***
Окончание школы надвигалось незаметно, но неотвратимо, а вместе с ним и судьбоносный момент, который уже нельзя было отодвигать дальше. До этого момента Хэ Тянь ещё мог закрывать глаза на тот факт, что его отец и брат видели его будущее исключительно как очередную шестеренку в сложном механизме семейного бизнеса. Вот только сам он испытывал ко всему этому глубокое, на животном уровне, отвращение – протирать зад дорогих брюк в кожаном кресле, пока не заработает геморрой, ему не улыбалось совершенно. Видя, как все трое таких важных для него людей всё больше и больше погружаются в новый мир - ни одного из них он уже давно не видел без наушников, Тянь понимал, что хочет дать им шанс осуществить эту сумасшедшую, но такую притягательную мечту. Вот только за любой мечтой стоят и всегда стояли деньги. И чем больше денег – тем больше шансов у мечты воспарить… и никто другой, кроме него, не мог дать им этого старта. В разговорах с отцом и братом терминов мечты и стремлений следовало избегать, а сосредоточиться на терминах «вложения», «бизнес-план», «менеджмент» и «старт-ап». Представить кого-то более далекого от шоу-бизнеса, чем Хэ Дэминг было сложно. Нельзя сказать, чтобы старик предпочитал только безрисковые вложения, и всё же сфера его интересов простиралась в области недвижимости, легальных, не совсем легальных и совсем не легальных сделок. Там крутились такие бабки, что хватило бы на раскрутку не одной такой группы. Дело было за малым – убедить, что это именно то, чем он будет заниматься в этой жизни, и ничем другим. Потому что с отца бы сталось просто упаковать его, и силой притащить в какой-нибудь закрытый университет, надавив морально и вынудив учиться. А дальше ему оставалась только итальянская забастовка, скандалы – ну не будет же отец опускаться до угроз жизни и здоровью того же Рыжего, только бы навязать ему свою волю. Потому что за себя самого Хэ Тянь уже давно не боялся. В крайнем случае, отец просто вышвырнет его на улицу, дабы научить «верным ценностям». Это будет значить, что им придется очень несладко, но даже так, он верил, что они справятся. Сколько групп начинали так – самостоятельно репетируя в гаражах, пробиваясь, как ростки из-под асфальта? О том, сколько из них так и опустили руки, не сумев ничего добиться, задумываться было страшновато. В сущности, его уверенность, что у них что-то получится, ни на чем конкретном не основывалась – в конце концов, у них пока не было совершенно ничего: ни концепции, ни стиля, ни даже понимания, что за песни они будут писать и исполнять… и это нервировало больше всего остального. Застрять навсегда на исполнении чужой музыки в качестве развлечения для жрущих и пьющих посетителей баров хотелось меньше всего. То утро застало их в не вполне обычном месте – Гуаньшань крайне редко разрешал Хэ Тяню оставаться у него дома с ночевкой. И воспоминание о каждой такой ночи, когда он лежал рядом на постеленном прямо на полу матрасе, было для него отдельным сокровищем. Вот так, у каждого - свои сокровища: кто-то любовно перебирает драгоценные камни, а у Хэ Тяня была в памяти коллекция моментов, когда он оставался с малышом Мо наедине. Между ними уже было несколько вот совсем замечательных минут, но до предела стеснительная и закрытая натура Рыжего не давала ему окончательно смириться с тем фактом, что больше из его жизни Хэ Тянь никуда не денется. По крайней мере, сделает для этого всё возможное и невозможное. И его постоянные опасения приводили к тому, что, сделав шаг вперед, и однажды (о ужас для Мо, и о счастье для Хэ), Рыжий сам почти решился его поцеловать. Почти, потому что поцелуй в последний момент пришелся куда-то в уголок губ, а после момент по традиции спугнула госпожа Мо, некстати вспомнившая про остывающий суп. И в то время заветной мечтой, если не навязчивой идеей Тяня было повторить. А