Небо, полное надежд

Ветер. Ветер всегда был таким сильным, что практически невозможно было дышать, хоть и были одеты в специальную для полётов экипировку. Иногда так просто казалось, ведь всем известно, особенно рулевым, что такое ветер, который набрасывается тебе навстречу с такой силой, будто пытается тебя обогнать. От этого сердце билось только сильнее — ветер бросает тебе вызов, сама природа видит в тебе соперника... И сила сопротивления только продолжала набирать обороты. Они любили этот ветер. Несмотря на нескончаемый риск, опасность, многочисленность угрожающих факторов и заученных с учебника ЧП... Каждый пилот перед каждым новым полётом отдавал себе отчёт — он может не вернуться обратно. Каждая новая выдаваемая им операция звучала если не опасно, то так точно безумно. Растёт профессионализм, растёт и возложенная на их плечи ответственность... Было ли страшно? Не больше, чем любопытно. Любопытно так, что ждали с трепещущим нетерпением каждое новое испытание. Но страшно, конечно, было... В самый первый раз, когда Юйкун увидела свою будущую напарницу, своего будущего второго пилота, она сомневалась. Сейчас она могла лишь удивляться тому, что их история не похожа на все раздирающие романы с шаблонным «с самого первого взгляда». Не с первого. Ни с первого разговора, ни с первой совместной миссии, ни с первых совместных порций саке в её любимом кафе... Сначала было соперничество, да нет, даже соперничества не было, может быть, любопытство... У этой девушки с ни чем не выделяющейся внешностью и чутка надменной мимикой были такие же высокие результаты, как у Юйкун. Рекорды при себе она тоже имела, выделялась среди остальных. Ладно, быть может, соперничество в обеих девушках играло тогда с такой же страстью, как играло в них после их бесконечная друг к другу признательность. Цайи любила называть Юйкун безбашенной, легкомысленной дамочкой. Чуть ли не адреналиновой зависимой. Да, у неё было много выговоров за спиной, она не отличалась примерной услужливостью, да и последнее про неё точно было правдой. Она была настоящей Хулиганкой, что уж скрывать... «А рекорд по скорости на дальние дистанции ты у меня побила! Разве ты не такая же, как я, Ца-йи?~» Такая же. Забывая на некоторое время про всё соперничество, Юйкун с азартом замечала в глазах девушки точно такой же нездоровый блеск, просящий больше-больше-больше... Брать ещё большую высоту. Играть с ещё большей скоростью. Вытворять всё более безумные трюки, даже те, которые запрещены. Цайи с одобряющим блеском своих страстных к полётам глаз сверкнула на Юйкун тогда, когда её отчитывали за угнанный без разрешения ялик. А Юйкун тогда стало просто скучно, все эти экзамены, ночная зубрёжка... кто бы ещё мог понять её, как не человек, живущий в том же мире, что и она?.. Им обеим всегда нужно было больше неба. Будь они соперницами, будь они лучшим дуэтом в современной истории лётчиков... «Мы с тобой теперь напарницы, Цайи! Знаешь, я всё ещё не могу отойти от странного ощущения, которое мне дарит это слово. Я звала тебя соперницей всю жизнь, а тут... Но если честно, жду не дождусь, когда мы с тобой полетаем! Удиви меня!» И они удивляли друг друга. Сидя за одним аппаратом управления, принимая одни и те же поручения, ставя всё новые и новые рекорды, под которыми писались имена уже обеих девушек... В какой-то момент в Юйкун что-то с нетерпением заныло, пробралось во все её внутренности и позволило ей осознать — они с Цайи одной крови. От одного этого осознания становилось так приятно, так спокойно, а азарт лишь возрастал. Какой был шанс для них встретить друг друга в одном огромном мире, не говоря уже про одну комиссию по полётам... Юйкун верила, не сомневалась даже, что она такая одна. Горящие в ней амбиции позволяли ей говорить высокопарно о революции в мире