Выбор

Летний вечер похож на успокоившееся море после бури. Как правило, день состоит из множества ярких происшествий и даже, если ничего не происходит, то такой день отличается насыщенностью эмоций и опыта. Мы видим множество ярких цветов, с самого утра птицы щебечут и различная живность начинает двигаться, выползая из своих ночных укрытий. И это происходит даже в подземном царстве Аида. Казалось бы, по рассказам легенд и повестей, которые появились сразу же после Титаномахии и деления царств между Троицей, владения Аида- темное, скверное царство мертвых, в котором ни луча света не узреешь, ни капельки тепла не почувствуешь; будешь идти на ощупь, но, коснувшись неизведанного (если, конечно, до этого не попадешься в лапы трехглавого пса), отправишься на вечные муки. только куда именно великие писари не уточняли. То ли в Тартар к циклопам, Кроносу и титанам, то ли на пароход к Харону, идти в неизвестном направлении бесконечно тянущиеся дни по Стиксу и выискивать взглядом спасение на горизонте. Но опустишь взгляд вниз- глаза твои будут прикованы к живым телам мертвых, пытающихся зацепиться за края судна, достать до твоей кожи и затащить к себе... убить? Убить, когда ты и без того находишься в мире мертвых по пути на самые жестокие и безжалостные пытки. Многие до сих пор, когда слышат имя старшего из братьев, представляют себе грозного, безжалостливого, таинственного мужчину, управляющего скрытным подземным царством, даже спустя столько веков, в одиночестве. Самолюбивый и злой «мужлан», как недавно о нем написали в новостях Новых Афин. Но Персефона знает, что это не так. Персефоне хочется кричать о том, какой он. Нежный, когда он смотрит на нее своим проницательным взглядом, целует своими мягкими устами, которыми минутами назад отдавал приказы подчиненным, говорит с ней совсем не так, словно с остальными. Справедливый, забирая душу человека, так и не воспользовавшегося шансами на изменение собственной жизни. Добрый, не позволяя умирающей девчушке проскочить в его владения, выслушав мольбы ее матери. Только за это запросив молчание и хранение тайны о своей благосклонности. Любящий ее. Преданный. Страстный. В конце концов, прекрасный. Особенно по утрам, заспанный и милый, когда он обнимает ее, прижимаясь телом к телу. Особенно, когда он держит ее своими сильными руками за обнаженную кожу и заставляет судорожно выдыхать, царапать его короткими ноготками от переполняющих чувств. Аид — это целый мир. Мир, невидимый ни для кого, кроме нее самой. Мир, который она предпочитает сохранять в тайне. Мир, который она неистово желает считать только своим. Царство мертвых вовсе не такое, как описывалось веками назад в книгах и летописях. Здесь светло, пахнет пряностями, которые, кажется, становятся частью каждого, находящегося здесь. Здесь люди, веселье, праздники, ярмарки и воспоминания. Здесь просторы травы, пахнущей свежестью, и полевых цветов. Даже домики других богов есть, словно не мир покойников, а популярный курорт. Здесь бегают три добермана хозяина царства. Здесь текут реки и водопады, фонтаны с кристально чистой водой. Здесь жизнь практически такая же, как и над землей. Только одно отличие есть: почти вся зелень не настоящая. Иллюзия. Иллюзия, которую Аид создал и поддерживал уже несколько веков. У него было предостаточно времени, чтобы научиться многому. Почти вся зелень не настоящая. Почти. Поэтому летний вечер для Персефоны похож на тихую гавань, куда прибывает корабль ее чувств после насыщенного и даже немного напряженного плавания. В летнем вечере есть отдохновение и приятный покой, он остается с ней на долгие годы, он насыщен теплом и спокойствием. Особенно, такое она ощущает в своем саду. Ее сад, который пророс благодаря ей, в царстве мертвых. В подземном мире, где что-то вырасти не может по аксиоме. А у Персефоны выросли цветы: красные и черные розы, гвоздики темного оттенка и, главное, — нарциссы. Символ и цветок Аида. Растут цветы, вьющиеся и поднимающиеся ввысь, будто обхватывая своими лепестками и стеблями арку и стены. По сути, не имеет существенного значения, где именно быть в летний вечер: на берегу водоема и смотреть за мертвыми водомерками или слушать легкое гудение судна Харона; на заливном лугу, смотреть в костер или слушать очередную историю от Гермеса; гулять по лесу и полям, заблуждая