ИрискиSS

      Вы верите в рождественское чудо?       Вот Пак Чимин — нет. Он скептик по натуре. Однако, это не мешает ему зарабатывать на таких вот романтиках, что ежегодно ждут Рождества, чтобы скупить всё блестящее, милое, и обязательно парное. Он, конечно, не владелец рождественской лавки, но кое-что парное тоже может предложить: уроки танцев. Он арендует уже около полугода в высотке, что в центре Сеула, напичканную тьмой различных офисов, магазинов и кафе, студию для занятий. И в канун Рождества, так же, как и все вокруг, организует листовки с акционным предложением: посетить урок вальса бесплатно.       Закончив очередное вечернее занятие, Чимин спускается на два этажа ниже, забирает из типографии свеженапечатанные флаеры и устало плетётся к лифту на одиннадцатом этаже, как вдруг телефон оповещает о входящем звонке: «Тэ ❤».       Тэхён, его закадычный друг, работает на семнадцатом — в самом типичном офисе, где обстановка угнетает обилием черно-белого, тестостероном и серостью лиц. Правда, серость — это не про Тэхёна. Про Тэхёна — это смесь ядерного, вырви глаз, насыщенного цвета и неудержимой энергии. Пак всегда удивлялся, как того угораздило ограничить себя клерковскими рамками и удавкой на шее, но Тэхён на это лишь игриво усмехался и говорил — чем глубже ночь, тем ярче сияет звезда.       — Ты ещё не ушёл? — не успев поприветствовать друга, слышит в трубке Чимин.       — Как раз собирался, — отвечает, — вот, подхожу к лифту.       — Может, пропустим по стаканчику? Я ужасно зол и голоден. Мне срочно нужна огромная порция самгёпсаля и бутылочка соджу. А может и две, — Пак слышит усталый выдох в трубке.       — Всё так ужасно? — не без улыбки уточняет, зная о склонности друга преувеличивать. Тот угукает. — Тогда я подожду тебя внизу, лифт прибыл.       Двери открываются и он проходит внутрь, на ходу отключая телефон и просматривая уведомления из соцсетей. Лифт полупустой: большинство офисов с верхних этажей заканчивают работу в семь, сейчас уже почти девять. Пак спокойно разворачивается лицом к выходу и кладёт телефон в свою большую сумку, что висит на плече, а после начинает гипнотизировать убывающие цифры на табло. Всего четыре этажа и лифт снова останавливается. А дальше — Чимин толком и опомниться не успевает, как бурным потоком посетителей торгового центра, что, по всей видимости, закрывается в девять, его придавливает к стенке лифта. Или не к стенке? Чувствуя тепло, а после и мягкость чего-то своей оголенной кожей рук, накинуть толстовку он не успел, Пак понимает — его приплющило определённо к человеку и, судя по плоскости, что вздымаясь, касается его лопаток, это мужчина.       — Простите, — шепчет он вполоборота, при этом пытаясь выдернуть свою сумку с новёхонькими листовками из тисков впереди стоящих грузных мужчин. Рывок оказывается слишком резким, и его локоть угождает прямиком в рёбра позади стоящего.       — Ох, — коротко раздаётся прямо над ухом Чимина. И снова он просит прощение, а после покрепче прижимает сумку к себе, насколько позволяет пространство, и замирает, боясь навредить ещё кому-нибудь.       Двери лифта наконец закрываются и он трогается. Как и все в нём: мужчины, стоящие впереди Пака, по инерции наваливаются, прижимая того ещё теснее к кашемировому бедолаге. Почему кашемировому? Пусть Чимин и не силён во всех этих текстильно-швейных делах, но ткань свитера его подушки безопасности настолько приятная к телу, что «кашемировый» — это первое, что приходит на ум. Извиняться в третий раз смысла, очевидно, нет, он просто выдыхает и позволяет себе даже прикрыть глаза, пытаясь успокоиться. И это работает: шум вокруг отходит куда-то на второй план, ощущение мягкости и тепла под кожей обостряется, а потом… в нос ударяет сладкий, не приторный, но достаточно сильный запах карамели. Нет, не карамели. Слишком нежный — сливочный! С нотками банана? Он непроизвольно сглатывает вмиг скопившуюся слюну, затем слегка поворачивает голову и убеждается в том, что манящий запах исходит от Кашемирового — тот определённо что-то жуёт. Последний приём пищи у него был часов семь назад — неудивительно, что в следующее мгновение в животе отозвался изнывающим воем прожорливый кит.       — Простите, — шепчет всё же в третий раз Пак за спину, — это у вас ириски? — не сдерживается, любопытствует.       — Угу, — снова раздаётся над ухом.       Мужчина за спиной начинает немного ёрзать, будто пытается встать поудобнее. Чимин как может сжимается, ибо отодвинуться совсем не представляется возможным, а после чувствует прикосновение к ладони. Это что, его сейчас домогаться будут? Он слегка дёргается, но шелест фольги между пальцами заставляет вновь замереть.       — Сливочные ириски с банановой карамелью, — мурлычет Кашемировый негромко на ухо, вкладывая две конфеты в руку Пака.       И отчего-то в этот момент Пака затапливает волной тепла, словно тягучая карамель, обволакивает, нежно растекается, заставляет дыхание сбиться и снова прикрыть глаза. Незнакомец в тесном лифте угощает сладостями, а он тут лужицей растекается — Пак Чимин, да вы извращенец! Именно так сказал бы Тэхён. Но… Сладости до одури вкусно пахнут, касания нежные, бережные, а голос настолько приятный, что мурашки на коже до сих пор по стойке смирно. Он бы даже не удивился, если бы его карамельная палочка начала заинтересованно дёргаться вместе с беллс, что уже давненько джингл.       Лифт останавливается буквально на каждом этаже, что в иной раз показалось бы вечностью, но сейчас, когда пищание и голос из динамика оповещает о прибытии на первый этаж, Чимин как-то разочарованно вздыхает — он готов был вечность нежиться на кашемировой груди. Люди медленным, но сумбурным потоком вываливаются, попутно толкаясь, вынося, в том числе и Чимина из кабины лифта. И только сейчас, остановившись посреди холла, он понимает, что даже не поблагодарил ирискодарителя. Он оборачивается обратно к лифту, крутит головой по сторонам и замечает лишь одного похожего под описание «кашемировый» — темноволосый мужчина в белом свитере с рисунком двух черных пингвинов на спине, что определённо милуются, судя по сердечку между их клювиками, и черным пальто в руке направлялся прямо к выходу. Он было дёрнулся за ним, но внезапно закинутая ему на плечо рука его друга остановила.       — О, мой свет в конце туннеля, я таки выбрался из ада, — театрально взвыл ему на ухо Ким Ясно Солнышко Тэхён. Замечает отстранённость друга и пытается проследить за его взглядом. — Ты чего это?       — Последние пять минут я провёл в раю, — всё ещё глядя куда-то, но не на Кима, отвечает Пак.       Тот хмурится, оборачивается к лифтам и вновь возвращается взглядом к другу.       — Тебе что, отсосали прямо в лифте?       Пак поворачивает голову, смотрит в упор на совершенно невозмутимое лицо Тэхёна и тихо фыркает.       — Лучше.       Он поднимает сжатую в ладонь кулак и являет на свет, разворачивая ту, две конфеты в блестящей фольге.       — Две конфеты за минет? — не унимается Ким. — А ты развратник, однако.       — Боже, Тэхён, — Пак прикрывает его рот ладонью и толкает к выходу. — Пора бы тебе уже найти сочную задницу и дать выход своей нерастраченной сексуальной энергии.       — Думаешь, это так просто?! — уязвлённо пищит. — Босс завалил годовыми отчётами, говорит, до Рождества, чтобы были у него. А до Рождества всего три дня! Я так устаю, — тяжело вздыхает, медленно пятясь и наблюдая, как Пак натягивает чёрную утеплённую овчиной толстовку.       — Осто… — пытается остановить друга Пак, но тот спиной натыкается на чьё-то плечо, — …рожно.       