***
Пока это не перестало быть сном. Группа росла, и внезапно квартира в Ханнам-донге стала недостаточно большой, чтобы вместить их семерых. Юнги съехал первым, сказав, что ему нужно достаточно большое помещение для работы, и хотя он все равно практически жил в Genius Lab — возвращался в общежитие только тогда, когда ему нужно было взять свежую одежду или в редких случаях отоспаться — его отсутствие оставило след. Следующим съехал Чонгук, за ним Тэхён, который решил жить со своей семьей, чтобы заботиться об отце, и внезапно квартира показалась слишком большой и слишком чужой для остальных четверых. Сокджин стремился остаться, всегда шутил о том, что он сторож общежития, хотя он, вероятно, больше всего чувствовал отсутствие Юнги, но Чимин знал, что если бы не он, Хосок и Намджун, вероятно, тоже съехали бы. - Ты тоже можешь найти себе жилье, знаешь, хён? - однажды Чимин сказал Хосоку, когда они собирались ложиться спать, задернув шторы и погасив свет. - И позволил тебе спать одному? Не-а. Улыбка Чимина была горько-сладкой. Его приступы паники и закручивающиеся в спираль мысли, должно быть, травмировали его соседа по комнате так же сильно, как и его самого. Прошли годы с тех пор, как у него в последний раз был приступ, но Хосок, должно быть, думал, что это может повториться в любое время, и лучше перестраховаться, чем потом сожалеть. Но Чимин не мог жить с чувством вины за то, что был обузой, не мог позволить ему мешать своим товарищам по группе расти и жить своей жизнью. Пока однажды вечером, год спустя, где-то между второй и третьей бутылкой соджу, это не выскользнуло у него изо рта. - Ты можешь переехать жить ко мне, если хочешь, - беспечно сказал Юнги, наполняя свой стакан еще виски. Выпивать с Юнги стало рутиной, то, что началось безобидно, когда им было чуть за двадцать, просто потому, что у них самая высокая толерантность к алкоголю среди мемберов. И теперь, когда их графики стали более расслабленными, у них появилось больше времени, чтобы тусоваться по вечерам в будние дни. Чимин нахмурил брови, неуверенный, то ли старший просто дурачит его, то ли пьян — или и то, и другое — но он не был похож ни на того, ни на другого, поэтому Чимин прощупал почву. - Это было бы удобно, не так ли? - он выдавил смешок, чтобы это прозвучало веселее. Ни к чему не обязывающе. - Я мог бы просто носить твою одежду. Но Юнги не посмеялся вместе с ним. - Я серьезно, Чимин-а. Мой дом в любом случае слишком велик для двоих. Ах, да, двое. Чимин почти забыл, что у Юнги теперь есть ребенок, маленький мальчик, которого он усыновил из Тэгу, потому что, очевидно, он “видит в нем себя и хочет для него лучшего будущего”. - Как дела у Джихуна? - Чимин сделал глоток своего напитка, выигрывая время. Юнги пожал плечами. - Знаешь, дети, они так быстро растут. В следующем году ему исполнится десять. - Хорошо, - кивнул Чимин, наполовину ошеломленный. - Это хорошо. Чимин пытался увести тему в сторону остаток вечера, и Юнги, казалось, понял намек — его Юнги-хен всегда так хорошо понимает намеки. Спустя еще несколько рюмок у Чимина начинает кружиться голова, а его предложения перестают быть связными, и Юнги решил на этом закончить. Он отнес Чимина в его комнату, сказал Хосоку, сколько тот выпил, чтобы он смог справиться с похмельем, и уложил его в постель. На следующее утро Чимин проснулся с пульсирующей головной болью и одним новым сообщением от Юнги. Предложение все еще в силе, Чимин-а. Переезжай в любое время.***
