«Let your body talk to me, baby love»
Динамики разрываются в оглушительных басах, окутывая помещение звуками. Сердце стучит быстрее, подстраиваясь под нужную волну. Хёнджину хочется, чтобы его кто-то коснулся и почувствовал, какой он разгорячённый в этот самый момент. Он желает ощущать чужие руки на себе, обводящие его изгибы. И сжимающие так крепко, до хруста в рёбрах и глухого стона.«You got my heartbeat racing My body blazing»
Хёнджин соглашается со словами песни, позволяя телу говорить. Ему не нужен переводчик, чтобы объявить миру о том, как он счастлив и плывёт в моменте, ощущая себя в невесомости, пока чувствует руку на бедре. Чья-то ладонь скользит по грубой джинсовой ткани, давит на бедренные косточки, заставляя его выгнуться. И тогда парень ощущает не только руку: кто-то присоединяется к нему на импровизированном танцполе, повторяет его движения, так органично вписываясь в хаос Хёнджина. Их танец больше похож на соревнование, танцевальный батл, который ни один из них не намерен проигрывать. И чем дольше они трутся друг о друга, касаясь чужого тела случайно и не очень, тем больше Хёнджин плывёт. Хвана ведёт от запаха свежей мяты, который приятно щекочет ноздри. И его он чувствует так остро, несмотря на какофонию ароматов вечеринки. Толпа альф и бет в одном месте; и всего один опьянённый вечером омега, чей секрет начинает просачиваться через пелену запахов. И это начинает беспокоить человека, тесно прижимающегося к Хёнджину. Они сливаются в песне, становятся одним целым. И когда Хван поворачивается лицом к своему партнёру, они практически сталкиваются носами. Их затуманенные взгляды пусты, в них только адский костёр, который обжигает языками пламени. Они расплавляют душу, медленно стекающую тягучей смолой.Oh, I feel the rush It's so good, it's so good
Инстинкт ударяет в голову обоих, когда парни сталкиваются губами в жадном поцелуе. Они чувствуют как им это нужно, пока музыка несётся по венам, вытесняя весь кислород из организма. А два запаха сливаются в жгучую смесь, что на языке горит сладостью. Сминать чужие губы, разлетаться на микро частицы в стоне и забыть обо всём, — Хёнджин ни на секунду не задумывается ни о последствиях, ни о том, какими узами связывает себя в эту минуту с человеком напротив. Неосознанно Хван выпускает свой неповторимый аромат, от которого ведёт парня рядом с ним. Их запах мятного шоколада тяжелеет, становится более жгучим и терпким, превращая желание в потребность. Необходимое телу блаженство, которое оба намерены получить, покинув так скоро танцпол. Уединившись в уборной, они продолжают целоваться, обхватывая лицо напротив руками. Холодный кафель так остро ощущается на коже, когда Хвана вжимают в стену, отчего он больно ударяется затылком. Его руки тянутся к чёрной футболке, которую он заприметил ещё в начале вечера. Деталь гардероба с провокационной надписью «Задай своему парню жару» летит в сторону. Ян Чонин, конечно, не его парень, но Хёнджину ужасно жарко. Холодные стены, жёсткие прикосновения и пламя, что разгорается только сильнее ,вместе с мокрыми поцелуями ощущаются восхитительно. Мокро. Пот стекает крупными каплями по лицу Хвана, он пытается смахнуть раздражающую влагу, но его руки поднимают вверх и фиксируют над головой в области запястий. Инстинктивно он выгибается дугой и толкается бёдрами вперёд, что сопровождается протяжным стоном в его плечо. А следом и жёстким укусом; на бледной коже расцветают следы, которые не получится смыть или стереть из памяти. Хёнджин тянется вперёд, пытаясь поймать такие желанные сейчас губы. Их мягкость сводит с ума, до оглушительного крика в голове и дрожи в коленях. — Расставь ноги, принцесса. — Заставь, — Хёнджин сдерживает крик, рвущийся наружу. Они впервые говорят за последние минуты. И это ощущается так странно. Хвана подбрасывает в воздух, когда его бьют ногой по лодыжке, отчего ноги буквально сами разъезжаются, и он чувствует себя тряпичной куклой в опытных руках кукловода. И этот самый кукловод сейчас готовится вынуть из него душу. — Ты пахнешь, — над ухом Хёнджина слышится рычание, — великолепно — Йен-а, пожалуйста, сделай. Сделай