Лемниската

ГЛАВА III:

ВОПЛОЩЕНИЕ

1

      Я шел по листьям, и они хрустели под ногами. Было солнечно, но меня это не радовало.       Говорят, что самая темная ночь перед рассветом. Верно и обратное. Самое знойное солнце не предвещает ничего хорошего.       Город смотрел на меня тысячей окон и о чем-то молчал. Березы и тополя гипнотически шептали. Я был как во сне. Я был на том самом месте, где должен быть.       Возможно ли, что я уже был мертв? Я умер очень давно. У меня была другая жизнь, такая же, как эта. Мир был таким же, но немного другим. А мне было так страшно это понять, что мое сознание выстраивало галлюцинацию длиною в жизнь, лишь бы скрыть от меня невыносимую правду.       Кажется, это объясняло все, что со мной случалось. Оставалась только одна маленькая деталь: почему я по-прежнему был?       Мои мысли прервались. Я услышал индустриальный гул, раздавшийся откуда-то издалека. Как будто приходили в движение древние шестерни. Они громогласно трубили ржавым звуком, запуская неведомый механизм.       Этот гул услышал не только я. Люди останавливались и поднимали голову. Они не знали, что происходит, а я догадывался. Грядущее, что шло ко мне, переступало врата в настоящее.       Гул прекратился. Прохожие пошли дальше. Каким бы не был реальный источник ржавого звука, у каждого хватало своих забот.       А следом я увидел как между домов выплывает грозовое облако невероятной красоты. На ее вершинах могли разместиться целые божественные города.       Облако надвигалось и явило то, что находилось под белыми вершинами. Сначала это были темно-синие края, потом еще более темное пятно. Затем я увидел настолько монолитный черный цвет, что не смог понять существует ли в этом месте что-либо вообще.       Поднялся сильный ветер, обрушив на меня стену пыли и листьев. Березы создавали такой шум, будто ливень уже начался. Я поспешил вернуться домой.       Уже находясь у дверей подъезда, я лицезрел что-то похожее на конец света. Большую часть неба заволокло, и оно разделилось на две части: с одной стороны еще выглядывали блестящие белые края, с другой надвигалась истинная тьма. Ее концентрация была до того сильной, что мрак обрушивался сам в себя, образуя разряды молний.       Там, где сверкало, туча освещалась фиолетовым сиянием, показывая гигантские клубящиеся завихрения.       Раскаты грома. На асфальт упали редкие, но тяжелые капли. Это быстро переросло в дождь.       Я продолжал смотреть, укрывшись в подъезде. Стемнело как ночью. Напротив меня стоял очень старый тополь, но я видел его силуэт лишь тогда, когда небо озарялось молнией. В этот момент я понимал, насколько сильный бушует ветер. Дерево наклонилось диагонально, с него падали ветки, буря его терзала.       Застучало по стенам и стеклам. Посыпался град. Начавшись с маленьких горошин он превратился в большие камни. Стало слишком громко. Я не смог вынести этого шума и закрыл дверь.