Чимин переехал осенью того же года. В процессе он понял две вещи: во-первых, ему действительно не нужно больше покупать одежду, пока ему не исполнится пятьдесят, и, во-вторых, возможно, это было бы не так уж и важно, если бы у него не было безответных романтических чувств к Мин Юнги. Дело в том, что он питал упомянутые безответные романтические чувства к Мин Юнги вот уже пятнадцать лет, и не похоже, что это пройдет в ближайшее время. Было бы намного проще, если бы они были платоническими товарищами по группе, как тогда, когда Чимин жил с Чонгуком несколько лет назад, или как тогда, когда он делил комнату с Хосоком в общежитии. В этом нет ничего странного. Но это, то как он должен замалчивать тот факт, что ему буквально снилось это, что он иногда забавлялся идеей жить с Юнги, когда они станут старше, даже несмотря на то, что по закону они не могут связать себя узами брака? Как он должен засыпать каждую ночь, зная, что под крышей только он, Юнги и маленький Джихун? Это похоже на игру в семью, за исключением того, что ничто в этом не фальшиво — ни семья, ни чувства Чимина. Юнги был прав: чувства действительно все усложняют. Может быть, именно поэтому он отстранился от них. - Джихун-а, ты помнишь дядю Чимина, - сказал Юнги. Он стоит на одном колене, что, как узнал Чимин, Юнги делает всякий раз, когда хочет серьезно поговорить со своим сыном, чтобы они могли поговорить с глазу на глаз, ставя их на один уровень. Чимину нравится, как Юнги воспитывает, как он относится к своему сыну как к равному. Джихун моргнул один раз и кивнул, переводя взгляд с отца на Чимина. Чимин улыбнулся. - Что ж, с сегодняшнего дня он будет жить с нами. Будь с ним поласковее, ладно? - Юнги похлопал его по плечу. - Обращайся с ним так, как ты поступил бы со мной. - Значит ли это, что я могу попросить его приготовить мне блинчики? - Джихун выжидающе посмотрел на Чимина. Юнги тоже посмотрел на него, приподняв бровь, ожидая ответа. Чимин пожал плечами. - После того, как я научусь. Юнги рассмеялся. - Я научу тебя. Не хотел бы, чтобы ты разрушил нашу кухню. Чимин опасался получить неодобрение Джихуна — дети более честны в своем отвращении — но, похоже, его самым большим препятствием было научиться готовить блинчики. И на этом все закончилось. Теперь это принадлежит им: кухня, дом, жизни. Устроиться было так же легко, как заснуть, как погрузиться в сон. С таким же успехом это могло быть и так, учитывая, насколько все идеально. Утром Джихун вставал и собирался в школу самостоятельно, а Юнги просыпался чуть позже, проработав всю ночь. У них был свой утренний ритуал: час комфортной тишины, когда они наслаждаются завтраком и присутствием друг друга. Няня приходит в полдень, чтобы прибраться в доме, приготовить еду и присмотреть за Джихуном, пока Юнги и Чимин не вернутся домой, но к этому времени они обычно уже приступают к выполнению графика. Совсем не кажется неуместным ездить от дома Юнги и обратно, как будто они делали это годами. Другие участники тоже не задают вопросов, только бросают друг на друга понимающие взгляды каждый раз, когда те прибывают на съемочную площадку. Нет ничего, к чему бы Чимин не мог привыкнуть. И потом, Чимин вспоминает. Именно поэтому Мин Юнги опасен. Именно поэтому около пятнадцати лет назад Чимин по уши влюбился в него, что переросло в чувство настолько сильное, что от него невозможно избавиться: с Мин Юнги комфортно. Так легко привыкнуть к его присутствию, погрузиться в рутину. Легко соскользнуть в фамильярность, использовать его голос по умолчанию, опереться на него после долгого рабочего дня и почувствовать, как с твоих плеч сваливается огромная ноша. Мин Юнги - воплощение