Любовь в одного

В беззаботных серых днях мне всегда было интересно познать любовь. Юно предполагая, что я могу её познать, искала повсюду, но абсолютно ненавязчиво. Сначала это был тот самый атлет из школы, который казался таким близким, что даже не шибко страшно было признаться ему в чувствах первой. Он не ранил меня, а лишь аккуратно, едва ли понятно показал, что моя комната любви его не интересует. Не было гадко. Было весело. Затем под мой взор попал кудрявый наимилейший паренек. Он был выше меня на каких-то 10 сантиметров, что вполне удачно вписывалось в поток шуток о нашей будущей парочке. Два недоростка создают семью и воспитывают своих низких детей. Как же он умилял меня. Рядом с ним я всегда чувствовала себя уверенной, ведь его щеки окрашивались в тёплый розовый оттенок, который разливался по мне предвкушением чего-то захватывающего, ненасытного. Мне все больше и больше хотелось заполучить его себе и смущать, смущать, смущать. Этот мальчик словно испуганный зайчик, что боится дотронуться до морковки. Я, конечно, не была такой дерзкой и самоуверенной по жизни, но он давал мне вкусить азарт, дабы я продолжала эту несчастную игру. С ним все закончилось как и с первым — веселящим огоньком моего самолюбия. Догадывалась ли та искрящаяся девочка, что каждый из этих опытов в личной жизни приближает ее к катастрофе сердца и израненной душе? Пожалуй, нет. Но как же она желала этого. Тот этап жизни был довольно типичен для девушки моего возраста. Летние каникулы, новая компания «друзей», первые (но не последние) выкуренные сигареты. Облачаясь в яркую одежду, я предвкушала будущие события дня. И душа моя жаждала страсти, приключений. В один из дней было сделано общее фото со всеми, кто состоял в компании «друзей». Я обхватила руку одного из парней, который был под моим прицелом для поиска того самого чувства, но мне повезло намного меньше. Спустя время после этого кадра я узнала, что у меня появился наблюдающий. Вообще, я уже слышала разговоры о том самом друге, который уехал чуть меньше года назад. Каждый кто затрагивал его словом восхищался выходками и бурными романами, которые он проживал пока был в этом городе. Меня же это таинство (говорю так, потому что мало представляла его на тот момент) не впечатляло, а наоборот во мне сформировалось и укрепилось нечто близкое к неприязни. Хоть я и не видела ни разу этого человека, но поверьте, больше чем ненавидеть на расстоянии можно лишь любить. Для меня это, конечно, тогда было скрыто мраком будущего. Этот друг моих друзей мало мелькал помимо эпизодов с его восхвалением, но как-то он недоброжелательно выразился насчет моего подруги, и я еще больше его не взлюбила. Середина того лета осталась в памяти из-за того, что тот самый неприятный, склизкий словно слизняк парень приблизился ко мне намного сильнее, чем ранее. Он начал наблюдать за мной в социальных сетях. Меня тогда это волновало еще меньше, чем то, что я не смогла заполучить полноценно внимание того краснощекого мальчишки. Моя заинтересованность не выходила за границы дозволенного собственнодушно мною — никаких знакомств с призраками Всемирной паутины. Разве есть что-то в этом настоящее? Разве искренность может хотя бы на грамм сверкнуть в этих переписках, затеянных, разве что по велению скуки и сексуального непотребства? Если бы я тогда знала, как он сможет опровергнуть мои убеждение и свергнуть с трона эту мою недосягаемость. Без сомнений, она была создана для того, чтобы её одолели. 21:45, затем еще тридцатью минутами позже я направлялась домой, когда он слегка пошатнул мою здравую жизнедеятельность, начав со мной диалог. Атлет, краснощекий — а он же кто? Каким прозвищем я смогла бы обозвать его в то время, а каким по прошествии времени? В какой-то момент их оказалось настолько много, что даже неловко перечислять, ведь можно решить, что я как умалишенная полюбила его. Так что пускай пока остается лишь «он», ведь в самом начале я и не потерялась еще в этом безумном круговороте жертвенности, страсти и любви. Я еще не потеряла свой мозг и способность мыслить поверхностно, глупо. И вот он здесь, заполучив моё внимание затянул наше общение до самого утра. В моей голове небеспричинно крутились мысли, что это продлится не дольше трех дней. Я основательно была уверена в этом, посколько раньше мои знакомства действительно не затягивались на большее время. Но так ночь за ночью он и сам наверняка не замечал, как раскрывает моё нутро, как радостно и тепло отзывается