2

      Окно в моей спальне покрылось паутиной трещин. В гостиной сквозь дверь на балконе сочилась вода. Мне пришлось подложить полотенца.       Дорог больше не было. Они превратились в реки, по которым плыли сломанные ветки и гроздья града.       Не зная что делать дальше, я сел в кресло. Я сидел лицом к балкону и наблюдал. Я понимал, что град может выбить стекло, поэтому отодвинул кресло в противоположную часть комнаты. Для спокойствия я включил свет.       От близких разрядов молний грохотало со свистом. Окна в квартире звенели вибрацией. Люстра, которая светилась недалеко от меня, задрожала.       Я просидел не менее десяти минут. Град закончился. Молнии, напротив, становились чаще.       Я решил пройтись по гостиной. Когда я прошел мимо дверного проема, я увидел небольшое зеркальце в коридоре. Сейчас мне не хотелось знать, что оно там есть. Я закрыл дверь и сел в кресло.       На улице сияли вспышки. Окна звенели без перерыва.       Во мне росла тревога, а вместе с ней и желание проверить, что у зеркала никто не стоит. Я повернул голову. В двери были матовые стекла. Сквозь них я удостоверился, что не вижу никаких теней.       В окнах балкона мелькнула слишком яркая вспышка. Внутри все сжалось. Раздался не гром, а будто бы взрыв, после чего послышались сотни автомобильных сигнализаций. Свет в люстре погас.       Я держался за кресло и не двигался. Меня окружила тьма, разрываемая секундными вспышками. Нечто незримое пришло вместе с ней.       В дальней комнате послышались шоркающие шаги. Неторопливые. Надменные. Туда и обратно.       Я намерился встать и подпереть дверь, а оно это почувствовало. Оно резко затопало по коридору, и прежде чем я успел встать, оно врезалось в дверь с громким стуком.       Дверь тихо отворилась.       Я не смел поворачиваться. Очевидно, что оно было там. Мне нельзя было это видеть.       Я смотрел на грозовой шторм, но не видел его. Вниманием я был там, у дверного проема. А между тем, чувство враждебности хищно заполняло мою комнату.       Оно было слева. И справа. И впереди меня. Оно было в стенах, в мебели и погасшей люстре. Я обнаруживал его везде, куда перемещалось мое внимание.       Наступало оцепенение. С затылка побежала дрожь, растекаясь по моим рукам. Я должен был проснуться, но как это сделать, если я не спал?       Еще одна молния. Такая яркая, такая близкая, что я понял - на этом конец. Ударила где-то под домом. Оглушительно. Стекла балкона разбились и звонко разлетелись по комнате. Меня обволокло ледяным воздухом.       Вот и оно. Прямо передо мной. Не имеющее никакого визуального образа. Оно расталкивало законы природы, чтобы занять свое место. Реальность расступалась перед ним, как вода расступается перед воздушным пузырем.       А потому форма все же рождалась, но не как ее наличие, а как отсутствие, вокруг которого бытие расходится в стороны.       Мир с раскатами грома раздвигался в шесть симметричных сторон. Передо мной возникал огромный шестиугольник. Его грани были похожи на узкие зеркала, в которых отражалась реальность, но это и были куски реальности, которые преломлялись в гексагоне.       В этих гранях отражалось все существующее, а значит теперь и сам шестиугольник. Поэтому внутри этой формы была еще одна такая же, а в ней еще одна, отраженная сама в себе.       Многократно повторяемые грани уходили в самый центр гексагона. Шестиугольникам не было числа. Каждая более глубокая фигура поворачивалась относительно внешней, образуя спиралевидное вращение. Это был калейдоскоп искажений реальности, в которых была моя жизнь.       От углов разросшейся фигуры исходили призрачные ленты. Они извивались как тонкие щупальца, то складываясь в замкнутые узоры, то размыкаясь в поиске новых узлов. Этими лентами оно проникало в мои отражения, воздействуя на сознание.       Во множестве граней я отражался по-разному. У меня были тысячи возможных жизней, но в каждой из них я снова и снова сталкивался с этой сущностью. Все сходилось в ней, потому что такова была ее форма. Величественная и ужасающая своей бесконечностью. Воплощенная лемниската.       Моя настоящая жизнь, мое лицо отражалось в самом центре. Я видел себя в шестиугольном зеркале.       Смотреть нельзя, но я был намертво прикован, и дрожь растекалась во мне снова и снова. Самое страшное происходило, а потому было поздно это избегать. Я был так близко, как никогда прежде. Мой страх и любопытство слились воедино.       Впереди нескончаемая смерть. Мое лицо в отражении распадалось. Вязкое чувство превращало меня в ничто.       От моего лица остался только череп, состоящий из множества мельчайших зеркальных фигур. Я глядел на себя пустыми глазницами. Лемниската глядела на меня моим черепом.       Я буду заперт вовеки веков, и ничто не поможет еще раз увидеть свет. Наступает вечность, из которой я никогда не смогу выбраться. Она наступает снова, и снова, и снова в каждом отражении. Вот и я переживаю это вновь и вновь, проваливаясь вглубь лемнискаты.       Беспрерывный зацикленный распад. Все в происходящем было закономерно, но оставалась лишь одна несуразная деталь. Почему я это чувствовал, если был мертв?       Не может ли быть так, что смерть предстала передо мной, чтобы сказать, что она лишь образ моего сознания? Как я вообще могу знать, какая она, если ничего не должен чувствовать? Может быть, ее предельное воплощение должно довести идею небытия до абсурда и развеять как ночной кошмар? Сделать ее очередной галлюцинацией разума, с которой нужно расстаться?       Вдох.       Выдох.       На самом деле я был в кресле. Я был в сознании. Я ощутил свое тело, наполненное дрожью. Меня словно разбудили от долгого сна. Шестиугольник с черепом висел передо мной и вращался.       Значит, в лемнискате я видел вовсе не себя. Но она хотела, чтобы я так думал. Когда она поняла, что я пробудился, во мне снова появилось вязкое ощущение мыслительного распада. Она пыталась переварить меня, и делала это во всех вариантах моей жизни, что в ней отражались. В каждом отражении моя жизнь повторялась. Каждый раз я оказывался здесь.       Сколько раз это случилось? Не знаю. Однако я понял кое-что важное. С каждым разом мое сознание становилось яснее, и воля - сильнее.       Это происходило очень много раз. А когда воля кристаллизуется и наполняется динамикой, это называют магией. Все мои тренировки и исследования были ничем иным, как инициацией, метаморфозом и воплощением воли, меня самого, через преодоление вездесущей лемнискаты. Не лемниската воплощалась, но я.       Да, я не мог пошевелиться, однако моя воля стала осязаемой. Я вызвал концентрированное давление между собой и лемнискатой, и направил его вглубь шестиугольников. Телекинез существовал на самом деле, и я использовал его настолько сильно, насколько мог.       Грани задрожали, и мелкие шестиугольники сошли со своих осей. Вращение калейдоскопа наполнилось дисгармонией.       Череп терялся в отражениях, но лемниската не собиралась сдаваться так просто. Она перехватила мое давление и направила на меня. Кресло вместе со мной сдвинулось до предела к стене и стало вдавливаться до появления трещин.       Наверное, воздействие, которое я испытывал, было подобно ускорению в сверхзвуковом самолете. Мог ли я ответить с такой же силой? А был ли у меня выбор?       Все, что я мог ощутить и сконцентрировать, я обрушил на лемнискату. Много, много раз. В каждой жизни. Со вспышками света и грохотом молний шестиугольник разлетелся на части мелкими осколками. Эти осколки тот час же растаяли.       Стало тихо. Спокойно. Дождь прекратился. Я чувствовал свежесть, идущую с балкона.

