секс за рамоны

      вечер. под холодным дыханием зимней ночи, чуя возвращается домой. его мысли заняты только одним и единственным словом: «рамоны», но оно медленно вытесняется другим: «нищета».       переступив порог квартиры, накахара лишает себя тяжелой ноши — зимних нью роков. они выглядят совсем безжизненно: черный словно стал серым, а футуристично выполненная массивная подошва уже совсем не радует. что хуже, ботинки стали мейнстримными, такими не удивишь.       помыв руки, рыжий переоделся и сел за компьютер. быстро зайдя во вконтакте, он пролистывает секонд хенды в поисках рик овенсов на его небольшой размер ноги. но, конечно, разочаровывается. ни один продавец не разделял проблему чуи — детский, 35 размер ноги.       накахара чувствует себя единственным парнем 20 лет с маленькой стопой. у него даже не ум не приходят знакомые, коих самих по себе не мало, с миниатюрными ногами. хотя, стоит подумать отчаянному моднику еще чуть-чуть, как резко вспоминается один человек.       может, он сейчас переступает через все внутренние морали, однако успокаивает себя тем, что делает это ради рамонов. он заходит в диалог с осаму.       стараясь не сломать кнопки клавиатуры от злости на свою беспомощную ситуацию, чуя вбивается пальцами, печатая сдержанное «Дазай, привет».       сообщение быстро становится прочитанным, а ответ оставляет лицо накахары мимикрировать под цвет волос.       «мой сладуля пришел мириться =))» — красуется в переписке, аутентичные шутки осаму неизменны. — человеку двадцать лет, а переписывается как я восемь лет назад, — шепчет чуя себе под нос, сдерживая порыв сломать экран компьютера.       «Очень смешно. У тебя рамоны есть, насколько я знаю. 9к и забираю», — тонкий безымянный палец нажимает энтер и накахара уже готовится к озорной выходке от дазая и чувству испанского стыда.       «хорошо, котенок. завтра утром заезжай, будут твои».       рыжий не удостаивает ответа своего избитого в мыслях продавца и, с недовольной физиономией нажимает кнопку, лишая себя единственного источника света — экрана компьютера.       маршрут во тьме составляет шагов пять, приводя от пункта «стул» к пункту «кровать».       накрывшись одеялом, и взяв пепельницу в руку, накахара забирает с тумбочки пачку крепких сигарет. поджигает ту, что оказывается в зубах, и начинает вести свою великую думу о предстоящей нелегкой встрече.       и все же, не велика потеря, а цель оправдывает средства — к этому приходит в своих мыслях чуя. как никак, а забрать обувь — дело быстрое, особенно если не поддаваться на провокации осаму. более того, купить легитные рик овенсы за одну десятую от цены это редкое явление.       оставив окурок догорать, накахара закрывает глаза и засыпает, стараясь не вернуться к мысли о дазае, как бы то трудно ему не давалось.

***

      утро дазая началось с активной мыслительной деятельности деятельности.       он разглядывал свои старые рик овенсы и поддельные рамоны. разница была, конечно очевидна — люверсы у подошвы на фальшивой паре обуви располагал явно нетрезвый человек, а изгиб носка можно было использовать вместо линейки.       накахара, конечно, ограниченный чудак, раз уж решил что ему продадут точно оригинальные рики за девять нищенских тысяч рублей. однако, даже совокупность этих фактов не дает надежды прохиндею осаму остаться незамеченным.       так что, придется придумывать отговорки. хотя, в принципе, и то необязательно. главное желание дазая явно не продажа, а встреча с чуей.       завалившись на компьютерном кресле, перебинтованный любитель дебатов и острых предметов растрепывает свои темные волосы, замечает сообщение накахары о скором прибытии и не может сдержать улыбки на тонких губах.       быстро накинув на себя худи витмо и вползя в карго штаны, скрывающие худобу бледных ног, осаму выходит из квартиры.       на темных волосах дазая оседали и медленно таяли хлопья снега. под ногами скрипело, а от яркого солнца сугробы слепили еще больше. погода, конечно, подразумевала куртку и термобелье, однако такова участь модника — застудиться во имя стиля.       когда на горизонте появляется рыжая макушка, осаму расплывается в искренней улыбке и подмечает, как же все-таки изменился чуя.       