моё тело и все что внутри него на очередное сообщение в 6:10 утра. Это был конец августа, и мы общались вот уже больше двух недель. В планы входил его скорый приезд, буквально через месяц в октябре. Мы разметили наш досуг и мечтательно прокручивали в нашем диалоге взаимодействия друг с другом, ведь если бы мы этого не делали, то как иначе дождаться встречи и не сойти с ума? Сентябрь тот выдался мутным, впрочем как и октябрь. Мой внезапно найденный «друг» стал часто пропадать и погрузился в меланхолию, испытывая мое терпение. Находясь за пять тысяч километров, мне было неизвестно о чем он думает, когда во время нашего молчания делится фотографией со своей бывшей «возлюбленной» (кавычки от того, что мне дичайше не хотелось верить, что она стала для него то, кого он может так назвать). Было множество вопросов, начиная от «почему мы больше не общаемся?» и заканчивая вопросом к самой себе «чем будем сегодня забываться?» Я тащилась со своими друзьями в любое место, которое могло стать провокацией для него, ведь ему не нравилось моё времяпрепровождение в сомнительных заведениях в сомнительно адекватном состоянии. Когда мои глаза загорались огоньком от выпитого алкоголя, я слезно печатала ему много и много сообщений, содержание которых не имело ничего общего с холодным безразличием. В любви я ему не признавалась, поскольку было на тот момент мне глупо расчитывать, что можно полюбить того, кто в твоей жизни появляется призраком из соц. сетей. Причину его такого поведения я вскоре узнала — приезд в октябре отменяется. Ну конечно, как можно было поверить, что 16-летний мальчуган достаточно дерзок и состоятелен для того, чтобы отделиться от родителей за пять тысяч километров. Но я верила, ведь в моих интересах было именно это, а то как же можно было мне существовать без слепой надежды в таких обстоятельствах. Позже и он поверил снова: не отступал от своих желаний ворваться в мою жизнь уже основательно крепко, представ передо мной во всей красе. В тот самый злополучный октябрь мы решили, что наши отношения вполне возможны существовать как те самые «романтические отношения, в которых он — мой парень, а я — его девушка». Внутри меня был праздник. Ну вот же оно, я начала познавать любовь. Признания, кстати, мы все еще сдерживали. Писали и говорили в звонках лишь то, что глубоко обожаем друг друга, но каждый тогда помышлял о том, что вместо обожания в нас поселилась настоящая любовь. Мы считали самих себя очень адекватными, хоть и друзья с его стороны позволяли высказаться о нас, как о великих глупцах, что по-детски дурачатся и верят в то великое из романтических книг. Наша общение было сглажено, хоть и не до идеала, но все же мы успевали подстраиваться под ритмы жизни наших обеих сторон. Я терпеливо ждала, пока он проснется, в то время как сама уже возвращалась со всех своих дел, а он ночами утягивал меня в любовные ласки по переписке до самого утра. Кажется, подстраивалась лишь я. «Тебе тоже хотелось написать люблю? Мне уже третий раз». Вот что однажды он написал мне, уходя на прогулку за пять тысяч километров от меня. Ну как же можно было так меня измучить, ведь после этих слов вполне логично сжать человека крепко в своих руках и покрыть поцелуями все его лицо. И признаться, то и мне хотелось написать, нет, крикнуть «люблю», которое пронеслось бы по облакам и хотя бы легким дуновением ветра коснулось его ушей. Тогда же я смущенно напечатала что-то в ответ и оставила его с тем самым «люблю» на кончиках пальцев. Это был либо конец октября, либо ноябрь, а может и вообще декабрь. То, что было в переписках забывается также легко, как сигарета за ухом. Если я рассказываю сама себе о том, какой это был человек, то на ум приходит одно — «мой человек». Он был моим тем самым, которого я всегда старалась себе представлять. Раньше же я часто задумывалась о своем будущем и о любви, которую буду проживать. Хотелось чего-то возвышенного, не такого как у всех, от кого я слышала про отношения. Все-таки время подростковое, время банальности и приторности, чего мне, конечно, хотелось, но не без меры. Я сама по себе всегда была далека от сладких речей, умилительных взаимодействий, старалась выделять себя «не такой как все». И у меня это получалось, а он лишь в этом поддержал. Я вспоминаю о том, что я чувствовала, когда он появился в моей жизни: предвкушение, жажду, страсть, стыд, иногда ноты ванили, куда ж без них и самую настоящую живую ревность. Мне в какой-то момент вдруг стало невыносимо