комфорта, и Чимин постоянно ловил себя на том, что возвращается за большим. Это несправедливо, думает Чимин, что влюбленность в него заняла меньше доли секунды, и теперь ему приходится иметь дело с последствиями до конца своей жизни. Потому что влюбиться в Мин Юнги легко, но любить его невозможно. Особенно когда он сказал Чимину не делать этого. Вот почему даже сейчас, когда у него кирпичный дом и ребенок из плоти и крови, а кровать Юнги всего в нескольких футах от его собственной, Чимину приходится постоянно напоминать себе, что это сон. Это всего лишь сон.***
По большей части, Джихун - хорошо воспитанный ребенок. Что-то в нем напоминает Чимину Чонгука, когда он был моложе, с глазами оленёнка, немного застенчивый и чертовски очаровательный, когда улыбается. Вероятно, именно поэтому Чимину не потребовалось много времени, чтобы полюбить его. Чимину интересно, видит ли Юнги в Джихуне тоже маленького Куки, и не является ли это одной из причин, почему он питает слабость к маленькому мальчику, хотя Чимин знает, что Юнги никогда бы не признался в этом вслух. Джихун, похоже, тоже находит утешение в присутствии Чимина. Он не очень разговорчив, но Чимин узнал, что он любит обниматься, а поскольку Юнги не самый большой любитель обниматься, ребенок, возможно, был немного лишен прикосновений. К счастью, Чимин пришел на помощь. Независимо от того, как поздно он возвращается домой, Чимин после работы направляется прямиком в спальню Джихуна, чтобы проверить, выключен ли у него свет и включен ли диффузор — его кожа более сухая. В свои выходные он позволял Джихуну выбрать фильм и что—нибудь перекусить и обниматься в гостиной, пока они оба не засыпали, и Юнги приходилось относить их в их комнаты, и, конечно, он готовил блинчики по просьбе Джихуна, как и обещал - Юнги потратил время на то, чтобы очень терпеливо научить его, что, черт возьми, только заставило Чимина влюбиться в него еще сильнее. - Ему повезло, ты знаешь? - сказал Чимин однажды ночью, прислонившись к дверному косяку спальни Джихуна, ожидая, пока Юнги уложит мальчика в постель. - Иметь такого отца, как ты. Это был один из тех дней, когда им повезло, что они смогли уйти пораньше, а под ранним они подразумевают время до десяти. Когда они вернулись домой, Джихун все еще сидел за пианино, поэтому они притворились, что пришли на его маленький концерт, достали бокалы для шампанского и выпили из них яблочный сок, как будто празднуют его успех. Юнги выключил свет, но Чимин все еще мог разглядеть очертания его улыбки благодаря свету, просачивающемуся из коридора. - В этом весь смысл усыновления его, не так ли? Хотел бы я, чтобы у меня был такой отец, как я. - Что ж, я рад, хён. Ты становишься тем изменением, которое хочешь видеть в мире, или как бы там ни было, верно? Юнги тихо рассмеялся и закрыл дверь, осторожно, чтобы не разбудить Джихуна. - Пойдем, мне нужно выпить. - Еще яблочного сока? - поддразнил Чимин. Юнги бросил на него невеселый взгляд. - Настоящую выпивку. После трех стаканов виски Юнги стал немного болтлив. Иногда Чимину нравится думать, что его толерантность к алкоголю - не единственная причина, по которой Юнги нравится выпивать с ним. Возможно, это потому, что он самый ранимый и убийственно честный, когда навеселе, и Чимин гордится тем, что Мин Юнги доверяет ему свои секреты. - Мне не нужно следить за своими словами, когда я с тобой, — признался он однажды - тоже после нескольких порций выпивки. Да, Чимин умел работать с доверием. Вероятно, это самое близкое к любви чувство, которое он когда-либо получит. - Мне страшно, Чимин-а, - сказал