желательно, углубить, их первое робкое и неловкое, но такое волнительное близкое знакомство. Вот только вечер прошел хотя и приятно, но совсем не так приятно, как ему бы хотелось – мама Рыжего попросила их сыграть, и они, притащив из комнаты обе гитары, развлекали её мелодиями, пока она слушала, умиленно глядя, едва ли не со слезами на глазах. По крайней мере, один преданный фанат у их творчества уже был. Потом они ели поздний ужин, а после Рыжий юркнул под одеяло, словно боялся, что он разглядит его как-то лучше, чем до этого. И Тянь в очередной раз решил не нервировать его больше неизбежного – приближались экзамены, и всем приходилось несладко. Друзья разрывались между занятиями и подготовкой к концерту, и у каждого голова только что не кипела. Утром, пока заспанный Рыжий ушел в ванную, едва не наступив спросонья на ещё спящего внизу подле его кровати Хэ, Тянь поднялся и подошел к столу, рассеянно обводя взглядом пустую поверхность и окно, из которого лился утренний свет и влетал прохладный ветерок из форточки, чуть колыхая тюль. Его внимание привлек приоткрытый ящик стола, из которого торчал какой-то листок. Видимо, Шань как раз убирал его в ящик, когда пришёл Тянь, да так и прижал кончик. Стало любопытно, что он там прячет. А если Тянь и не мог чему-то отказать – так это своему любопытству. Он высвободил листок, заполненный неровным почерком, немного корявыми английскими буквами… и чем дальше он читал, тем более ясно это звучало у него в голове. Интересно, откуда эта песня – Хэ мог бы поклясться, что её не слышал. А ведь Гуаньшань делился с ним всеми годными треками, которые находил… а этот он посчитал годным, потому что иначе зачем бы ему выписывать слова. Хочет, чтобы они это спели? Вернувшийся неслышно в комнату Мо тихонько прикрыл дверь, чтобы не будить маму. Он с ужасом смотрел, как Тянь стоит с листком, который неизвестно откуда достал и мычит что-то себе под нос, притопывая ногой – ох ты ж, бля… это же… - Положи, откуда взял! – возмущению Рыжего не было предела. – Совсем опух, лазить по чужим… где ты его взял? - Малыш, это охуенная песня! – развернулся к нему Хэ, взмахивая листом и мешая Рыжему его вырвать из цепких пальцев. – А давай сделаем на неё кавер! Будет улётно! - Какой, нахуй, кавер! Это… это вообще не песня. Так, черкал на листе первое, что в голову пришло… - ворчал он и, сопя, пытался отобрать лист. - Погоди… так ты что, сам это написал?! – возопил Хэ, и осёкся – время было такое раннее, что будить субботним утром тётушку было преступлением. – Вот правда, реально, сам? – продолжил он уже шепотом, глядя на своё счастье с ещё большим восхищением. - Ну, сам… - Мо отвернулся. – Ты точно не издеваешься сейчас? - Точно. Собирайся. Мы едем в студию. Надо собрать ребят. Это будет бомба! - Ага. Бомба. С часовым механизмом. Никого в живых не останется, всех распидорасит… - заворчал Гуаньшань, отбирая мобильный, который Тянь уже снял с зарядки, намереваясь звонить Чжаню и Цзяню немедленно. – Ладно, пошли пожрём, потом позвонишь, дай людям ещё хотя бы час доспать. После были настоящие бои с семьёй, из которых Тянь вышел-таки пусть и потрепанным, но победителем. Чэн с ним не разговаривал почти месяц после того, как он объявил, что в гробу видал родную корпорацию и универ в Штатах, а собирается, как выразился брат «скакать по сцене, как макака». Да ещё и хочет, чтобы родственники поучаствовали в его безумной затее финансово. Отец, на удивление, отнесся спокойнее – видимо, он в силу большого жизненного опыта, видывал и не такие фортели, и потихоньку надеялся, что младший перебесится и вернется на верную дорогу. И, со свойственным ему коварством, предложил такие условия своей поддержки, что хотелось удавиться – музыкальные лейблы много потеряли, когда Хэ Дэминг занялся другим бизнесом… Тянь и раньше был «должен» семье, а теперь они все попались в цепкие челюсти этих акул теневого бизнеса… Каждый раз после очередного раунда переговоров Тянь приползал к Мо, чтобы уже даже не стесняясь выглядывающей из кухни Дейю, обнять его, пока тот сочувственно гладил по лохматым черным волосам. Официально Хэ был представлен как «лучший друг», и такого рода утешение, вроде как, вписывалось… а если и нет – что поделать.***