походка накахары заставляет краснеть дазая: ритмичный шаг, с бедрами плывущими горизонтально, вправо и влево. трудно не обратить внимание на длинные ноги и ширину плеч, скрытые плотной тканью, но от карих глаз не спрятать ничего. даже небольшую татуировку на шее, завешенную медными волосами. а то, как чуя приоткрыл томно рот и грозно нахмурился должно быть увековечено, осаму бы каждый день удовлетворял себя перед этой картиной. — привет, — голос накахары возникая, выводит дазая из потока не самых пристойных мыслей и тянет кончики губ продавца вверх по разные стороны. — привет, сладкий, — перебинтованное тело сжимает чужое и изрезанная рука смахивает с бронзы волос снег.       и даже после всех предательств, всех старых обид, эти объятия кажутся такими родными. чуя старается подавить смущение и сублимирует его в неискреннее раздражение. едким плевком он отвечает: «пошли уже я обувь заберу».       дазай отпускает, открывает дверь в подъезд и дает пройти накахаре. на удивление, молча. — у меня бардак небольшой, если что, — предупреждает осаму и вставляет ключ в замочную скважину.       оказавшись в квартире, чуя получает гиперболизированое подтверждение пару секунд назад сказанных слов. он снимает ненавистные ботинки и по-свойски проходит в комнату дазая. следом и хозяин квартиры.       осаму достает фальшивую обувь из шкафа и показывает накахаре с достаточно большого расстояния, лелея надежду оставить неоригинальность незамеченной.       однако, зря. чуя забирает пару кед в свои руки и оглядывает с разных сторон. конечно, он злится. это не рамоны, которые он видел у дазая. — ты издеваешься? мы договаривались на легит, а эти педали с тао бао даже конченый идиот носить не станет! — ругань накахары походит на лай маленькой надрывающейся собачонки, и утихает она вместе с падением подделки на пол.       осаму вздыхает, садится в компьютерное кресло и смотрит на разъяренного чую, с его внезапно открывшимся вторым гневным дыханием: — я пидорил сюда все утро, дазай, у тебя нет оправданий. — я пошутил! — разрывается от смеха темноволосый и достает из-под стола заранее заготовленные, оригинальные рики, — смотри, примеряй, котенок.       не ответив, накахара с еще большей внимательностью, чем к первой паре, разглядывает вторую. спустя пять минут тихих внимательных изучений, он достает из кармана девять тысяч наличными и отдает дазаю, собираясь уходить. — нет-нет, чуя, погоди, — осаму странно улыбнулся, — девять тысяч за них мало. особенно от тебя.       шатен забирает обувь из чужих рук с особенной аккуратностью. — за девять отдаю только ласты с таобао, а для оригинальных будет оплата маленькой услугой! ну, что думаешь? одолжение и правда небольшое.       чуя, не зная что и сказать, косится на своего очень уж трудного для понимания продавца, и, спрашивает: — что за услуга?       почувствовав желанную рыбку на крючке, осаму сдерживает смех счастья и просто значительно краснеет. — отдашься за них?       молчание грузное. — ты сейчас серьезно? — да.       накахара сдерживает гнев. так нельзя, даже если и соблазн велик. да, дазай ему все еще нравится, но в контексте этой ситуации он буквально продастся и унизится. может они больше никогда не встретятся, а дазай и не вспомнит этот странный казус, но чуя знает что такое честь. — ты конечный? в край? я, боже, я даже не думал что ты из таких людей.       накахара выходит из комнаты, вползая в теперь «не такие уж и плохие» нью роки. перебинтованная рука держит за плечо крепко, но поглаживает, успокаивая. — даже не трогай меня. — да погоди же ты! чуя, я же знаю что ты меня все еще любишь, а я те… — великое признание обрывается резким толчком от низкорослого к стене. чуя дышит прямо в шею дазаю и не дает уйти, скаля зубы. — ты не любил меня, никогда. ты предатель. — да как я мог не любить, чуя, — осаму вздыхает и меняет позиции, ставя накахару к стене, — если б не любил, то все было бы иначе и проще. и ты меня любил и любишь. не мучай меня. — отпусти меня и просто дай уйти домой, этот диалог ни к чему не приведет, — дазай наблюдает за дергающимся в попытках убежать чуей и мягко улыбается. — нет, не могу. да я ведь не из-за девяти тысяч согласился с тобой встретиться… я сейчас не пытаюсь тебя подкупить. забудь весь этот бред про рамоны. секс будет не ради них, но ради любви.       чуя не успевает возразить услышанному потоку бреда, как тонкие губы накрывают в изящном поцелуе его обветренные и не может противостоять искреннему сердцу. он злится на себя, но отвечает на поцелуй. чувства подставляют разум, а накахара уже добровольно идет в непрерывном поцелуе в комнату дазая.       осаму сажает его на стул и расстегивает ремень быстрым движением руки. сбросив штаны вниз, тонкие пальцы чуи залезают под резинку трусов и ловко снимают боксеры.       