Юнги, осторожно взбалтывая виски в своем стакане. - Иногда ночами я не могу уснуть, думая, что, если он вырастет таким же, как я? - Я не знаю, хён, у тебя все в порядке. - Если под ”в порядке" ты подразумеваешь эмоциональную замкнутость и ментальную нестабильность, то да, у меня действительно все получилось. Чимин улыбнулся. - В конце концов. В конце концов, у тебя все получилось. Это пугает, если Чимин задумается об этом. Воспитание ребенка во многом похоже на посадку дерева: ты можешь только поливать и удобрять его, возможно, подрезать мёртвые веточки, но нет способа сдержать это. Однажды оно вырастет выше тебя, станет таким большим, что ты даже не сможешь полностью обхватить его руками. И оно разветвится, и ты не сможешь сказать ему, куда расти. Ты можешь только надеяться, что у него достаточно крепкие корни и что в конечном итоге он не упадет замертво на дороге. Но что, если семя плохое? Юнги ловит себя на том, что много думает. Ладно, он ни хрена не сможет сделать, если семя плохое, но что, если он недостаточно освещает его солнечным светом? Что, если почва бесплодна? В один прекрасный день он сведет себя с ума, просто развлекаясь множеством "что, если". - Я хочу, чтобы с ним было больше, чем просто хорошо, Чимин-а, - сказал Юнги, его голос теперь был невнятным и низким. - Я не знаю, как выглядит лучше, но он заслуживает лучшего, тебе не кажется? Чимин кивнул, его губы растянулись в сочувственной улыбке. Ему повезло, что он вырос с такими любящими и поддерживающими родителями, но из обрывков детских воспоминаний, которыми Юнги поделился с ним, у него было представление о том, о чем говорил старший. - Однажды кто-нибудь влюбится в него, и я надеюсь, что он будет мужчиной, который не боится любить, но говорят, что дети тебя не слушают; они наблюдают за тобой. И я... – у Юнги перехватило дыхание, он низко опустил голову. При любых других обстоятельствах Чимин закончил бы за него предложение, превратив его в шутку, как они всегда делали. Но здесь был Юнги, обнажающий свое сердце перед Чимином, и он не собирался смеяться над этим. - Хён... - Чимин потянулся, чтобы сжать руку Юнги. Юнги медленно поднял глаза, и Чимин услышал, как его сердце разрывается на части при виде улыбающегося дорогого ему человека, который все еще был на грани того, чтобы развалиться на части. - Как я могу научить своего сына любви, если я сам так боюсь этого, Чимин-а? Начиная с той ночи, Чимин сделал своей личной миссией говорить Джихуну, что он любит его, по крайней мере, дважды в день: утром, прежде чем он уйдет в школу, и вечером, прежде чем он ляжет спать, даже если это должно быть по телефону. Его цель? Чтобы заставить Джихуна сказать это в ответ. После первых нескольких попыток, как и ожидалось, он получил только уклончивое ворчание. Но Чимин не из тех, кто сдается. Примерно два месяца спустя он, наконец, услышал это по телефону. - Ты плачешь? - спросил Сокджин, широко раскрыв глаза от удивления. Они все еще были в офисе, только что закончив очередную встречу. - Кто заставил тебя плакать? Скажи мне, я собираюсь драться с… - Нет, нет, хён, я в порядке! - Чимин остановил его прежде, чем вся комната успела заметить. - Я только что разговаривал по телефону с Джихуном. - Джихун? - Сокджин нахмурил брови. - Сын Юнги заставил тебя плакать? Чимин вытер слезы тыльной стороной ладони. - Наконец-то он сказал “я тоже тебя люблю”. Сокджин улыбнулся, выражение его лица смягчилось, несмотря на то, что он не знал всей истории. Все, что он знал, это то, что этого было достаточно, чтобы тронуть сердце