И вот, школьные двери в последний раз остались за их спиной. К тому времени у них уже была постоянная студия для репетиций, приличные инструменты, и какие-никакие навыки. Они даже успели выступить на нескольких мероприятиях, что способствовало лавинообразному росту популярности всей четверки у женской половины родной школы. Правда, им даже было некогда по достоинству оценить это, потому что ночные репетиции и подготовка к выпускным экзаменам привела к тому, что все четверо больше напоминали оживших мертвецов. Спасало дело только то, что Хэ и Чжань занимались со своими менее успевающими друзьями, иногда прямо там же, в студии, в перерывах между репетициями. Они бы дружно наплевали на оценки в аттестатах, но таковы были условия «папы», как все четверо называли теперь между собой господина Хэ Дэминга - окончить школу все должны были хорошо. Зато выходя на сцену, они все моментом оживали. Тяжелее всех, наверное, приходилось Мо. Гуаньшань всю жизнь старался не привлекать к своей персоне лишнего внимания. И при этом, в отличии от спокойного, как удав, Чженси, он такой неебической выдержкой не обладал. И мысль о том, что на него будут пялиться, приводила его поначалу в ужас. Предыдущий опыт нахождения под прицелом множества глаз во время того самого исторического школьного спектакля, где ему всего и нужно было работать чуть более, чем реквизитом, обернулся сильным стрессом, что немного поблёк только перед тем фактом, что потом Тянь трогал его член в туалете, пока он писал, стянутый веревками, как скумбрия. Пожалуй, по сравнению с этим всё остальное можно было пережить… этот момент ещё не раз виделся ему сначала в кошмарах, а потом и не только. Перед первым выступлением их группы под незатейливым названием Oneday, Гуаньшань был близок к обмороку. На самом деле, все они были близки. Тем более, предстояло спеть не что-то всем знакомое, за что похлопают просто оттого, что эта песня звучит из каждого утюга, а своё… Хэ Тянь предлагал для спокойствия выпить по глотку откуда-то добытого виски, но Чжань посмотрел на него так, что он пожал плечами и спрятал бутылку, к которой уже тянулся Цзянь, которого тоже мелко потряхивало. Вытирая потные ладони о джинсы, каждый потихоньку молился, чтобы не облажаться, а если уж облажаться, то хотя бы не совсем… Школьный зал с пыльным бардовым занавесом, бесконечные речи директора, его заместителей, каких-то ещё скучных морд… после шла малышня с милыми песенками и танцами, драмкружок, вызвавшие чуть больше оживления чирлидерши, и, под конец, их выступление, которого-то все и ждали с нетерпением. … когда отзвучали последние аккорды, момент тишины едва не заставил каждого из них поседеть. И только когда девчонки взорвались восторженным визгом, а парни захлопали – они неверяще переглянулись, расплываясь в идиотских улыбках… после они всё-таки напились. Бутылка виски ушла за какие-то полчаса, пока они бесцельно шлялись по городу, совершенно пьяные ещё до того, как сделали по первому глотку. У них что-то получилось. Случались и не такие прекрасные истории: подставы от организаторов, тонны нервов и геморроя, которые как-то уже традиционно ложились на плечи Хэ Тяня, пока у них не появился настоящий менеджер, которого нашел им Хэ Чэн, когда понял, что отступать несмотря на все проблемы, Тянь пока не намерен. Вопреки брюзжанию и подчеркнуто холодному отношению, младший знал, что однажды он всё-таки лично приходил на их концерт в заштатном клубе, хотя после выступления за кулисы не подошел и никогда не упоминал об этом.***