Ким перепугано оборачивается с намерением извиниться, но его опережают:       — Господин Ким, будьте внимательнее, — молодой человек, что также направлялся на выход, придержал его и с блаженной улыбкой похлопал того по плечу.       — Это кто? — полюбопытствовал Пак, слегка вытягивая голову вслед за удаляющимся парнем. — Коллега? Ничего такой, — он ещё раз прошёлся взглядом по статной фигуре. — И задница что надо.       Ким на это лишь задушено фыркнул:       — Тощие задницы не в моём вкусе.       А после, рывком поправив твидовое пальто серого цвета, бодрым шагом покинул здание.       Уже опрокинув третью стопку крепкого напитка, не дождавшись пока зарумянятся на гриле аппетитные кусочки отборной свинины, Тэхён созрел для исповеди и как на духу выложил всё о стажёре, что уже как две недели продохнуть не даёт. Да-да, Чон засранец Чонгук без году неделя как окончил университет, а уже пристроился в их престижную конторку и задался целью свести со свету Ким Ясно Солнышко Тэхёна. И всё бы ничего, он ведь пришёл опыта набираться, но у них в штате как минимум восемь бухгалтеров, которые с превеликим удовольствием могли бы ему помочь. Но нет, он намеренно третирует Кима, что и так в чёрном списке босса из-за вечных искромётных подъёбов относительно внешнего вида — взаимных, на минуточку! И вот сегодня, когда босс в очередной раз скинул годовые на его хрупкие плечи, что созданы для Gucci, Celine, Louis Vuitton, но никак не бумажной волокиты, этот ушлёпок притащил свой зад с очередным вопросом. Ким потратил по меньшей мере два часа, чтобы попытаться разложить тому всё по полочкам, а после, да, есть грешок, не сдержался и проорался относительно его умственных способностей. Да так, что весь офис на мгновение погрузился в абсолютную тишину, и это конечно же не осталось незамеченным боссом. Тот в свою очередь не так экспрессивно, но достаточно громогласно отчитал Кима за его недальновидность, расхлябанность, несдержанность и вообще во всех смертных грехах, мол, чуть до слёз не довёл молодого специалиста, ирод. Вот поэтому-то Ким и засиделся на два часа дольше положенного.       — А потом он мне улыбается, как ни в чём не бывало, — фыркает Ким и опрокидывает четвёртую стопку.       — Может ты ему симпатичен? — Пак аккуратно переворачивает скворчащее мясо, забрасывая в рот при этом кусочек кимчи.       — Пфф, нет уж, спасибо, — Ким сам себе отчего-то улыбается, зарывается пальцами в копну чёрных волос, а после резко меняет тему: — Так что там с ирисками? Кто-то подобрал ключ к твоему сердцу?       — Ты же знаешь, я не жалую сладкое, — Чимин вынимает конфеты из кармана и кладёт на стол, — но их запах такой потрясающий.       Тэхён, долго не думая, а может не думая вообще, выхватывает одну, мигом разворачивает и бросает в рот.       — Эй! — Пак возмущённо выкрикивает, таращась необычно круглыми глазами — он в бешенстве.       — Вкусно, — бормочет Ким, медленно смакуя сладость и никак не реагируя на недовольную моську друга. — Прям очень. Думаю, это ручная работа, — подытоживает.       Пак несколько сбит с толку, но на всякий случай прячет вторую конфету обратно в карман.       — С чего ты взял? — тише и с недоверием.       — Вкус не фабричный, да и на обёртке логотип, — не смотря на приличный градус в крови, выдаёт ровным тоном, затем протягивает фантик и надменно вскидывает бровь.       — «Sweetie kitty», — читает Пак, — звучит как название магазина для взрослых, — он поднимает взгляд на Кима и они вместе начинают смеяться.       — Ох, Чимини, тот кто тебе это всучил, явно на что-то намекал, — не унимаясь, гогочет Ким.       — Ну, если учесть то, как я к нему прижимался… — Пак невинно растягивает губы в улыбке, а Ким затихает и прислушивается. — И буквально тонул в тепле его тела, а ещё этот запах…       — Так, всё, достаточно, — Ким прерывает его, — я понял, что ты извращенец.       

