Птичка певчая

Проклятая печь, в которой грелись чудовищного вида инструменты присяжного палача, дышала в лицо адским багровым пламенем и жаром. От него горели щеки, трескались запекшиеся губы, липли ко лбу выбившиеся из косы волосы. Сама коса – длинная и толстая, аккуратно сплетенная – лежала на плече. Регулус пытался вспомнить, кто ее заплетал, но никак не мог. Думать мешала боль, от которой он всеми силами старался отстраниться. Болели связанные веревкой и притянутые к свесившемуся с потолка крюку запястья. Болели плечи, которые эта неловкая мучительная поза почти выворачивала из суставов. Наконец, страшно болела спина. И, кажется, ничто не могло положить предел этой боли. −Твое упрямство не делает тебе чести. – негромко проговорил за спиной знакомый голос, и Регулус с содроганием узнал Санташа. −Что тебе нужно от меня? – сквозь зубы процедил Регулус, с трудом выпрямляясь и приподнимаясь на носки босых ног, чтобы хоть как-то облегчить участь рук. Обнаженной спины коснулись широкие горячие ладони. Жадно огладили вдоль хребта – от основания шеи и ниже. От этого прикосновения по коже пробежали мурашки, словно по спине проползло какое-то отвратительное насекомое. Проворные пальцы прошлись по поясу штанов, чуть приспуская ткань. Пробрались под нее, сжимая ягодицы. −Ты. – чужое дыхание коснулось уха, и Регулус, насколько позволяла веревка, отстранился. – Мне нужен ты, колдун. Без остатка. −Нет. – тихо, но твердо отозвался Регулус. – Твоя цепь не удержала меня. Думаешь, веревка удержит? −Удержит. – негромко рассмеялись над головой. – Очень жаль, что я не услышу твое пение. И все-таки нашей прошлой встречи мне хватило с лихвой. Чужое тело, высокое и крепкое для священника, прижалось к спине. Большая ладонь обхватила шею. Сдавила так, что в глазах потемнело. Регулус забился в этой хватке, судорожно приоткрыл рот, пытаясь сделать вдох. Санташ только этого и ждал. Губы больно разомкнуло что-то продолговатое железное, вгрызлось в уголки рта, не давая говорить. Щеки охватили тонкие ремни, туго затянутые безжалостной рукой на затылке. Регулус запрокинул голову, стиснул зубами это железо и, наконец, понял, на что оно было похоже. На удила. −Не сломай зубки, птичка. – жарко прошептали ему на ухо, почти касаясь раковины губами. – Они у тебя красивые. Санташ отступил на несколько шагов, и Регулус страшным усилием воли заставил себя перевести дух. Нет, этот дьявол одними удилами не ограничится. У него наверняка есть в запасе еще какая-нибудь мерзость. Ждать, слыша за спиной только невнятные шорохи, было страшно. Оборачиваться, неудобно выворачивая шею, еще страшнее. Жадный алчущий взгляд на себе Регулус и без того ощущал всей кожей. Характерный свист он узнал в мгновение ока и даже успел подготовиться к боли. Стиснул в зубах грызло, но смолчал, когда спину наискось будто огнем полоснуло. Так же молча снес второй удар – чуть ниже первого. Третий лег внахлест, но кожу пока не повредил. Смолчать удалось. Устоять неподвижно – нет. Тело невольно изогнулось, попыталось уйти от боли. Стертые веревкой запястья полыхнули болью. Им вторили плечи. Кнут свистнул еще раз, и боль растеклась от правого плеча к пояснице. Вот сейчас кожа лопнула. По спине потекла кровь. Регулус до хруста позвонков изогнулся в путах. Рот тоже наполнился железным вкусом крови, но ни единого звука из него не вырвалось. Спины вновь коснулась жадная настойчивая ладонь. С силой провела по следам от кнута, пачкаясь в крови. Переползла на бок, к еще заметному рубцу ожога, огладила этот след прошлой встречи, легла на судорожно дрогнувший живот, притягивая к себе, прижимаясь к пояснице недвусмысленной твердостью. −Регулус-Регулус… Видел бы ты себя сейчас. Зрелища развратнее еще не являлось ни одному служителю Церкви. Неужели ты не подаришь мне хоть один стон? Регулус тряхнул головой, рванулся, пытаясь хоть так уйти от этих мерзких прикосновений, от этого голоса. От боли. Ужасно хотелось ответить Санташу что-то колкое в ответ. Но этот мерзавец умудрился обуздать даже такое сопротивление. Перепачканная кровью рука легла Регулусу на подбородок, безбоязненно огладила разомкнутые губы. Удила не давали сжать челюсти и хотя бы укусить. Санташ отстранился и снова взмахнул кнутом. Уже оставленные им раны, к тому же потревоженные грубыми прикосновениями, драло и пекло, словно в них соли насыпали. Горячо и липко текла кровь вперемежку с потом. Регулус молчал, прижимаясь лбом к собственному предплечью, хотя закричать хотелось невыносимо. Еще спустя пару ударов Санташ отбросил кнут и вновь прижался всем телом, зарываясь лицом Регулусу в растрепавшиеся волосы и жадно вдыхая их запах. Его руки огладили вздрагивающие бока, перебрались на ходящую ходуном грудь. Больно стиснули и оттянули соски. Пробрались ниже, сжимая сквозь ткань штанов мягкую