Молодой растущий организм

Хэмфри знал, что когда Селестину спросили, хочет ли она ещё одного братика или сестрёнку, она горько заплакала. А когда узнала, что родился всё-таки братик, то убежала в сад и три дня ни с кем не разговаривала. Раньше Хэмфри обижался на старшую сестру за эту историю, но со временем начал её понимать. Ему бы тоже было очень обидно, если бы без его ведома в доме появился какой-нибудь новый человек. А ещё обиднее было бы, если бы этот человек даже не был твоим братом. Мальчишка появился в особняке на Нобб-Хилл во втором часу, когда отец семейства Ван-Вейденов обычно возвращался со своей обязательной прогулки, помогавшей ему «поймать творческую мысль». На пороге комнаты одиннадцатилетнего Хэмфри Ван-Вейдена он появился десятью минутами позже. — А вот тут ты, пожалуй, и будешь жить, — раздался голос отца вместо приветствия. Хэмфри вскочил из-за стола, как всегда делал, заслышав его, и в этот момент встретился взглядом с ним. С мальчишкой. Мальчишка был, быть может, на пару лет его постарше, с грубыми, постепенно теряющими детскую округлость, чертами лица. Всколоченные тёмные волосы небрежно падали ему на лоб, и он поминутно сдувал их небрежным движением губ, выдававшем в нём бедное и очень простое происхождение. В его тёмно-голубых (почти что серых) глазах Хэмфри увидел что-то очень неприятное и звериное. Он поспешно отвёл взгляд. Отец же тем временем красочно и больше для себя, чем для Хэмфри, рассказывал увлекательную историю о том, как встретил этого «оборванца» в порту, куда забрёл в своих творческих изысканиях; как оборванец отобрал у ограбивших его таких же оборванцев кошелёк и вернул его, а потом ещё и показал, что сносно умеет читать по-английски. И тогда он, Бенджамин Ван-Вейден, решил, что не может не оказать услугу этому простому бедному оборванцу с таким недюжинным умом, и просто обязан пристроить его себе, чтобы вырастить из него такого же достойного джентльмена, как и он сам. Между делом он упомянул, что половину комнаты Хэмфри придётся уступить, ведь ему самому будет полезно пожить в «мужском обществе, а не в девичьих восторгах». И много-много ещё чего, что Хэмфри уже даже не слушал, настолько он был потрясён. И, честно признаться, очень искренне обижен. Когда отец удалился, мальчишка огляделся по сторонам и, буркнув что-то похожее на приветствие, по-хозяйски уселся на ближайший стул. Хэмфри выразительно взглянул на него, но тот, кажется, даже его не заметил. И вот так они сидели уже двадцать минут. Хэмфри вжимался спиной в свой стол, а мальчишка с увлечённым видом ковырял ссадину на локте, и даже не думал представляться. Что ж, значит, Хэмфри придётся самому показать, как должны вести себя настоящие джентльмены. Он поправил свои большие очки и подошёл к мальчишке. — Здравствуй. Послушай, а ты знаешь, что это не очень вежливо — занимать чужой стул? Мальчишка взглянул на него исподлобья и вернулся к ссадине, не говоря ни слова. — Он мой вообще-то, — заметил Хэмфри чуть менее смело. — На нём написано, что он твой? — буркнул мальчишка. — Он стоит в моей комнате, — возразил Хэмфри, поражённый такой грубостью. Он мало общался со сверстниками, но даже он понимал, что такое просто «неприемлемо», как сказал бы отец. Мальчишка на этот сильный аргумент пожал плечами. — Я сесть хочу, устал тащиться по всему Фриско, — сказал он с просто отвратительным акцентом и ворохом неправильно расставленных ударений. Хэмфри даже поморщился. — Мог бы и попросить. Так приличные люди делают. Мальчишка щёлкнул языком, хмурясь, и вновь посмотрел на Хэмфри тем неприятным взглядом. — Можно я сяду? — прошипел он. — Нет, — мотнул головой Хэмфри, не желая так просто сдаться. — Ну, я уже сел, поэтому иди ты к чёрту. Хэмфри покраснел до кончиков волос. Раньше такие ужасные слова он мог слышать от отца, когда тот ругался на бездарных приятелей в книжном клубе, но эти слова, как он потом замечал, были недостойны джентльмена. А этот… этот оборванец ругается прямо у него в комнате! Да еще и послал его к чёрту! Хэмфри насупился, возмущённо шмыгнув носом, и упёр руки в бока. — Какое без… без… без-куль-турь-е, — заявил он, вскинув подбородок, и развернулся так резко, что чуть было не запутался в собственных ногах. Так он точно поставил этого грубияна на место. Силой слова, как говорили взрослые друзья отца. — Смешное слово, — заметил мальчишка ему в спину, усмехнувшись. Хэмфри фыркнул вновь, — А как тебя звать? — Меня не «звать», а «зовут», — ответил он, вновь поправляя очки. Какая ужасная грубость, — И зовут меня Хэмфри Ван-Вейден. — Как собаку что ль? — улыбнулся мальчишка. Хэмфри обиженно нахмурился. — Сам ты… — буркнул он и сел за стол, всем