И вот – их первое совсем уже серьезное выступление на грандиозном фестивале, аудиторию которого нельзя было сравнить с любой другой, перед которой они выступали раньше. Здесь были действительно известные коллективы, и даже возможность потолкаться с ними за сценой была для них чем-то сродни попаданию на небеса. Цзянь запасся отдельным альбомом для сбора автографов – его новое хобби. Глядя на то, как он вприпрыжку бегает за всеми, собирая подписи как будто собрался баллотироваться в депутаты от округа, Чженси только головой качал. А Тянь подкалывал, предлагая получить автограф где-нибудь на теле, например, на жопе или на лбу. Гуаньшань ничего не предлагал – он, по обыкновению, загонялся. В том, чтобы выйти на сцену и отыграть, в сущности, не было уже ничего такого. Повторить свои партии он мог бы, разбуди его посреди ночи. Его беспокоило, как примут песни, которые, как не крути, а написал именно он, а значит, отвечает… текст вот этой, с которой они пришли сюда, тогда понравился всем, Цзянь И вообще недоверчиво крутил традиционную мятую бумажку, периодически поднимая взгляд на нервничающего Рыжего, а потом протянул: - Ну ты… в тихом омуте! Я бы скорее поверил, если бы ты написал какое-нибудь сопливое дерьмо, чем это. Но знаешь, мне нравится! – он почесал бровь. – А музыка? Хэ уже тащил из чехла гитару, начиная подбирать что-то, а через некоторое время и Чженси, азартно похлопывая по столу, поддерживал его ритмом. В общем, где-то к трём часам ночи Цзянь слегка охрип, Чжань заснул прямо на своём месте, скрючившись и выронив палочки, но песня была практически готова. Как после шутил Тянь, роды прошли скоропостижно, но успешно, практически миновав стадию беременности. Как-то так с самого начала и повелось – тексты писал Гуаньшань, причем он никогда не сидел, как некоторые другие авторы, вдохновенно марая листы, комкая их и раскидывая по комнате. Он не одобрял бардак и бесполезный расход бумаги, поэтому просто ходил с привычно хмурым и задумчивым видом, а потом садился и старательно выводил готовый текст на листочке. И нёс показывать Тяню. А уже тот, делал какие-то правки, пытался подобрать музыку, после чего полусырое произведение выносилось на всеобщее обсуждение. Иногда казалось, что внутри их коллектива незримо существуют две независимые части, и только во время репетиций и концертов они неизменно превращались в единое целое, живущее в заводном, раскручивающемся ритме. Для самого Мо было открытием, что его песни получались яркими, переполненными чувствами, которые отлично удавалось передать именно такой харизматичной натуре, как Цзянь И, который, сам того не замечая, служил для Рыжего генератором идей. Иногда достаточно было брошенной им фразы, чтобы в голове начали вращаться те самые загадочные шестеренки.***
День, о котором они все так давно мечтали. Сегодня они или поймают за хвост удачу и популярность, или уйдут, чтобы начать работу сначала. В этом не было какой-то трагедии, в конце концов, в жизни каждой группы случаются взлеты и падения, но всё равно, было бы чертовски обидно просрать такой шанс. Эта песня, которую они придумали уже давно, но нигде раньше с ней не выступали и не выкладывали записи в интернет. Все пришли к единому мнению, что она достаточно классная, чтобы произвести впечатление не только на зрителей, но и на продюсеров достаточно известных лейблов, которые приходили на этот фестиваль, в том числе, и в поисках свежей крови. И всё же… этого могло оказаться недостаточно. Несмотря на мозговой штурм, ничего другого им в голову так и не пришло, и решили остановиться на том, в чём они уверены, что отыграют и споют, как надо. И объективно говоря, это был хороший уровень, и они могли рассчитывать на некоторое внимание. Но двоим из них всё же казалось, что этого – мало… В тот раз Мо и Чжань