Чимина, и этого было достаточно. - Что он сказал на этот раз? - Юнги внезапно появился позади старшего. - Я люблю... - Я услышал тебя с первого раза, - вмешался Юнги, на его лице отразилось недоверие. - Почему он никогда не говорил этого мне? Сокджин усмехнулся. - Наверное, потому, что ты никогда не говорил ему ”я люблю тебя" с самого начала. Юнги набрал воздуха, чтобы возразить, но из его рта не вырвалось ничего, кроме низкого ворчания. Сокджин попал в точку. - Тебе стоит иногда попробовать, хён, - сказал Чимин, ухмыляясь. - Приятно это слышать. Чимин смог разобрать бормотание "да, да", когда Юнги уходил, возвращаясь на свое место. Он улыбнулся Юнги в спину. Детские шаги.***
- Папа любит тебя, ты знаешь? - сказал Джихун однажды вечером после того, как они обменялись своими "Я люблю тебя", "Я тоже тебя люблю”. К настоящему времени это вошло в привычку, почти через четыре месяца после того, как Джихун впервые сказал это в ответ, но это не означало, что они имели в виду что-то меньшее. Чимин засмеялся, натягивая одеяло на Джихуна. - Нет, это не так. - Это правда. Я видел, как он смотрит на тебя. - А как он смотрит на меня? - Так, как ты смотришь на меня.***
Ничто, а Чимин серьезен, что ничто в его жизни никогда не готовило его к воспитанию подростка. Он уже был трейни в Сеуле к тому времени, когда его младший брат был подростком, и Чонгук, ну, ему очень помогали с Чонгуком, и от него даже не ожидали, что он будет присматривать за ним, так как тогда он был таким же маленьким. Дело в том, что он не знает, как вести себя с капризным, своевольным тринадцатилетним мальчишкой, который постоянно требует новый телефон, новый ноутбук и игровую приставку, названия которой он даже не слышал. - Это обязательная вещь, она есть у всех моих друзей примерно с прошлой недели и… И вот он срывается. Пак Чимин, король терпения, обладатель премии "Лучший родитель" три года подряд, срывается. - Мин Джихун, - он цедит каждый слог сквозь стиснутые зубы, немедленно заставляя замолчать хнычущего мальчика. - Я не так тебя воспитывал. Джихун знает, что лучше не перечить Чимину, когда у него такой взгляд. Поэтому он трет глаза, шмыгает носом, хватает свою сумку с дивана и врывается в свою комнату, хлопая дверью на ходу. - Мин Джихун! - кричит Чимин. - Это был ветер! Чимин вздыхает, качая раскалывающейся головой. Боже, он ненавидит кричать. Краем глаза он замечает Юнги, стоящего в дверях с бутылкой воды в руке. - Как долго ты там пробыл? - спрашивает Чимин. - Достаточно долго, чтобы понять, что со всем можно было бы разобраться по-другому. Чимин приподнимает бровь. - И как именно ты бы справился с этим? Юнги пожимает плечами. - Просто купил бы ему эту чертову приставку. Если раньше Чимин был зол, то сейчас он просто кипит от злости. Его голос становится выше, лицо почти полностью красное от гнева. - Ты, блядь, издеваешься надо мной? - шипит он. - Он такой чертовски избалованный! Ты не можешь просто дать ребенку все, что он просит, только потому, что ты чертовски богат. Поговорим о гребаных привилегиях! Он прожил в этом чертовом особняке всю свою жизнь и не имеет никакого ебанного чувства реальности, но ты должен быть здесь ответственным взрослым! - Не выражайся, Чимин-а, - ругается Юнги. – Ты… - Нет, - кричит Чимин, - не начинай читать мне нотации сейчас. Ты мне не отец! - И ты не его отец, так к чему ты клонишь? Юнги сожалеет о словах, как только они слетели с его губ. Безошибочно узнаваемое выражение боли на лице Чимина, слышимое падение его сердца, лужица слез, которая начинает образовываться под его