разбитый нефрит

Когда Хисуи слышит новость, что Ишикава умирает после столкновения с Пэлтролой, она, неожиданно для себя, не ощущает ничего. Ей на мгновение кажется, что это неправильно: она должна расстроиться, разозлиться хотя бы, но вместо этого она читает доклад о случившемся на тренировочном полигоне слегка отрешенно, кивает и забывает об этом на долгое время, пока на фоне неохотно ворочается бюрократический механизм Хранителей, связанный с учетом пострадавших, погибших (включая Аошиму, из-за которого больше всего шума)… Им с Чидори, к счастью, не нужно выслушивать претензии Акабанэ о том, мол, почему вы не выследили Пэлтролу, который все это время был у нас под носом, у Акабанэ тоже полно других дел, и впервые в жизни Хисуи рада видеть его рожу на экранах — лучше так, чем выслушивать претензии. Ей и самой приходится заниматься делами, поэтому времени на размышления о том, что человек, вытащивший ее из-под завалов когда-то давно, буквально спасший и приведший в мир рейнджеров, теперь мертв, не остается. Хисуи впадает в состояние, когда ей блевать хочется от бумажек, но их нужно заполнять: о зачислении двух новичков в батальон, плюс разгрести старые дела о предводителях, потому что Чидори, кажется, нападает на чей-то след. Днем и ночью она занята, едва успевает поспать, иногда доходит до абсурда — один раз когда открывает глаза, то видит, что лежит на продавленном старом диване у них в офисе. Поднимает голову: на дворе глубокая ночь, свет в кабинете только от фонаря за окном и от монитора, на котором что-то усердно печатает Чидори. Она критично осматривает таинственно появившийся на плечах плед (да что там таинственно, прекрасно знает, откуда), потом садится и громко хрустит шеей. Чидори, не оборачиваясь, замечает таким же утомленным голосом: — Тебе нужно сделать перерыв. Это он ее так выгоняет на выходной, вы посмотрите. Интересно, размышляет она в тот момент, сожалеет ли он о потере Аошимы? Он ведь был неплохим парнем. Тупым, как пробка, хамлом, но честным и искренне беспокоящимся о своих подчиненных. Когда умирает Аошима, больше всех воет Аоизоме; если же помрет Акабанэ… Никому не будет дела. Может, только Токите; он цыкнет, наорет на них всех, но примет это. Жаль, очень жаль, что не умирает Акабанэ… Но Хисуи некогда отдыхать, и она продолжает существовать на грани возможностей некоторое время, пока Сакурама и Ангел окончательно не становятся частью батальона и не перенимают обязанности по бумажной волоките на себя. Тогда, наконец, она выкраивает время для перерыва и отправляется на колумбарий рейнджеров, где собраны все-все-все, кто погибает за последние тринадцать лет. Даже несчастные юниоры Акабанэ, которых тот убивает во время очередного приступа. К сожалению, Ишикава не доживает до официального перевода в батальон, потому он среди множества имен тех, кто так и не заслуживает цвета. Жаль, размышляет Хисуи, когда убирается на его могиле — было бы неплохо пригласить его к ним, он был хитрым. Плюс она его знала. Всегда приятно иметь под рукой того, кто знаком. Можно предугадать, как он себя поведет. Она еще раз смотрит на красивую гравировку на имени Ишикавы, потом кривится и ругается про себя. Черт возьми. Если бы не сраный Пэлтрола, все могло быть иначе. Столько людей бы не умерло. Каждую потерю от рук предводителя она воспринимает на свой счет. Глупо, конечно. Даже Чидори говорит — бесполезное занятие, ушедших это все равно не вернет, а предводители хитры и осторожны. Но одно дело — просто кто-то незнакомый, мелочь из чужого батальона, и совсем другое — Ишикава, единственный, кто готов был принять ее ненависть к противнику, кто спас ее, кто… Это личное оскорбление. Пэлтрола, ублюдок, за это заплатит. Многие осуждали решение взять совсем еще ребенка в ряды рейнджеров; говорили, что это пройдет, что она свыкнется с воспоминаниями. Один лишь Ишикава не произносит ничего в те моменты, лишь пожимает плечами. Да, мы их всех убьем, говорит он. Я помогу тебе на экзамене. Хисуи тогда смеется, думает — вот, почему он никак не проходит испытание, просто Ишикава ждет ее, хочет помочь… Но она оставляет его далеко позади. Он все еще не получает цвета, а она — младший юниор Чидори. Может, он не был создан для такой жизни. Может, это он был нормальным все это время, когда как Хисуи сломалась ровно в тот момент, когда над ее