ушли пораньше – один торопился к маме, которой нездоровилось, другой обещал провести время с сестрой, с которой из-за напряженного графика практически не виделся. Оставшиеся вдвоём Тянь и И переглянулись, и, не сговариваясь, заговорили о волновавшей обоих теме. - Ты ведь тоже считаешь, что нам нужна «идея»? – вкрадчиво произнес Цзянь, глядя из-под светлой отросшей челки. Иногда в его глазах проглядывала какая-то сумасшедшинка, которая его совершенно не портила, а наоборот, придавала шарма. - Да, - Тянь вздохнул, сплетая длинные пальцы и устраивая на них свой острый подбородок. – И мне почему-то кажется, что она у тебя есть. - Так не честно, ты слишком хорошо меня знаешь, - ответная улыбка растянула тонкие губы. – Но, боюсь, тебе она не понравится. - А вот ты, похоже, плохо меня знаешь. Я готов жопу на британский флаг порвать, чтобы у нас получилось. Говори. - Ну смотри, не пожалей об этом. Ты же знаешь, что в нашей группе ты – самый горячий пирожочек, по которому девочки слюнками исходят? Я, конечно, отдал бы пальму первенства Чженси, но он – только моя булочка. Так что придётся тебе отдуваться… - Я так понял, посвящать в наш с тобой коварный план Шаня и Чженси мы не будем? - Совершенно в дырочку, мой проницательный друг. Совершенно в дырочку… Как это часто бывает, новичков на фестивалях выпускают «для разогрева», прежде, чем на сцену выйдут всеми признанные ребята, чтобы ещё не утомленная, но уже порядком взбудораженная толпа приняла их появление, как следует. Они значились не первыми в списке, но в самом начале. Как сказал довольный таким распределением Мо – быстрее отмучаются, и можно будет ехать топиться в стакане в ближайший бар, если что-то пойдет не так. Новость о переносе их выступления ближе к концу вечера прозвучала как грёбаный приговор. Гуаньшань чувствовал, что к моменту выхода на сцену он уже умрет внутри столько раз, что можно будет выносить готовенького, и ругал себя на чем свет стоит. Как он собирается быть профессиональным музыкантом, если не научился выходить на сцену без того, чтобы покраснеть, побледнеть и покрыться потом задолго до того, как его вынудит к этому свет софитов? Наконец, прозвучало их название, и они заняли свои места... сначала всё шло хорошо. Всё шло по плану, и Мо немного расслабился, и даже с чувством сливался со своим родным Гибсоном, практически не замечая происходящего вокруг, следуя за голосом Цзяня, который выводил те самые слова, которые родились у него в голове однажды: You`re my only, you`re my crown. You can push me up and down. Prize me baby, as a gift. I`m your afterdark thief! I shall be your noble knight… I shall come for you tonight! Внезапно даже до его сознания, сосредоточенного на исполнении, достучался раздавшийся из зала визг, при том, что ничего особенного в песне в этот момент не происходило. Он краем глаза оглядел сцену, пытаясь понять причину шума. Всё было так же, как и минуту назад, вот только стоящий слева от него Тянь… ему же не показалось, он до этого был в тонкой черной рубашке, а теперь – только открытая майка, оставляющая на виду руки, ключицы, широкие плечи… Гуаньшань встряхнул головой. Ему не померещилось? Спустя несколько секунд он расширившимися глазами смотрел, как в момент паузы своей партии бас-гитарист каким-то слитным движением стаскивает с себя уже майку, чудом не путаясь в ремне гитары, как будто тренировался… визг девчонок в зале на секунду заглушил музыку, взвившись к черному небу над стадионом. Он вышел чуть вперед, как будто специально позволяя фотографировать себя с наиболее выгодных ракурсов, и Гуаньшань едва не залип на движения его мышц на спине, встрепанные волосы, почувствовав фантомное желание прикоснуться языком к пульсирующей вене на шее. Что творилось внизу, описать было сложно. Потому что и рубашка, и майка отправились прямиком в зал и, вероятно, были