глазами… Блядь, Юнги взял бы все свои слова обратно, если бы мог. - Чимин-а... - Юнги тянется к руке Чимина, но младший отмахивается от него. - Тебе действительно нужно было сказать это вслух, да. И с этими словами захлопывается еще одна дверь. Что беспокоит Чимина больше всего, так это не то, что Джихун вел себя как избалованный мальчишка, или как Юнги потворствовал его поведению, нет. Это факт, что Юнги был прав: Чимин не отец Джихуну, и он никогда им не будет, независимо от того, как долго он остается с ними, независимо от того, насколько хорошо он заботится о мальчике. Он всегда останется аутсайдером. Он осознает это. Он просто не думал, что Юнги тоже так думает. Что он вообще делает? Играет в семью? Надеется, что Джихун назовет его папой? Или надеется, что Юнги однажды проснется и поймет, что все это время был влюблен в Чимина? Выставляет себя дураком, вот что он делает. Зачем Юнги вообще попросил его переехать к нему? О да, из жалости, наверное. Тихий стук в дверь эхом разносится по комнате, останавливая Чимина от рыданий в подушку. Это его первая ссора с Юнги, и внезапно он жалеет, что делит с ним комнату, потому что, в конце концов, Юнги придется войти, и Чимину больше негде будет плакать или находиться в двадцати футах от него. - Чимин-а, можно мне войти? Чимин напрягается при звуке голоса Юнги. На самом деле, это несправедливо, что это так сильно на него влияет. Это его любимый голос, тот, который успокаивал его более десяти лет, когда он был расстроен или слишком взбешен, тот, который только подпитывал огонь, разжигая его маленькую влюбленность. Но теперь он просто хочет, чтобы это прошло. Отчасти потому, что он зол, но в основном потому, что ему не нужна еще одна причина, чтобы влюбиться сильнее. Ему требуется каждая унция силы, чтобы произнести слабое: - Не сейчас, хён, - его голос хриплый и дрожащий. На некоторое время становится тихо — Чимин не двигается на своей кровати, а Юнги, вероятно, смотрит на деревянную дверь, задаваясь вопросом, что делать дальше. В конце концов, Чимин слышит звук шагов — Юнги уходит — и снова зарывается лицом в подушку, издавая стон за стоном разочарования. Той ночью Юнги не спит в их комнате. Или, может быть, он вообще не спит, Чимин не знает. Все, что он знает, это то, что уже несколько минут пятого, а он все еще наблюдает за дверью, и все же дверь не сдвинулась с места. Чимин может поклясться, что стены насмехаются над ним.***
Чимин не планировал готовить кофе на двоих. Просто три года - более чем достаточный срок, чтобы сформировать привычку, и он привык готовить все на двоих. Если бы он был мелочным, он бы вылил оставшуюся порцию и позволил Юнги самому приготовить свой чертов кофе. Но он этого не делает. Чимин проводит утро на диване, просматривая в телефоне списки домов и расспрашивая о хорошем районе. Прошлой ночью, когда он смотрел в потолок, как будто потолок мог дать ему ясность, он решил, что, возможно, ему следует начать искать свое собственное жилье. Вероятно, самое время, прежде чем Юнги попросит его съехать, и Чимин думает, что он хочет сохранить ту толику достоинства, которая у него еще осталась, и уберется до того, как его об этом попросят. Он не видит Юнги до обеда, пока тот, наконец, не выходит из студии с опухшим лицом и торчащими во все стороны волосами. Похоже, у него была адская ночь. - Доброе утро, - говорит Юнги все еще тяжелым ото сна голосом. Сердце Чимина переворачивается. - Приготовил немного для меня? Чимин подбородком указывает на кофейник на кухонном столе, притворяясь небрежным. Он не очень хорош в