это. Хван лепечет, плотнее ногой обхватывая чужое бедро в воздухе. Произносить имя старосты так неформально, когда они оба возбуждённые, готовые перейти черту в туалете их общежития, — сносит голову. И Чонину тоже, он срывается, отпуская свои желания. Чонин отпускает руки Хёнджина, торопливо разбирается с ширинками и пуговицами, продолжая покрывать поцелуями каждый доступный ему миллиметр кожи, пока ногой отталкивает штаны и бельё куда-то подальше. — Принцесса, — шёпот опаляет ухо Хвана, — громче. Будь громче. Чонин чувствует пальцами какой Хёнджин уже мокрый и готовый принять его. По ягодицам парня обильно течёт смазка. Её так много, что Чонин не сдерживается от чёткого желания почувствовать запах молочного шоколада не только на коже, но и на языке. Хёнджин вскрикивает, когда его резко переворачивают лицом к стене; и шершавый язык глубже толкается, слизывая смазку с упругих стенок. К нему присоединяются пальцы, утопающие в смазке. Хвана не нужно растягивать, он сразу принимает в себя три пальца. Закатывает глаза и в исступлении стучит кулаком по поверхности, когда Чонин резко их вынимает. Терять сейчас самообладание кажется очень правильным и абсолютно нормальным. — Йенни, пожалуйста, — отчаянные мольбы разрезают глухую тишину. — Господин Староста, — Чонин давит ладонью на поясницу Хёнджина. Головкой члена проводит между расслабленных ягодиц. — «Пожалуйста, Господин Староста». Повторяй. — Пожалуйста. — Обращение, принцесса. — Пожалуйста, Господин Староста, — Хёнджин плачет, чувствуя давление, а затем снова пустоту. Чонин входит размашисто одним движением. Толкается быстро, пока Хёнджин глотает стоны под ним. Запах шоколада тягучий, слишком сладкий, тяжело ложится на кожу, — Чонину нравится это безумие. Они меняют позу, чтобы видеть лица друг друга. Чонин держит в воздухе ногу Хёнджина, подушечками пальцев ощущая как напряжены все мышцы парня. Движения становятся более резкими и хаотичными, отчего Хван готов сознание терять. Внутри у него всё скручивается и воет от удовольствия. — Глубже, Господин Староста, — запах мяты горчит, раздражает рецепторы своей резкостью. — Пожалуйста. Звуки, которыми наполняется комната, кажутся оглушительными. Они будто громче музыки в зале; перекрывают её, пока Чонин выбивает чужие стоны и сам же их копирует, ощущая скорую разрядку. Чонин видит как пошло открываются пухлые искусанные губы парня в стоне и в желании сказать что-то, но ещё одно обращение он точно не выдержит. Его рука камнем падает на шею Хвана, сжимая её так, что точно останутся очевидные следы от пальцев и ладони. Это будет выглядеть дико сексуально на бледной шее футболиста. Хриплые стоны вырываются из груди Хёнджина. Ему дико нравится подчиняться и ощущать как сильные пальцы сжимают его кожу. Перед глазами всё плывёт разноцветными пятнами. Он обмякает в руках Чонина, когда тот делает последние толчки, изливаясь внутрь. Чувствовать как собственная сперма смешивается с природой смазкой омеги и глубоко проникает внутрь, пачкая чужие ягодицы, — нечто невообразимое. То, что перед ним омега, Чонин понял, ещё когда они танцевали, сплетая их тела воедино. Всё нутро старосты всегда кричало, что с Хван Хёнджином что-то не так. Эта новость ошеломит всех, станет местной сенсацией, но её Ян хочет оставить только для себя. Как и футболиста, слабо цепляющегося за его плечи. Когда Хёнджин приходит в себя после сильного оргазма, он всё ещё ужасно слаб и так же пьян. Но осознание произошедшего наотмашь бьёт по лицу; ощущается больнее, чем рука Чонина на шее. — Ты знаешь, — не вопрос, а констатация факта срывается с губ омеги. — Мне очень жаль. Я правда… — Не знаю, о чём ты, — Чонин сдувает чёлку с глаз. — Я только знаю, что ужасно хочу съесть плитку мятного шоколада. Хёнджин замирает. Всё ещё находясь в объятиях Чонина, он не может перестать думать о его руках и губах. О том, как его вылизали и давили ладонью на поясницу, чтобы он больше раскрылся. И он точно не забудет как Чонин с трепетом произносил «Принцесса». — Поделишься? — После того как я слижу с тебя текилу, принцесса. Ночь безумия ещё не окончена.