ладонь ложится на член, голубые глаза встречаются с карими и резкий прилив жара накрывает дазая. он не верит происходящему, но честно рад. даже если это их последняя встреча, а его поступок ужасен.       несильно зажимая руку, накахара двигается в быстром и легком темпе. он внимательно смотрит на осаму, который гладит его рыжую голову. — расслабься, чуя.       и почему-то, дазай сейчас звучит слишком искренно и тепло, не хочется перечить. мягкий рот забирает головку члена, и, возможно, это все очень неумело и не как в порно, которое смотрел осаму, представляя чую, но это все по-настоящему.       накахара аккуратно забирает длину внутрь и чувствует, как искалеченная рука его направляет. ладони инстинктивно оказываются на бедрах дазая и слабо сжимают. — погоди, погоди, — чувствуя приближение оргазма, осаму кладет руку на щеку чуи и выходит из его рта.       забрав чую за подмышки, он перетаскивает его на кровать и, не торопясь, раздевает.       не наслаждаться телом накахары трудно. дазай кусает в шею, оставляя цвести лилию под снегом кожи. делает он это слабо, не быстро, растягивая самый вкусный десерт, а чуе остается только жалобно скулить, в ожидании большего.       и вот, когда рыжий остается без штанов, осаму смотрит на него весьма серьезно. — вначале будут немного странные ощущения, развернись на живот и согни колени.       выполнив инструкции, накахара ждет. дазай забирает бутылек смазки и роняет пару капель себе на пальцы. разгладив кольцо мышц чуи, он входит одним пальцем, чувствуя как принимающий сжимается внутри.       чуе сейчас и правда не очень приятно, но даже жалобного «а» проронить он себе не позволит. только будет вжиматься всем телом в матрас.       подуспокаивая, дазай гладит его спину и вставляет второй палец. аккуратно и медленно. и все же, накахара чувствует неприятное давление внутри и прогибается чуть сильнее, стараясь подобрать удобную позу.       когда осаму начинает двигать пальцы, чуя уже начинает понимать происходящее и, возможно даже наслаждается. — погоди, дазай! — вырывается с губ, как только упомянутый задевает простату.       чуя максимально прогибает спину и чувствует, как лицо становится красным, нижняя челюсть дрожит, а тело ноет в мольбах «просто возьми меня». будто игра талантливого музыканта на чувствительном инструменте, осаму заставляет чую вить композицию из стонов. веселясь происходящим и лукаво улыбаясь, дазай играется слабым местом накахары, он слушает крещендо, тонкое фа второй октавы в исполнении чуи, а затем димуэндо, когда медленно вынимает пальцы, лишь бы «рыжая инженю» не кончила слишком рано.       пустота внутри смещается излишней наполненностью, стоит дазаю толкнуться бедрами вперед, уложив заботливо руки на ягодицах возлюбленного. карие глаза запечатлев эту картинку, не могут налюбоваться: идеально глухой свет, визуальная нежность мраморной кожи чуи. он наклоняется к голубоглазой бестии и шепчет в красное от стыда ухо: — а ты сильно меня любишь? — накахара мычит в подушку: «сильно», резко поднимая таз на последнем слоге, от неожиданно вошедшего до упора осаму.       с каждой плавной фрикцией, комната наполняется ароматом кожи, мужской, нераздельно с ним кружит летучая нота тмина. самостоятельно рожденная и непредсказуемая композиция парирует в споре с любым анималистично сексуальным парфюмом, никакой мускус, циветта и амбра Terre d’Hermes’а не смогут стоять в одном ряду, а гедион жасимна пустит благоухающие неуслышанные слезы зависти.       бедра дазая раскачиваются назад и вперед нежно, исполняя анданте, пока его торс лежит на спине чуи, мерно сходящего с ума. рассудок накахары расточается каждым томным вздохом осаму, щекочущим ухо. рыжие брови сводятся к переносице, голова тяжелеет от свинца наслаждения, стоны нарастают и наслаиваются в памяти шатена друг на друга.       кульминацию встречает переход внимания дазая от бедер чуи, к его талии. бинтованные ласковые руки обвивают и прижимают к себе наиболее узкую часть туловища накахары. сердце холеричного юноши тает, а толчки осаму внутрь становятся основательнее, по-доброму грубее. еще пара секунд до того, как они содрогнутся в сильном экстазе, забравшим двоих в волну горячего наслаждения.       и вот, оно наступает. расцветает судорожная любовь тел и стекает белым на простынь. дышать трудно, но эта тяжесть в груди приятна. дазай молчит, не отпуская чую. только целует в спину, обещая себе подарить ему любую самую модную обувь.