притворстве. Юнги, честно говоря, тоже. - Чимин-а, - Юнги прочищает горло. — Мы можем... мы можем поговорить? Чимин поднимает взгляд от своего телефона, все еще изображая беспечность. Он пожимает плечами. – Конечно. Когда Чимин не подает никаких признаков того, что собирается идти на кухню, Юнги приносит свою чашку кофе в гостиную и садится в нескольких футах от младшего. Чимин ненавидит это, ненавидит неловкое молчание больше всего на свете, потому что молчание с Юнги никогда не было неловким. Он ненавидит эти маленькие изменения, которые, вероятно, замечает только он. - Итак, - Юнги снова прочищает горло, - я слышал от Тэхёна, что ты ищешь дом. Глаза Чимина расширяются, его тело откидывается назад от удивления. - Тэхён сказал это? - Ну, Тэхён узнал от Чонгука и сказал, что если я когда-нибудь причиню тебе боль, он ”совершит налет на мой дом и подожжет его вместе с моим миксером". Чимин не знает, обнять или задушить двух своих лучших друзей. - Так... ты? - Юнги спрашивает снова. - Ищешь дом? - Чимин облизывает нижнюю губу и кивает. - Чтобы... инвестировать? Чимин качает головой. - Чтобы жить в нем, хён. - Но у тебя уже есть где жить. - Ну, я же не могу оставаться здесь вечно, не так ли? У Юнги вытягивается лицо, а вместе с ним и голос. - Это из-за вчерашнего? Чимин отвечает не сразу. Он вертит в руках свою чашку, его взгляд устремлен куда угодно, только не на Юнги. В молчании Чимина Юнги находит свой ответ. Юнги вздыхает, почесывая затылок с такой силой, что его растрепанные волосы становятся еще более непослушными. - Чимин-а, ты же знаешь, я не это имел в виду. - Мне кажется, что это уже давно было у тебя на уме, и ты просто ждал подходящего момента, чтобы сбросить бомбу. - Чимин-а, послушай меня. - Юнги тянется к руке Чимина, и на этот раз младший не отстраняется. - Прости, ладно? Я— черт возьми, я сказал это не потому, что думаю, что это правда. Я не уверен в себе, Чимин-а. - Голова Юнги падает лицом на диван. - Я уже так боялся растить ребенка, так боялся потерпеть неудачу, а потом появился ты, и, черт возьми, ты лучший отец, чем я когда-либо буду. И затем… А потом Джихун просто назвал тебя папой, и я потерял самообладание. Я полностью слетел с катушек. - Подожди, что? - Чимин не может поверить собственным ушам. - Джихун назвал меня папой? Юнги кивает, слабо улыбаясь. - Я позвонил ему на днях, когда мы еще были на съемочной площадке, просто, знаешь, чтобы проведать его. И перед тем, как я повесил трубку, - он делает глубокий вдох, - он попросил меня ”сказать папе, что я люблю его”. В этот самый момент гора страхов Чимина рушится. Он чувствует, как его лицо заливается краской, а на глаза наворачиваются слезы. Это сродни ощущению, когда тебе говорят, что Санта настоящий, но лучше; как будто он выиграл в лотерею, но лучше — он завоевал сердце Мин Джихуна. - Он так сказал? - Чимин заикается. Юнги кивает. - И я просто подумал, что если я дам ему все, что он хочет, - Юнги понижает голос, - то он тоже полюбит меня. Исчезло эго Чимина и злость, которой он дал волю за ночь. Исчезла пропасть между ними. Прежде чем он осознает это, Чимин уже бросается к Юнги, обвивая руками шею старшего. - Хён, - воркует он, нежно поглаживая Юнги по спине, - ты его отец. Конечно, он любит тебя. Но ты не должен препятствовать его взрослению, слишком упрощая ему жизнь. Юнги сглатывает. Конечно, он любит, да, но он не хочет, чтобы Джихун любил его так, как он любит своего отца — из чувства долга и крови. Он хочет иметь то, что есть у Джихуна и Чимина: любовь вопреки. Юнги завидует Чимину во многих