полётов! И единственным революционером, на это способным, была только одна она — Юйкун. И это уже было чудо — горящая в ней страсть, она верила, случается раз в несколько сотен лет... Оказывается, похожая страсть может гореть ещё в одном человеке. Самом прелестном и дорогом ей человеке, который распаковывает коробку конфет, подаренных ей кем-то из фанатов. Она ещё так расслабленно развёртывает обёртки, прямо за рулём управления, что-то мурлыкает себе под нос, вспоминает происходящие за день нелепости и сбивчиво хихикает. Цайи не нужно было даже сообщать о том, как Юйкун жила и растворялась в тех чувствах, которые испытывала каждый полёт с ней. Она сама в них жила и сама точно так же растворялась, ведь они были одной крови... Но однажды это было сказать просто необходимо: «Без тебя в кабине и галактика кажется крошечной» «Кто-то сегодня особенно сентиментален!» «Дура! Ха-ха-ха, я правду говорю! Сижу иногда за бумагами, заполняю, и мне хочется летать, ну, представляешь... бросить всё и... Но я уже несколько месяцев не вижу себя за рулём одну. Всегда с тобой хочется. Без тебя и не хочется летать» «Юйкун, ну какая ты милая, ты никогда не меняешься! Всё ещё бунтарка, да?» «Таким нас воспитало небо...» Юйкун казалось дикостью сама мысль о том, что она может бросить полёты. Оставить одного свой ялик... их ялик, не услышать бодрого и весёлого «Готовы!» по рации начальству. Она ими жила, она отдала всю себя только одному делу, какой профессионал может вот так однажды раз – и больше не браться за дело, которому он посвятил своё имя, честь, жизнь?.. Если так подумать, это дорогого стоило обеим девушкам, и не зря они побивали все рекорды, не каждый может вот так, бесстрашно отдать себя чему-то одному. Сколько ещё мирских забот существует, на сколько разных вещей нужно обращаться своё внимание и заботиться – мамочки! Когда Юйкун выслушивала жалобы на жизнь своих знакомых, она этому всегда ужасалась — их жизнь была им совершенно незнакома. Ни светские разговоры между перерывами бюрократической жизни, ни рутинность приготовления себе ужина, ни необходимость вести хозяйство ни, какой кошмар, бесконечные заботах о том, как прокормить семью... Такая бы ждала жизнь Юйкун без неба, без её дорогой Цайи? Без кипящей в жилах страсти?.. До ужаса становилось страшно от иногда наплывающих мыслей. Но они были все пусты, не нужны, как никак, Юйкун уже жила небом и с ней уже разделяла все её страсти настолько же азартная и преданная полётам Цайи. Самая удивительная девушка в её жизни. Они живут на полную! И проживут так все несколько веков, которая отвела им судьба! Может, даже, бесконечность!.. Многое что успеет поменяться в будущем — непоколебимая вера юношеской души. И невозможно жаловаться и сожалеть о подобной жизни. Жизни, в которой ты по-настоящему живой... Правда, в какой-то момент юношеская вера встречается лицом к лицу с обыденном порядком вещей. С этим всё равно пришлось столкнуться. Они становились всё взрослее, и всем девушкам свойственно влюбляться... Так у её дорогой Цайи появился муж, но это им несколько не помешало, Юйкун этим ещё очень гордилась — её дорогая Цайи всё равно разделяла один ялик с ней! Каким бы там умелым не был её муж, но когда дело доходило до их общей страсти, девушка всё равно выбирала её! Когда-то даже честно об этом и призналась в одном из писем: «Гуанъюань отличный пилот, я признаю его мастерство... Но даже с любимым мужем не ощущаю того же азарта, как с тобой. Всё же есть причина, по которой нас называют лучшим дуэтом? Припоминаю, ты как-то раз так романтично выразилась, дословно не вспомню, — если покорять небо, то только с тобой... Ты была права. Я сейчас это понимаю. Рулевая Юйкун, я приглашаю вас на ещё один и другую сотню полётов со мной...» Но потом началось страшное. Что-то, что не имело