разобраны по частям на сувениры. На мгновение представив, что кто-то из девчонок сейчас прижимает к себе майку, которую несколько секунд назад снял с себя Тянь, вдыхая его запах, он ощутил смутную злость – какого хрена! …уже вскоре ему стало не до приступов ревности. Если Гуаньшань думал, что этим, и без того провокационным жестом, Тянь ограничится, то он заблуждался. Следующим движением он избавился от ботинок, к счастью, кидаться ими в зал не стал, мягко ступая босыми ногами по покрытию сцены. Но не успел Рыжий выдохнуть, как, снова бросив гитару болтаться на ремне, Хэ Тянь, глядя прямо в зал щелкнул пряжкой ремня… тот ответил новой волной визга… самое странное, что на фоне всего этого безумия их выступление продолжалось, словно заведенный механизм – никто до сих пор не сбился, так, словно не происходило ничего из ряда вон выходящего. Да, их бас-гитарист раздевается прямо на сцене. А что такого? Гуаньшань, сглотнув сухим горлом, возблагодарил Будду, что достиг в исполнении такого автоматизма, что даже подобное не могло заставить его сбиться. Но вот заставить себя не краснеть удушливой волной он не мог. И это было видно всем – они были под яркими прожекторами и сотнями взглядов, а после того, как началось неожиданное шоу – телефонов, снимающих происходящее, только прибавилось. Осознание этого пришлось тяжелым хуком, но Мо решил принять это, как вызов своему профессионализму. Хер вам! Он не будет тем, кто проебется. Что бы не творил этот придурок… этот придурок повел бедрами, и свободно сидящие на его узких (господи, таких красивых) бедрах штаны упали к ногам, и, если бы не гитара… страшно подумать, какой вид предстал бы пришедшему в неистовство залу. Ещё одним движением, он отшвырнул их в сторону, оставаясь в одних обтягивающих черных боксерах… Да вашу мать! В этот момент Мо всё-таки не выдержал и зарыл глаза руками, ощущая ладонями своё лицо, горящее настолько, что удивительно, как он ещё не задымился. Стон «бляяядь!» не сорвался с губ только чудом. В совершенно сомнамбулическом состоянии, Мо развернулся к залу задом и сделал несколько шагов вглубь сцены, прежде чем осознал, что делает что-то не то. Они же на концерте. На крутейшем фестивале, и если он сейчас уйдет, то своей выходкой запорет всё… хотя он уже не был уверен, что это «всё» у них ещё было. Разобрать, что именно орут сейчас зрители, было невозможно – уши заполнил звенящий писк… повернувшись, он встретил взгляд Тяня, которой смотрел прямо на него. Тот поймал его глаза лишь на мгновение, и, подмигнув, поцеловал свои пальцы и сделал вид, будто что-то подкинул… они стали делать это совсем недавно, но рефлекс выработался мгновенно – Шань вскинул руку, как будто поймал отправленный таким образом воздушный поцелуй… и только сейчас понял, что сделал. Раньше Хэ ни разу не делал так на людях, и Мо привык, что между ними существует этот не такой уж безобидный жест, означающий для них столько всего сразу. Тишина лопнула, взорвавшись фейерверком звуков – и вот он уже снова там, посреди мечущихся световых лучей, вокруг – его группа, зал скандирует что-то… - Ван-дэй! Ван-дэй! Ван-дэй!***
В гримерку за сценой Гуаньшань влетел первым, обратной стороной ладони утирая пот, осторожно, на последних остатках самообладания, отложил гитару, и повернулся, готовясь уебать со всей дури… но следовавший за ним Тянь неожиданно пошатнулся и съехал по стенке, странно вздрагивая. Собравшиеся было войти за ними Чжань и Цзянь переглянулись, и тактично закрыли дверь перед собой. Глаза Рыжего метали молнии, у него даже не находилось слов, он просто не знал, что сделает сейчас. Эмоции требовали выхода, но пинать скорчившегося на полу Тяня желания не возникало, и он просто ударил в стенку над ним со злым рычанием. - Ааааа, блядь! Что это, нахуй, было?! В ответ безудержно ржущий мажор, а было понятно, что вздрагивал