отношениях. Но особенно он завидует тому, как тот не скрывает своего сердца, как будто не боится, что ему причинят боль, как он дарит любовь, как будто это бесплатно, в то время как Юнги не может себе этого позволить. Ему приходится поддерживать свои стены, все время носить маску, и все же кажется, что всегда страдают те, кто осторожен. - Чимин-а, - хрипит Юнги. - Не уходи, пожалуйста? Я... ты нужен мне. - Чтобы научить его быть лучшим родителем. Научить его быть храбрым. Научить его позволять себе любить. Чимину хочется вцепиться в собственную кожу. Как Юнги может говорить такое дерьмо и не ожидать, что он упадет еще сильнее? – Хён… Юнги начинает хихикать, его голова падает на плечо Чимина. - Боже, я такой лицемер. Я хочу, чтобы меня любили, и все же продолжаю отталкивать людей, которые действительно любят меня. И я ожидаю, что мой сын станет другим? - он усмехается. - Но, хён, - шепчет Чимин прямо на ухо Юнги, - ты только что попросил меня остаться. Юнги замирает, прежде чем медленно поднять голову, его рот слегка приоткрыт от удивления. Он сделал это, не так ли? Воспоминание стремительно возвращается — то, которое он иногда прокручивал в голове ночами, когда заснуть было нелегко, поэтому он просто лежал на боку и издалека наблюдал за мирным спящим лицом Чимина — о лете 2015 года. О молодом и глупом Пак Чимине, признавшемся в любви молодому и еще более глупому Мин Юнги. О той ночи, когда он попросил Чимина не любить его, потому что он не сможет поймать его, если он упадет, но Чимин сказал, что он уже упал, и у него нет планов вставать в ближайшее время. И, боже, Пак Чимин остался верен своим словам. - После стольких лет? Чимин улыбается. – Всегда.***
- Джихун-а, доешь свой завтрак, прежде чем уйдешь! - кричит Чимин из кухни. Прошло несколько месяцев с тех пор, как они с Юнги решили проводить больше времени с Джихуном, особенно теперь, когда он стал старше. И поскольку вечером им приходится работать, пожертвовать несколькими часами сна ради завтрака с сыном - единственный выход. - Я опаздываю, папа! - кричит в ответ Джихун. - Он имеет в виду забрать Йерин, - поддразнивает Юнги. В конце концов, сейчас только шесть тридцать. И без того раскрасневшиеся щеки Джихуна становятся еще темнее. - Папочка... - скулит он. Чимин смеется, складывая оставшийся рис с лавровым листом и тунцом с острым перцем в контейнер. - Хорошо, но не забудь доесть это до первого урока. - Джихун отвечает, бормоча "да, да", надевая носки. - Я спрошу у Йерин. Глаза Джихуна расширяются. - Я так и сделаю! Пока, папа! Люблю тебя! - Я тоже тебя люблю! - кричит Чимин из кухни. Юнги, однако, следует за ним к входной двери. - Я люблю тебя, Джихун-а, — говорит он, похлопывая сына по плечу — он бы погладил его по голове, но он знает, что Джихун потратил пятнадцать минут на его волосы, просто чтобы произвести впечатление на Йерин, - который теперь почти дорос до его груди. Ах, дети, они так быстро растут. Джихун смотрит на него с нежностью. - Я тоже люблю тебя, папочка. Юнги стоит в дверях, пока Джихун полностью не скрывается из виду, наблюдая, как он бежит и почти спотыкается о воздух. Руки скрещены на груди, его нежная улыбка все еще не исчезает. Он остается там, пока не чувствует, как что-то прижимается к его спине, и не обнаруживает, что подбородок Чимина покоится на его плече. - А как же я? - Чимин надувает губы, за что получает сердечный смех от своего жениха и поцелуй в висок. - Я люблю тебя, Чимин-а. Руки Чимина обвиваются вокруг талии Юнги, когда он осыпает поцелуями его затылок. - Я тоже люблю тебя, папочка.