Нелюбимая

Хельга никогда не чувствовала себя по-настоящему любимой. Родители игнорировали с детства, будто пытаясь опровергнуть её существование. До лет одиннадцати ей было всё равно: их проблемы, если они не планировали ещё одну дочь. Тогда её волновал только Арнольд. Семья и прочие дела — пусть идут к чёрту. Однако к четырнадцати годам всё изменилось. До неё будто начало доходить, почему всё, что с ней происходит… Именно так. Почему Боб постоянно в истериках, почему Мириам не помогают её мероприятия по борьбе с алкоголизмом… И почему она вообще пьёт. Почему родители никогда ей не гордились и превозносили Ольгу… Порой она даже завидовала детям, чьи родители устанавливают рамки, например: «Чтобы до девяти была дома!»; «Не пей холодную воду, простудишься»; «Одевайся потеплее!» — все эти раздражающие сейчас подростков предостережения служат малым доказательством того, что родителям не всё равно на своего ребёнка. А что касается её родителей… Старшая школа вновь перекрутила русла: много домашних заданий, проектов, разговоров о будущей профессии, да и вообще о жизни… Она приходила домой только поспать: в последнее время даже не ужинала за общим столом. И немного скучала по этому, хотя и не понимала, по чему именно можно скучать. По крикам Боба? По постоянно сонному лицу матери? По счастливой Ольге, у которой отношения с Бобом начали ухудшаться? По чему она скучает? Наверное по тому, чего не будет: нормальной семье. Иногда она наблюдала за родными Арнольда: бабушка с дедушкой и постояльцы… Он нашёл гроб родителей, но смог остаться радостным. Его хорошие дела в прошлом побудили многих оказать поддержку в то непростое время, когда он не мог смириться с тем, что больше никогда не позовёт папу и не обнимет маму. А у Хельги не было хороших дел в прошлом. А если и были, то тайные, которые по пальцам можно пересчитать. Наверное поэтому именно сейчас она стоит под этим проклятым деревом, которое не спасало от проклятого дождя и ноябрьского холода. Наверное поэтому она совсем одна. Всё как обычно: Боб приходит злой с работы, ведь за дом снова нечем платить, она совершает какую-то глупую оплошность и он начинает орать на неё так, будто она самая ужасная ошибка на этом свете. В принципе, он так и сказал. «Не возвращайся, недоразумение!» Недоразумение… Черт, почему раньше ей было глубоко наплевать на это, а сейчас она придаёт этим словам долбанный смысл… Смысл, в котором он прав! Что за черт? Нет, только не реви… Только не реви, Хельга… Слабачка! Слëзы катились против воли, но она благодарила дождь: капли с неба смешивались, пряча слабость. Есть на кого свалить. Вдруг ей послышался какой-то звук. Точнее, крик. Возможно ей показалось, но голос был похож на голос… Арнольда? Однако мгновение спустя она больше ничего не слышала. Хотя как было бы хорошо, если бы он был рядом… Или нет. Год… Они уже год вместе: год у неё есть хоть какая-то поддержка, однако… В последнее время она всё равно не чувствует себя любимой… Кажется, что он… Не может любить её. Что никто не может… Слëзы. В самый неподходящий момент их так много… Он только раз видел её в таком состоянии. Это было после сценки в школе, она в тот день была очень огорчена: Мириам сорвалась и пришла в своём обычном пьяном состоянии и тогда… Она просто не выдержала. Хельга просила Арнольда, чтобы он не лез к ней: даже в шкафу только ей известном заперлась. Но он нашёл её. Советов и заверений, которые обычно он давал в подобных ситуациях, не было: он просто обнимал её, а она вжалась в его плечо, пытаясь остановить слезы. Хельга потом долго жалела и стыдилась этого инцидента, но когда за очередными посиделками подняла этот вопрос, то Шотмен ответил: — Я всего лишь сделал то, что ты сделала для меня летом, Хельга. И я всегда рад помочь. Однако это объяснение лишь больнее ранило: неужели он сделал это по принципу: «Ты мне, я — тебе»? То есть только из чувства долга… Хотя это уже пройденный этап… С того дня она поклялась: больше Арнольд не увидит её слез. Она будет слабой перед кем угодно, только не перед ним. Но реальность хохочет ей в лицо, ведь именно сейчас, под этим деревом, сквозь эти неприятные капли дождя, она заметила, как к ней бежал… Арнольд. Черт, вы серьёзно? Ну почему именно сейчас?! Так это он кричал?! Неужели ей нельзя побыть одной! — Хельга! Что ты здесь… — О нет, прошу, Арнольд, уходи! Шотмен опешил. Она серьёзно думает, что он пробежал весь город в поиске её, промокнул до ниточки, переживал как сумашедший, только чтобы развернуться и уйти по просьбе великой Хельги Дж. Патаки? Плохо, очень плохо она его знает. — Я никуда не пойду! — он занял место рядом с ней под деревом. — Какого чёрта, Хельга?! Ты не отвечаешь на звонки, дома тебя нет, у Фиби тоже… Почему ты