головой проломилась крыша. И все это время они жили в иллюзии… Нет смысла отмаливать Ишикаву у богов. Их не существует, тех, эфемерных, о которых твердит синто, иначе бы они что-то да сделали. Она все слышит: не боги разрушили ваши дома и убивали людей, это были захватчики. Тогда зачем молиться кому-то, кто бессилен? Единственное, что решает сейчас все — божественное орудие. — В конце концов мы оба с тобой дураки, которые пляшут под дудку придурка в красной маске, — произносит спустя долгие минуты молчания Хисуи. Складывает руки в молитвенном жесте, скорее в традиционном, чем ином смысле. — Жаль, что нам так и не удалось поработать вместе. Тебе бы понравилось среди Зеленых, да и двух новичков ты хорошо знаешь. Жаль, очень жаль… Некоторое время она сидит молча, обнимая колени. Думает о том, сколько не высказано было. Она ведь благодарна Ишикаве, честное слово. Если бы не он, кто знает, что с ней случилось бы. Без Ишикавы не было бы и нынешней Хисуи. Он — настоящий рейнджер, искренне желающий помочь людям. На таких надо равняться, а не на Акабанэ, красиво заговаривающего зубы. Наверное, в такие моменты нужно прослезиться. Ведь она так долго все в себе копит, но сейчас не может ни слова лишнего сказать, ни пролить слезинки. Будто что-то отрезает с концами. Хотя, неудивительно. Хисуи перемалывает еще в детстве, а гибель Токивы и остального отряда просто ставит крест на адекватном восприятии ужасов, что происходят в жизни. Чидори не говорит ей этого, но Хисуи знает — она чокнутая. Все они, рейнджеры, такие. Потому Ишикава и умирает — он слишком нормален. А Сакурама и Ангел присоединяются к ним, потому что они точно такие же сумасшедшие. — Ладно уж. Бывай, старик. Хорошо тебе отдохнуть на том свете. Хисуи двумя пальцами козыряет напоследок и бросает последнюю улыбку на могилу. Затем неторопливо направляется прочь, к выходу. Дальше — очередная рутина. Пока не поступит информация от Чидори, они с новичками так и продолжат прожирать зарплаты и заниматься чушью, но, может, это даже к лучшему. Пока предводителей не видно, можно сыграть в фальшивый тихий мир, где они просто работают вместе. Где никто не умирает, как Токива, где никто… Она отвлекается, когда, уже на выходе с колумбария, слышит шепотки; бросает взгляд в сторону, и видит, как на корточках у края изгороди сидит Сакурама, явно шпионящий. Позади него очень смущенная Ангел, и, когда их замечают, она тут же начинает жестикулировать и бормочет себе под нос крайне напугано: — Ой! Мы тут, э, мимо проходили! Случайно! Сакурама лишь глаза щурит, потому что, очевидно, следит, но отнекиваться уже поздно. Несколько секунд Хисуи тупо на них смотрит. Потом ухмыляется. — О, салаги. — Отвали! — в нее грозно тычут пальцем. — Я вообще-то тебя старше! Имей совесть! — Ни за что, — она восторженно гогочет. — Сакурама, ты тут задницу просиживаешь, а офис ты уже убрал? А? Тот сразу темнеет лицом — очевидно, что нет — и рычит под нос что-то нечленораздельное. Поднимается, раздраженно машет рукой, и рядом его пытается угомонить Ангел. Хисуи молча на это смотрит. Она уже и забывает, насколько шумно бывает в офисе, когда там не она одна и целый ворох документов. Чидори чаще не на месте, чем с ней, и все это время приходится проводить в одиночестве, гадая, когда будет следующая миссия. Тогда она хотя бы может не бояться за товарищей, зная, что больше умирать некому — никого не осталось. Но теперь в батальон вступают Сакурама и Ангел. Они приносят шум, запах еды, глупые разговоры. Спорят за то, какой канал включить, и иногда слушают радио. Это приятные новшества. Смотря на них двоих, все еще болтающих, Хисуи не может не думать о том, что почему-то при взгляде на них нет ощущения, что скоро они распрощаются, и конечной точкой назначения станет все тот же колумбарий. Вскидывая голову, она некоторое время смотрит на небо. Ни облачка. Ты смотришь, Ишикава? Как думаешь, в этот раз все обойдется? Потом она подходит к Сакураме и хлопает его по спине, отчего тот взвизгивает, и ухмыляется во весь рот. — Ладно, неучи, так уж и быть. Сегодня устроим внеплановый выходной. Кто-нибудь хочет наведаться в рамэнную? Глаза у Сакурамы тут же горят, и он радостно кивает. — Я, я! Меня возьми! — Каждый платит за себя, — строго замечает Ангел, и в ответ доносится вой. — Ни за что! Да, пожалуй, Хисуи крайне везет с новичками.