все дальше и дальше в царство; смотреть на закат в уютном кресле Аида из его спальни, находящейся в высокой башне, возвышающейся над надземным и подземным мирами; брести по широкому тротуару самой известной улицы Новых Афин. Всегда сохраняется ощущение тепла, и смысл не только в тепле, которое от температуры, от Гелиоса, речь про тонкое ощущение тепла, которое дают люди и пространства, весь день обогреваемые заботливым богом солнца. Эти летние вечера практически всегда наполнены собственной особенной музыкой, и так приятно, когда ничего не мешает слушать. Персефона считает: лучшего всего— когда есть возможность насладиться тишиной и различными редкими звуками, которые могут доносится с полей, деревьев, от мертвых людей из долины. Летняя музыка создает свои ощущения, которые тоже запоминаются на многие годы. Девушка присаживается на широкие качели, стоящие недалеко от башни Аида. От сюда можно было увидеть все: веселящихся взрослых и малышей, домики богов, Харона на его судне и Гермеса с Гекатой. Беззаботный вечер, в который даже в мире мертвых все хорошо. Аид сделал так, что даже после смерти люди наслаждаются своим существованием, имеют то, что имели до окончания жизни, за исключением родных и близких и глупых зависимостей; и за это ему, кажется, многие благодарны. — Я знаю, что ты стоишь позади меня, дорогой, — с легкой улыбкой на губах произносит Персефона, даже не оборачиваясь. — Не стоит становиться невидимым, чтобы подойти ко мне. Я давно не кусаюсь. По совету Геи много веков назад Зевс спустился в Тартар и освободил её детей-циклопов и сторуких гекатонхейров, убив приставленную им сторожем титаниду Кампу. Циклопы, будучи искусными мастерами, изготовили для Зевса громовые стрелы-молнии, Аиду они вручили шлем-невидимку, а Посейдону — трезубец. Нельзя сказать, что бог подземных богатств часто пользовался своим подарком, но иногда были исключения. Сугубо в деловых целях. — Я бы поспорил насчет последнего, любовь моя, — мужчина усмехается, качая головой, выражая недовольство на самого себя. Вот что творит любовь… могущественный бог не может незамеченно стать невидимым! — Как твой день, Персефона? Он садится рядом, заставляя ее лечь к нему на грудь, она позволяет обнять себя, и взглянуть на него своими прекрасными зелеными божественными глазами. В наземном мире она надевает платье, переливающееся цветами бутонов. Глаза ее тоже приобретают разные цвета в зависимости от местности. В подземном мире она носит белое платье, которое, на первый взгляд, состоит из тумана; на самом же деле¬— легчайшая белоснежная ткань. Обтягивающее женские формы и перемотанное на талии в своеобразном поясе. Подол свисает вниз, оголив ноги богини. — Всё замечательно… — прикрыла глаза, расплываясь в крепких мужских руках. — Не считая того, что моя матушка вновь истерит из-за моего выбора. Ее выбор— Аид. С ее выбором Деметра все никак не хотела мириться, даже спустя месяцы, перетекающие в года. Персефона начинала злиться и волноваться словно по щелчку пальцев после одного только упоминания матери. Боги, почему она не может понять ее! В Ниссейской долине не замедлил вырасти дивный цветок, пьянящий аромат которого разливался далеко вокруг него. Персефона, увидев цветок, протянула к нему руку, но стоило ей только сорвать его, как тут же разверзлась земля: на чёрных конях в золотой колеснице появился из-под земли владыка царства теней— Аид. Девушка потеряла дар слова и всякого мышления при виде высокого, статного, властного мужчины. Она лишь протянула ему руку в ответ и шагнула в его колесницу… — Вероятно, Деметра зла на меня, — с ухмылкой произнес бог, будто насмехаясь над покровительницей земледелия. — Она волнуется за тебя, любовь моя, но ей пристоит смириться с твоими чувствами и выбором. Не испускай свое волнение на нестоящие того вещи. — А ты и доволен, — Персефона чувствовала его гордость и упоение ее словами. Но это был и вправду ее выбор. И ничей кроме. Ее тянуло к нему. Она хотела ненавидеть его по началу, но так и не смогла перечить своему сердцу. Влюбилась и не смогла заставить себя уйти из его владений. Но смогла принять свои чувства и понять самое главное— он ее выбор. Он ее. — Слегка, моя милая Персефона, — провел широкой ладонью по ее темным волосам, разливающиеся по плечам и спине, словно водопад, вплетая свои