Сегодня, завтра и вчера

Не клевало. Он нахмурился в лёгкой досаде. «Смотри, Сяогэ нахохлился», — раздалось свистящим шёпотом за спиной. «Не дразнись, Тяньчжэнь», — ответило зловредному хихиканью басовитое укоряющее эхо. Хотелось вздохнуть и вправду надуться, как выразился У Се. Каждого в клане Чжан обучали выживать в дикой природе; носивший имя и титул Чжан Цилина обязан был быть лучшим. Он мог добыть пропитание даже посреди безжизненной пустыни… И всё же второй раз подряд оказывался побеждённым излишне осторожной рыбой. Впору было поверить в неудачное для рыбалки время и место и уйти дальше в горы, оставляя облюбованный берег в нераздельное владение Панцзы с У Се. Он любил своих людей. Даже если иногда они были слишком громкими. И распугивали всю живность на многие мили окрест. Он беззвучно фыркнул, вспомнив их возню в воде, в результате которой обоих пришлось загнать к наскоро разведённому костру на просушку — «Сяогэ, если староста увидит, нам впают штраф на бешеную сумму! Ты же член сельского совета, как так можно?». Осенние дни не были милосердны к человеческому здоровью; Сяогэ чётко знал свои приоритеты, и выбор между общественным неодобрением и простывшей ворчливой семьёй выбором не являлся. Конечно, дорогие ему люди не были такими уж хрупкими, но… Опыт безуспешных поисков ему не понравился. Перехватывающий горло, как удавка, страх — тоже. Если он мог сберечь их, позаботившись, он собирался сделать это. — Сяогэ, да ну её, эту рыбу! Ты ведь поймал по пути змею, а мы успели набрать разных травок. Соединим с грудинкой, что лежит дома, — пальчики проглотить можно будет! Панцзы умел уговаривать. Он обычно был тем, кто оттаскивал зачитавшегося У Се от книг, а ему напоминал брать с собой мобильник. Панцзы находил слова для всех — и для людей, и для распищавшихся в ожидании кормёжки цыплят, умея переупрямить любое сопротивление. У Се, в свою очередь, предпочитал подначивать, тыкать и изворачиваться, как будто имел в родственниках морских угрей. Он улыбался остро-сладко, подманивая невинно протянутой раскрытой ладонью, — и вцеплялся жадным репьём. Сяогэ обычно следовал за ними, как лодка — по воле ветров и течений. Они были его людьми; они были его семьёй и пристанищем. Он мог соглашаться с ними или затевать спор; это было одинаково хорошо. Но сейчас уступать не собирался. Гордость Чжан Цилина, глупая и просыпающаяся время от времени, толкала на безумства, подпитывая пробудившимся в последние годы желанием увидеть чужие улыбки. Он соскользнул с камня, на котором успел пригреться в тусклых лучах осеннего солнца, единым движением смотав и откинув назад бесполезную удочку, и с тихим плеском ушёл в воду с головой. Обеспокоенный оклик на два голоса согрел обожжённое прохладой лицо. Ему больше нравилось рыбачить с помощью инструментов — это расслабляло. Но, как всякий Чжан, он знал, как добыть несколько юрких рыбёшек голыми руками, не вспугнув при этом всю реку. Не прошло и пяти минут, как он опустил в ведёрко пару толстобоких сомов и одинокого краба, боевито щёлкающего клешнями в попытке отхватить наглые человеческие пальцы. Спокойно устроиться у огня ему не дали — в четыре руки содрали мокрую одежду и завернули в полупросохшие вещи, надёжно стиснув в объятиях для пущего тепла. — И кто тут теперь ещё дурит, а? — пробурчал У Се, удостоверившись, что он в порядке. — Посмотри на него, Панцзы: совершенно доволен собой! — Наш Сяогэ — добытчик, — в глазах Панцзы отражался костёр; казалось, привязанность и беспокойство в его взгляде мерцали в такт пламени. — Не пугай так своих стариков. Он коротко хмыкнул в ответ, не беспокоясь о понимании. В голове мелькнула короткая, почти мгновенно оформившаяся мысль позаимствовать в другой раз способ рыбалки у старого компаньона — Сяцзы всегда лучше умел впечатлять, чем он… Да, это было хорошей идеей на следующее лето. Пускай день идёт за днём, сменяются сезоны, а небо полнится то солнцем, то дождём. Сяогэ впервые не чувствовал тяжести времени, дрейфуя в его потоке, как рыба в воде. Он был счастлив. Пусть приходит холодная зима, расцветают почки весной и леса наливаются летним нефритом листьев — он примет их все, как подношения, мгновение за мгновением, каплю за каплей. Всё время этого мира, пока он не одинок.