ни законов, ни справедливости, что уж говорить про юношеские амбиции и надежды... Крепкую уверенность в милости небосвода подорвали объявления в газетах о начале войны... В начале было более-менее спокойно, насколько то было возможно в условиях жизни в постоянном страхе. У её дорогой Цайи и успевшим стать хорошим знакомым, но не другом, в силу ненавистной Юйкун слащавости, Гуанъюаня родилась маленькая дочка. Девочку Юйкун любила, хотя детей не могла на дух переносить. У неё были миленькие глазки и она очень забавно морщилась... в эти моменты была похожа на свою мать. О её имени шли долгие споры, в итоге решили: девочку будут звать звонким и мелодичным Цинии... Цайи ушла на декрет. Юйкун была вынуждена вспоминать, как управлять яликом в одиночку... И хоть это и навевало сладкие воспоминания о совсем только расцветающей страсти молодости внутри, но было совсем не то. Так, с каждой выполненной в одиночку миссией небо всё меньше и меньше казалось ей чем-то великим... На что тебя покорять, бесконечный простор, если в тебе всё и так известно?.. Иногда даже, тихо-тихо, с робостью испуганного ребёнка, мелькал в голове вопрос — за что только Небеса направили к ним войну?.. Но от такого Юйкун мгновенно отмахивалась — не Небес то была вина... В какой-то момент общение с самой дорогой девушкой перешло на письма полностью. Но письма были огромными, развёрнутыми, и Юйкун улыбалась сердцем, распечатывая каждый новый конверт и вчитываясь в каждое слово, написанное донельзя изящным подчерком. Она смеялась, тревожилась, грустила, веселела — переживала свои эмоции с девушкой вновь, с единственным отличием, что теперь свидетелем их чувств была бумага, а не небесный купол. И как любая война, эта начинала уносить десятки, сотни, тысячи простых граждан и рядовых солдат. Так умер муж Цайи. Сердце сжималось от боли, как передать это на обычной бумаге?.. все её слёзы и беспокойство за самую дорогую девушку в её жизни, как передать сопереживание бездушными чернилами? Ни бумага, ни чернила таких чувств не понимают... Цайи горевала меньше, чем Юйкун. Снова назвала её сентиментальной, снова попросила не расстраиваться так за их с дочерью горе... С каждым новым списком погибших становилось всё страшней. Перекрывало дыхание, но уже вовсе не бущующим навстречу ветром, играющим с лётчицей наперегонки... Однажды Юйкун тихо так попросила свою дорогую Цайи, придя к ней домой, и убедившись, что растущая маленькая Цинии их не услышит: «Может, бросить мне авиацию?..» Цайи тогда так осуждающе нахмурилась, что за себя стало стыдно. Не осталось в ней уверенности никакой, не осталось в ней смелости амбициозного лётчика, не осталось даже стремления к небу, в этом она себе уже давно призналась... Что страшно. Умереть страшно, как не может быть страшно Цайи, потерявшей на войне мужа?.. Цайи вернулась с ней за один пульт управления. Вернулась она, вернув вместе с собой угаснувшую страсть, сказала бодро «Готовы!» и уверила своим не поменявшимся от перенесённых трудностей взглядом: не уйдём мы, рулевой! Буду возвращаться к небосводу столько, сколько потребуется! И невозможно уже отвернуться от громадного полотна над головой — они уже коснулись неба... Юйкун тихо улыбнулась, в тысячный раз влюбляясь в свою лучшую подругу и лучшего второго пилота, о котором она имела только смелость мечтать... Они уже коснулись неба, а значит, это навсегда. Значит, вечность всё же возможна и они до конца вселенной будут растворяться в встречном ветре и безмолвно клясться друг другу в непрекращающемся азарте. Это был последний совместный их полёт. Последняя попытка вернуться к всемогущему небу, после которой Юйкун с концами отвернулась от обещающего им вечность небосвода. Для войны не существует понятия вечности. Юйкун не смогла сохранить девушку, которая стала смыслом