длинные и слегка неровные пальцы в них. — Ты слишком напряжена сегодня. Расслабься, любовь моя. — Кора, ты не можешь связать свою жизнь с Аидом! — восклицает Деметра, зло смотря на дочь, испепеляющим взглядом. Кажется, сейчас она хочет превратить ее в сорняк. — Это ты не хочешь, чтобы я связывала свою жизнь с ним! — не выдерживая, практически кричит Персефона в ответ. — Если ты не хочешь услышать меня, то прими к своему сведению: Софи, — известнейшая оракул, принадлежащая Апполону. Оракулы славились своими предсказаниями, которые всегда сбывались. Из их уст лилась сладкая, горькая, обжигающая правда, — сказала, что мойры предназначали нам быть вместе с начала мира. И не называй меня Корой. Брезгливо кинула последние слова, будто откинув от себя что-то грязное, ужасное, и устранилась из просторного помещения в доме её матери одним щелчком- через мгновение она уже стояла в спальне Аида. Девушка выдохнула, задумчиво водя кончиками пальцев по выступающим венам на руках бога. Ее тело было перенапряжено. По какой из десятка причин она точно осознать не смогла. Начиная от долгого отсутствия любимого рядом, заканчивая ноющими ногами после кардио-тренировки и головной болью. — Так не пойдет, — только лишь и произнес мужчина, с легкостью, будто она была невесомым перышком, поднимая её на своих руках. Какое-то время Персефона удивлялась и слегка пугалась этого действия. В конце концов, никто и никогда не носил её на руках, разве, что несколько раз в детстве, но она слабо помнит это. Сейчас же она привыкла находиться в руках своего мужчины, ближе слонясь к нему, держась за его широкие плечи и крепкую шею. Через пару мгновений девушка лежала на широкой кровати, устеленной черными простынями, в объятиях бога. Покрываемая его теплыми, нежными поцелуями, забирается пальцами в темные волосы, слегка сжимая их. Казалось, сердце перестало биться, и весь мир замер на это мгновение для нее: она чувствовала, что стала самой счастливой на свете, ведь этот человек, такой родной и близкий, прекрасный, о боги, идеальный, он реален и он находится рядом с ней. Он целует её, прижимаясь полными, алыми губами к её коже, успокаивая. Персефона полностью поддаётся соблазну и расслабляется под Аидом. Она лишь притягивает его ближе к себе и касается своими губами его. Наверное, это невозможно, чтобы огонь, жар внутри начинал гореть от одного лишь тёплого касания, прошепченного слова и требовательного, медленного поцелуя. Но у Персефоны и не такое бывает. Может быть это― сумасшествие? Своего рода опьянение. Безумие― несомненно. Но самое благородное из всех видов опьянения и безумия Диониса, внушенное свыше, ведущее к божественному… — Я прекрасно знаю, что в твоей чудесной головке, дорогая, — горячо шепчет на ухо, вырывая Персефону из размышлений и дум. Девушка выдыхает, легонько улыбаясь. Её мышцы расслабляются, а губы, блестящие от поцелуев, приоткрываются. — И я тебя люблю, Аид, — мягко, певуче произносит, проводя большим пальцем по его щеке и скулам, покрытым тёмной растительностью. Да простят её боги, но она не видела ещё ни одного мужчину, которому настолько шла бы борода. Аид усмехается, ложась рядом и крепко обнимая возлюбленную. Её отпускать ни на секунду не хочется, желание быть рядом возрастает в геометрической прогрессии, достигая высот Олимпа. Он желает ее- духовно и физически. Он желает сделать её самым счастливым человеком. Когда любишь кого-то, ты его любишь, и, если ничего больше не можешь ему дать, ты все-таки даешь ему любовь. Персефона лежит на груди у мужчины, прислушиваясь к его тихому, спокойному дыханию, он спит, всё так же прижимаясь к ней и прижимая её к себе. Она думает о матери. Был ли у неё выбор в её время? Мы не выбираем тех, кого полюбим, и еще меньше у нас власти над тем, будем ли мы любимы в ответ. Персефоне выпала золотая монета— она полюбила верного, предназначенного ей человека и стала обожаема в ответ. Любить— значит довериться, не ожидая гарантий, отдаться полностью в надежде, что твоя любовь пробудит любовь в любимом человеке. Любовь это акт веры, и у кого мало веры, у того мало любви. Персефона принадлежит Аиду. Аид принадлежит ей. И сколько бы осуждения, истерии и проклятий не было в их сторону, всё останется неизменным. Он— её выбор. Она— его выбор, потребность, жажда, объект обожания и любовь.