***

      Своё первое кафе Мин Юнги открыл ещё в прошлом году. «Sweetie kitty» — место, где можно выпить кофе, насладиться домашней выпечкой и десертами ручной работы. Его логотип, как и название, помогла разработать… пятилетняя племянница, нарисовав шерстяной комочек с конфеткой в центре и назвав сие произведение милой кошечкой. Мин поразмыслил и сделал ход конём.       И вот уже как две недели он является владельцем двух таких чудесных заведений. Его десерты действительно пришлись по вкусу многим, а название как нельзя кстати привлекает избирательных покупателей, что жуть как любят тратить на что-то необычное, особенно в преддверии новогодних праздников.       Составив список всего того, чем необходимо будет заполнить полки завтра, раздав поручения и навернувшись на свою же чашку кофе, он спешно покидает кафе, поскольку на вечер запланирована ещё одна встреча. Лифт прибывает довольно-таки быстро, и Мин выдыхает с облегчением, располагаясь у задней стены. Когда двери лифта распахиваются этажом ниже, он невольно поднимает взгляд и цепляется за фигуру необыкновенно стройного, подтянутого и очень привлекательного парня, что слегка выпятив губы копошится в телефоне. Тот разворачивается к нему спиной, прячет телефон и так же с облегчением вздыхает, поднимая после взгляд вверх на табло. Ноги, обтянутые синей джинсовой тканью, что так выгодно подчёркивала крепкие бёдра и ягодицы, просторная белая майка без рукавов, что открывала вид на такие же подтянутые руки, и взъерошенные слегка волосы — вероятно, свежевымытые и наспех высушенные. Красивый. Он мечтательно прикусывает свою нижнюю губу и вынимает из кармана брюк одну из припасённых для Чанхи, его племянницы, ирисок. Забрасывает в рот и продолжает рассматривать столь манящий объект. Замечая объёмную сумку, Мин делает вывод, что парень, вероятно, после тренировки. А когда четырьмя этажами ниже его буквально придавливает этим симпатягой, он убеждается в своих догадках — парень определённо недавно побывал в душе: сладкий аромат макадамии, исходящий от его тела, вызывал сильное желание зарыться носом в тёмную макушку, а после спуститься ниже и лизнуть за ухом. Но Юнги лишь активнее разжёвывал ириску, продолжая жадно вдыхать. Впередистоящий извиняется, дёргается, мешает сосредоточиться на аромате, а в следующее мгновение ещё и несильно, но весьма ощутимо ему прилетает локтем в ребра. Мин не сдерживается, короткое «ох» вырывается изо рта, а после паренёк снова жалобно просит прощение — до чего же он милый. Юнги вдыхает поглубже, пытается вернуть ощущение покоя, что достаточно трудно сделать интроверту среди невообразимого скопления людей. И — о чудо! — парень замирает и как-будто бы растекается на его груди, ластится.       И тут до него доходит: всё дело в свитере, что аджума Сэгён, работающая у него в кафе, любезно предложила вместо испорченной пролитым кофе рубашки. Брендовый кашемировый свитер, что она приобрела в подарок своему сыну, пришёлся как нельзя кстати, вот только рисунок малость подкачал: надевать что-то такое в канун Рождества не зазорно, скорее наоборот, но… будь на свитере хотя бы один пингвин, а тут двое, да ещё и милующихся. Поэтому Мин, обладающий резвостью ума и смекалки, надел его задом наперёд — и вуаля: теперь, надевая сверху пальто, на нём был обычный, ничем непримечательный белый свитер.       Наверное, в любой другой день подобное его не просто возмутило бы, а привело в бешенство, но прямо сейчас он был благодарен Судьбе, аджуме и даже этим толстосумам с грудой пакетов, что по инерции ещё сильнее придавили горячее тело к нему. Он откровенно наслаждается, а когда слышит очередное «простите», что слышится как-то интимно, с придыханием, возбуждение волной проносится по телу. Всё, на что его хватает, так это угукнуть, а после вспоминает, что в кармане припрятаны сладости. Как можно аккуратнее вынимает и протискивает в ладонь парня. Тот ощутимо напрягается.       — Сливочные ириски с банановой карамелью, — шепчет на ухо, едва не касаясь того губами. А под пальцами разливается тепло. Хочется сжать небольшую ладонь, уткнуться носом в ароматную шею, обхватить другой рукой за талию, сильнее прижаться, потереться своим… Твою мать! Лифт предательски распахивает двери на первом этаже, а Мин Юнги готов скулить: то ли от того, что ещё этажа два и его посчитали бы извращенцем, что спустил в штаны на свои же фантазии, то ли от того, что сделать он этого так и не успел.       Люди потоком сносят полюбившийся запах макадамии, оставляя позади разгорячённого мужчину, что порывисто стягивает пальто — нужно немного остыть. Когда кабина наполовину пустеет, Юнги замечает яркое пятно на полу: мусор, не иначе. И он бы прошёл мимо, однако лучезарная улыбка парня, чьё фото изображено в уголке листовки, останавливает. Он подхватывает флаер и убеждается: макадамия с крепким орехом — Пак Чимин, преподаватель по танцам с пятилетним стажем. Он напрочь забывает, что на его спине всё ещё красуются два клювика, так и выбирается из лифта. Ищет в толпе парня, а когда замечает, разочарование крепкой хваткой стискивает грудь: рядом с его мальчиком, по-хозяйски закинув руку тому на плечо, стоит высокий парень в сером пальто и что-то щебечет на ухо.       Флаер смятым отправляется в ближайшую урну, а Мин Юнги — на выход.

***

      Утро следующего дня приветствует Тэхёна трелью будильника и головной болью — а потому что закусывать надо!       Похмельный суп ему сварить некому, посему рабочий день он начинает с крепкого кофе и аспирина. А вот когда замечает на горизонте Чон вероятно влюблённого засранца Чонгука, в голове сразу проясняется, и он вспоминает то, что пришло в его светлую, но пьяную голову.       — Чонгуки, — нараспев окликает стажёра, — доброе утро, — растягивает губы в слащавой улыбке. Тот на секунду теряется, но всё же отвечает на приветствие. — Кофе будешь?       Тэхён наливает из кофейника свежесваренный кофе, бросает пару кубиков сахара, добавляет немного сливок и протягивает Чонгуку. Тот смотрит заворожённо на старшего, охреневая малость от происходящего, затем опускает взгляд в чашку и выдаёт:       — Простите, сонбэ, но я пью без сахара и сливок, — непонимающе хлопает своими большими ресницами.       — Я знаю, — он возвращает чашку себе, выдвигая вперёд другую — с напитком без добавок. — Такой кофе нравится мне, — он делает глоток, выжидающе глядя на Чонгука. Тот принимает чашку, тихо благодарит и больше ничего, поэтому Ким продолжает: — А ещё бизнес-ланчи из «Omelas» и вот эти ириски, — он вынимает вчерашний фантик и кладёт перед Чоном. Головная боль отступила, настроение на высоте, а один Чон Чонгук претендует на звание хорошего мальчика, если сделает правильные выводы — вот теперь можно пойти и поработать. Довольный собой, он поднимается и вместе с кофе удаляется к своему рабочему месту.              Удивительно спокойное утро, вплоть до самого обеда его никто не беспокоил по пустякам — лепота. И вот сейчас, встретившись в излюбленном кафетерии на пятнадцатом, Ким обедает в компании друга. По средам у Чимина занятия начинаются во второй половине дня, поэтому его слишком уставшая физиономия кажется Тэхёну подозрительной.       — Что с лицом? Всю ночь фапал на ириски? — не без сарказма интересуется.       — Да иди ты, — вяло парирует Пак. — У меня такое впервые, он как будто поселился в моей голове — бесит. Заходил в лифт сейчас и придержал дверь курьеру с коробками, тот мне «спасибо», а у меня мурашки по коже, слышится его голос, а ещё запах ирисок… Я похоже с ума схожу, — буркнул напоследок, отправляя в рот вилку с салатом. — А ты чего не ешь? И светишься так, что тоже бесишь…       — Я уже пообедал. Чонгук угостил ланчем из «Omelas», — обыденным тоном ответил Ким.       — Чонгук что? — дожевав, с выпученными глазами переспрашивает, хотя со слухом проблем отродясь не было.       — Ну, — тянет Тэхён, окидывая взглядом новогоднее убранство зала, — я ему немного намекнул, как ухаживать за мной. А он парень сообразительный и находчивый, очевидно: понятия не имею, как ему удалось выстоять очередь и успеть урвать бокс, он, между прочим, ещё теплым был, когда Чонгуки его припёр.       — Так вы теперь типа встречаетесь?       — Я думаю над этим, — Тэхён игнорирует то, как после его слов прыскает от смеха друг, и продолжает: — отсосать на корпоративе или всё же пригласить к себе? — всё так же невозмутимо.       — Мне он показался хорошим мальчиком, — не переставая хихикать, говорит Пак.       — Значит, на корпоративе, — задумчиво кивает сам себе Ким. — Кстати! — и снова он сияет своей белозубой улыбкой. — У меня для тебя кое-что есть, — он вынимает из небольшого бумажного пакета коробку и кладёт перед Паком. — Теперь я знаю, где находится твой личный магазин для взрослых.       — Как ты их нашёл?! — Чимин неверяще смотрит на картонную коробку белого цвета со сливочными ирисками от «Sweetie kitty».       — Это тоже заслуга Чонгуки, — Тэхён упивается растерянностью друга, растягивая губы в самодовольной улыбке. — Двенадцатый этаж, в холле налево и прямо. А эту, — он забирает коробку, — я оставлю себе, мне тоже понравились. И в отличии от тебя, я их ем.       Чимин вскакивает, спешно вынимает пару купюр, чтобы расплатиться за обед, и улепётывает: до начала занятий не так уж и много времени осталось.       Кафе-кондитерская находится ровно там, куда послал его друг: небольшое, с виду очень уютное, обрамлённое нежно-розовым цветом и такой же вывеской. Он, с характерным «дзынь» колокольчиков на двери, проходит внутрь, чуть не наворачиваясь на стоящие перед дверью коробки.       — Добрый день, — его приветствует милая женщина, — впервые у нас? — очевидно, замечая растерянный взгляд парня, любопытствует аджума.       — Да, — робко с улыбкой отвечает Пак, подходя ближе к витрине.       — У нас есть пирожные, торты, зефир, карамель четырёх видов…       — Меня интересуют сливочные ириски с банановой карамелью, — перебивает Пак. Время поджимает, а тётушка, очевидно, хорошо знает и любит своё дело.       - О, — ничуть не обидевшись, — вам упаковать в подарочную коробку?       — Нет, спасибо, — всё так же с улыбкой отвечает Пак.       Он подходит к кассе, достаёт бумажник и наблюдает, как упаковывают его сладости. Колокольчики на двери вновь раздаются звоном.       — О, господин Мин, вам так идёт этот свитер, — щебечет женщина.       — Чанхи вчера точно также сказала, она была в диком восторге, разглядывая мою спину, — раздаётся за спиной Пака, а после хрипловатый смех. Чимина передёргивает — уж больно часто ему стал мерещиться один и тот же голос. Он осторожно оборачивается, замечает приумножившиеся коробки у входа, а после поднимает взгляд выше и замирает: на мужчине, что осторожно раскладывает коробки у стены, белый свитер с двумя черными пингвинами, что милуются, судя по сердечку между их клювиками.       — Возьмите ваш чек, пожалуйста, — окликает его женщина. — Спасибо за покупку, приходите ещё.       Кажется, Пак Чимин немного паникует: хватает пакет со сладостями и, не сводя глаз с пингвинов, делает выпад в сторону двери, но натыкается на коробки. Резко уходит влево, пытается перепрыгнуть, а в следующую секунду, перехваченный тем самым Кашемировым, оказывается прижатым к его груди.       — Ваш орех, конечно, ничуть не хуже тех, что в карамели, но я предпочёл бы, чтобы каждый из них остался в целости и сохранности, — доносится до ушей одного ошалевшего с перепугу Пак Чимина. А потом он чувствует чужую ладонь на своей правой ягодице — стыд-то какой! Подождите. Его задницу назвали орехом? Его задницу сравнили с орехом? Каким орехом: арахис, фундук или кешью? Хотя, нет, даже к старости Пак не намерен мириться с кешью!       Мысли явно скачут не в ту сторону, а ладонь его, меж тем, уже вовсю елозит по мягкой ткани на чужой груди, и будь Чимин кошкой, наверняка замурчал бы от удовольствия. Он, как ошпаренный, отскакивает от Мина, задевает стул позади и опять чуть не валится. После извиняется и несётся прочь — он уже наверняка опаздывает, так ведь?       — Чего это он как олень в рождественскую ночь? — вскинув брови, задаётся вопросом аджума Сэгён. Но Мин на это лишь ухмыляется, зарумянившиеся щёки одного Пак Чимина и тепло его ладони обо всём ему сказали.       Пак и вправду немного опоздал: группа детишек, стоя перед студией, весело гоготала на весь этаж, пока их родители малость негодовали. И если перед родителями пришлось чуть не слёзно просить прощения, то с детьми конфликт, которого они в общем-то и не заметили, улажен был тягучим наслаждением с дивным ароматом банана.       Следующим вечером Чимин вновь наведывается в кондитерскую — сладостей как и не бывало, нужно бы восполнить запасы, да и безумно хочется, пусть и на мгновение, встретиться взглядом с тем господином Мином, что кашемировый и очень красивый. В идеале, конечно облапать, стянуть с него свитер и утащить. Свитер или господина — Пак пока не решил.              — Добрый вечер.       — Добрый, — улыбчивая госпожа встречает его на том же месте. — Что я могу вам предложить?       — Сливочные ириски…       — С банановой карамелью? — понимающе так, будто они вечность знакомы.       — Ага, — кивает Пак, в ответ расплываясь такой же тёплой улыбкой. — И кофе, пожалуйста.       — У нас сегодня в продаже появился диетический торт «Мини», — стреляет в него игриво глазками аджума. — С банановым желе, — а это, очевидно, контрольный выстрел. А когда вынимает его из холодильника, Чимин понимает, что контрольный — это сам торт. Точнее его оформление: украшенный по краям солнечными герберами, а в центре маленькая фигурка танцующего человечка.       — Это очень красиво, — Чимин сглатывает скопившуюся вмиг слюну.       — О, уверяю вас, это и очень вкусно. Десерты от Мин Юнги — это истинное наслаждение, — со знанием дела наседает тётушка.       — Мин Юнги?       — Да, господин Мин автор всех этих сладостей и владелец кондитерских. Вы виделись с ним вчера, — она хитренько улыбается. — Он обычно перед закрытием приходит, но сегодня его не будет, — зачем-то уточняет. — Ну так что, упаковать вам кусочек?       — Я возьму весь, целиком.       Чимин не совсем понимает логику своих поступков, но зовёт друга в гости — торт есть не хочется, потому что красивый очень, но и дать ему испортиться — это высшей степени кощунство. А Ким такое просто обожает. И как только на его заднице это всё не откладывается, уму не постижимо.       — Ты решил себя поздравить с новым кинком? — первое, что говорит Тэхён при виде торта.       Пак на это лишь тяжело вздыхает, будто вся тяжесть мира на его плечах, затем достаёт другу ложку и придвигает к нему ближе торт.       — Я хочу его, — обречённо так.       — Ну так съешь, не вижу проблем. Воздержание ещё никого не делало счастливее.       И это, пожалуй, самый дельный совет. И пусть Ким об этом даже не догадывается, потому что чего-чего, а торта ему совсем не хочется.