плоть. −Регулус… − глухо и страстно выговорил Санташ. – Регулус… Его голос вдруг дрогнул и исказился, как луч света в круглом многоцветном витраже. Регулус вскинул голову, торопливо пытаясь припомнить, где он видел такой витраж. Жадные настойчивые губы терзали его шею грубыми поцелуями вперемежку с укусами, но он не обращал на них внимания. −Регулус! – нет, этот голос определенно принадлежал не Санташу. Регулус вздрогнул всем телом, когда спину опять окатило жаркой волной боли. И, наконец, вспомнил. −Люсид. – одними губами выговорил он в ответ. И распахнул глаза, вскидываясь и едва не слетая на пол с узкой кровати. Теплая надежная рука, обняв за пояс, удержала его от падения. Большие голубые глаза Люсида, густо-синие в тусклом предутреннем свете, смотрели тревожно и внимательно. −Это сон, Регулус. – прошептал Люсид, крепче обнимая тяжело дышащего Регулуса и притягивая его к себе. – Просто сон. −Нет. – с трудом ворочая языком и все еще чувствуя во рту металл крови и удил, выговорил Регулус. – Нет… Он ищет меня. Он знает, как меня достать… Ладонь Люсида оказалась у Регулуса на спине между лопатками, там, где нехотя таял призрак пригрезившейся боли. −Он никогда до тебя не доберется. – пообещал Люсид, касаясь губами влажного от пота виска Регулуса. – Слышишь, Королек, никогда. Я не отдам тебя ему. Регулус глубоко вдохнул, успокаивая бешено бьющееся сердце, и поднялся на локте, сбрасывая с себя обнимающую руку. Жадно вгляделся в выученное до родинки над верхней губой лицо. Отвел со лба Люсида темные встрепанные волосы. −Всего меня бери. – еле слышно выдохнул Регулус, отбрасывая за спину косу. – Только никому не отдавай. И торопливо, как умирающий от жажды, впился в губы подавшемуся ему навстречу Люсиду. Отбросил сбившееся одеяло, огладил ладонью обнаженный бок, бедро. Коснулся пока еще мягкой плоти, сжимая в кулаке и медленно оглаживая. Люсид негромко застонал, отзываясь на ласку. Его ладонь легла Регулусу на шею. Пальцы вплелись в волосы на затылке. Потом перебрались на спину, гладя так бережно и невесомо, словно там и правда были истекающие кровью отметины от кнута. −Королек… − мягко и бесконечно нежно выговорил в ответ Люсид, касаясь поцелуем гладкой смуглой щеки, собирая губами скатившуюся из уголка глаза одинокую слезу. – Моя певчая птичка… На узкой кровати было совсем немного места, но Регулус змеей скользнул вбок, укладываясь на спину и с удивительной для его невысокой изящной фигуры силой почти роняя Люсида на себя и приглашающе разводя колени. Люсид помедлил, поднимаясь на локте и переводя глаза на передвинутый в изголовье кровати столик. −Все хорошо. – понял его взгляд Регулус. – Ты можешь так... Между широких темных бровей залегла хорошо знакомая складка. Чуткие осторожные пальцы лекаря огладили левое колено с детским светлым шрамом, внутреннюю сторону бедра, коснулись все еще растянутого и влажного после прошлой близости входа. Регулус обхватил лицо Люсида, заставляя взглянуть себе в глаза. Улыбнулся, даже в сумраке разглядев выражение нерешительности и опаски. −Ну же. – поторопил он. – Пожалуйста… И звонко протяжно застонал, когда Люсид его все же послушался и медленно толкнулся вперед, раздвигая крупной каменно-твердой плотью тугие горячие стенки. Вошел до середины, задержался на мгновение и тут же вышел, вырвав у Регулуса новый, в этот раз разочарованный стон. До столика Люсид все же дотянулся, звякнул флаконом масла, плеснул немного себе в ладонь, смазывая плоть, и вошел снова. В этот раз резче и увереннее. Регулус обхватил его ногами за бедра, не давая больше отстраниться. Напряг крепкие мышцы танцовщика, оплел собой, в ужасе от одной только мысли, что Люсид может вдруг… Исчезнуть. Широкие прохладные ладони легли поверх его раскинутых по постели рук. Пальцы переплелись. Щеки коснулись мягкие полураскрытые губы. Регулус вскидывал бедра, встречая каждый толчок, выгибался под тяжестью придавившего его тела, сходя с ума от жара, от этой тяжести, от почти болезненного трения зажатой между их телами плоти, от неотвратимо затягивающегося внизу живота сладко ноющего чувства. Кажется, он что-то говорил. Но совершенно не помнил, что и на каком языке. В келье стремительно светлело. Над Парижем вставало солнце нового дня. Все окрестные гаргульи наверняка покраснели от шума, доносившегося из кельи отверженных – Ласточкиного гнезда. Люсид толкнулся вдруг так долго и правильно, задевая что-то внутри, что под веками вспыхнули искры. Регулус стиснул его пальцы, застонал, пытаясь хоть так выразить это неотвратимо накатывающее чувство. И забился в долгих сладких, душу вынимающих судорогах, успев, однако, почувствовать, как Люсид следует за ним, услышать, как шепчет прерывающимся голосом куда-то Регулусу в щеку: −Королек… Любовь моя. Выдохнуть в ответ получилось только одно: −Mon coeur…