думать о том, что все оборвется и его внимание заполучит какая-то другая девушка. Для меня это означало одно — я перестану быть для него особенной, что само по себе не так страшно, но тогда я утопала в этом жгучем чувстве. Мне нравится представлять себя, гордо держащей его за руку, в то время как все его почитательницы томно и с затяжной печалью смотрят на нас. Он снова поддерживал меня в этом. — Я так рад, что ты со мной. Каждый раз когда думаю об этом, завидую самому себе и хочу отбить, — писал мне. Я на это визжала от радости и удовольствия. Мог бы он представить, как я была счастлива каждому его ревностному порыву, ведь он был даже ревнивее чем я, но с позволительной лишь ему эмоцией я заверяла его, что мне никто в этом мире не нужен больше, чем он сам. Мой пазл, идеально втиснувшийся в грани моего существования. Следующим месяцем для его возможного приезда стал декабрь. Я снова ждала, рисуя себе живые картины этого увлекательного события. Оно меня больше, чем просто увлекало, по правде говоря. Я желала, жаждала этого настолько сильно, что меня иногда потряхивало. В декабре все снова прошло мимо нас, он впал в расстроенные чувства, рассказывая мне обо всех трудностях, которые так нагло встают между нами. Слушала, слушала, слушала и ни разу моя надежда не приглушалась. Не могут ведь два любящих сердца так и остаться за пять тысяч километров друг от друга, не могут наши чувства, зародившиеся на таком расстоянии стать просто чем-то, что мы когда-то проживали и упустили. Нужно ли помечать, что оказываются могут? Вот так горько, отчаянно и печально. В феврале моя жизнь действительно пошатнулась из-за проблем в семье. Нам тогда с мамой и младшей сестрой пришлось вызвать полицию ночью, чтобы они забрали бушующего отчима, а мы сами поехали к бабушке. Страх переполнял меня и было лишь одно безопасное место для меня — он. Такой далекий, но будто бы своими руками защищающий меня и от пьяницы отчима, и от урагана, и от конца света. Не было в этой ситуации ничего приятного, кроме «Я не могу разобраться с ним сам, но если ты попросишь, то решу это другими путями» и «Я не лягу спать, пока вы не будете в безопасности» Может не физически, но душой своей я была в самом безопасном месте своей жизни. Также в феврале мы крупно поссорились из-за моего глупого, не несущего за собой ничего предательски страшного, обмана. Но я, конечно, горела от стыда и принимала свою ошибку ежесекундно. С сигаретой в руке плакала за домом подруги, слушая наигрустнейшую песню. Да, максимально сериальная сцена. Но без прикрас, друзья, как много чувств во мне бушевало тогда. Уже не помню точно, когда мы решили это, но помню за какими словами я облегченно выдохнула: «Я никого не прощаю за обман, но тебя прощу» Наступил апрель, позади много месяцев счастья и веры. Она была даже крепче, чем вера в Деда Мороза. Он был моим подарком, и я ждала его не раз в году, а каждую секунду. Хотелось чуда, в котором он откроет передо мной дверь, погружая меня в шок от своего появления в физическом обличии. Так хотелось прикоснуться, обняться, убедиться, что он самый настоящий. Но он и был для меня таким даже на расстоянии. Ни атлет, ни краснощекий, ни даже кассир в супермаркете не были для меня столь реальными, как он. Я будто бы видела его вчера, а сегодня мы еще просто не встретились. В том апреле было много накалов страстей. Четвёртого числа этого весеннего месяца я получила следующее: «Катя, я люблю тебя». Да, вот так прямо и честно. Я испугалась, поскольку мне самой моментами казалось какими мы глупцами может в итоге быть. В жизни же так много нюансов, которые возможно смогли бы нас разделить и опровергнуть всю любовь, а мы ни об одном из них не знаем, поскольку рядом не находились ни секунды от нашего времени. Немного походив по квартире, пообщаясь с мамой, я побежала к телефону и напечатала: «Я ложусь спать». Мне было трепетно думать, что он не подозревает о моей маленьком шалости, потому я напечатала дрожащими пальцами «Я тебя люблю» Кажется, что мир был лишь для нас двоих, и мы просто как два дурака сидим так далеко друг от друга, дабы испытать самих себя. В ту ночь моя жизнь обрела новые краски. Дальше по списку были волнения касаемо наших отношений. Как мы справимся, а справимся ли, будет ли счастливое продолжение и общий конец, как завещают в книжках? 