здесь? Ты хочешь заболеть?! Она молча смотрела на него, не веря и желая засмеяться: это серьёзно происходит? Шотмен минуту пытался понять её отреченный взгляд, после чего резко схватил за локоть и потащил вперёд. Хельга, конечно же, начала сопротивляться. — Эй! Ты что творишь?! — Пойдём ко мне! Я не позволю тебе тут замёрзнуть! — Нет! Я не хочу! Ты можешь отстать от меня?! Арнольд остановился. — Что? — Ты всё прекрасно слышал, Арнольд-о! Я попросила оставить меня! — предательские слëзы затуманили взгляд. — Оставь, а не то я… — Хельга… — Шотмен зачем-то надел на неё мокрый капюшон. — Что случилось? Снова Боб? Она злилась, когда её читали, как книгу. Всегда злилась. Ведь это означало, что она недостаточно умело скрывала чувства. Получается, годы ношения маски зря? — Не твоё дело, ясно?! — девочка попыталась оттолкнуть его от себя, ведь прямо сейчас он держал её за край капюшона, будто бы тот мог улететь. Но мальчик даже не пошевельнулся. Напротив, он даже смог ухватить её за ещё одну руку, и, осмотревшись, куда-то её повести. — Арнольд! Я же сказала! — Я не уйду, пока не узнаю что случилось. Рывок… Ещё рывок… И ещё… Но ничего. Он всё также ведёт её куда-то. Оказывается, Шотмен вёл её к старому Питу: долго забираться она не отказывалась, он просто поставил её перед фактом. Дальше всё как в тумане: он снял с неё мокрую шапку с капюшоном, достал из рюкзака плед… — Откуда ты… — Я предполагал, что ты не захочешь идти домой. Поэтому подумал, что плед не помешает. А он и не помешал: уже через несколько мгновений они оба сидели под пледом. Хельга краснела: он был так близко. Ещё и в глаза ей смотрел. Ещё секунда, и он задаст ей вопрос… — Ты расскажешь мне? — ей нужно было дать награду хотя бы. — Хельга… Прошу… Скажи мне. Она посмотрела на него и улыбнулась сквозь слезы. — Я безнадёжна, Арнольд. — она начала буквально дрожать. — Боб постоянно недоволен мной. Мириам срывается, Ольга ругается с Бобом. Мои оценки оставляют желать лучшего, я спотыкаюсь об любую мелочь в своей жизни. Раньше всё было так просто… Мне было просто плевать, а теперь… Что-то в прошлом будто оставило на мне какой-то шрам, который начинает болеть только сейчас… Я-я… — она закрыла лицо руками. — Я чувствую себя одиноко, хотя рядом есть Фиби… Рядом есть ты. Я просто в тупике! Профессия, проблемы дома, в голове, будущее… Мне хочется просто умереть… Я слышу слова Боба, которые он кричит мне в порыве эмоций и… Просто принимаю их, удостоверяюсь в том, что он прав, черт возьми! Я нелюбимая, Арнольд, я никогда не чувствовала себя такой… Я не нужна, от меня нет толка! Я просто… Просто ничего не хочу… Ненавижу себя… Это было не всё, что она хотела сказать, но это было всё, что она чувствовала в тот момент. Это всё, что заставило её снова горько заплакать. Арнольд пока ничего не говорил, хотя и анализировал, поглаживая её то по светлым волосам, то по дрожащей спине. Его Хельга была подавлена… Очень подавлена. Ей нужна была помощь… И он думал, какая именно. — Прости, — начала она, успокоившись и вставая, — я правда не хотела, чтобы ты видел все эти сопли и… Репоголовый не дал ей встать: он крепко обнял её. — Не смей извиняться, Хельга. Каждый имеет права на слезы. Мне жаль, что тебе приходится сталкиваться с этим. Но ты… — он взял её лицо в свои холодные руки. — Ты не нелюбимая, Хельга, никогда не говори так. Всегда найдётся тот, кто будет любить человека. И если все отвернуться от тебя — этим человеком останусь я, слышишь, Хельга? Я люблю тебя. — после этих слов он начал медленно приближаться к ней. Девочка раскрыла рот, чтобы что-то сказать, но он не дал и страстно поцеловал её. Хельга вцепилась в его свитер: он растегнул куртку перед тем, как они зашли сюда. Его пыл не остывал: он целовал её, хотя сам, по-видимому, уже не мог дышать, из-за чего Хельга прервала поцелуй. — …Х-хах, ну успокойся, а то ещё буду виновна в том, что ты задохнулся… — начала она, в попытке угомонить бешенное сердцебиение. — Я рад задохнуться в любви к тебе, Хельга. — Шотмен вновь обнял её. — Фу, это было самое банальное, что ты сказал за историю своего существования, Репоголовый! — девочка начала отталкивать его, но парень не отпускал. — Хельга… Возможно завтра твои обстоятельства не изменятся. — резко сменил тему он. — Но… Знай, я здесь, чтобы помочь. Помочь, потому что люблю тебя. Девочка вновь улыбнулась с блестящими глазами. — Что бы я делала без тебя, Арнольд… — Да… — Ах, какой ты скромный! — вновь пнула его та. — Я тебе сейчас… — Тебе только дай повод меня избить! — он улыбнулся и притянул её для ещё одного поцелуя… За окном домика на дереве дождь не чувствовал себя ненужным. За окном домов ноябрь знал своё предназначение.

Рядом с Арнольдом Хельга не чувствовала себя нелюбимой.