***

      Сегодня тот самый день, когда Киму предстоит сдать все отчёты и с чистой совестью отправиться на корпоратив, а Паку провести тот самый бесплатный урок вальса.       И всё, казалось бы идёт как надо: он не опаздывает, народу приходит достаточно, атмосфера царит воистину праздничная. Но всё идёт по пизде, когда спешно распрощавшись со всеми, быстро приняв душ и поправив причёску, он, закрывая студию, ломает ключ прямо в замке. Ну что не так с его кармой?! Он смотрит на время: без десяти девять вечера — у него всего-ничего до закрытия кафе. Звонок мастеру и долгие минуты ожидания.       — Вам ещё повезло, что я не ушёл. Так бы пришлось ждать закрытия всех магазинов и офисов, а это считай до утра, — бормочет мастер, ковыряясь в замке.       — Спасибо, что так быстро пришли, я отойду на минут пятнадцать. Скоро вернусь, — кричит, убегая.       Он срывается к лифтам, но вспоминает, что в это время они перегружены — подняться на этаж выше будет быстрее по лестнице. Выбегает на лестничную площадку, поднимается всего на один пролёт и, тяжело дыша, останавливается: одним пролётом выше стоит не кто иной, как господин Мин Юнги. На нём сегодня нет уже так полюбившегося свитера. Белая рубашка и приталенные тёмные брюки смотрятся слишком хорошо, чтобы Пак наконец отмер и хоть что-нибудь сказал.       — Ты сегодня не пришёл, — первым заговаривает Мин.       — У меня… — Чимин кивает в сторону, взгляда при этом не сводя с объекта вожделения.       — Да, — Юнги спускается на пару ступеней вниз, — занятия, я видел листовку, — и ещё пару ступеней, пока не оказывается нос к носу с Паком. — Я соскучился, — говорит буднично, а самого кроет от желания прижать к себе и зацеловать от макушки до пяток.       Пак уверен, у него сейчас случился микроразрыв, потому что ощущение, будто вековая корка льда трещит и мелко осыпается со стенок его сердца.       — Это ведь был ты, там, в лифте, с ирисками? — Чимину жизненно необходимо удостовериться, что встаёт у него не на всех кашемировых с приятным баритоном, а на одного конкретного.       — Я, — мурлычет мужчина, носом потираясь о висок парня, так ярко пахнущий всё той же макадамией.       — Поцелуй меня, — прижавшись плотнее, шепчет Чимин на ухо, опаляя своим жарким дыханием.       Мин тут же находит его губы, слегка кусает за нижнюю, осторожно опускает ладонь за затылок парня, сжимает слегка волосы и целует. Так сильно, так страстно, точно оголодавший зверь. Пак ему не уступает, желание ничуть не меньше клокочет раскалённой лавой в груди, он рьяно отвечает, притирается всем телом, просит ласки, сам того до конца не осознавая. Первый стон не заставляет себя ждать, когда Юнги в порыве толкает его к стене и грубым поцелуем впивается в его шею, шумно втягивая носом воздух.       — Чёрт, — бормочет куда-то в шею. — Я через час должен быть на семейном ужине.       — Тогда может… — с губ едва не срывается непристойное предложение уединиться в его студии, в крайнем случае в туалете, если дверь ещё не починили, но…       — Едем со мной, — а вот это неожиданно. Резвый ум, да? Ход конём? Угу, Мин Юнги он такой. — Это ненадолго, поздравим родителей, а потом, — он снова жадно сминает губы Чимина, но куда нежнее, с оттяжкой, пробуя ещё и ещё, вжимает того в стену, лениво проезжаясь коленом по топорщащейся ширинке парня, — хочу приготовить тебе завтрак, — и хитренько так улыбается, хотя улыбка его сейчас больше походит на оскал хищника.       Пожалуй, не сломайся ключ, Чимин наверняка успел бы до закрытия кафе. И, вероятнее всего, ничего подобного не случилось бы, но… Что ни делается — всё к лучшему? Или это и есть его личное, сливочное, карамельное, сладкое рождественское чудо?