он от смеха, встал на колени, обнимая его бедра и вытирая мокрое от слез и пота лицо о майку на животе. - Малыш… это было… - простонал он неразборчиво. – По… потрясающе… - Ты двинулся в край? Это ты придумал? Тот замотал головой, всё так же вжимаясь. - Понятно. Есть только один человек, который достаточно ебанутый для этого. И это, к счастью, не ты. Но это не отменяет того факта, что ты долбаёб. Ты хоть понимаешь, чем это может для нас кончится? Наконец мажор успокоился, и сел прямо на полу, приглашая присоединиться, похлопывая по полу рядом. Но Рыжий не был настроен сейчас на посиделки. Вместо этого он принялся ходить по тесной гримерке, как тигр в клетке. - А чем это для нас кончится? – уже спокойнее отозвался Хэ. – Можешь мне поверить, ничего серьезного мы не нарушили, я проштудировал административный кодекс и отдельно с юристом проконсультировался. Зато эти засранцы нас запомнили, и поверь мне, завтра наш менеджер повесится, пытаясь ответить на все предложения по интервью, концертам, и всему вот этому с нашим участием. Мы их порвали, малыш! Те, кто там сейчас после нас пытаются выступать… уверен, их просто не запомнят. Мо всё ещё кипел, но понемногу начал остывать. Как он и предполагал, идея всё-таки не принадлежала Тяню. Неожиданно он понял, что больше всего злится не за этот дикий перформанс, а за кое-что иное… не успел он удивленно остановиться, переваривая эту мысль, как мажор, уже успевший найти и натянуть брюки и футболку, подошел к нему, и развернул к себе, внимательно глядя в глаза. - Мне нужно извиниться, и сразу за две вещи. Во-первых, было свинством с моей стороны не предупредить об этом. Твоя свежая реакция была бесценна, всё получилось живо и по-настоящему именно благодаря тебе. Но главное даже не это. Я не должен был показывать всем наш воздушный поцелуй. Я этого и не планировал… но мне в тот момент было так драйвово, что я просто… сделал это, без задней мысли. Не думал, что ты так отреагируешь… прости за это. - Всё-таки ты очень сопливый… - голос Мо звучал глухо. – Ладно, я понял, что вы не просто отчудили херь, у вас был план. И, похоже, он сработал. Если это пойдет на пользу группе и тебя не заберут в полицию… В этот момент в дверь раздался совсем не вежливый стук и, не дожидаясь разрешения, вошел мужик в форме, сопровождаемый всклокоченным менеджером, который нервно оттягивал с шеи галстук и смотрел на них со смесью ужаса и куража. Кажется, всё же не обошлось…***
Хэ Тяня продержали всего пару часов, даже не пришлось привлекать Чена, который однажды уже забирал их с Гуаньшанем из участка после того, как младший расхреначил чужую тачку. Разумеется, все остальные толкались снаружи, хотя помочь ничем не могли. От нечего делать все уткнулись в телефоны, с некоторым трепетом глядя на количество публикаций, просмотров под своими видео и прочими показателями их новой, пусть и порядком скандальной, но всё же популярности. Наконец герой вечера в сопровождении того же менеджера, господина Цинь, всё же появился, и на него сразу же кинулся Цзянь, всхлипывая и пытаясь одновременно восхищаться и извиняться. Свою порцию объяснений с Мо и Чжанем он уже выдержал. Тот устало покивал, поглаживая по светлой макушке. - Ладно, главное – всё в порядке. Поехали ко мне? Господин Цинь всеми силами старался спровадить их как можно скорее по домам – завтра, уже практически сегодня, ожидался на редкость тяжелый день. Сам он уже и не надеялся на отдых. Вот только разъезжаться никто не планировал, и все четверо без долгих разговоров запихнулись в одно такси. В квартире Тяня они давно чувствовали себя если не как дома, то уж точно не в гостях. Прихватив в круглосуточном пива и закусок, расположились за столом, и сидели, пока И не начал клевать носом. Чженси подхватил его, и они отправились на разложенный заранее диван, куда хозяин отнёс большой плед и