каюте, такой же маленькой, как эта. Говорит, что будет пить до самой Америки. Чимин хрипло рассмеялся и накрутил на палец черную чонгукову прядь. Волосы были будто шелковые и пахли цветочным мылом. Он чуть потянул и отпустил, и снова накрутил локон на палец. — Что ты делаешь? — Ничего, — рассмеялся Чимин и прижался губами к его щеке. — Какая долгая была ночь…