всей её жизни, смыслом каждого её полёта и мечтаний. Не смогла выполнить крепкое слово пилота — спасти напарника, не смотря ни на что. Цайи погибла, беря тогда одно единственное обещание с подруги — никогда не пускать её дочь к манящему небу... Все её страхи подтвердились самым страшным образом. Не беспочвенна была её тревога и потерянное, вызванное неуверенностью в завтрашнем дне, желание бросить полёты. Цайи, конечно же, сказала бы ей, что она была горда умереть при выполнении служебного долга... Но Юйкун такое смелостью не обладала, и позволила полностью сковать страху, вине и сожалениям своё страстное сердце, больше никогда не прикасаясь к пульту управления. —Обычное малодушие, вот и всё, — прошептала совсем взрослая Юйкун, которая, к стыду прежней себя, стала жить реалиями всех своих знакомых, проводя десятки часов за никому не нужными бумагами и отчётами. (Страшно даже представить, какого бы ты была обо мне мнения сейчас, моя смелая и стремящаяся к всё большим высотам Цайи. Я тогда сказала правду — без тебя в небе смысла нет. Тогда это говорила влюблённая и живущая только лишь страстью девушка, сейчас... тебе это говорит скучнейшая в мире женщина, воспитывающая твою... нет, нашу дочку, и думающая, как уберечь её от окружающих опасностей... Самая забавная история за неделю, моя дорогая Цайи — один из подопечных перепутал даты документов, пришлось все их перепечатывать. Давно бы пора уволить... ) —Цинии хочет... коснуться неба, — на скромно выдохе произнесла Юйкун, поправляя слегка помятые одежды, — это у нас в крови, видимо, правда. Я тебе обещала, что не позволю...Но... —Мама, к тебе там пришёл кто-то... — появилась в дверном проходе её кабинета, как лёгок на помине, повзрослевшая до молодой девушки Цинии. —Да, я сейчас подойду... — слабо улыбнулась женщина, щуря взгляд и с глубокой нежностью рассматривая девочку, такую же бунтарку, какой была она раньше. Как часто она, зарываясь в волокиту бумаг, неосознанно начинала болтать с пустым пространством вокруг, думая, что Цайи и вправду может её услышать?.. Пожалуй, достаточно для того, чтоб поймать на себе взволнованный и растерянный взгляд дочери. —У меня завтра — первое испытание, — аккуратно напомнила девушка, не скрывая своей гордости, но всё ещё стесняясь нескольких лет бесконечных споров с матерью о том можно ли, нельзя ей стать рулевым?.. Вдруг, передумает? —Ты — моя главная гордость! — засмеялась Юйкун, отводя взгляд в сторону и чувствуя, как в сердце снова начинает знакомой болью щемить... Особенно сейчас управляющей комиссии по полётам казалось, что она снова сможет полюбить их дорогое и манящее когда-то небо. Глаза у Цинии горели точно так же, как горели когда-то у её дорогой подруги. Юйкун скромно улыбнулась, её голову посетила мысль о том, что с генами Цайи и с воспитанием управляющей их дочь сможет покорить не то, что величавый небосвод, но и саму галактику. Давно её не посещали подобные мечтательные мысли. Женщина закрыла глаза, упираясь локтями в письменный стол с множеством разбросанных не имеющих никакого смысла бумаг. (Я так запуталась... но я... не осуждай меня, но посмотри таким же полным веры взглядом... Бессмысленные жертвы войны уже давно позади, и нашу дочь точно не коснётся та же участь, что коснулась тебя и твоего дорогого мужа... По крайней мере, так я повторяю себе каждый день, успокаивая. Но ты сама должна понимать, насколько это невозможно — полностью отвернуться от голубизны бесконечного простора?.. Ведь мы уже коснулись неба). И это небо было... вечным. И Юйкун могла лишь надеяться на то, что оно примет их с Цайи продолжение в лице молодой и страстной девушки в свои необъятные просторы. Узнает в ней девушек, которые когда-то так стремились к нему под купол, ведь небо точно помнит всё и каждого, кто был им очарован...