подушки. Спальных мест было всего два, и Гуаньшань, тоже ощущая, что скоро отрубится, прошлепал сначала в ванную, а потом обратно в спальню, мимо уже мирно спящих в проходной комнате друзей, прикрывая за собой дверь. В темной спальне свет падал только из щели между неплотно задернутыми шторами, разноцветные отсветы скользили по полу. Пододвинувшись вплотную, чтобы не мешать спящим за стенкой, и просто потому, что хотелось, Тянь выдохнул практически в губы напротив. - Ты больше не злишься? Гуаньшань отрицательно покачал головой, понимая, что и правда больше не сердится. Зато несмотря на усталость, его буквально кроет возбуждением – адреналин сумасшедшего дня не желал испаряться из крови, пытаясь найти выход. Мо с надеждой покосился на Тяня, который обычно без слов понимал такие вещи, но сегодня отчего-то его понимать не желал, расслабленно откинувшись на подушку. В этот момент ему захотелось сделать что-то, что для кого-то другого было бы ничего не значащей ерундой, но не для Гуаньшаня. И он приподнялся и склонился над Тянем, целуя его в губы, пытаясь передать всё то, что почувствовал к нему тогда, на сцене. С трудом оторвался, чтобы провести языком по шее – именно там, где выделялась вена, испытывая всё нарастающее желание делать это снова. Это, и многое другое, что он до сих пор может и хотел, а не решался раньше, оставляя инициативу за Тянем. Слышался только тихий шорох простыней, всё остальное происходило практически беззвучно – и по блестящим глазам и выдохам было понятно, что Тянь до сих пор не верит своему счастью, потому что практически ничего не делает, наслаждаясь руками Рыжего, тянущими вверх его футболку и вниз – трусы, неловко сползающего ниже, чтобы, впервые буквально облизать его от шеи и до лобка. Почему-то сегодня никакого стыда или нерешительности не ощущалось. Видимо, он просто исчерпал свой лимит смущения на сегодня и всё, чего хотел - раствориться в ощущении близости, наполовину состоящем из страсти и наполовину - из нежности. И он дарил её так, как умел, горячо выдыхая на ребра, оставляя на них поцелуи. Резко вдыхая, когда Тянь вцепился в футболку на плечах, но не толкнул вниз, не потянул его наверх, позволяя делать всё, что ему самому захочется. Это было новым, будоражило обоих, заставляя торопиться, сплевывая на руку и поглаживая горячий, качнувшийся член, перебирая пальцами, на секунду усмехаясь тому, что они сейчас на автомате исполнили пару аккордов на совсем не для этого предназначенном инструменте. Интересно, Тянь узнал бы их на ощупь? Потом спросит. Сейчас наклониться, стирая прикосновения пальцев губами, слушая задушенный стон - он представил, как Тянь крепко, до следов, закусил костяшки пальцев, чтобы звучать тише. Его стоны всегда заставляли переживать острое возбуждение - гораздо больше, чем визуальные стимулы. Жаль сегодня придется обойтись без этой прекрасной музыки - на периферии сознания оставалась мысль о том, что нельзя будить остальных. Но это не помешало продолжить, глубоко забирая член в рот, скользя вверх и вниз, рисуя языком зигзаги, выпускать, нажимая кончиком на головку, уже подтекающую влагой. Пальцы теперь двигались без изысков, сжимая, следуя за губами, уже не останавливаясь, на своём и чужом члене, пока Тянь под ним не вздрогнул, замирая и в горло плеснуло... Шань поперхнулся, поспешно сглатывая и зажимая себе рот, чтобы не кашлять... - Эй, ты в порядке? Принести воды? - Неа. - Рыжий улегся, выдыхая. И Тянь не стал ничего говорить, только обнял, подтягивая к себе и целуя в шею и плечо. Через пару минут Гуаньшань завозился. - Пусти, мне... в ванную надо. - Сейчас. Ещё минутку. Я так и знал. - Что ты знал? - Что ты и есть настоящая секс-бомба... тикает, тикает... а потом как рванёт! ...они всё-таки разбудили Цзяня, который пришел проверить, какого хрена тут происходит, и почему они до сих пор не спят.