3

      Выйдя на балкон, я заметил насколько чистым стало мое восприятие.       Под ногами хрустели кусочки стекла. Я поднял самый крупный из них. В этот момент я почувствовал, что мое тело было легким, движения - точными, я сам будто светился изнутри.       Сквозь осколок я посмотрел на расходящиеся тучи. Я увидел бледное сумеречное небо. Впервые увидел по-настоящему. Сотни тончайших оттенков, которых я раньше не различал.       Сколько же времени лемниската пожирала меня? Я никогда не чувствовал себя так хорошо. Никогда не был настолько живым.       Мой любимый сквер, старинные и новейшие дома были потрепаны бурей, но во всем я чувствовал таинственную гармонию. Светился не только я, но и мир вокруг, просыпавшийся после ненастья. Именно это я всегда должен был чувствовать. Именно это было недоступно моему сознанию. Теперь завеса спала.       Но пряталось ли за ней только прекрасное? Или что-то еще, о чем не стоило знать?       Я убрал осколок и посмотрел на небеса без него.       До них дотягивалась вершина центрального небоскреба. Облицовка на его верхних этажах отвалилась. Теперь на этом месте были крупные буквы серого металлического цвета:       «RNMNX»       Среди облаков что-то неестественно мельтешило. Множество невидимых образов, снующих от одного края неба до другого. Чем дольше я на них смотрел, тем лучше они обретали форму.       Реальность исчезала вокруг них, образуя странные силуэты. Одни были похожи на змей, другие на многоугольники, третьи на искривленных моллюсков. Они кружили над городом словно стервятники. Очень голодные.       Люди были полностью беззащитны перед ними. Но проще всего этим сущностям было с теми, кто мог на них посмотреть. Потому что тогда они отражались в сознании своей жертвы.