27 апреля было обсуждено, что мы справимся со всем вместе, рука об руку, никогда не сдадимся и не оставим друг друга. Первые дни мая стали немного печальными из-за нашей ссоры и долгого молчания. Был у нас общий друг, который стал и мне близким. Он тогда сказал «Да помиритесь вы, не переживай», а я с абсолютной уверенностью и возможно с чрезмерной, ответила «Конечно, куда мы денемся». А деться было куда. Уже через несколько часов я гуляла со своими двоюродными старшими братьями. Мы весело проводили время, и я впервые перед членами своей семьи поведала о любви, живущей во мне. Было радостно. Параллельно я думала о нем, и ждала когда он наконец поймёт, что меня нет в сети уже давно, а в моем городе время перешагнуло на полночь. И вот он заветный звонок, но только не от него самого, а от нашего друга. — Срочно позвони ему, — я ликовала. Сейчас я услышу его голос, мы обменяемся первыми чуть холодными фразочками, а потом и вовсе забудем про все, утопая в бездне нашей любви. Как назло именно в тот момент я достигла пикового осознания своих чувств и счастья за познание прекрасного чувства — любви. Как можно скорее я добралась до дома братьев и стараясь отдышаться села на стул перед их окном, набирая его номер. В комнате я была не одна, но я радовалась, что кто-то из моей семьи теперь посвящен в это таинство. Гудок, затем еще один. Улыбка не сползала с моего лица, кажется, но когда послышался голос я спрятала её, чтобы хотя бы немного держать обороны. Мы ведь все-таки в ссоре. Уже честно не помню, как что началось, но моя радость оборвалась из-за странности его интонаций. Не было там ожидаемого мной, совсем ничего. Была лишь пустота моего любимого голоса. А затем, это — «Прости, я не приеду. Нам больше не стоит быть вместе» Крах. Я не могла поверить в сказанное им, но видимо мой мозг уже обработал услышанную информацию и дал сигнал — кровь из носа. Из моего носа после этих слов пошла кровь, и я почти уверена, что это моё сердце разбилось и кровоточило. Выбежав на улицу в короткой в одной лишь футболке моего брата и сланцах, я прижалась к углу дома. На улице стояла темная ночь, было холодно и потом даже моросил дождь. Я снова и снова просила его сказать, что это лишь шутка, я не верю в то, что он говорит. В моей голове не укладывалось это совершенно никак. Это оказалось сложнее высшей математики и прочей лабуды, которую мне было невозможно понять. Это было то, что пробирало меня холодом и вовсе не уличным. Внутри меня сквозило, словно я вся стала открытой раной, истекающей поочередно то кровью, то слезами. Хотелось в миг оказаться не на углу дома, а на его крыши. Хотелось сказать ему, чтобы он взял свои слова назад, иначе я шагну вниз и от меня ничего не останется. Но от меня тогда уже ничего не осталось. Его металлический голос снова и снова проговаривал мне, что это не шутка и так правда будет лучше. Какой к черту лучше? Откуда ему знать, как мне будет лучше? Я была возмущена и зла, меня буквально трясло. Будь он рядом со мной я бы надавала его по голове. Мои эмоции сменяли друг друга, я совсем не справлялась с тем, чтобы ими совладать. Сначала я не понимала, затем злилась, после этого умоляла прекратить и поговорить как мы раньше это делали. Скорее мне было поверить в то, что завтра весь мир исчезнет, чем в то, что исчезнем на самом деле мы. Ночь стала еще темнее, все краски словно вымылись из него. Осталась кромешная тьма, его голос и холод. Моим желанием было тогда лишь умереть, а потом на секунду посмотреть ему в глаза, надеясь на то, что он одарит меня любовь снова. Но нет, все было тщетно. Впервые меня не пугал холод на улице, не пугала темнота вокруг. Все это заползло внутрь меня. Как же мне было невыносимо больно, как же было невыносимо тяжело. Эта сдавленность внутри меня сжимала всю меня до основания, пульсировала, словно каждую секунду я взрывалась на этом несчастном углу. Тысячи совместных воспоминаний роились в голове, заставляя погибать в муках, а затем снова воскресать и принимать реальность. Такой многозадачности я в себе никогда не открывала. Все было потеряно даже тогда, когда я лежала в кровати, изнывала и строчила ему без остановки сообщения с мольбой о том, чтобы не оставлял меня. Так продолжалось несколько часов, время пролетало незаметно. Переменчивость моих мыслей пугала, потому что было невозможно так потерять контроль. Чуть ослабив хватку я чувствовала, как он, готовый ускользнуть от меня, ускользал. Спала я в ту ночь плохо, а точнее около двух-трех часов, наверняка уже от бессилия. И соскочив около восьми часов меня прибила эта боль осознания — все было правдой. Утром не стало светлее.