видом давая понять, что больше говорить не хочет и вообще, очень оскорблён. Но маленькая любопытная часть ненадолго взяла верх, и он спросил, пытаясь безуспешно изобразить небрежность, — А тебя-то? Мальчишка улыбнулся вновь и ответил с азартным огоньком в глазах: — Волк Ларсен. Хэмфри удивлённо обернулся. — Кто? — Волк Ларсен, — повторил мальчишка с гордостью. — Не могут тебя так звать, это не имя, — буркнул Хэмфри. — Имя, ещё какое! — возразил мальчишка. — Волк — это животное. А ты не животное. — А… а у меня дома всех так зовут! — Врёшь! — Хэмфри вскочил из-за стола. — А чем докажешь? — нагло усмехнулся мальчишка. — Не может такого быть, чтобы всех в городе одинаково глупо звали. И вообще, — он широкими шагами подошёл к шкафу в углу комнаты и достал с полки увесистый пыльный словарь. С трудом открыв его, Хэмфри положил его на ковёр и, быстро пролистав страницы до буквы «W», ткнул пальцем в нужное слово, — Вот! Тут написано, что волк — это хищное животное из семейства псовых, и никакое не имя! — Да в твоих книжках только ерунда всякая, — буркнул мальчишка, но при виде словаря его глаза загорелись. Он наклонил голову и прищурился, что-то там выискивая. Хэмфри же, возмущённо вздохнув, резко поправил очки. — Да как ты можешь такое говорить! Эти книги всякие умны люди пишут, чтобы другие люди становились такими же умными! И вообще, мне эту книгу подарил папин друг, а он академик, а академики все умные! — Слышь, — грубо перебил его мальчишка, не сводящий глаз со словаря, — А что такое… о… ош… «ошеломлённый»? Хэмфри глупо захлопал глазами и подумал было, что он шутит, но мальчишка был совершенно серьёзен и упрямо сверлил глазами словарь, бесшумно произнося губами незнакомое слово. — Ты у меня спрашиваешь? — пробормотал Хэмфри. — Ты ж умный, у кого ещё! — возмутился мальчишка, — Ну, что это такое? Хэмфри замялся, всё ещё удивлённый, но решил ответить, уж очень сурово на него смотрели. — Это… это когда ты очень удивлён и ничего не понимаешь. — А что так прямо и не сказать, что я удивлён? — спросил мальчишка — Это ты по-особенному удивлён. Вот, например… ты весь день вёл себя хорошо, а потом тебе всё равно не дали десерта за ужином, — мальчишка нахмурился, слово «десерт», кажется, ему тоже было незнакомо, — И ты этим ошеломлён, потому что не понимаешь, почему. Мальчишка задумчиво закивал, почесав кончик носа и будто впитывая в себя только что сказанное. Новое слово вновь бесшумно образовалось на его губах, а вслух же он протянул только: — Вот как. Будто действительно ошеломлённый новым знанием, он плюхнулся на ковёр рядом с Хэмфри. Тот дёрнулся, не зная толком, что нужно этому оборванцу, где он побывал и нет ли у него вшей. У оборванцев же всегда есть вши, мать так говорила. Мальчишка же посмотрел на него, потом снова на словарь и, будто приняв какое-то сложное решение, протянул Хэмфри руку. — Алекс меня зовут. — Александр что ли? — спросил Хэмфри, сжимая ладони в кулаках и опасаясь пожимать грязную ладонь нового знакомого. — Не знаю, дома всегда Алексом кличут, — пожал он плечами и убрал руку, хмурясь. Хэмфри не почувствовал себя виноватым, это же банальная осторожность. Но Алекс удивил его и тут. Он тщательно, будто это могло ему помочь, вытер руку о свои штаны, не менее пыльные, чем сама рука, и вновь протянул её Хэмфри, в этот раз настойчивее. — Ну, — буркнул он. — Не «нукай», я тебе не лошадь, — ответил Хэмфри и всё же осторожно пожал руку Алекса, мысленно представляя, как в его тело проникают сотни всевозможных микробов. И особенно вши, — Раз уж ты собрался жить тут, ведь себя как джентльмен. — Как ты что ль? Как будто у меня палка в заднице? — усмехнулся Алекс, сверкнув глазами. — Грубиян! — возмутился Хэмфри, вызвав у нового знакомого просто невообразимый хохот, вплоть до того, что он завалился на спину и схватился руками за живот. — Ну ты смешной, обхохочешься, прямо! — воскликнул Алекс и резко, как заводной, вернулся на прежнее место, хлопнув ладонями по ковру, — Слышь! А ты же много слов знаешь умных, да? Тех, что в словаре? Хэмфри с опаской взглянул на словарь. — Ну… да. А что? — А давай ты мне их почитаешь! Я, может, тоже умным быть хочу. Чтобы ты тоже, это… как его… ошеломился, вот. — Так не говорят, — сказал Хэмфри, цокнув языком. — А как говорят? — не унимался Алекс. — Ну… Ты можешь сказать, что ты будешь «ошеломительным». — Вот, вот таким буду. Давай, читай живо. Грубый мальчишка промучил Хэмфри до самого ужина, и после этого ему больше никогда в жизни не захотелось открывать словарь. Он понимал собственную сестру как никогда раньше. Он бы с удовольствием сбежал в сад. Но что-то ему подсказывало, что новый знакомый достал бы его и там.